Горько-сладкий вишнёвый цвет

Усердно орудуя ложкой, Цунаде слушала бесконечный доклад Шицуне. «Наруто Узумаки… Значит, ты и впрямь — дитя из пророчества? Ты видишь, Джирайя?» — Погоди, Шицуне, милая, — Годайме утерла набежавшую слезу, — не так быстро… Стой! Да ты ведь умерла! Я же помню! — Это невероятно, Цунаде-сама… Но после их встречи с Наруто настоящий Пейн применил какую-то технику и вернул всех погибших с того света. «Он воскресил всех?! И… его тоже?» — Хатаке Какаши?.. — Да, да, — кивнула её помощница, — он тоже жив! Кстати, его едва не назначили следующим Хокаге, ну, после Данзо… Годайме поперхнулась и едва не закашлялась: — Данзо был Хокаге? — Не совсем так… Цунаде отставила пустую тарелку в стопку, растущую справа от ее кровати, и вытерла рот тыльной стороной ладони: — Неси ещё, Шицуне. А я пока постараюсь осознать всё, что ты рассказала… До сих пор не верится. Оставшись одна, Цунаде откинулась на подушку и прикрыла глаза. «Данзо, дрянь… Что-то я не заметила, чтобы твой Корень участвовал в обороне Конохи. А стоило мне слечь, ты тут же ухватился за власть. Ты отсиживался в своей норе, пока мы сражались насмерть, пока шиноби гибли один за другим… Пока Какаши Хатаке…» Когда один из клонов Кацую добрался до Какаши, Цунаде уже не вела подсчёт смертям. Их было гораздо, гораздо больше, чем она могла ожидать. Где же ты, Наруто, чёрт тебя дери?! «Госпожа Цунаде…» «Что, Кацую? Что с Какаши?» «Он…» Цунаде закусила губу, чувствуя, как сжимает горло. Покинула круг печати, не обращая внимание на окликнувшего её шиноби АНБУ. «Будь ты трижды проклят, Пейн! Чтоб тебе не нашлось места ни на этом, ни на том свете!» Каменный шпиль под её ударом разлетелся вдребезги, как стекло. «Джирайя, а теперь и Какаши Хатаке… Почему он? Почему, почему именно он?!» Не время плакать. Нужно быть сильной. Нужно продержаться до прихода Наруто и спасти тех, кого ещё можно. — Извините, — сказала она, возвращаясь в круг. — Давайте продолжать… Шицуне вернулась с новой тарелкой, полной риса. При одном виде еды Цунаде ощутила, как поднимается тошнота. Нет, никто не должен видеть ее старухой! Особенно он. Хотя, наверное, уже видел, пока она валялась в коме. Проклятье… Она решительно схватила ложку. — Давай сюда быстрее. И рассказывай про Данзо… *** По пути из дома старейшин, где проходил военный совет, Цунаде пришлось ответить ещё на сотни вопросов и раздать десятки указаний; в толпе, окружавшей её, мелькал и Какаши Хатаке: что-то обсуждал с Шикаку и Шикамару, перебрасывался отрывистыми фразами с другими шиноби. «Из него выйдет замечательный Хокаге, — в который раз подумалось Цунаде, — с его-то выдержкой и дальновидностью… И уважением, которым он пользуется в Конохе.» Спускались сумерки. Кто поодиночке, кто по двое, все постепенно расходились по сторонам — пока, наконец, рядом с Годайме не осталось никого, кроме Какаши. — Как вы, Цунаде-сама? — Ох, Какаши, у меня просто голова кругом. Если у тебя какое-то дело и оно может подождать до утра… — Нет-нет, — поднял ладони джонин, — на сегодня довольно о делах. Цунаде пытливо посмотрела на него; как назло, он шёл по правую руку, так что в полумраке виднелась лишь полоска переносицы между маской и протектором, прикрывающим Шаринган. «Прежде мне не приходилось раздумывать над тем, для чего он ищет встречи наедине…» С тех пор, как пришло известие о гибели Джирайи, Какаши Хатаке ни разу не позволил себе чего-то большего, чем дружеская забота. И сейчас, ощущая его присутствие кожей, словно тепло очага или мягкий бархат, Годайме остро захотелось оказаться в его объятиях. «На что ты надеешься, бабуля Цунаде? — горько усмехнулась она, украдкой любуясь его благородным профилем. — Теперь-то, после того, как он наверняка видел тебя без техники? Но тогда…» — Я не знаю, с чего начать, — понизив голос, заговорил Какаши. — Вы едва пришли в себя и на вас тут же столько всего навалилось… — он замялся, замедлил шаг и легонько взял её за руку. — Продолжай, Какаши. Заступив ей дорогу, джонин склонился к её уху и прошептал… такое, от чего Цунаде бросило в жар; поражённая, она подняла на него глаза и прочла в его взгляде смущение и надежду. Мучивший её вопрос сорвался с губ: — Неужели я до сих пор привлекаю тебя, Хатаке Какаши? После того, как я истратила почти всю чакру и… Он удивлённо заломил бровь: — Вы действительно думали, что я стану таращиться на женщину, лежащую при смерти? Я-то надеялся, что вы меня хоть немного знаете, Цунаде-сама… Пойдёмте. — Куда? — Туда, где нам никто не помешает. Его небольшую палатку, стоящую вдалеке от всех построек, освещала одна-единственная свеча. Здесь только и хватило места, что для постели, устроенной прямо на земле поверх циновки, да небольшой тумбочки, а стать во весь рост было невозможно. — Какое-то логово, — шепотом возмутилась Годайме. — Какаши, неужели ты не мог поселиться в одном из домиков? — Есть те, кому комфорт важнее, — так же тихо ответил джонин, — а мне и здесь неплохо. Он уложил её на постель, поддерживая одной рукой за талию, а другой стаскивая с себя маску вместе с протектором. Цунаде порывисто притянула его к себе; они слились в поцелуе, прерываясь лишь на то, что чтобы торопливо освобождать друг друга от одежды. Прежде Какаши нравилось дразнить её, забавляясь тем, как она теряет волю под его ласками. Он же всегда сохранял самообладание — это и давало ему такую власть над ней… В эту ночь Цунаде словно узнавала его заново. Его руки и рот были непривычно жадными, порой до боли; эта боль мешалась с наслаждением, погружая её в жаркий туман, где не осталось других звуков, кроме их сбивчивого дыхания и биения собственной крови в ушах. И когда горячо пульсирующее внутри желание стало почти невыносимым, она резко перевернула его на спину — и протяжно застонала сквозь стиснутые зубы, с размаху насаживаясь на его напряжённую плоть, снова и снова… — Осторожнее, — судорожно ахнул Какаши, руками сдерживая движения её бёдер, — иначе… Всё закончится раньше, чем хотелось бы. — Тогда останавливай меня, — шепотом ответила Цунаде и запрокинула голову, чувствуя, как её накрывает безудержный восторг. …Голос Какаши Хатаке возвращал её из сладкого забвения. Годайме медленно открыла глаза, встречая его встревоженный взгляд. Он выдохнул и взял её лицо в ладони: — Я думал, вам стало нехорошо… Знали бы вы, как напугали меня, Цунаде-сама. — Может, хватит уже, — она улыбнулась, нежно касаясь его щёки, — обращаться ко мне так официально… Рокудайме Хокаге Хатаке Какаши-сама? — Не зовите меня так, — нахмурился он. — Привыкай. Именно тебе я хочу передать пост после войны. — Надеюсь, и тогда вы будете звать меня просто по имени. — Слушаюсь, Рокудайме-сама… Какаши тихонько рассмеялся и шепнул: — Стоило всё же помучать вас как следует. — Это как же? — лукаво прищурилась Годайме. Он сделал задумчивый вид: — Хмммммм… Возможно, чуть позже я покажу вам. Она засмеялась в ответ и передёрнула плечами от проникающего в палатку ночного холода: — Бррр, где там у тебя одеяло? Они укрылись и устроились лицом к лицу на его единственной подушке. Какаши взял её руки в свои и принялся согревать дыханием. — Нашёл же ты время, — прошептала Цунаде. — Война начнётся со дня на день… — Поэтому сейчас самое время. Другого у нас может просто не быть. — Не говори так, — вздрогнула она, — второй раз я этого не переживу! — Шиноби всегда должен помнить о смерти… Цунаде, — он чуть запнулся, произнося её имя без суффикса. — Когда-то я думал, это значит — не слишком привязываться к жизни… — А теперь? — Жизнь, с которой не жалко расстаться — и смерти не стоит. Увы, понял я это очень поздно. Высвободив правую руку, Годайме пригладила взлохмаченные волосы джонина: — Ты ведь ещё молод… — Я слишком предан Конохе, Цунаде, чтобы принадлежать кому-то ещё. — Неужели ты никогда не влюблялся? Какаши покачал головой: — Я рос без матери… А в куноичи видел лишь товарищей, — он усмехнулся левым уголком рта. — В итоге отношения между мужчиной и женщиной долго оставались для меня тайной. — Так вот оно что, — протянула Годайме, — а я всё гадала, чем же тебя увлекает похабная писанина Джирайи… — Вы меня раскусили, — смущённо вздохнул джонин. — Конечно, у него был весьма, хм… своеобразный взгляд. — Более изящного определения его озабоченности я ещё не слышала! — фыркнула Цунаде и перевернулась на спину, положив ладони под затылок. При заступлении на должность Хокаге ей пришлось ознакомиться с досье на всех чунинов и джонинов Конохи. Личное дело Хатаке Какаши было перечитано ею дважды — после хорошего глотка саке… Как ребёнок нашёл в себе силы пережить столько смертей и не сойти с ума? «У меня было радостное дество. Я любила и была любима… Хоть моё счастье было недолгим. А тебе и того не досталось, Какаши Хатаке.» По низкому своду палатки плыли золотистые отсветы; пахло горячим воском и маняще-терпким, влажным запахом страсти. Какаши приподнялся на локте, подпирая щеку рукой. — Кажется, я наговорил лишнего, Цунаде, — вздохнул он. Она повернулась к нему и проворчала: — Не надо так, Какаши… Мы ведь не чужие друг другу. На сквозняке пламя свечи чуть слышно потрескивало. Цунаде задумчиво водила пальцем по завиткам татуировки на плече джонина. — До сих пор в голове не укладывается… — Мммм? — Как Мадара дожил до наших дней? Я его помню по рассказам деда, а для нынешнего поколения он и вовсе легенда из прошлого. — Не могу знать, — нахмурился Какаши. — Но если наш враг — действительно Мадара Учиха, то… Я не представляю, чего от него ожидать. — Он помолчал и добавил, — Кроме того, с ним Саске — а его сила теперь просто чудовищна. — У нас есть Наруто, — напомнила Годайме. — Нам снова приходится надеяться на него. — Как бы мне ни хотелось уберечь его от этого, — джонин снова вздохнул, — он единственный, кому Саске по зубам. Дело даже не в силе… Наруто постоянно твердит о том, что они связаны. И я сам начинаю в это верить. — Они будто повторяют историю Мадары и Хаширамы. — Цунаде задумалась, — Нет, не так… Какаши пристально посмотрел на неё: — Словно они — продолжение этой истории? — Да, — подхватила эту мысль Годайме, — как новая глава… Повести о вечной схватке двух соперников. — То, что Наруто бился с Саске в Долине Завершения, — медленно проговорил джонин, — всё меньше кажется мне случайностью. — Пророчества, узы, ожившие легенды… — Цунаде поёжилась под одеялом; уютная палатка сейчас казалась ей хрупким цветком одуванчика перед надвигающейся бурей. — Что творится, Какаши? В какую историю мы оказались втянуты? — Так или иначе, нам остаётся только принять этот вызов, Цунаде, — ровным тоном ответил он. — И хорошо, что место в штабе принадлежит вам, а я буду на поле боя. Посмотрим, не перемелют ли нас жернова судьбы. А сегодня, — с этими словами джонин присел, поджав под себя ноги, — у нас есть одно незаконченное дело… — Какое? — насторожилась Годайме, наблюдая за тем, как он ищет что-то среди разбросанной по полу одежды. — Ах, вот он, — Какаши поднял протектор и по-кошачьи сожмурился в лукавой улыбке. — Помнится, я обещал вам кое-что, Цунаде-сама… Он завёл её руки наверх и начал аккуратно связывать запястья. — Шицуне не станет искать вас? — Не думаю, — выдохнула Годайме, — что она справится в госпитале раньше полуночи. Какаши напоследок проверил узел на прочность и склонился над ней. Непрошеные воспоминания, бремя Хокаге, тревоги грядущей войны — всё растворилось в чувстве беспомощности. Беззащитной пленнице, ей оставалось лишь отдаться изысканно-неторопливым ласкам Какаши Хатаке… И ощущая, как его нежные, тёплые губы снова заставляют её томиться от страсти, Цунаде тихонько застонала и прикрыла глаза.