***
Тони осмотрел спящего с интересом. Обычно омеги вызывали в нем раздражение и злость. При том весьма глубокую. Их слабость и зависимость, жажда приклеиться к другому, прилепиться, как клещ, и держаться изо всех сил, заглядывая в глаза — сродни ночному кошмару. Питер вызывал в нем совсем другие чувства. Это было почти благоговейное поклонение. Он бы целовал парню ноги, если бы Питер не пытался при этом отгрызть ему нос. Парень напоминал собой китайскую водку с замаринованной коброй в бутылке: откупорив крышку, до конца не знаешь, вдруг тварь жива и может, как джинн, покинуть свое пристанище. Вот таким был этот омега. Уникальным, единственным в своем роде. Первая часть плана прошла успешно, и в этом, чего греха таить, подсобили ему ребятки в костюмах. Возможно, слишком хитрая затея, но по его мнению игра все-таки стоила свеч. Мужчина покрутил в пальцах шприц, борясь в себе с противоположными потребностями. Одна его часть до скулежа хотела получить Питера хоть ненадолго в свои лапы, почувствовать его слабость и внушить, что он безопасен, что рядом с Тони ему будет хорошо, что он поможет и защитит его, а вторая орала, что хрупкий кристалл доверия мог развалиться в любой момент от его хитрых желаний. Он помялся, походил возле кровати в надежде справиться с первой частью души. Мужчина издал надломленный полустон и снял со шприца колпачок, а затем, примерившись, осторожно протолкнул иглу в кожу мягкой ягодицы. Гормоны должны были стабилизировать и сделать эту шипящую кобру чуть более ручной, более доверчивой. Он осторожно вдавил поршень до полной остановки и так же осторожно извлёк шприц. Разумеется, то, что Питер не способен был подарить ему детей, было фактом крайне неприятным, но это ведь вполне решаемо другими способами. В конце концов он мог смириться, будучи не глупым человеком. Мог постараться принять это, ведь теперь главным было даже не примитивное желание иметь потомство, а фактическое приручение ядовитой змеи, иначе, видит бог, этот гад ползучий его отравит. Кожа разогрелась, и паренёк тихо замычал сквозь сон. Течка вот-вот должна была начаться. Тони обошел кровать с другой стороны и тихо лег на законное место, укрылся как ни в чем не бывало одеялом и закрыл глаза. До звонка будильника оставалось сорок минут. В семь часов телефон загудел веселой мелодией. Паренёк тяжело приоткрыл глаза и огляделся. Голова как-то странно звенела, а тело казалось ватным. Он потянулся вбок и выключил телефон, посмотрел на спящего рядом мужчину и попытался встать. Живот неприятно тянуло и заполняло жаром. Странное чувство, о котором он забыл на долгие годы. Питер отодвинул одеяло, заметил небольшое пятно и, коротко выругавшись, рванул в ванную по соседству. Если он сейчас же предпримет меры, то течку можно будет остановить. Да, ему будет больно, да, он будет чертовски злым и сонливым, но это лучше, чем состояние немощной тряпки. Он отыскал на полке нужные лекарства, попытался разомкнуть тяжёлые веки. Все вокруг плыло и превращалось в кашу, а ноги совсем перестали держать. Питер тяжело плюхнулся на мягкий коврик у ванны и прижался к холодному акрилу спиной. Кожу жгло от жара и холода. Противное жуткое чувство расползалось все быстрее, и он прилёг на бок, прямо на этот мягкий коврик. Парень отложил в сторону лекарства и нырнул пальцами в длинный ворс, погладил его и тихо замычал. Он и правда казался таким мягким и пах, как и все кругом, петрикором. Это запах защиты. От этого слова в животе совсем потяжелело. Тони его защищал, он его оберегал, он всегда старался быть рядом. Питер почувствовал себя жутко виноватым. Он ведь совсем не ценил это, принимал как должное или вовсе отказывался. Тони спас его от тех парней, Тони забирал его из университета. — Тони, — простонал он, повернув голову к двери. — Тони! Убежденность, что его всенепременно услышат, что придут и помогут, подкрепилась тем фактом, что дверь неожиданно открылась. Мужчина посмотрел вниз и слегка сдвинул брови: — Ох, малыш. Старк быстро прошел вперёд, присел перед лежащим пареньком и, перехватив того под ноги, потянул на себя, с едва заметной брезгливостью отодвинул блокаторы в сторонку. Питер пах просто божественно, глядел на него своими мутными оленьим глазами и будто видел только его одного в целом свете. — Я здесь, я с тобой. — Мне плохо. Я хочу пить, обними меня. Он со задавленным восторгом прижал его теснее, погладил по ногам и коротко поцеловал в мокрый лоб: — Я дам тебе все, что захочешь. — В самом деле? Если бы от взгляда можно было получить инсульт или инфаркт, то у него бы могло случится и то и другое одновременно. Эти милые глаза вновь посмотрели на него, как на единственное важное существо во вселенной с надеждой и тихим восторгом. Парень погладил его по голой груди, скользнул пальцами на реактор. — Да, — совсем уж хрипло выдохнул Старк. — Тогда я хочу тебя. Я хочу тебя чувствовать всего. Ты мне очень нужен. О, это мед для его ушей. Сладкая патока, чистый сахар. Восторг, одним словом. Он притянул его ещё теснее, сжал пальцами кожу и, приподнявшись на ноги, двинулся в сторону кровати. Парень, будто заколдованный, смотрел только ему в лицо и развел ноги в стороны. Делай, что хочешь, он был на все согласен. Такая свобода для творчества и полная самоотдача вылилась в массу жадных поцелуев. Тони перехватил его под спину, погладил по лопаткам и стал целовать, казалось, каждый дюйм чужой кожи, ни одного участка не должно было быть пропущено. Питер захныкал даже от такой простой ласки. Кожа под губами была уже немного влажной от пота, издавала волшебный запах и была солёной. Он хрипло выдохнул, подключая к поцелуям короткие касания языком и продолжая мять его спину. — Тони, — всхлипнул парень. — Тони, пожалуйста. От этого голоса, от того, как сладко его звали, от податливости, от того, каким Питер был трогательным, нежным, Тони почувствовал жаркую дрожь. Почему он не мог быть таким все время? Он же просто потрясающий. Старк мог его стиснуть намертво, запереть здесь и приносить все на блюде. Почему Питеру было так важно считаться самостоятельным, если был он, Тони? Почему ему так страстно хотелось выпорхнуть из чужих рук? Мужчина сдвинул руку вниз, почувствовал, как скользко между бедер. Питер толкнулся на встречу и сразу сжал внутри чужие пальцы, провалившись в загнанные стоны, то и дело хватая его за плечи. Тело стало до безобразия чувствительным, от каждого прикосновения кожа будто горела, в комнате до одури пахло дурманящим петрикором. Этот запах внушал, что его не обидят, что они созданы друг для друга и, даже несмотря на несовершенство обоих, просто обязаны быть вместе. Питер низко застонал от новых поцелуев. Он коротко двинулся взад и вперёд, нанизываясь на пальцы, и вновь вгляделся в лицо напротив. Старк ответил ему не менее завороженным взглядом, готовый запечатлеть новую картинку на подкорке. Питер с мутным взглядом, с нежным румянцем на щеках. Питер, пахнущий лучше самой дорогой дури. Тони вытащил пальцы, вместо этого впился в приоткрытый рот и трепетно толкнулся языком вглубь, задыхаясь от удовольствия. Его милый, его волшебный Питер, сейчас такой податливый, такой ласковый, принадлежал ему весь целиком. Старк подтянул парня за бедра, навалился сверху, загоняя себя сразу до основания. Питер загудел сдавленным стоном ему в рот, ноги мелко задрожали. Теплые стенки радушно приняли его так, будто он вернулся домой. Питер, пахнущий полями, с этими чудесными губами и не менее чудесными плечами и руками, которые хотелось зацеловать целиком. Все это было так нужно ему сейчас. Мужчина плавно толкнулся, подтянул его ещё теснее, практически пряча под собственным телом, будто ему угрожало что-то извне, и принялся целовать все, до чего он мог дотянуться: лицо, шею, руки, пальцы. — Я люблю тебя, — хрипло выдохнул он. Парень под ним заскулил громче, обнял его и позволил толкаться всем телом навстречу, фактически разрешая владеть собой. Тони этот жест оценил поистине щедро. Он стал двигаться куда более отрывисто, задевая при этом переднюю стенку, натирая ее членом изнутри. Старк был уверен, что, поймав Питера на самом пике слабости, сможет привязать сильнее к себе, а в результате начал чувствовать, как задыхается сам от жажды быть привязанным. Как он мог причинять ему столько боли, как мог заставлять его страдать? Этот парень сродни маленькому волшебству. Мужчина надсадно всхлипнул и куда плотнее прикрыл собой, будто в еще более остервенелой попытке спрятать от всего внешнего. В голове плыл дурман от удовольствия, пока омега мычал, почти отчаянно цепляясь за его плечи от разрастающихся волн глубоко внутри. Он выгнулся в чужих руках и пришпорил пятками поясницу. — Давай, малыш, кончай, — хрипло проговорил Старк, перехватив его за подбородок. Новая волна теплого удовольствия окатила парня, зажала в своих тисках и разлилась в животе. Питер коротко дернулся в спазмах и выплеснулся себе на живот. Мужчина задушенно выдохнул, глядя в его затянутое пеленой удовольствия лицо, и впервые продолжил качаться взад и вперёд уже куда медленнее, то и дело выталкивая узел наружу и снова проталкивая вглубь тела. Парень зажмурился, вновь стиснул его внутри и выплеснулся ещё раз, правда всего парой капель. — Мой сладкий малыш, мое нежное божество. Ты такой чудесный, такой волшебный.***
Питер лениво приоткрыл глаза. За сутки он уже перестал быть таким беспомощным, как ещё совсем недавно. Сознание прояснилось, и потребность в чужой опеке исчезла, но разве Тони можно было это объяснить? Мужчина нежно улыбнулся, присел рядом и погладил его по лбу, а затем пододвинул тарелку. — Тебе нужно позавтракать. — А тебе пора на работу, — пробормотал тот. — Если меня не будет несколько дней, никто с ума не сойдёт. Чутка подергаются и успокоятся. — Ты знаешь, что только хищники приносят еду во время брачного периода своей половине? — То есть я, стало быть, хищник. Какой? Я волк или, быть может, ягуар? — Сойдёмся на ондатре. Плавает, бултыхается, противно орет. Шуба из нее теплая. — Какой острый язычок, — он хищно осклабился. — Парадоксально, но это начинает мне нравиться, — Питер перевел взгляд на ласковую руку, гладившую его по голове, обманчиво нежную. — Попади твои таланты не в те руки, и хлопот потом не оберешься. — В самом деле? — Да. Я бы не хотел, чтобы ты стоял от меня по другую сторону баррикад. Никогда не воспринимал омег всерьез, — Тони слегка склонил голову и сожмурился. — Вы всегда казались мне такими слабыми, такими беспомощными, легко ломающимися. Любую омегу можно прихлопнуть, как муху, без труда, — Питер тихо сглотнул, когда рука на сей раз заскользила по его щеке. — Надави посильнее, и ничего не останется. Милые симпатичные игрушки с одинаково смазливыми лицами. Все омеги такие, миловидные и глупые. Как куклы. Я смотрю в твои красивые большие глаза, такие же большие, как у всех подобных тебе, и до ужаса боюсь, как бы ты сам не прихлопнул меня, Питти, — он столь же зачаровано скользнул большим пальцем по приоткрытым губам. К чему вся эта сложная тирада, Питер так и не понял. Он лишь украдкой перевел взгляд на окно. Чисто теоретически именно так можно было бы спуститься в лабораторию. Или все же лучше через дверь? В таком случае ему бы предстояло обойти Джарвиса. — Я бы хотел пончиков, — тихо отозвался парень. — Я могу заказать, и их привезут сюда. — Лавка, в которой есть мои любимые, лишена доставки. — Намекаешь, что я должен метнуться тебе за пончиками? — он приподнял брови от такой наглости. — Пожалуйста, ради меня. — Ты вертишь мной, как захочешь. Не стыдно? — Очень стыдно. Я раскаиваюсь. — Враньё. Ладно, сгоняю за пончиками, но обещай без меня не шалить и никуда не уходить. — У меня слишком болит тело. Я дальше этой комнаты никуда уйти даже не смогу. — Ладно, я верю тебе, Питер. Не подведи меня. — Хорошо, — он мягко улыбнулся. Тони пусть и крайне неохотно, но все же привстал с кровати, заправил рубашку в брюки и спросил: — А где находится эта пончиковая? — Бишкери стрит, двадцать два. — Это же другая часть города! Ты прикалываешься что ли? — Но я очень хочу банановых пончиков. Мужчина вздохнул скорее обреченно и прошел к двери, пригрозил ему напоследок: — Лежи в кровати, даже не думай никуда ходить. Только в туалет и обратно. — Я посмотрю фильм, пока тебя не будет. Дашь мне мой ноутбук? — Возьми мой. — О, ну… хорошо, — он коротко кивнул. Тони протянул ему макбук и приподнял бровь, когда техника опустилась в чужие руки. — Не шали, Питер. — Да, я знаю. Знаю. Парень облизнул губы, открыл крышку ноутбука и клацнул по входу без пароля. Он открыл поисковую строку в браузере, отыскал первый попавшийся фильм и поставил громкость побольше. Когда дверь щёлкнула, он тут же принялся за работу. Пальцы заметались по клавишам. Тони сам дал ему в руки бомбу с открытом доступом ко всему необходимому. Нужно было лишь потом как следует замести следы. Парень набрал очередную комбинацию, взломал протокол, написанный Тони, и, украдкой покосившись на камеру, зажал пальцами кнопку. Теперь кадр застыл. Все, что видел Старк — Питер, сидящий перед ноутбуком и смотрящий фильм. Он перевел взгляд на коридор. Ещё три камеры шли ровным рядком следом, до лаборатории требовалось дойти незамеченным. Он посмотрел на общий план помещения, потёр пальцами губы и вновь принялся взламывать протоколы. На все у него был в запасе час. Максимум. На лбу проступил пот. Парень заклацал по клавишам быстрее, проверил строчки и отправил подтверждение. Все, камеры зафиксировали пустой коридор. Теперь он мог приступать к следующему этапу работы. Питер пошел быстрым шагом в сторону лестницы мастерской, спустился вниз и коротко выдохнул от тупой ноющей боли в паху. Здесь датчиков не стояло. Психопат Тони Старк был чрезмерно уверен в себе. Когда вспышка боли отступила, Питер толкнул раму плечом и вылез на широкий карниз, а затем сполз вниз на открытую площадку посадки для Марка. Питер открыл панель и начал набирать номер стандартного протокола. Такой же, как и у любой двери в системе Старк Индастриз. Питер помнил их все. Дверь щёлкнула, и тот быстро прокрался внутрь. Будь он вором, был бы самым лучшим, без сомнений. Парень пролез внутрь, заметил на другой стороне датчик движения и замер на месте, покрываясь потом. Двинься он, начнется истерика у системы о том, что внутрь проникли. Питер уставился на датчик, стараясь не отрывать руки от тела, он пододвинул пальцем стул. Датчик повернул белую головку. Питер сглотнул и неторопливо повернул голову к стене. Панель с обратной стороны двери была довольно высоко относительно него. Можно было набрать цифры разве что носом. Не отводя взгляда от белой капсулы, он прижался носом к тройке, затем к единице, следом к пятерке и наконец к двойке, поставил решетку и зажал носом единицу. Датчик погас. Теперь оставался Джарвис, никогда не спящий пёс Старка, его верный помощник, его глаза и уши. — Сэр, вам нельзя здесь быть, это помещение защищено от вас. — Да, да, защищено, меня здесь не было, Джарвис. Это был голубь, — проговорил он, бодро двинувшись к стоящему на столе компьютеру. — Сэр, я вынужден буду сообщить мистеру Старку… — Что в помещение влетел голубь. Он ткнул пальцем по уже вскрытым строчкам кода, и Искин затих. Камеры в лаборатории были выключены. Парень промотал запись назад, вытащил пальцами небольшой отрезок и забросил его в виртуальную корзину. Теперь нужно было найти важные вещи, действительно важные. С кем Тони переписывался, что отправлял, что смотрел, где был, с кем был. Любые зацепки про экстремис, при большой удаче он надеялся узнать даже саму формулу. Он вытащил флешку, вставил ее в порт и тонны информации полетели в ее недра. На все у него оставалось двадцать минут. Питер застучал пальцами по столу продолжая приговаривать: — Давай, давай, давай же, быстрее… Последняя папка отобразилась веселой галочкой, и он принялся возвращать все на свои места, почистил историю в поисковике, а затем скользнул к люку и так же поднялся наверх, стискивая при этом флешку. Парень закрыл за собой окно, рванул по ступеням наверх, через коридор. Дверь тихо щёлкнула. — Ну знаешь ли, банановые пончики в час пик — это дурная затея. Тони перевел взгляд за запыхавшегося парня с флешкой в руках, плавно поставил коробку на тумбочку и спросил: — Питер? — Я все могу объяснить. Мужчина с недовольством сдвинул брови и медленно скрестил руки на груди. Питер впервые почувствовал такой странный вид стыда. Ему было стыдно перед Тони даже не как перед человеком, которого он отправил через половину города за пончиками, а как перед своим партнером. Парень болезненно потупился, вдруг виновато пробубнив: — Я правда могу все объяснить. Он интенсивно начал заламывать пальцы, заламывал их так, что стало больно смотреть. В воздухе сладко запахло петрикором, тот скукожился уже болезненно. — Успокойся, а то сейчас ежа из себя вытолкнешь. Зачем тебе флешка, и почему ты весь в пыли? Куда ты лазил? — В лабораторию. Мужчина тяжело вздохнул и закачал головой уже более нервно, воздух стал пахнуть еще острее ярким запахом земли. Питер невольно зажал пальцами нос. Он не готов был принять этот запах. Это запах свободы, но никак не запах Тони. Он обязан пахнуть так, как пах в первую их встречу — тяжелой древесной смолой, Питер предпочел бы сдохнуть в этом густом запахе и быть заточенным в янтарь. Маленькая бабочка присела на плечо миллиардера и расправила свои черные крылышки. — Зачем ты пытался туда проникнуть? Что ты там искал? — Я хочу вывести из крови экстремис, — как на духу признался парень. Чужие брови плавно поползли наверх в приступе нескрываемого удивления. Старк тихо сглотнул: — Зачем? — Чтобы… чтобы не чувствовать все это. Я не хочу принимать себя таким, — он почти демонстративно обвел себя руками. — Каким «таким»? — Слабым, зависимым, требовательным. Я хочу быть собой прежним. Хочу знать, что могу спокойно прожить без другого человека, в одиночку. — Но ты и так прежний, — Тони невольно усмехнулся. — Ты вредный, едкий, смышлёный, довольно очаровательный и чертовски милый. Да, без сомнений, ты стал чуть более трогательным, даже начал смеяться в моем обществе, но ты такой же, как был раньше. — У меня течка. Это отвратительно. Это не то тело, в котором я жил долгие годы. Я не хочу быть таким. — Ты не сможешь вывести экстремис, это невозможно, — Старк лениво закачал головой. — Мы сделали сыворотку на основе человеческого сырья. Это универсальная основа для донорства, экстремис сейчас везде в твоем теле: в мозгу, в крови, в спином мозге даже в мышцах и костях. Он внедрился в твое тело. Питер почти лихорадочно потер себя по плечам, будто эта кожа была ему противна, будто он сам себе был противен. Хотя почему «будто»? Он в самом деле был себе противен. Тони болезненно сдвинул брови и подошел чуть ближе, наставительно проговорив: — Давай вот как сделаем. Ты отдашь мне флешку, и взамен этому мы придумаем, как подавлять твой сильный запах без помощи блокаторов. Да, это не избавит тебя от течки, да, ты будешь продолжать очень мило хихикать и вести себя чуть более трогательно, но ты все же не будешь пахнуть слишком сильно. Блокаторы рано или поздно посадят тебе печень. — Я не хочу вести себя как придурок, мне нравилось то, что я испытывал раньше. Я не испытывал дискомфорта от притеснений. Мне не было стыдно перед альфами. — Я думаю, что тебе стыдно потому, что ты обманул меня, хотя я просил этого не делать. Дело вовсе не в том, что я альфа. Даже не в том, что я твой альфа. Кто тебя притесняет? — Никто меня не притесняет, я просто так это сказал. — Питер… — Все в порядке, мне не нужна защита, я могу сам, — он неуверенно вытянул руку вперед в попытке его отодвинуть. — Но я хочу тебе помочь, я хочу тебя защитить. Вместе с тобой я меняюсь и сам, — парень приподнял на него недоверчивый взгляд, и мужчина сделал глубокий вдох, собирая все свое мужество. Он должен был быть мудрее. Он сам этого хотел. — Я чувствую, — начал тот, — чувствую, как меняюсь. Чувствую, что хочу быть большим и понимаю, что, вероятно, был прав отнюдь не во всем. При всей своей внешней политике и поведении у меня все в порядке с головой, да, мотивы моих поступков довольно неоднозначны, да, я перегибаю палку, но это мне было свойственно всегда, и как тебя экстремис сделал большей версией омеги, так и меня он сделал большей версией альфы: ввел многие параметры в абсолют. Но сейчас на фоне тебя, более колкого и требовательного, мне уже не хочется чувствовать то, что я привык ощущать. Парень невольно улыбнулся в ответ и потупился еще сильнее. Ему стало как-то странно спокойно на душе. Тони поддел пальцами его подбородок и тихо проговорил: — Давай попробуем? Ты ничего не потеряешь. — Мы ведь закажем пиццу? — он украдкой приподнял бровь. — Мы? — Тони ответил ему легкой улыбкой. — Мы закажем. Парень торопливо отодвинулся назад, вдруг поняв, что сказал, и быстро, даже тарахтяще произнес: — Только без анчоусов, не люблю анчоусы, и прости за обман. Питер помялся короткое мгновение рядом, потоптался и резко клюнул его в щеку, а затем, будто дорожный бегун, попытался ретироваться, но, так и не успев, угодил в нежный капкан объятий. Тони урчаще потерся щекой об его шею, почти блаженно протянув: — Мы закажем пиццу. Мы… Мы…