Когда распускаются ландыши.

За окном то ли день, то ли ночь. Альфа потерялся во времени. Когда друзья делились интимными моментами, проведённых ими с омегами течек, Намджун только вежливо улыбался. Ну не мог понять альфа, как это несколько дней ходить в состоянии желания. Ладно гон, тут от возбуждения даже деревья насилуешь, но чтобы омега альфу загоняла… не очень-то Джун верил. Считал, что альфы приукрашивают, чтобы своих омег до статуса богини вознести. И вот он на своей шкуре почувствовал, что такое течный омега и как у альфы от этого срывает голову. Возбуждение… Да до этого момента Джун даже не представлял истинного значения этого слова. А оказывается возбуждение – это когда ты голову свою готов потерять от того, какой красивый и вкусный омега. Возбуждение – это когда вместо крови сперма по венам течёт и никогда не кончается. Возбуждение – это когда вместо мозгов огненная лава кипит и плюется горячими шариками. Возбуждение – это когда ты хочешь. Тебя хотят. Это когда вы хотите, можете и получаете. Вот что такое - возбуждение. А все рассказы про это, лишь определенный набор слов. Пока сам, на собственном теле не испытаешь, не поймёшь. И теперь альфе ясен ещё один момент. Никогда, ни один альфа не скажет, что на самом деле испытывает с омегой. Это настолько личное, на столько только его, что… Поэтому-то и плетут красивые легенды, а правду о близости хранят глубоко в сердце. Эта тайна только пары касается. Альфа лежит на спине. Под ним простынь скомканная превратилась в подобие тряпки, так её замызгали телами. Уже были поменяны ни раз простыни, а потом Намджун просто махнул на это рукой. Смысл менять, если через пару часов та превращалась в ничто. Но всё же меняет, хоть не часто, но меняет. Ткань сбилась и под лопатками образовался залом, который противно натирает мозоль, но альфа терпит. Вернее не терпит, плюнул на всё и получает удовольствие, ведь на нём верхом сидит омега и методично двигается: вверх, вниз… вверх, вниз… Третий день течки самый горячий. Этот день переломный, завтра уже страсть начнёт понемногу отпускать омегу, но это будет завтра. Сейчас же Джин отрывается по полной за те годы, что провёл без удовольствия. А альфа хоть и устал, но кайфует. Опасения Нурика сошли на нет, а может и впрямь отвары помогли, но омега быстро в себя пришёл и на альфу накинулся. Тело Джуна практически всё покрыто засосами, синяками и следами зубов. Омега метит своего альфу, как оголтелый. Кто бы мог подумать, что в этом хрупком тельце столько силищи живёт. Намджун жадно по телу гибкому взглядом гуляет. Его омега прекрасен в своём возбуждении и желании. Разве это не счастье, когда омега доволен. Конечно же счастье! Альфьи руки крепко тонкую талию обхватывают, помогают уставшему омеге до разрядки дойти, и сам в агонии за оргазмом гонится. В несколько толчков глубоко в тело изливается и омега падает на широкую грудь. Ведьма часто дышит, дыхание неровное. Носиком по шее альфы водит, всё надышаться не может. Урчит довольно. Вот же волчёнок! Прав был волк альфы, ох и прав в своих догадках, когда волчицу искал. В омеге не только сила ведьмы живёт, через века кровь волка возродилась. Этот факт ещё предстоит как следует изучить и выяснить, откуда такие корни, а сейчас же, альфа и омега близостью наслаждаются. И не только близостью. На шее у альфы красивый укус зубками омежьми поставлен. А альфа метку свою обновил. Теперь они навсегда связаны, а узел (не один!) этому подтверждение. Проходит некоторое время. Узел наконец-то спадает. Альфа аккуратно выходит, перекладывает Джина на кровать и кое-как с постели встаёт. Укатал альфу омега. Намджун на ватных ногах до корыта идёт. Полотенце смачивает, надо тело ведьмы обтереть, да и простынь сменить. Омега в течении нескольких часов не позволял альфе от себя отойти. Пока его снова не накрыло, альфа спешит несложные действия завершить. Обтирает осторожно. Потом так же аккуратно меняет простынь, перекатывая омегу с боку на бок, при этом нежно целуя. Затем берёт в руки склянку с мазью. Переворачивает Джина на живот и гладит по попе. Омега бессознательно попу приподнимает и выпячивает. Альфа только скулит от такого вида. В такой позе омега ему прекрасно виден и член альфы говорит ещё и о том, что желанен. Но пока желание надо отодвинуть. Джун хмурится. Он только через сутки понял, что за мазь Нурик подсунул. Дырочка омежья распухла, покраснела. Альфа немного пахучей мази на свой палец черпает, ждёт когда согреется и осторожно начинает наносить на повреждённую кожицу. Мажет, а сам себе мысленно голову уже разбил. Как так можно себя вести с омегой! А это ещё и волк его не провоцирует. Альфа бесконечно благодарен своему зверю, который отдалился на время, неизвестно как-бы тогда течку провели. Омега смазан, опять на спинку перевёрнут. Альфа рядом ложится, сразу же к себе притягивает и в сон тревожный проваливается, надо силы восстанавливать. Перед тем как отключится Намджун о волке своём вспоминает опять. Как он там, смог ли волчице боль снять или всё так же вокруг да около кружит? Да и вообще, где его носит зверя лохматого? Сказал, что на день оставит, а сам уже третий день носу не показывает. – Да здесь я! – раздаётся голос волка, – чего панику наводишь. Глаза-то свои открой и увидишь. Кроме Джина вокруг никого, да? – и смеётся. Альфа кое-как глаза открыл. Перед кроватью волк сидит. Скалится во все свои тридцать два зуба. Морда довольная! А рядом с ним волчица лежит, в клубочек свернулась, хвостом пушистым прикрылась. Спит. Чистенькая, вылизанная, довольная. Понимает Джун, что звери поладили и облегченно выдыхает. Проваливается в сон бормоча: – Ты люби её волк, они теперь наши… Зверь внимательно наблюдает за спящим человеком. Во взгляде забота, тревога, любовь. Он на омегу смотрит и взгляд становится тёплый, ласковый. Так он только на Зореньку свою смотрит. Красивый омега у человека. Красивый, сильный. Такую боль пережил и выжил, значит им жить ещё долго-долго и детей растить… Лохматый аккуратно на лапы оседает, под бок волчица подкатывается, носом в шерсть утыкается, а волк чуть не плачет от умиления. Лапищами сгребает и к себе прижимает, головой тельце прикрывает и глаза закрывает. Сон для омег сейчас самое главное, а сон в надежных лапах и руках полезнее всего. Как только омега очнётся, волкам надо будет отдалиться. Пусть пара наедине эту течку проведёт, а вот следующую они проведут в зверином обличии и тогда альфа поймёт, что тело и душа едины. Спят влюблённые и не подозревают какие перемены в жизни стаи происходят. ***** Снег весело поскрипывает под толстой подошвой тёплых сапожек. По заснеженной улице быстрым шагом идёт старуха. Ей и не скажешь сколько лет: лицо морщинами изрезано, худое, с впалыми щеками, да с сухой кожей. Глаза только шустро по сторонам стреляют. Старуха в руках свёрток тяжелый несёт. Видимо ноша и впрямь тяжела, а может сил у неё мало, но время от времени старуха останавливается. Отдыхает и вновь срывается на торопливые шаги. По пути с людьми здоровается. Те в ответ приветливо кивают, что-то спрашивают, а потом провожают взглядами. Во взглядах людей жалость и грусть. В поселении все знают эту женщину и нет таких, кто ей не сочувствует. Люди помогают женщине кто чем может. Кто-то дрова привезёт, кто-то мяса принесёт. Странная, жестокая судьба у старухи… Да и не старая она, всего-то чуть больше сорока лет. От горя сгорбилась, от боли и потерь высохла. Одно на этом свете женщину держит – дочь. Да только и там не всё слава богу. Дочь уж в беспамятстве который год лежит. А женщина не сдаётся, всё новых лекарей ищет, снадобья у них покупает. Верит она, что девушка очнётся и на ноги встанет, вот тогда и помирать можно. Сегодня женщине повезло. Альфы поселения на охоте были. Охота вышла удачной. С тех пор как правитель в себя пришёл и колдун сгинул, удача вернулась в поселение. Люди жить стали без страха. Из домов научились заново выходить. Смеяться без опаски научились. Дети на улице играют, не прячутся. В леса зверь вернулся и птицы. Людям стало не голодно, даже на свет трое младенцев появились. Оживает поселение заново. Правитель старается, вину свою перед народом искупает. Как только в себя наместник пришёл и стал на ноги вставать, сразу же народ собрал на площади. На колени перед толпой опустился и отдал свою жизнь на растерзание и суд людей. Обещаниями не рассыпался, себя не оправдывал, вину признавал и только об одном попросил – дать шанс на исправление того, что он под дурманом колдуна натворил. Хоть и злы были люди, но всё же дали шанс правителю. А он от радости не скакал и не расшаркивался. Первое что сделал, это вскрыл казну и выдал на каждую семью приличную сумму денег, так же распорядился и с запасами продуктов и одежды. Часть воинов распустил по домам. Семьи оставшиеся без кормильца были взяты на содержание им лично. Снял все запреты на посещение провинции и других поселений. Только одно он исправить не смог. Вернуть оборотней в поселение. Но и тут запрет был снят и всем строго настрого был напомнено, что если таковые появятся в поселении, принимать таких зверолюдей как ровню. Сам же отправил гонцов в соседние поселения и провинции с приглашением на ярмарку осенью. Много предстоит исправить правителю, но люди начинают верить в его искренность. Этой зимой, впервые за многие годы, гости из соседних провинций на ярмарку приехали. Великий праздник в поселении был. Целых десять дней с соседями общались. Родственники встретились после долгих лет разлуки. Сколько слёз было, но слёзы эти были от радости встреч пролиты. Налаживается жизнь. Женщине, как вдове, огромный кусок мяса отвалили. Вот и спешит она к дому, где её дочь ждёт. Сегодня будет наваристый бульон для девочки родной сварен. Да ещё и лекарства, что новый лекарь изготовил, забрала. Оплату опять лекарь не взял. Говорит – пусть поправляется твоя дочь. Поправится будет со мной людей лечить. От таких слов только слёзы благодарности. Вот наконец и дом. Женщина тщательно очищает обувь от снега пучком прутиков, перевязанных толстой верёвкой и входит в дом. В доме достаточно светло, ведь ещё день. Печь не остыла, хоть ушла женщина утром, а уже далеко за полдень перевалило. Она быстро скидывает полушубок и платок. Укладывает свёрток на стол, потом подходит к тканевой занавеси, что перегораживает комнату. За шторой, около тёплого бока печи стоит кровать. Среди подушек и одеяла девушку и не видно. Женщина откидывает одеяло, ласково по щеке девушку гладит. – Здравствуй, милая. Вот я и пришла. Извини, что задержалась, альфы с охоты вернулись с удачей. Хорошая охота вышла, зверь в леса вернулся, значит эта зима будет не голодной. Я сейчас тебя накормлю и мясо разделаю. Нам с тобой опять огромный кусок выдали. Куда столько? Мы ведь и с прошлого раза ещё не съели, но я всё же взяла. Неудобно людям отказывать, ведь они от всего сердца дают. А знаешь что, я поставлю тесто и пирогов испеку. Отнесу соседям, пусть дети порадуются, вот так и отблагодарю. Грустно вздохнула женщина. В окно взглянула. На улице дети соседские в снежки играют. Её Ноэль тоже так играла. Когда-то… Слеза скатилась по щеке, женщина её и не заметила. Поправила одеяло и отошла к печи. Налила в миску тёплый бульон, посыпала травки, размешала и к дочери опять подошла. Села на стул около кровати, миску на второй стул поставила. Для того чтобы дочь кормить женщина приподняла тело, подсунула подушки под спину, чтобы девушка приняла положение полусидя. На грудь полотенце постелила. Одной рукой ложкой навар зачерпнула, второй губы разжала чтобы влить жидкость. Движения ровные, отточенные, спокойные. За годы женщина наловчилась и кормить и переодевать и купать дочь без посторонней помощи. Соседи удивляются терпению женщины. После гибели мужа она в уныние не впала и траур носила достойно. В то время дочь ещё была жива и здорова. Прошло два месяца после гибели мужа как новая беда постучалась в дом. Провалилась девочка в прорубь. Вытащили, отогрели, но осталась девочка калекой, отказали ноги. Но женщина и этот удар стойко перенесла. Улыбаться правда стала правда реже. Её улыбку видела только дочь, нельзя было раскисать, вот и держалась из последних сил. Потом втянулась, приняла, но не смирилась. Лекарей в дом водила, всё что можно было, испробовала. Но не помогли ни лекари, ни лечение. Девочка так и не встала, а через пару лет уснула и не проснулась. Так и лежит вот уже шестнадцать лет. Накормив дочь (если это можно было назвать кормлением, ведь женщина могла вливать по несколько ложек бульона или отвара в день в рот девушки). Мани повторила отточенные до автоматизма действия: обтёрла лицо, опустила дочь на постель, поправила одеяло. И так изо дня в день. Вечером будет ещё вечерний туалет с обязательным купанием в душистых травах. Постель перестелится чистым бельём. В топку набьются дрова, чтобы до утра поддерживалось тепло и только тогда женщина позволит себе расслабится не на долго. Будет лежать на кровати, что стоит рядом с кроватью дочери и молить небеса, чтобы помогли её девочке прийти в себя. Ей бы поплакать, но слёз уже нет. Давно они закончились. Задремала женщина ненадолго, проснулась от негромкого стона. Голову вскинула – на неё смотрели глаза дочери. Очнулась! Женщина замерла. Она столько лет ждала этого, а теперь растерялась и не знает как себя вести. Девушка отвела в сторону взгляд, перевела его на стену, потом на окно, которое располагалось как раз напротив. При лунном свете глаза девушки сверкнули как хрусталики. Вернулся взгляд на женщину, что уже пришла в себя и сидела на кровати. – Ноэль, доченька, очнулась… – и слёзы закапали из глаз. Девушка сделала попытку что-то сказать, да только хрип вместо голоса вылетел. Женщина встрепенулась, кинулась на колени перед кроватью дочери. По голове гладит, руки целует и причитает: – Помолчи, помолчи дорогая… пока не разговаривай, слаба ты, не выйдет поговорить. Ты молчи, я за тебя всё скажу… Я мама твоя… Ты меня не узнала? Девушка глаза прикрыла, значит не узнала. – Это ничего, – Вытирает слёзы женщина, – Главное ты очнулась. Ты ведь давно спишь, не мудрено, что забыла. Выросла ты моя хорошая, проспала всё детство и юность. Но ты не переживай, – Ноэль встревоженный взгляд видит,– Ты всё вспомнишь. Я ведь с тобой всем делилась, рассказывала. Ну и что, что ты спала. Ты всё слышала, я уверена. Поэтому, придёт время и ты вспомнишь. Всё вспомнишь. А теперь поспи милая, тебе силы беречь нужно, они тебе понадобятся. Мани видит как девушка глаза закрывает. Опять уснула её дочь. Только теперь сон будет во благо. Радость у женщины, её спящая красавица очнулась. Вот удивятся соседи, ведь они хоть и хорошие люди, всё же перестали верить в чудо. А Мани верила и теперь пуще верить будет. Помогли её слезы и молитвы, услышали небеса отчаяние матери. Вернули свет в сердце. Больше не уснула женщина. Зажгла светильник и печь растопила. Надо воды побольше нагреть. Устроит себе банный день и дочку выкупает. Достанет одежду нарядную, приготовит блюда праздничные, позовёт соседей. Сегодня в дом вернулось счастье. С удвоенным усердием хлопочет Мани. Перемыла всё что можно было в доме, сменила занавески, ароматные травки достала из запасов. Насыпала в плошки и поставила на приступок печи. Сладкий аромат поплыл по дому. Он перемешался с запахом выпечки и жареного мяса. Из ледника достала вяленое мясо, лесной мёд с орешками. Сбегала за дом и наломала хвойных веточек. Хвоя оттаяла в тепле и запахло лесом, смолой, свежестью. Хлопочет женщина и не видит, что девушка проснулась и внимательно наблюдает за ней. Опять сделала попытку слово произнести, но вновь только хрип раздался. Но его сразу же услышала Мани и тут же оказалась рядом с дочерью. Радостью глаза женщины светятся, любовью наполнены. – Проснулась доченька… сейчас я тебя умою и переодену, а потом накормлю. – И помогает присесть девушке. Тело за столько лет без движения пролежало, что девушка помочь не может матери, но та не ропщет. Привычно подушки под спину подкладывает, при этом говорит… говорит…говорит… Сегодня впервые за столько лет, девушка почти сидит. Подушками обложила её женщина и осторожно ко рту ложку с бульоном подносит. Ноэль слегка губы разомкнула, а мать от счастья светится, дочь первое движение сделала. Жидкость в рот влила. Девушка сглотнула, правда половина вылилась на полотенце, но женщина так рада успеху дочери, ведь это первый глоток её. Значит на поправку пойдёт доченька. Значит будет жить. А может и встанет… Но на это надежды почти нет. Лекари как один утверждают, что позвоночник повреждён и девушке никогда не сделать больше шагов. Но это мать не пугает, главное очнулась. А будет ходить или нет, не так уж и важно. Старый лекарь, что приезжал на ярмарку, сказал что далеко в долине, что за водопадами, живут оборотни. Так вот у них есть лекари, что творят чудеса. Вот окрепнет дочь и Мани увезёт её к ним. Будет на коленях перед ними стоять, помощи просить. А вдруг помогут. Время быстро летит. Вот уже и половина зимы за порогом. Морозы и метели прекратились, скоро начнутся оттепели. Мани собирается в дорогу. Ноэль окрепла. Уже сама себя обслуживает. Только не ходит. Умельцы-кузнецы чудной стул на колёсиках собрали, теперь девушка по дому на нём передвигается. Мани преобразилась. Морщинки разгладились, глаза блестят. На щеках румянец играет. По поселению не ходит – летает. Люди рады за женщину. Даже наместник в гости заходил. Удивлялся успехам девушки. Принёс книги и карандаши с бумагой, теперь Ноэль рисует. Только рисунки у неё немного странные. Лес рисует, птиц, волков. Зверей так точно изображает, что кажется они вот-вот оживут, до того реалистично выглядят. Мать с дочерью о многом разговаривают. Мани про детство девушке рассказывает, про жизнь, что прошла без её участия в течении долгих лет. Девушка слушает внимательно, вопросами засыпает, всё ей интересно. Только на вопросы про лес женщина не отвечает, переводит тему на другое. Почему? Не объясняет, а девушка вздыхает и ждёт, когда мать всё же решится ответить на неудобные вопросы. А вопросов у Ноэль много, она их не озвучивает, ждёт подходящего момента. Мани с утра хлопотами занята. К соседям сбегала, сказала, что уходит на неопределённое время из поселения. Повезёт дочку к лекарям. Куда не сказала, не надо знать людям, что женщина в запретное место пойдёт. В поселении все знают, что на границе леса, стоят в охране воины. Они уже не от кого не охраняют, просто останавливают путников, что в сторону леса направляются. За полосой выжженой земли начинаются земли, где живут оборотни. Женщина об этом знает. Знает так же и то, что оборотни людей не трогают. Когда люди в лес заходят, просто встают перед ними и молча стоят. Стоят. Молчат и смотрят. Смотрят так, что никому не хочется дальше идти и поворачивают назад люди, уходят от греха подальше. Знают причину такого поведения оборотней. Слишком много плохого сделали люди этим зверо людям. Не простили людей волки. Может со временем и пойдут на контакт, но пока нет. Не простили. Вот туда-то и пойдёт женщина. Чувствует, пришло время. Когда приготовления закончены, Мани присаживается рядом с дочерью. Та сидит на стульчике и с удивлением смотрит на взволнованную мать, что нервно теребит руки и собирается со словами. – Мама, что случилось? – Случилось доченька. Случилось. Обещай, что выслушаешь и не осудишь. Хотя бы выслушай, а там как сама решишь. – Мани опять пальцы в замок сцепляет, дрожь, что бьёт по рукам, сдержать пытается. – Я начну рассказывать, а ты слушай и не перебивай. Трудно будет говорить, многое вспомнить придётся, а воспоминания эти боль приносят, которая не хочет уходить...– Женщина вздыхает, собирается с духом и начинает свой рассказ. Она долго оттягивала этот момент, но больше не имеет права молчать. Но прежде чем начинает говорить, быстро встаёт, идёт в сторону сундука и достаёт свёрток. Кладёт тот на стол и разворачивает. На куске ткани лежат несколько ниток с разноцветными бусинами, что собраны в ожерелье. Браслеты из белого и золотого металла. Шнурок кожаный с клыком какого-то зверя и нож. Нож странный: лезвие не тронуто ржавчиной, блестит, словно только что начистили. Рукоять сделана из кусочков ткани, кожи и бусинок. На лезвии ножа знаки высечены, они светятся розовым светом, будто окрасила их заря. Здесь же какие-то куски одежды. Девушка хмурит лоб, рассматривает предметы. Осторожно перебирает их, потом с вопросом в глазах на мать смотрит. Та уже не улыбается, серьёзная. – Мы с мужем встретились когда расцвели ландыши, – начинает говорить женщина, – Весна в тот год была удивительно ранней и тёплой. Мы с подругами отправились в лес за цветами. Знаешь как пахнут эти цветы? – женщина чуть улыбнулась, вспоминая. – Потрясающе они пахнут. Свежестью, теплом, солнцем и счастьем. В лесу такой аромат от цветов стоит, что голова идёт кругом. Они такие маленькие, хрупкие, но пахнут… А ещё они очень сильные, ведь это столько силы надо иметь, чтобы из-под снега вылезти, а потом ещё и зацвести. А морозы? Они ведь весной могут вернуться… А цветам хоть бы что. Цветут! Скинут с себя изморозь, что ночью покрываются, отряхнутся, солнцу свои листики протянут, отогреются и цветут. Вот тогда-то и встретила я своего Михо. Ох и любили мы друг друга… – Мани замолчала, ненадолго в прошлое погрузилась. – А потом он меня сосватал и мы поженились. Доченька у нас родилась. Красавица желанная. Только не долго счастье в нашем доме жило. Колдун нашему правителю мозги туманом закрыл, много бед принёс колдун людям. Да и не только им. Войну начал правитель. Уничтожал оборотней. За что? Не знаю, но много их погибло. А оборотни защищались. Как могли, защищались. Прогнал правитель их из нашей провинции, лишил законных земель. Теперь они нам, людям, не верят. Михо погиб… глупо… Оборотни защищаясь людей много положили. Колдун наших альф на убой, как скот, гнал. Вот и погиб Михо… Остались мы с дочкой одни. Страшно было… но ведь Ноэль была рядом и мне было легче. А потом… потом и дочка пострадала… Дети катались с горы, не заметили полынью… она туда и попала… С каждым словом всё тише становился голос женщины. Всё ниже опускались плечи. Всё темнее становился взгляд, всё больнее воспоминания. А у девушки в глазах вопросы и… страх… и догадка… – Я ведь не твоя дочь...– Не спрашивает. Утверждает. Женщина поднимает глаза. – Не моя. Моя Ноэль умерла шестнадцать лет тому назад… чуть больше… Только об этом никто не знает. Девушка всё больше в растерянности. Как это не дочь?! Но ведь мама говорила… ма… она называла её дочерью… А женщина понимает чувства девушки. Ощущает и боль и негодование и растерянность и отчаяние. Страшно узнавать правду, страшно… По себе знает как больно и страшно. Но эта ложь была во спасение. И Мани спешит успокоить. – Не переживай, милая. Ты навсегда останешься моей маленькой Ноэль. Вы даже с ней схожи, поэтому-то мой обман и не был открыт. Я ведь в дом после смерти мужа мало кого впускала. А как с дочерью беда приключилась и вовсе двери держать закрытыми стала. По началу не хотела, чтобы мою жизнерадостную девочку беспомощной и жалкой видели, а когда дочка в беспамятство впала, не хотела чтобы меня жалели. От жалости только больнее. Руки тогда опускаются. А я решила во что бы то ни стало Ноэль на ноги поставить. Да только не смогла. – Женщина опять замолчала. Руками лицо закрыла, страшную картину остывающего тела дочери опять перед глазами увидела. – Никому не пожелаю такое увидеть, – глухо продолжила, – Смерть ребёнка невозможно пережить… В то время наш правитель войско за оборотнями отправил. Гнал их как зверя дикого, безжалостно уничтожал. Зачем? В чём они провинились перед колдуном, люди никак в толк взять не могли. Столько лет бок о бок жили, даже пары создавали, деток рожали… Вот в тот день и покинула меня моя звёздочка. Как раз в аккурат, когда войско из поселения ушло. Я и решилась уйти. Завернула доченьку в одеяло, на тележку положила и ночью ушла. Решила, что больше мне здесь делать нечего. Меня даже не пугало, что могла под руку воинам попасть или оборотням, которые могли меня растерзать. Хотя последнего я боялась меньше всего. Решила закопать Ноэль на поляне, где она любила цветы собирать и уйти куда глаза глядят. Только планы мои немного спутали альфы, что в охране стояли. Хорошо что я их первой увидела, иначе быть беде. Обошла их стороной, да немного заплутала в лесу. Ночь была тёмная. Уснула под кустом, а как рассвело опять продолжила путь. Шла по лесу… Он странный был, деревья густо росли, полян совсем не было. Я искала место светлое, чтобы запомнить. Чтобы девочке моей легко лежалось. А потом лес резко закончился. Я вышла на огромное поле. Такого ужаса я ещё не переживала… Везде тела… людские… кони разорванные, страшно… и земля… Чёрная, обожжённая. Словно волна огненная по полю прошла, всё на своём пути уничтожая. Я всё шла и шла… Как во сне. Потом как-будто что-то меня остановило. Увидела край леса. Деревья стояли ровным рядом, трава не тронутая, густая и цветы… Так красиво было. Я поняла, нашла то, что искала. Решила под деревом Ноэль положить. Оно особняком стояло, крона густая, ветви почти до земли склонились, словно укрытие для усталого путника создали. Замолчала женщина. Снова и снова переживала тот день. Словно и не было этих долгих лет. Пока с мыслями собиралась, совсем в себя ушла. Девушка уже не удивлялась сказанному. Если в начале было недоумение, потом пришла обида, боль. Теперь же она словно всё сказанное женщиной к себе примерила и в её эмоции и переживания полностью погрузилась. Жалко было ту, что сидела сгорбившись и слёзы текущие из глаз вытирала. Больно было за ту, которая столько лет жила ради постороннего человека и как своего берегла, лечила, не отказалась. И если в начале разговора девушка пыталась прервать слова, то сейчас она ждала следующих слов. Мотивы пыталась понять, что сподвигло женщину в дом чужую душу внести и за свою дочь выдать. Да и как и где они встретились, это тоже хочется узнать. Теперь девушке становится всё интереснее, кто же она такая, где её родные, почему она у Мани в доме и как её настоящее имя. Что за предметы такие на стол женщина положила и почему они так знакомы девушке. Сколько ещё вопросов возникнет и получит ли она на них ответы. Молчит тоже девушка. Ждёт когда женщина в себя придёт. Видит как той трудно даётся этот рассказ, да и причину надо узнать. Ведь не с проста завела Мани этот разговор. Очнулась от раздумий Мани. Голову подняла. На девушку смотрит и ласковая улыбка на лице расцветает. – Ты всегда мне как дочь была, поэтому ты и имя её носишь. Не откажусь от тебя никогда, даже в голову такие мысли не бери. Это ты будешь принимать решение, хочешь ли меня по прежнему матерью считать, а я продолжу… Место то мне сразу приглянулось. Вот и решила я, что конец пути пришёл. Стала землю копать. Удивилась. Земля вроде травой была покрыта, а копалось легко, словно совсем недавно зеленью покрылась. Немного прокопала и на что-то наткнулась. Увидела что шкура какая-то в земле. Стала раскапывать, а когда землю откинула, то увидела, что это тело чьё-то потревожила. Знать до меня кто-то это место для захоронения облюбовал. Уже хотела всё назад вернуть, а сверток зашевелился. Меня словно молния ударила – неужели живое существо закопали? Стала раскапывать дальше… Потом вытаскивала… долго, сил не было, да и тело не таким уж лёгким оказалось. А когда шкуру развернула, то в ужас пришла. В шкуре омега лежит. Молодая, красивая, косы длинные, а лицо ангела. – Мани опять улыбнулась. Взяла за руку Ноэль. – Ты такая красивая, моя девочка. Только прости, волосы пришлось остричь. Но это я уже сделала, когда тебя домой привезла. Вот и решила я, что судьба мне подарок подарила. Взамен потерянных близких, ещё один шанс на счастье дала. Знаешь, я даже не сомневалась, что правильное решение приняла. Хоть ты и была очень в тяжелом состоянии, всё же ты была живая и я не могла тебя бросить. Твоё место моя дочь родная заняла, а ты стала Ноэль – моя девочка, моя дочь. Не объясню как мы с тобой смогли до поселения не заметно добраться, видимо так было судьбе угодно, только ни кто не увидел как я уходила и как вернулась. В дом больше никого не пускала, так что для всех моя дочь была живой. Да и походите вы с ней чем-то. А вот за волосы извини, обрезала я их и сожгла, да и одежду твою тоже. Только украшения сняла, они такие необычные, да и для тебя должны что-то значить, вот и сохранила. – Так всё же кто я такая? – голос девушки был грустный, – Неужели вы так и не узнали? – А почему ты выкаешь мне, Ноэль? Ты моя дочь, хочешь этого или нет. А вот я так и не смогла узнать про тебя ничего. Разными путями пыталась выяснить, ничего не узнала. Но надеюсь, что скоро мы всё узнаем. Ведь чары колдуна развеялись и теперь мы сможем из поселения не боясь уехать. Мне сказали, что за водопадами, в долине, живут оборотни и что у них есть чудо лекари. Вот туда-то мы и отправимся. Я уже всё подготовила, так что одеваемся и уходим. – А вы… а ты, мама… ты не боишься этих оборотней? Ведь ты сама говорила, что они не пускают к себе никого. – Говорила. Но почему-то уверена, что если попрошу помощи, они не откажут. Я ведь была знакома с такими семьями. У них не принято просящему отказывать, тем более я не за себя просить буду, за тебя. За ребёнка они готовы жизнь отдать, вот на это и надеюсь. А вдруг они помогут и память твою вернуть, тогда и родных твоих найдём. Ну а если нет родных, хотя бы имя твоё узнаем. Хотя мне нравится когда я зову тебя – Ноэль. – Но ведь я же не хожу, да и тяжелая. Как ты меня понесёшь? – Так как принесла, так и понесу. На тележке и повезу, не очень-то ты в весе прибавила. Была намного тяжелее, когда я тебя нашла, сейчас совсем худенькая. – Женщина вздохнула огорчённо. Как ни старалась накормить девушку, та ела совсем немного и вес не набирала, хотя выглядеть стала намного лучше. – И ещё… я ведь тебе не всё рассказала. – Женщина опять замолчала, она ведь по началу и не планировала это рассказывать. Думала придержать такое до тех пор, пока к оборотням не попадут, а слова сами из груди рвутся и Мани чувствует, что так будет правильно. – Тебе может сейчас покажется странным то, что я скажу, но ты выслушай и прими. Когда я тебя в дом принесла и раздела. На тебе не только эти украшения были. На груди рана была, неглубокая – аккуратная. Нож из неё торчал. Вот этот самый нож. Прежде чем его из твоего тела достать, я внимательно всё рассмотрела. Кто-то убить хотел тебя, девочка. Прямо в сердце целился, да лезвие по бусине скользнуло и чуть уклонилось в сторону, это тебя и спасло. Я лезвие-то без препятственно вытащила, а рана… Она на моих глазах затянулась и даже шрама не осталось. Девушка машинально прикоснулась к груди. Она всегда чувствовала лёгкое жжение в этой области, но списывала на то, что болит из-за долгой комы, а тут… – Не человек ты, Ноэль, а оборотень. Или один из родителей оборотнем был. Я ведь уже говорила, что жила с такими людьми и знаю о чём говорю. – Но как же, – девушка растерянно смотрела на женщину, – Но ведь я ничего странного не чувствую. Да и как такое может быть? Может ты ошибаешься, может показалось? – Нет дорогая, не показалось. А ещё. Я всё таки выяснила, что это за украшения на тебе были. Твоё это или не твоё, мы узнаем у оборотней. А вот ты лучше возьми и посмотри внимательно, а вдруг что вспомнишь, ну или покажется знакомым, тогда я дальше скажу. Девушка протянула руку. Первым предметом что взяла в руки, был шнурок с клыком. Он почему-то больше всего к себе притягивал. Пальцы осторожно изучали кожаный шнурок. Оказалось, что это не просто шнурок, а искусно сплетенная из нескольких кожаных полосок нить. Работа была так выполнена, что вызывала не просто удивление, она восхищала. А ещё девушке стало казаться, что она так умеет плести. Или показалось? Клык отдельно вызывал восторг. Огромный клык медведя, а то что это медвежий Ноэль была убеждена. Опять вопрос – откуда такие познания? Клык был отшлифован и превращён в украшение, в толстой его части было отверстие, через который и был продет шнурок. Девушка немного ещё полюбовалась им и надела на шею. Погладила пальцами и улыбнулась. Этот жест был проделан так привычно, так естественно, что не только у неё, но и у женщины отпали сомнения полностью. Украшение это носилось и давно, так давно, что стало единым целым с девушкой. Мани знала, что такие украшения дарят своим омегам альфы, когда приносят дары за пару родителям. Это своего рода свадебный подарок. Ритуал. Обычай. Альфа, прежде чем забирает омегу в свой дом, приносит родителям подношения в виде добытых туш зверей. И чем богаче добыча, тем приятнее омеге, ведь тем самым альфа показывает, что сможет позаботится о своей паре и о детях. Правда про клык были разные толкования, но чаще всего альфа дарил омеге такое ожерелье. А раз на шнурке клык размером со взрослую ладонь, значит и медведь был не просто большим, огромным. И победить такого зверя не каждому под силу, что наводило на разные предположения. А Ноэль продолжала знакомиться со своими вещами. Теперь пришло время ожерелья. Девушка и его внимательно рассмотрела. Бусины были разные: белые, красные, синие. Когда присмотрелась, оказалось что красные и синие, это сухие ягоды. Как они столько лет хранились? Чудно. А вот белые, были настоящими бусинками. Само ожерелье было создано искусно. Не просто так связано, а узелками переплеталось на разном расстоянии. На некоторых ягодах были нанесены чёрточки и символы. Что они означают? Опять непонятно. Нож заслуживал отдельного изучения. Правда в руки его девушка не взяла. Так рассматривала, на расстоянии. Почему-то нож отталкивал и девушка накинула на него тряпочку, скрывая лезвие. – Милая, – Мани осторожно коснулась плеча задумавшейся Ноэль, – Ты что-то вспомнила? Девушка очнулась, покачала головой – нет. – Ну и ладно, – Женщина взяла ожерелье, надела на шею дочери. – Красиво, – С улыбкой смотрит как заалели от удовольствия щёчки девушки, – Ты такая красавица. – Вспомнишь позже, я уверена. А теперь давай-ка твоё богатство завернём и наверное отправимся в путь. Идти долго, а уже темнеет. С этими словами Мани скрутила тряпицу с оставшимися предметами и уложила к остальной клади, что была собрана в дорогу. – Может утром пойдём. Как мы ночью пойдём по лесу? – Ноэль было немного страшно, да и понимала, что ночью тележку толкать в разы сложнее. – Нет милая, мы выходим сейчас. И так я оттягивала это, надо идти. Прежде чем женщина и девушка покинули дом, они провели несколько минут в полном молчании. Мани вспоминала счастливые моменты прожитые в этом доме. Она опять окунулась в те далёкие времена, когда впервые переступила порог дома в качестве хозяйки. Мужа своего опять увидела: сидит во главе стола альфа, ласковым взглядом смотрит. Каждое утро начиналось с нежного поцелуя и признания в любви. Каждый вечер заканчивался ласками и надёжными объятиями. Девочку свою новорожденную видит. Та спит в колыбельке, что муж своими руками сплёл из гибких веток краснотала. Первые шаги… первый зубик… взросление… первые слёзы из-за соседского мальчишки, который ей косички потрепал. Как давно это было. Как недавно это было. Дальше видит горе, что плотным покрывалом вдову накрыло. Крик свой слышит. Больно от того, что не знает где косточки мужа лежат. Никто не скажет. Никто не найдет следов и узнать не у кого. Все те, кто уходил вместе с мужем, погибли. Колдун, зверь проклятый, огнём сжёг поля, где воины полегли. Бессмысленно полегли. Не вернуть мужей вдовам, а отцов детям. Лучиком спасительным девушка найденная оказалась. Смыслом жизнь наполнила, сердце угасающие биться заставила. Появилось желание жить. А то, что в поселение Мани не вернётся, она уже решила. Больше ничего её здесь не держит. Будет до конца рядом со своей Ноэль жить. Если позволит после того, как себя найдёт… Женщина последний взгляд кидает на комнату. Встаёт. Помогает одеться девушке и пересаживает её на тачку, поверх мешков с нехитрыми пожитками. Взяла самое необходимое. Если не примут её оборотни, так тому и быть. Пойдёт куда глаза глядят. А вот на счёт Ноэль уверена, её примут. Волки свою кровь почувствуют. Не принято у волков слабого и больного в беде оставлять. Заберут и помогут – уверена. Последние шаги по двору… Калитка закрыта. Больше их здесь никто не увидит. Она накануне к соседям сходила. У них сын жену в дом родительский привёл. Вот ему свой дом и отдала. Теперь спокойно уходит, муж был бы доволен, в хорошие руки дом попал. Всё дальше уходят путницы от поселения. Всё темнее становится. Звёзды на небе высыпали, луна выплыла из-за туч, осветила землю и путников, что двигаются в сторону леса запретного. Удивляется светило. Ночь, а людям не спится. Куда идёт эта неугомонная женщина, да ещё и дитя тащит. Зачем? Только луна недолго на путников смотрит. Светит и ладно. Её внимание уже на друзей своих переключилось. Оборотень на краю скалы стоит. Воем своим с волками перекличку устроил. Луна знает этих волков. Давно за ними наблюдает. Радуется, что долина в надёжных руках оказалась. Катится не спеша луна по небу. Ветер тучками играет. Звёзды переливаются на чёрном бархате неба. От лунного и звёздного света снег искрится, красками яркими играет. Природа во всём своём великолепии предстаёт перед гостями долины. Только вот рады ли будут волки гостям? Вой из восторженного в тревожный перетекает, и вот уже по снежному полю летят молчаливые стражи долины, навстречу непрошеным гостям, что посмели потревожить их уединение. ***** Поселение просыпается от тревоги, что передают по связи охрана альфам. В домах вспыхивают огни. Альфы из домов вылетают, на бегу встревоженных омег целуют. Совсем немного времени уходит на, чтобы по улицам поселения стая полетела. Хосок через связь наставление передаёт тем, кто в охране поселения остаётся. Они в ответе за слабую половину стаи. Главными Юнги и Чонгук остаются. Хосок с самыми опытными на зов вожака спешит. Тревожится лишь за Намджуна и ещё две пары, что в домиках в страсти сгорают. К этим домам тоже охрану отправляет. Там тоже слабое звено периметра. Но он знает, что в случае нападения, именно эти трое альф будут самыми опасными соперниками напавшим. Нет страшнее волка, пару которого в страстный период потревожили. Спасения не будет и разборок кто прав и виноват, тоже. Даже если это просто чья-то ошибка, никого не пощадит влюблённый волк. Поэтому нельзя к домам никого подпустить. Для этой цели вокруг домов частокол из брёвен стоит. Но больше всего тревожит Хосока его беременная омега. И вот тут-то как раз нельзя и ему раскисать. Альфа все сомнения и тревоги прочь гонит, надеется на то, что зов вожака не принесёт стае боли. Надеется, что это всего лишь просто гости. Ведь и они в такой же ситуации были когда в долину пришли и когда их волки встретили. Но это выяснится только тогда, когда они с чужаками встретятся. И чем быстрее волки около границы окажутся, тем быстрее всё прояснится. Поэтому волк скорость набирает и на то, что лёгкие от мороза горят не обращает внимания. Летят волки. Со всех сторон к бегущим соседи присоединяются. Шутка ли, впервые за много лет вторжение в долину. Как только через границу смогли чужаки просочится, каким таким удивительным способом? Ведь со стороны людского поселения пришли. Оттуда, где никто пройти не мог. Неужели защита нарушена. Кем? Как? Над головой волков орлы круги выводят. Все в небо поднялись. Такое тоже впервые. Ни разу все орлы не собирались. Это тревожит. Это пугает. Это настораживает. Это злит. Чем ближе волки к кромке леса, тем злее становится оскал. Тяжелеет воздух от ярости, что в груди зверей клокочет и вот-вот наружу вырвется чтобы своё защитить. Двести метров… Сто метров… Пятьдесят… Десять… Резко тормозит вожак. За ним останавливаются волки. Растягиваются в цепь, чтобы в случае нападения больший периметр охватить. Шерсть на загривке у волка дыбом стоит. Глаза горят опасным огнём. Тихо становится. Даже орлы молча круг за кругом над головой делают. Неожиданно они начинают лететь к земле. Камнем падают огромные птицы на снег, поднимая клубы белой пыли в воздух своими крыльями. Птицы впереди волков оседают на лапы и крыльями расправленными закрывают зверей. Но стоят так недолго. Вот уже крылья складываются и на привычное место помещены, а птицы головы наклоняют и в тень всматриваются. Затем резко взмахивают крыльями и ввысь уносятся, оставляя на земле удивлённых волков. Один только орёл не улетает. Это молодая орлица, ей всего год и она впервые к оборотням спустилась. Только орлица совсем не на волков прилетела смотреть. Она начинает громко клекотать, зовёт кого-то из леса. И из тени фигура выходит. Это женщина. Она делает навстречу волкам шаг и останавливается. А из-за её спины волк выходит. Нет… не волк… Это волчица…