Сгоревшие сказки

2. Номер второй. Звезда Сора выходила на сцену второй, в тихий после Танди и его предсказаний зал, чтобы стать бальзамом для потревоженных душ, которые теперь набирались смелости для того, чтобы после представления зайти в чёрно-белую палатку. Сора танцевала. Подбрасывала свой фиолетовый цилиндр так высоко, как только могла, и снова ловила его. Перебирала ногами. Кружилась и выгибалась. Делала то, что умела лучше всего – двигалась так, что все взгляды были прикованы только к ней. В фиолетовом цилиндре она прятала свой свет, на волосах её иногда оседала пыль, которую люди, конечно же, принимали за раннюю седину, но Соре было всё равно, что думают о ней люди. Она жила не среди них, хотя с первого взгляда, конечно, это было вовсе не так. Сложно сказать, кто ого нашёл первым: Сора Койота, или Койот Сору. Однажды Койот танцевал со звездой. Это случилось незадолго до того, как в горниле времён выковали цепи для Солнца, и оно распугало целые стайки звёздочек, которые прихорашивались в свете собственных лучей. Целой россыпью они прочертили небо, и все боги в обличье зверей уставились на небо, не в силах отвести взоры от потрясающего зрелища. Все звёзды были так прекрасны, что выходили на небо только по ночам, чтобы не смущать обитателей страны солнечного света – или же смущать их, проникая в чужие сны. Звёзды сотканы из света, и потому с лёгкостью проходили все барьеры, расставленные Великим Духом, или шаманами, или ночными тварями, которым велено было следить за чужим сном. Койот захотел станцевать со звездой в тот самый миг, когда увидел, как они бегут, быстрые и свободные, от брызнувших в стороны солнечных искр. А если Койот чего-то хотел, он, в конечном итоге, этого добивался. Он смотрел в небеса так долго, что одна из звёзд, привлечённая таким вниманием, спустилась в земле. У неё был длинный хвост – длиннее Койот не видывал ни у кого, даже у Змеи, с которой иногда шипел о грязных делишках и неудачных шутках – и грех было не обратить это наблюдение в комплимент. Звезда раскраснелась и согласилась потанцевать с Койотом. Говорят, эта звезда лишила Койота лапы. Все слышали эту историю: её шептали в тёмных раздевалках, далеко от неба, и в вышине небес, подальше от шумной наземной ярмарки. Её все ещё помнили низшие духи и, конечно, сама звезда – как забыть такое? Звезда взяла Койота за лапу и принялась кружиться, пока не забылась и не сорвалась на бег. Бедному Койоту только и оставалось, что беспомощно перебирать короткими лапами – он был не в силах вырвать свою лапу из горящей хватки звезды. И так она разогналась, что, в конце концов, лапа Койота осталась в её тоненькой светящейся ручке-луче, а сам Койот грохнулся оземь, да так сильно, что реки вышли из берегов, а звери почувствовали, как задрожали под ними все дороги. Неизвестно, сколько пролежал бы так бедный Койот, одинокий и совершенно мёртвый, если бы звезда вдруг не остановилась и не заметила, что сжимает в руке чёрную когтистую лапу – отдельно от её владельца. Она так испугалась, что завизжала, и её услышали все её сёстры и обступили её со всех сторон. Звёзд на небесах собралось так много, что Волк принялся на них выть, думая, что это взошла луна. А когда выл Волк, это означало, что за кем-то пришла Смерть. Звезда плакала, и светящиеся слёзы падали на землю недалеко от того места, где лежал несчастный Койот. Так и смог его отыскать Лис. Они не всегда были друзьями, но, когда закопали, наконец, все стрелы, пущенные друг в друга, стали очень дружны. Лис носил на кончике своего хвоста Жизнь – так же, как Волк носил в своей пасти Смерть, и Койот не уставал этим восхищаться. Много позже, уже после того, как они вместе победили чудовище, питавшееся людьми, Койот признался, что долгое время гонялся за Лисом, чтобы хотя бы перемолвиться с ним словечком. Многие гонялись. Но так уж вышло, что дружить с жизнью было очень сложно. Потому-то Лис и принялся искать пропавшего друга: он соскучился по охоте, одной на двоих, по смеху над старой неприязнью и по тому, как Койот, единственный из всех, не винит во всём ненавистную Жизнь. В конце концов, разве она в чём-то виновата? Разве Лис изобретает чужие беды, разве оставляет их на чужих линиях жизни ради забавы? Койот говорил, что дело всё не в Жизни, а к отношении к ней; а уж чужое отношение-то никак от Лиса не зависело. Это было делом каждого. Лис нашёл Койота в тот самый момент, когда над ним уже склонился огромный чёрный Волк, и из пасти его закапала Смерть. - Уходи прочь! – протявкал Лис и распушил свой бело-рыжий хвост. Волк посмотрел на стайку сестёр-звёзд, которую принял за луну, и покачал головой. - Лунные слёзы проливаются только над мёртвыми, - прорычал Волк и раскрыл свою пасть пошире. – Он мой. На это Лис не ответил – махнул хвостом, и тогда Койот вдруг вскочил, живой и почти невредимый. Правая лапа-то его осталась в руках у длиннохвостой звезды. Койот нашёл Сору в одном из дешёвых стриптиз-клубов. Она танцевала, облачённая в чёрное, и волосы её больше не светились. Мир людей погасил её внутренний свет, сделал её обычной, заурядной: только язык тела остался у неё прежний. Тот, который ни с чем не спутаешь. Потому-то и не бедствовала маленькая прекрасная звёздочка приватного танца. Поэтому и потому, что не брезговала забираться в отдельные кабинки, опускаться на колени потным нервным людишкам, которые от одного её вида готовы были забросать её банкнотами. В одной из таких кабинок она и встретилась с Койотом Брэдли. А Лис нашёл её в гримёрной, маленькой и душной, сразу после представления. Она увидела его в зеркале и испуганно вскрикнула. Засияла – всего на мгновение, но и этого Лису было достаточно. Он помнил свет Соры, потому что именно её слёзы указали ему путь к Койоту. Тогда, на заре времён, когда он помогал ковать цепи для Солнца. - Когда-то давным-давно мы все его обидели. Обманули, бросили… но ты. Но ты… Ты был тем, кто всегда относился к нему по-другому. Не как к противному мелкому божку, который всех нас обманывает, говоря о том, что все мы существуем только благодаря ему. Ты ему верил. Сора замолчала, старательно расковыривая дырку на своём фиолетовом цилиндре. - Но почему ты помнишь? Почему помнишь ты – и забыли все остальные? Девушка фыркнула: - Потому что он был достаточно жесток, чтобы отдать мне только одно имя. Моё настоящее имя. И я помню всё, потому что от меня ничего не сокрыто. Номер третий. Бизон, Змея, Сова и все остальные Вслед за клоунами и гимнастами – юным Бизоном Эдгаром, неумело перебирающим разноцветными шариками, и гибкой Бесс, в теле которой, кажется, совсем нет костей, выходила Ольга, седая, но не сгорбленная, с ясными глазами, но абсолютно слепая. Она была их секретным ингредиентом. Она заставляла людей задумываться о смерти и показывала иллюзии – других таких нельзя было увидеть ни на одной Ярмарке многих миров. На Ольге был плащ из совиных крыльев. На ней была сильнейшая маска из всех, какими владел Койот, потому что ослепить Смерть – дело довольно сложное. Койот нашёл их слишком поздно – когда не было уже никаких «их». Сова и Волк всегда шли вместе, путешествовали парой, смертоносные брат и сестра. Волк нёс Смерть в своей пасти, а Сова – в когтях. Неудивительно, что однажды Волк проглотил свою Смерть, и Сова осталась одна. Сделалась она тогда злобной и принялась истреблять род человеческий. У людей уже в привычку вошло звать Койота, когда случалась какая-нибудь неведомая беда. Чудовище вылезло из болот? Зовите Койота, он разберётся, и ничего страшного, если в процессе уронит Солнце. Ветер шалит и губит посевы? Пусть Койот ставит капкан и ловит проказника. Ему и не такое под силу. Поселилась у залива ведьма, которая ухала по ночам и привязывала людей к мачте своей лодки? Работа как раз для Койота. Сова уже тогда было слепой: она вызвалась охранять огонь, когда Койоту вздумалось его похитить, и горящие угли выжгли ей глаза, когда она пыталась догнать хитреца. Сова не держала на него зла: она считала его глупым и дурашливым, на таких обижаться не стоит. Глаза – это ничего, это можно пережить. А вот брата вернуть сложнее. Сова пошла к Лису, ибо знала, что тот носит на своём хвосте Жизнь. Но Лис ничем не смог помочь: застрявшая в горле Волка Смерть была сильной. Сильнее даже той, что носила в своих когтях Сова. И тогда решила она развлечься. Отпустила она из когтей Смерть, и да залегла на отдалённом острове. Каждый вечер посылала Сова в темноту лодку с привязанным к ней человеком, и поутру к берегу возвращались только кости. Койот тоже решил попытать счастья. Сова не была с ним в ссоре, но тоже считала его россказни о сотворении мира немного наглыми, а потом разрешила Койоту ступить на борт. И утром лодка вернулась с Койотом, который держал в своей лапе совиную Смерть. Сова, уязвлённая, схватила её в когти и была такова. А люди принялись благодарить Койота, даже предложили ему в жёны прекрасную девушку, но тот помнил, какой опасной может быть красота, и отказался. Ему хватило и того, что Сова обещала не трогать звериных богов до тех пор, пока не отыщется способ вытащить из пасти её брата смертельную косточку. Лис зашёл в белый шатёр с опаской: он никогда не чувствовал себя уютно рядом со смертью. Но у него был долг. А на лице Совы светлела маска, которую застилала её истинный взор. Она узнала его: сложно не узнать того, кто пытался вернуть тебе брата. Когда Лис сдёрнул с Совы маску, и имя «Ольга» растворилось в бездне над Ярмаркой, она поплотнее закуталась в свой плащ и сказала: - Я рада, что ты пришёл, Лис. Тебя-то тут больше всего и не хватало. Лис вышел, не заметив, что в одном из углов обиталища Совы чернеет огромное тело собаки. Или, может быть, волка. Оно ждало своего часа, как и Смерть всех богов. И только Сова знала, когда этот час наступит. А пока Лису осталось снять последнюю маску. И он рыжей молнией двинулся в сторону самой дальней от дороги палатки, пропахшей мокрой шерстью и накопленной злобой. Номер четвёртый. Бледный Брат Последним под острые, больные мелодии скрипок выступал в тусклый кружок света тот, что пришёл на Ярмарку Чудес вовсе не за именем, но всё равно его получил. Он вышагивал медленно, из-под его меховых сапог валил пар, и зрители поджимали ноги и ёжились от холода. Он воздевал руки к чёрной бездне, которую никто из зрителей, конечно, не видел, и с потолка валил снег: огромными хлопьями. И каждая снежинка походила на предыдущую, как две капли замёрзшей воды. Это было эффектное завершение шоу. После того, как вьюга успокаивалась, к затихшему, лишившемуся дара речи залу выходил Койот. Приходило время завершать представление. *** Феникс торопился: он схватил связку ключей и нашёл тот самый – последний – ключ. Дверь сияла перед ним звёздами и постоянно зарождающимися Вселенными. Феникс немного помедлил, прежде чем дёрнуть ручку, похожую на дыру в Мироздании. Наверное, не стоило этого делать. Не стоило сомневаться. И не стоило быть таким неуклюжим идиотом. Раньше он бы не смог такого провернуть даже намеренно. Дверь открыл Ключник: волосы свои он уже завязывал в хвост, который перекидывал через плечо, иней на его пальцах слушался всё лучше, лёд выходил всё толще, и настал тот день, когда Кай смог сделать ключ, который не растаял, не сломался под напором механизмов и не рассыпался снежинками. Он не сдержал победной улыбки, но не увидел, что её отражение играет на губах Феникса. Он помнил, что так же Кай улыбался в тот раз, когда Вера похвалила его за то, как он хорошо изучил нужную сказку. Но ведь Феникс не мог этого помнить? Не должен был этого помнить. И уж совершенно точно он не должен был улыбаться вместе с человеком, которого рано или поздно обманет. Выбросит и пойдёт дальше, к своей цели. Феникс лязгнул зубами. Задумался. И не заметил, как чёрно-звёздная створка приближается к его лицу, и… Тяжеленная Дверь захлопнулась, пребольно ударив Феникса по носу. Ему показалось, что из его глаз посыпались искры, а все Законы, которые сидели внутри, встряхнуло и перемешало между собой. Он был по эту сторону Двери, а Ключник – по другую. И на связке ключей, которую Феникс стащил из Сторожевой Башни, висел только один неиспользованный ключ. Тот самый, который открывал эту чёрную Дверь с вращающимися Вселенными по всему периметру. Он выпал из Двери в темноту, которая пахла собаками, чистящими средствами и сладкой ватой. И в этой темноте он был не один. Но рядом не привычно тянуло плохо сдерживаемым холодом. Вокруг Феникса рычали и шипели, переговаривались те, кто походил на животных, но на самом деле ими вовсе не были. Он распахнул свои – чужие – огненные крылья, и свет пламени выхватил из темноты лица: удивлённые, немного раздражённые, незнакомые. Сред них – одно спокойное. Самое опасное. От его обладателя веяло силой: долго искать Закон не придётся. Вот он, сам вышел к Фениксу прямо в лапы. - На наших представлениях нельзя спать, птенчик, - Койот ткнул пальцем в солнечное сплетение Феникса, и тот слегка покачнулся. – И держать животных в клетке тоже не стоит. Громыхнул оркестр. На арене, за ширмой, появились сёстры Ящерицы, и зал оживился. На гибких сестричек всегда было приятно посмотреть. Они вытворяли чудеса на трапеции. - Не потому ли Бледный Брат так расстроен, ммм? – Койот улыбнулся, и Фениксу захотелось вырвать эту улыбку с корнем. В ней хранилось огромное могущество. От близости подобной мощи зудели пальцы. Вот только… Только под взглядом этих звериных глаз, ярко-жёлтых, таких же, какими они бывали у Бена, Феникс не мог пошевелить и пальцем. И где… где его Ключник? Подождите, откуда опять это «его»? Койот придвинулся ещё ближе, так, что его улыбка сравнялась со сжатыми губами Феникса. Они были одного роста, надо же. Может быть, Феникс даже был выше. Почему-то такая возможность вызывала у него небывалую радость Проклятия разрушаются легко, если ты знаешь, что чудеса точно случаются. Койот показал зубы и разомкнул прутья золочёной клетки. Маленький Фэнхуан увидел, как из-за спины его взрослого я, страшного и сероглазого, показывается какая-то чужая тень. Прежде он её тут не видел. Это был волк… или собака? И выглядела эта собака так, словно сделала самую замечательную пакость в мире и кого-то неслабо провела. Она улыбалась. Фэнхуан пожалел, что поблизости нет снежного мальчика. Он теперь появлялся редко, и, с одной стороны, это было хорошо, а с другой… ужасно скучно. Фэнь моргнул. Его самого – неправильного, с серыми глазами – вдруг не стало. Вместо него и собаки, которая, казалось, готова была на него прыгнуть, стоял невысокий вихрастый мужчина. Он улыбался и протягивал ему руку: и, хотя мама учила Фэнхуана не доверять незнакомцам, он всё-таки пошёл вперёд. Очень уж ему хотелось выйти в Дверь, которая сияла за спиной этого дикого незнакомца. У Бена раскалывалась голова. Казалось, что ему в черепушку вогнали топор, или что по нему проехалась карета, запряжённая двенадцатью парами лошадей, или что ему не посчастливилось проснуться после попойки с участием литров ягвидской заманухи. Во рту было сухо, как в пустыне, из которой навсегда ушли джинны. Удушливый запах земли и псины заставлял морщиться. Глаза открывать категорически не хотелось. Если дело в заманухе, тогда любой свет сейчас станет для Бена настоящей катастрофой. Он всю жизнь думал, что принадлежность к божественным птицам и огонь, бушующий внутри, станут неплохим препятствием на пути похмелья. Ягвида однажды доказала, что он всё-таки ошибался, и нужна всего лишь правильная концентрация. Вера, оказалось, тоже неплохо умела пить, Гэйслин и Грей были послабее, но тоже вполне в сознании, что же касается Кая… Фэнхуан распахнул глаза. Здесь было темно и пыльно – где бы ни было это «здесь». Тяжёлый воздух, запахи животных, радостные крики где-то за стеной… Бен попытался подняться, но единственное, что у него получилось – это повернуть голову. Движение тут же отозвалось целым рядом неприятных ощущений, как будто он не двигал шеей уже, чёрт знает, сколько времени… Может, так оно и было. Бен был бы рад забыть многое из того, что с ним происходило. Он бы с радостью забыл императорский дворец, и мёртвого Цилина, и ухмылку Зеркального Закона, и тот день, когда ледяные когти вонзились ему в лицо… Впрочем, нет, тот день он хотел помнить предельно ясно. Бен был бы рад забыть многое, но сейчас он хотел бы помнить всё. Так вот что происходит, когда запускаешь в свою голову голоса, которые нашёптывают то, чего тебе хотелось бы услышать… Ты словно спишь и изредка просыпаешься, выныриваешь из кипящего моря, чтобы глотнуть воздуха, видишь знакомое лицо, а потом погружаешься под воду снова. И тебе там хорошо. Там спокойно, там всё родное, там не приходится переживать собственные ошибки и заботиться о будущем. В краткие моменты пробуждения Бен ничего не успевает сделать… Но теперь он вспоминает то, что видел. Воду под землёй и семиголового крысиного короля – там он разговаривал сам с собой и не помнил даже, как получил свой шрам. Удар ледяным кулаком – ярко, отчётливо и болезненно. Холодные пальцы в своих перьях. После – всё чаще, всё больше, всё дольше. Чёрные слёзы из-под белых ресниц, рыжие листья в белых волосах, ощущение падения и страх оттого, что он забыл, как летать… Они шли сквозь Двери. И Бен был не один. Он надеялся, что сможет победить какой-то там голосок в своей голове, надеялся, что убережёт всех, а в особенности – одного очень приглянувшегося Законам мальчишку, и что же в результате? Вот дьявол. Темнота вдруг зашевелилась, раздвинула свои серые шторы и выпустила из себя бледную тень. Фэнь сидел, привалившись к прутьям какой-то клетки, и только и мог, что головой вертеть – а перед ним стоял Кай, как никогда высокий, и его фигуру обрамляли белоснежные волосы, которые не заканчивались у щиколоток, а шлейфом стелились по полу. Бен закашлялся. - Что это на тебе… кх-дето? Сверкающая голубая туника, которой место в шкафах кабаре, расшитый блёстками жилет, белые штаны, и мантия, конечно, мантия. В здравом уме такое не напялил бы на себя даже Артур, а уж он-то славился своими выходками. И когда Кай не ответил, а вместо этого опустился на корточки и посмотрел Фэнхуану в глаза, Бену вдруг отчаянно захотелось проверить, не чернеют ли в волосах остатки проклятой короны. Это был не Кай, это был Снежный король, или то, что от него осталось, или удивительно похожее на него нечто – но ведь от него не осталось ничего, ни одного осколка, ни одного упоминания, только снег и лёд, только зима, которая и так есть в сердце каждого человека. - Кай? Имена обладают огромной силой: произнесённые вовремя, они разрушают проклятия и творят стены. Они могут стать щитом или мечом; а если их забрать – останется только оболочка, которую можно наполнить, чем угодно. - Пей, - ответил Кай, и под его пальцами появилась ледяная чаша, наполненная водой. Бен вздрогнул от звуков знакомого голоса. Сколько это ещё будет продолжаться? Ключнику приходится путешествовать с другом, у которого внутри слишком много Голосов, и почти не осталось место для него самого. Стоит этому другу проснуться, как пропадает сам Кай. Мистер Сноу и Феникс встретились. Фэнь и Кай видятся только в мгновениях. - Он останется, - Койот улыбнулся, и Соре захотелось убежать и больше никогда не видеть этой улыбки. Когда-нибудь она умрёт от вида эти зубов, этого веселья в глазах, этого невероятного чувства собственной правоты. – Пора делать афиши для Повелителя Пламени. Феерического Феникса. Ну да придумаем на досуге что-нибудь эффектное. Осталось только забрать у него имя – сейчас, когда его больше не держит эта странная тикающая сила, которая застилала туманом его взор. Сейчас, когда он похож на марионетку с обрезанными нитями. Койот был хорошим кукловодом. Он выступает из тени, кладёт свою лапу, ту самую, которой когда-то лишила его падающая звезда, на плечо тому, кого они уже давно называют Бледным Братом, который отдал своё имя на хранение за данное Койотом Брэдли слово. Сказочные сделки обладают огромной силой. Он появился на Ярмарке Чудес давным-давно: немного испуганный, бледный, обладающий поразительным даром. Все – Бизон Эдгар, Паук Танди, Змея Бесс, Сора и даже сама Ольга, Совиная Смерть – передавали из уст в уста, из записок в записку: «Он идёт». Особенный гость, который приведёт вслед за собой одного из них, огненную птицу, и тогда, быть может, у Койота всё будет хорошо. Он принял потерянного снежного мальчика, и Закон внутри Брэдли, голодный, соскучившийся по творению, подсказал ему: «Забери его имя». Это он, улыбающийся и всемогущий, обиженный на весь свет, заточивший всех тех, кого Койот ненавидел, в цирковые клетки, обещал, что всё будет хорошо. Всё станет совсем хорошо, когда Ярмарка Чудес заполучит Снежного Короля и Феникса. Койот Брэдли верил своему внутреннему голосу – именно он и был Законом. Сломанным, одиноким, не желающим преклоняться перед каким-то выскочкой, который собирал их, как урожай, Дверь за Дверью. Койот выступает из тени, и огненная птица вздрагивает. Закон внутри неё спит, об этом уже позаботились – а нужно-то было всего лишь клетку открыть. Совсем несложно для Закона, когда-то сотворившего Вселенную. - Отдай мне своё имя, - говорит Койот своим Голосом, тем самым, которому никто не может отказать. – И сможете оба остаться здесь до тех пор, пока я не верну имена вам обоим. - И когда же это случится? – спрашивает птица. Взгляд его ни на секунду не отрывается от Снежного короля, их Бледного Брата, и Койот радуется, как дитя. - Как только я засмеюсь, - объясняет Брэдли, улыбаясь.