***
От солнца уже почти ничего не осталось, а сырые сумерки и зловещие тени заполонили лес, когда Люмин возвращалась домой. Она бежала вдоль тропинки трусцой, придерживая длинный подол платья так, чтобы ненароком о него не споткнуться. Где-то вблизи ухал филин, из глубины леса ему лукаво вторило эхо. Ветки потрескивали в чаще, а в кустах и траве стрекотали сверчки. Но, все же, Люмин ощущала, как от страха у нее обдает холодом спину и колотится сердце. По ночам этот лес становился опасен — даже несмотря на то, что ведьма жила в нем уже не первый год. Она вышла на опушку перед домом и вдруг настороженно замерла. Шорох листьев под копытами лошади и ее бесформенный темный силуэт, медленно прохаживающийся рядом с хижиной, насторожили Люмин. Девушка набрала в легкие заметно посвежевший с наступлением ночи воздух, рвано выдохнула и выдернула из-за пояса охотничий кинжал. Сжав его в руке так, что костяшки заныли, Люмин крадучись направилась к дому. Напряжение в узкой девичьей груди росло с каждым шагом, а потом неожиданно лопнуло в солнечном сплетении. Люмин поравнялась с домом и ощутила небывалое облегчение, увидев, что таинственная тень — это всего лишь лошадь. Конь, тоже остановившись, поднял голову, взглянул на ведьму блестящими черными глазами и, дернув ухом, фыркнул. — Вообще-то, приходить в гости без приглашения — дурной тон, — сказала Люмин. Рысак, равнодушно отнесшись к словам хозяйки дома, вновь опустил голову и продолжил пощипывать траву. Послабив хватку на рукояти ножа, Люмин повернулась к дому. В проеме распахнутой двери чернела мгла, и, наверное, даже сами архонты не знали, кто или что в ней может скрываться. Нет, впрочем, быстро отмела первую мысль девушка, как раз архонты об этом знают лучше моего. Но, сколько бы молитв ты им ни воздал, все останутся глухи. С такими мыслями она, облизнув неожиданно пересохшие губы, двинулась вперед. Третья ступенька под весом девчонки прогнулась и предательски скрипнула. За порогом слабо шевельнулась чья-то тень, на краткий миг у Люмин скрутило живот от страха. Воображение запестрело картинами смерти ведьмы; каждая новая была ужаснее предыдущей, однако это казалось единственно справедливым. Единственно справедливым за все те грехи, содеянные ею за последние несколько лет. Люмин затаила дыхание, щелкнула пальцами, и на ладони у нее принялся тлеть маленький огонек. В ореоле света мгла чуть расступилась, а девушка перешагнула порог. Лизнув стены, пламя выхватило у мрака длинный силуэт. Люмин сдвинула к переносице брови, подняла руку выше; магический огонь вспыхнул ярче, озаряя комнату, бросился на блестящее от горячечной испарины лицо Дайнслейфа. Его грудь часто вздымалась, вздохи были рваными и по лицу прокатывались судороги. Люмин так и оцепенела, разглядывая незваного гостя. Бледное лицо с посиневшими губами, плоская фибула на груди в виде четырехконечной звезды, темный плащ с высоким воротником, светлые волосы и запах свежей крови, оставляющий на языке горьковатый, яркий вкус меди… Люмин осеклась, тихо охнула и от удивления разжала пальцы. Кинжал со звоном выпал из них на пол. Она бросилась вглубь дома. Огарок свечи сиротливо стоял в подсвечнике посреди стола. Пламя лизнуло обугленный фитиль, прежде чем растаять в воздухе подобно искре, Люмин, схватив подсвечник, торопливо зашагала к заставленным склянками полкам. Подняв вверх свечу, она принялась угрюмо их разглядывать, пока не нашла необходимый флакон с мутной мазью. Возвратившись к Дайнслейфу, Люмин переступила его ноги, поставила свечу чуть поодаль, чтобы он не опрокинул ее в горячке, и склонилась к рыцарю ближе. Перевернуть тяжелое тело оказалось непросто, но, крепко взявшись за плечи Сумеречного Клинка, с четвертой попытки ей все-таки удалось опрокинуть его на спину. Сквозь боль и предсмертную горячку Дайн что-то застонал, однако Люмин этого даже не заметила. Взгляд сместился к кровавому пятну, расплывшемуся под рубашкой, при виде страшной раны ведьма поджала губы в бескровную ленту. Люмин опустилась на колени. Ловкими движениями расстегнула фибулу, сдвинула в сторону плащ. На Дайнслейфе оказалось слишком много слоев одежды — об этом девчонка выругалась себе под нос, пока расстегивала на серой жилетке и рубашке пуговицы, — однако вскоре ей все же удалось с предельной осторожностью отлепить от корки подзапекшейся крови влажную ткань. Несколько раз Дайнслейф шевельнулся от боли, хмуря лоб и издавая нечленораздельные звуки, но девушка не повела и бровью. Она свинтила с пузырька крышку и наклонилась к распластанному на полу рыцарю ближе. От раны разило кровью, а также гнилостным запахом губительного меча. Этот запах был хорошо знаком ведьме — Люмин сталкивалась с ним во время каждой новой встречи с приспешниками Ордена Бездны и теперь не могла перепутать ни с чем. Моргнув, она зачерпнула пальцами мазь, придавила Дайнслейфа ладонью в грудь как можно сильнее и затем, закусив губу, прикоснулась к ране. От острой боли все тело Сумеречного Клинка свело судорогой. Люмин попробовала придавить его крепче, вот только рыцарь был сильней нее. С неприятным посвистом выпустив из легких воздух, Дайн попытался отодвинуться, но Люмин ему этого не позволила: коленом она вдавила правую ладонь Дайнслейфа в пол, другой опустилась на низ живота, подальше от раны. Движения Дайна замедлились, и, вздохнув, Люмин принялась тщательно обрабатывать рану снадобьем. Ей пришлось потратить чуть больше половины флакона, прежде чем у Дайнслейфа выровнялось тяжелое, прерывистое дыхание. Лицо его разгладилось, конечности обмякли, а девушка позволила себе освободить рыцаря. На Люмин накатило такое сильное облегчение за спасенную жизнь, что, поднимаясь на ноги, она почувствовала в коленях слабую дрожь и скользкой, окровавленной ладонью придержала себя за стену. Пот катился у нее по шее и спине, однако страх — страх за жизнь абсолютно незнакомого ей рыцаря — постепенно остывал. Сделав несколько коротких вдохов и выдохов, чтобы прочистить легкие, дрожащими ладонями Люмин завинтила флакон и направилась к столу, перешагнув через Дайнслейфа. Дайнслейф очнулся спустя полчаса. Его пробуждение было резким, будто утопленника вытолкнуло на берег волной — взяв судорожный вдох, он разлепил веки. Свет, исходящий от свечей, резанул по привыкшим к темноте глазам; покривившись, Дайн принялся часто моргать, пока слепые пятна на сетчатке не исчезли вовсе. Недоумевая, рыцарь окинул взглядом комнату и остановился на силуэте Люмин, повернутой к нему спиной. Дайнслейф напрягся, попробовал сдвинуться, но притупленная боль зашевелилась в ответ в боку. Тогда он перевел взгляд на рану и с удивлением обнаружил, что она больше не кровоточит. — Не стоит пока двигаться, — вдруг произнесла Люмин, и юношеские плечи от неожиданности дернулись. Дайн разлепил пересохшие губы и попытался было что-то сказать, но из глотки вырвался только хрип. Люмин, что-то тщательно перемешивающая в ступке, продолжила: — Рана может открыться, если будешь не слишком аккуратным. Взгляд Дайнслейфа вновь метнулся по комнате. Лезвие кинжала блеснуло в уголке глаза, приподнявшись на локте, Сумеречный Клинок попробовал отползти в сторону ножа. Боль вновь резанула его бок, и юноша зашипел сквозь плотно стиснутые зубы. Едва боль присмирела, Дайнслейфу все-таки удалось привстать. Неуклюже перекатившись на здоровый бок, он принялся тянуться к кинжалу. — Ох, — Люмин отложила ступку и развернулась к Дайну. Последний, скосив глаза, обнаружил на девичьем лице призрачную веселую ухмылку. Пружинистым шагом Люмин приблизилась к Дайнслейфу, а Дайнслейф от отчаяния попытался быстрее подползти к ножу и оказался тем, кто не успел. Каблук ведьмы с размахом опустился на клинок, едва не придавив юношеские пальцы, — Дайн вовремя отдернул руку. Люмин под внимательным взглядом раздосадованного рыцаря вытащила нож из-под подошвы, присела перед Сумеречным Клинком и улыбнулась еще шире. — Совсем про него забыла, — произнесла Люмин, поигрывая ножом перед лицом юноши. У Дайнслейфа взгляд сделался суровым и каким-то озлобленным. Хриплым, дрожащим от гнева голосом он спросил: — Ты ведьма, не так ли? Девчонка поднялась на ноги. С самым непринужденным видом Люмин вложила охотничий нож за пояс и пожала плечами: — И что с того? Разве это имеет какое-то значение? — Ведьмы — проклятые существа, от них лишь беды, — с презрением процедил Дайнслейф. Покривившись, Люмин вновь поравнялась со столом. — Никогда бы не подумала, что каэнрийцы окажутся такими глупыми, — она со вздохом продолжила растирать в порошок травы. — Вообще-то, сейчас ты тот, кто является вестником бед. Вломился сюда одной ногой в могиле, а теперь смеешь оскорблять хозяйку дома. А что, если прямо сейчас на нас нападет Орден Бездны? Для них выследить какого-то жалкого рыцаря — как раз плюнуть. Возмущение захлестнуло Дайнслейфа, сдавило ему грудь. Он открыл рот, чтобы хоть как-то возразить, однако не нашел подходящих слов и поспешил его захлопнуть. Потому что кое в чем ведьма была права: его поведение достойным не счел бы никто. — Как тебя зовут? — Дайнслейф, — осторожно ответил он. — Что ж, рада с вами познакомиться, сэр Дайнслейф. Снадобье почти готово. Сумеречный Клинок остро сузил глаза и переспросил: — Снадобье? — Вы не ослышались. Чудесное лекарство, которое поставит вас на ноги всего за несколько дней. — Лучше уж я умру, чем приму помощь от ведьмы, — резко отплюнул Дайн. — Ну, — Люмин беспечно повела плечами, — меня такой исход вполне устроит, но что же касается короля и его семьи? Из могилы прислуживать им не получится. Дайнслейф оторопел. Странным взглядом он посмотрел на Люмин, нахмурился еще сильнее и отвернулся, словно капризный ребенок. Люмин прикусила себе щеку, чтобы задушить смешок, и, немного помолчав, продолжила: — Простите мое любопытство, но какой у вас ранг среди рыцарей? — Капитан. Капитан Сумеречный Клинок. Люмин замерла. Ее пальцы сжали пестик до того сильно, что костяшки побелели, нижняя губа задрожала. Смесь чувств — необъяснимая радость и нездоровое предвкушение — захлестнули ее с головой подобно тайфуну, и чтобы устоять перед ними девушке пришлось собрать всю свою волю в кулак. Она сместила взгляд к перетертым травам, заклинание сорвалось с ее уст беззвучным шепотом. Люмин приблизилась к Дайнслейфу с миской теплой воды в одной руке и только что приготовленной миской с мазью в другой. От лекарства пахло гнилой травой и полынью; едва этот запах ударил в нос, Дайн брезгливо поморщился. А Люмин звонко рассмеялась. — Горькая пилюля — лучшее лекарство. Она помогла ему сесть и аккуратно прислониться к стене. Дайнслейф не издал ни единого звука; лишь дрожь пробегала по его лицу и уголок губ многозначительно дергался от боли. Со знанием своего дела Люмин тщательно промыла рану, нанесла поверх нее лекарство — мазь приятно холодила пульсирующую, как от ожога, кожу, и Дайнслейф позволил себе расслабиться, откинув голову — и забинтовала бок. Снадобье подействовало почти сразу: живительная прохлада разлилась в низу живота, заставляя Сумеречного Клинка вздохнуть, боль отступила. Дайн почувствовал, как его накрывает усталость, но совсем этому не удивился. В конце концов, он едва здесь не погиб. — Спасибо, — пробормотал Дайнслейф. Люмин в ответ лишь кивнула. — Тебе необходимо как следует отдохнуть. Одним волшебством тут дело не обойдется. Вдвоем они медленно пересекли комнату. Люмин, взвалив юношу себе на плечо, помогла ему подняться. За запертой дверью оказалась комната, чуть больше первой, почти пустая, за исключением двух кроватей и старенького гардероба. К тому времени, как ведьма довела его до одной из постелей, у Дайнслейфа уже заплетались ноги и слипались глаза. Едва коснувшись подушки, он тут же провалился в сон. Люмин, даже не удостоверившись в этом, оставила спящего рыцаря и торопливо выскользнула из комнаты. Свечи едва хватало на то, чтобы освещать себе дорогу. Тень тянулась за Люмин, то удлиняясь, то вновь становясь короткой, деревья выступали из неприглядного мрака зловещими силуэтами. Загнанный в стойло конь обеспокоенно фыркал. С замиранием сердца, стараясь не смотреть по сторонам, Люмин обогнула домик, сошла с тропинки и вошла в чащу. Там, в ореоле тусклого света, исходящего от электрической сферы, ее уже дожидался Чтец. Он поднял голову, завидев девушку, прохладно кивнул и не проронил ни слова. Сглотнув, Люмин напряженным голосом, медленно проговаривая буквы, спросила: — Это ведь он, не так ли? Чтец кивнул. — Дайнслейф — злейший враг Ордена, — шелестящим, потусторонним голосом ответило существо. При звуке этого голоса у Люмин по спине пробежали мурашки. — У Ордена для тебя есть подарок. С трудом ей удалось подавить в себе желание сделать шаг назад, когда Чтец подплыл к Люмин по воздуху ближе. Он приказал девчонке вытянуть руки, а затем вложил в них увесистый сверток из черной ткани. Темная, могущественная магия хлынула в Люмин от одного прикосновения; от гнусной энергии у девушки горло перехватило и на краткий миг иссяк весь воздух. И, тем не менее, уже в следующее мгновение все вернулось к норме. Только странное, неестественное ощущение беспокойства никуда не ушло. — Что это? — Люмин подняла глаза. Сотканная из магии сфера вспыхнула ярче и тут же сделалась вновь бледной, однако в этой вспышке света девушке показалось, что Чтец жутко ухмыляется. Она не могла знать наверняка: все порождения Бездны, в конце концов, никому не показывали собственного лица. — Это, — когтистый палец нежно коснулся девичьего лба, чувство небывалого отвращения переполнило Люмин и тот же час исчезло, — чтобы помочь тебе встретиться с теми, кто уже давно ушел.один
11 мая 2022 г. в 13:39
За перегородкой лба пульсировала кровь. Дайнслейф шел, не разбирая дороги, и прижимал ладонь к окровавленному боку. Рана, оставленная ему Герольдом Бездны, будто жгла белым пламенем все тело, пот градом катился по спине и уже пропитал насквозь рубашку. На глаза спускалась багряная пелена, каждый новый шаг давался Сумеречному Клинку с огромным трудом и мир вертелся в бредовой пляске, однако конь, идущий впереди Дайнслейфа, продолжал тащить его вдоль тропинки за поводья.
Несколько раз капитан королевской стражи чуть не свалился в кусты ядовитого плюща, разросшегося на обочине. Лишь чудом Дайну удалось устоять под озабоченное конское ржание. Они брели, казалось, целую вечность: для охваченного лихорадкой рыцаря минуты превратились в самые настоящие часы, одежда, пропитанная кровью, неприятно налипала к коже и открытой ране. Рысак вытолкнул Дайнслейфа с края тропинки к небольшой, ухоженной хижине, и, пошатнувшись, Дайнслейф прильнул спиной к стволу усыхающей сосны, чтобы перевести дух. Прохладный вечерний воздух, переполненный запахом хвои и прошлогодних листьев, приятно остужал раскаленные легкие при каждом вдохе; юноша глотал его, жадно раздувая ноздри, но облегчения не наступало. Отдуваясь, Дайн наконец шагнул в сторону домика, поморщился и прикусил себе щеку изнутри, чтобы не вскрикнуть от пронзившей, будто ножами, бок боли. Покачиваясь, он медленно взобрался по ступенькам — после каждого шага приходилось делать долгие передышки — и застыл перед дверью. Какой-то страх обуял все естество Дайна, сердце сжалось в стальных тисках. Дайнслейф вдруг подумал, что дверь окажется заперта, и теперь он бесславно умрет в темном лесу, а Орден Бездны еще долго будет потешаться над останками своего павшего врага.
Сумеречный Клинок нахмурился, встряхнул головой и неуклюже толкнул плечом дверь. Та с легкостью поддалась, Дайнслейф едва не вкатился через порог кубарем. Схватившись за стену, Дайн выставил вперед правую ногу, перенес часть собственного веса на левую и замер, удержав равновесие. Онемевший бок ответил на его движения слабой резью. Дайнслейф шагнул, преодолевая головокружение, — тесная комната немного накренилась вбок. Взяв глубокий вдох, Сумеречный Клинок привалился к стене спиной, сполз по ней на пол и запрокинул назад и вверх голову. Когда тяжелый туман в голове немного осел, Дайн с усилием разлепил веки и огляделся.
Внутри дома было тепло и сухо, вкусно пахло сушеными травами и кисловатыми ягодами. Свет заходящего солнца проникал сквозь маленькое окно, скользил по небольшому столу в центре комнаты и дощатому полу, проникал в щель под дверью, ведущей во вторую комнату. Рядом с глиняной печью располагался ряд длинных полок. Дайнслейф напряг глаза, вглядываясь в темноту, подтянулся, держась за рану, и придушил в себе болезненный стон. Чего только не было на полках: среди кухонной утвари юноша сумел различить в полумраке с десяток склянок и в два раза больше небольших пузырьков. Ему хотелось подойти поближе, однако ватные ноги Дайнслейфа уже не слушались. Сил оставалось все меньше, и когда рыцаря окончательно покинет жизнь — всего лишь вопрос времени.