***
Тони подскочил в кровати, затравленно дыша, как пес на охоте, и огляделся по сторонам. Пот градом катился по лицу и застыл на плечах и спине. Холодный и до омерзения противный. Питер крепко спал рядом с ним, тихо посапывал и даже в этот раз позволил себе закинуть ногу, будто Старк его плюшевый медведь. Старк надломлено выдохнул и пощупал пальцами реактор, а затем встал с кровати и двинулся к мастерской. Там еще осталось немного виски. Он точно помнил это. Тони поудобнее развалился в кресле со стаканом и бутылкой и тихо проговорил: — Джарвис, найди всех, с кем я когда-либо жил здесь. Всех омег. Я хочу знать, в каком они состоянии и где они. — Вас снова мучает бессонница? — Что-то вроде того, — пробормотал мужчина, отхлебнув из стакана янтарной жижи. — Давай, понеслась. Выводи списком. Что страшнее, убить целую вселенную из любви или убить множество от безразличия? В масштабах вселенной первое страшнее, без сомнений. В масштабах одного человека и первое, и второе выглядит одинаково устрашающе. Что чувствовал Стивен, оставшись в глубоком одиночестве по собственной ошибке? Тот же ужас, что испытывал он сейчас, глядя на помеченные красной отметкой фото? Ему тоже было так тяжело дышать? Ему тоже казалось, что всё вокруг становится с каждой секундой меньше и меньше, сужается до размеров крошечной точки? Фото сменяли друг друга, красивые лица с отметкой «числится среди погибших», даты рождения, даты смерти. Снова, снова, снова. Ни одного живого человека. Оказавшись на улице, они не смогли, как Питер, выдержать давления. А кто бы вообще смог? Сколько им было? Двадцать? Двадцать пять? Двадцать восемь? Вот так же вокруг Стивена в свое время до скрежета сжималась вселенная, наказывая его за содеянное, так и вокруг Тони сейчас сужались стены, тоже наказывая его. Почему он никогда не думал об этом? Почему никогда не чувствовал сожаления? Ведь это такие же живые люди, как он сам. Единственное фото с пометкой «статус: жив» висело в конце списка, и это было досье Питера. Квинс, дом двадцать восемь. Мать и отец мертвы, ближайшие родственники тоже. Мэй, как выяснилось, не похоронили, а держали урну в дешевом блоке крематория. Он зарылся пальцами в волосы и судорожно поднялся на ноги, поглядев в экран со свирепой ненавистью, к себе, разумеется. В помещении послышался тихий, едва начавший звенеть звук репульсоров. В свое время он перебил тут все окна от такой же ненависти к себе, история, как известно, имела право на цикличность. Стекло с лязганьем рвануло, посыпавшись с грохотом на пол, равно как и соседнее. У него было много тайн. Так много, что уже хотелось задушить себя самостоятельно или позволить это сделать другому. Он даже надеялся, что весь этот шум мог разбудить Питера, он отчасти хотел, чтобы тот проснулся и явился за объяснениями. Хотел, чтобы он увидел этот жуткий список. Тони самолично погубил куда больше омег, чем какая-то долбанная игра. Кровь, которую ему так просто было не смыть. Мужчина перевел взгляд на список покойников с последним числившимся в нем именем. С последним, кто уцелел. Он мелко задрожал и двинулся обратно к лестнице, прошёл до спальни, отодвинув одеяло, забрался под него, почти отчаянно стиснул парня в объятиях и принялся целовать всё, что только можно: лицо, шею, плечи, руки. Питер тихо замычал сквозь сон, сонливо приобнял его под шею и едва разборчиво забормотал: — Тони, что происходит? Что ты де… В рот остервенело толкнулся язык, лаская его пока еще осоловевшего с неоправданной яростью. Мужчина то обнимал его под спину, то сжимал пальцами бедра, подтягивая все ближе к себе, будто в надежде спрятать, и один бог знал от кого — от себя или какой-то невидимой химеры. Питер прекрасно умещался в его руках, будто был создан для этого. Парень тихо всхлипнул ему в рот, заторможено попытался отодвинуться. Не похоже, будто Старк вознамерился заниматься сексом спросонья, иначе бы руки уже давно перестали блуждать по спине и принялись за член. Нет, это определенно было что-то другое. Тони почти отчаянно впитывал его вкус и запах, живого, теплого, пока еще сонного, такого трепетного. Мужчина перебрался поцелуями ему на шею, подгребая парня под себя. Он приподнял повыше край футболки и на сей раз прижался к теплой коже у самого соска, облизнул мелкую бусину и сжал ее губами. — Тони, что с тобой? — всхлипнул парень. Вот он, живой, с быстро бьющимся сердцем, лежал под ним. Живой. Настоящий. Мужчина тверже сжал его под спину, будто в надежде убедить прежде всего самого себя. Нужно было беречь Питера, ведь тот едва не ускользнул от него в пропасть забытья. Парень же мучался другими вопросами. Что за странные изобилующие ласки? Что на Тони вообще нашло? — Давай займемся любовью? — хрипло выдохнул тот. — Можно? — Любовью? — парень удивленно приподнял брови. — У тебя температура? Химикатов надышался? Мужчина слегка потупился в ответ и попытался отползти назад, разумно решив, что всё это чересчур. Питер же потянул его обратно, выдавил из себя неловкую улыбку и проговорил: — Прости, прости. Я просто не ожидал такого поворота. Обычно ты не спрашиваешь моего мнения о сексе, а тут еще и «любовь». Я растерялся. — Я правда такой монстр? — он болезненно нахмурился, глядя в чужие глаза. — Я монстр, да? У Питера не было однозначного ответа на этот вопрос. С одной стороны, когда они только познакомились и Старк взламывал стальными руками лифт, прижав его к стенке под горло, его сложно было бы назвать пупсиком. С другой же стороны, за последнее время тот изменился так сильно, будто под толщей свирепого высокомерия мужчины на самом деле все это время скрывалась совсем другая личина, и сейчас она отряхнулась от пыли и робко выползала на свет. Не все поступки Тони он мог одобрить, но не назвал бы их критичными, учитывая, что во время даже самых тривиальных потасовок люди вели себя куда безжалостней. Так был ли он все-таки монстром? Пожалуй, что отчасти был, но Питер был способен смириться с этим и принять подобное как факт, если Старк грозился дальше меняться. Поэтому парень слегка улыбнулся и подтянул его к себе за шею, тихо проговорив: — Ну, разве что монстр в розовых бантиках. Господи боже, не думал, что скажу это, но давай займемся любовью. Хотя я предпочитаю больше страстный жесткий секс. — В самом деле? — тот тихо прищурился. — Ну да… поэтому… может лучше займемся им? — он виновато улыбнулся. — И будем считать, что это просто другая форма любви, а? Тони ответил ему очередной влюбленной улыбкой. Питер подходил ему, как паззл, состыковывался в каждом сочленении с ним. Питер был идеальным даже в том, что нельзя было назвать идеалом. Тони никогда не хотел беречь кого-то так сильно, как жаждал уберечь Питера. Трогать его своими окровавленными руками, сродни тому, что обнимать солнце. Парню было плевать на то, как сильно он испачкался. Старку невероятно льстило, что омега считал его своей семьей. Это настоящий подарок небес. Мужчина подтащил его за ноги к себе и навалился сверху, давая тесно прижаться. Питер обвил его ногами за торс и остервенело обнял руками под шею, тихо проговорив: — С учетом того, что мы уже не спим, предлагаю потом выпить. — Ты предлагаешь выпить? — Тони тихо хохотнул. — Серьезно? Питер был лучшим подарком, который он получал за все эти годы. Настоящим шедевром, можно сказать, и он был единственным, кто уцелел рядом с Тони. Это дорогого стоило.***
Старк отхлебнул из стакана новую порцию виски и покосился на паренька. Тот весьма заинтересованно разглядывал бутылку. — Хочешь попробовать? — Я пил виски, правда из пластиковых бутылок. — Парень, это не виски, это жидкое дерьмо. — Не все так богаты, чтобы прихлебывать то, что пьешь ты. На что хватало средств, то мы и пили. — Так ты хочешь попробовать? — Да, пожалуй, — он протянул вперед руку, к чужому стакану. Плевать, что на столе стоял еще один. Парень целился лишь к конкретному стакану. Тони покорно уступил и передал ему хрустальную тяжелую емкость. Питер понюхал стакан, а затем сделал пару глотков, прихватил зубами кубик льда и принялся его обсасывать, проговорив: — Ничего, приемлемо, но с колой было бы лучше. — Варвар. — Мне двадцать три, это допустимо. Сыграем в правду или действие? — Боже, серьезно? — он потянулся обратно к стакану, но парень не спешил отдавать емкость, наоборот, он удобнее развалился на диване и вытянул ноги, закинув их на чужие колени. — Ну так как? — Ладно, засранец, давай сыграем. — Итак, правда или действие? — он сделал еще один небольшой глоток. — Правда. — Каким был твой отец? — Питер украдкой погладил пальцами кромку стакана. — Отец был холоден, расчетлив, — отозвался тот, медленно потупившись. — Никогда не говорил, что любит меня или что я ему хотя бы симпатичен. Мать принимала это как должное, старалась, конечно, быть теплее, но этого было недостаточно для того, чтобы я чувствовал себя любимым сыном. Они умерли от рук одного моего знакомого. — И… что было потом, когда ты узнал об этом? — Это новый вопрос. Итак, правда или действие? — Действие. — Допей этот чертов стакан, а то я скоро начну ревновать. Парень тихо усмехнулся в ответ, хрустнул кубиком льда и все же, прижавшись губами к краю, осушил его в пару крупных глотков, а затем судорожно выдохнул, поставил рокс на столик. — Ты так захмелеешь. — Возможно, что я уже. Итак, что ты сделал потом, после того, как узнал? — Я не говорил, что выберу правду. — Ну давай, не ломайся, говори как есть. — Я натравил на него Гидру, там ребята провели операцию в стиле Ганнибала Лектора, подавили пару важных функций в лобной доле, вернее, те части, что отвечали за совесть и эмпатию. — Боже, да ты суров. Поистине суров. — Правда или действие? — Действие, — осоловело отозвался тот. — Ты всегда выбираешь действие? — Ага, — он расплылся в широкой улыбке. — Тогда я хочу, чтобы ты выбрал правду. — Это не по правилам. — Кто сказал? — Ну, так нельзя! — Кто сказал? — Тони. — Давай, выбери правду. — Ладно, — он прицокнул языком, — правда. — Какими были твои тетя и дядя? Питер тяжело вздохнул, прежде чем тихо проговорил: — Они были классными. У Мэй были самые жуткие пироги с черносливом, которые я когда-либо ел, но она всегда улыбалась. Улыбалась, когда я их с неохотой ел, улыбалась даже тогда, когда ситуация казалась безвыходной, а с Беном мы собирали кораблики в бутылках, это было его хобби. Он учил меня быть сильнее обстоятельств, говорил, что всегда нужно оставаться спокойным и честным, по возможности справедливым. Я очень скучаю по ним. — Ты помнишь своих родителей? — Это другой вопрос. Тони скользнул по нему взглядом, тихим, долгим. Мужчина украдкой положил руку ему на ступню и мягко погладил кожу. — Правда или действие? — хрипло проговорил парень. — Действие. — Хочу, чтобы ты выпил эту бутылку залпом. — Это пятилетний Эван Уильямс, ты с ума сошел? — Давай, давай, давай! — он приподнял руки вверх, явно призывая его к действию. — Вот же ж псих, ну ничего, я знаю, что заставлю тебя делать, когда выберешь действие! Парень коротко залаял, как бульдог, когда мужчина откупорил крышку бутылки и глубоко выдохнул, прижавшись губами к горлышку. Пить такой дорогой виски залпом, да еще и под короткий лай то еще занятие. Он будто снова был в студенческом братстве, честное слово. К тому моменту, как он опустошил бутылку, уже изрядно захмелел. Голова кружилась. Тони поставил пустую тару на стол и замотал головой: — Дьяволенок. Правда или действие? — Действие. — Я так и знал! — он прищелкнул пальцами и показал в сторону шкафа. — Надевай портупею! Она в коробке. — Ну нет. — О да, вперед. Теперь я лаять буду. Парень тяжело приподнялся со своего места и прошел к шкафу. Тони расплылся в довольной улыбке, удобнее привалился к спинке дивана и стал наблюдать. Питер со вздохом вытянул упомянутую коробку, вытащил из ее недр широкую портупею из ремешков и стащил с себя футболку и пижамные штаны. Уши едва заметно зардели. Старк почти невольно облизнулся, когда парень застегнул под горлом ошейник. В паху слегка потяжелело от такой картинки. — Не убирай коробку, там еще кое-что для тебя найдется. — Какой же ты… — вздохнул тот, шагая вперед. — Я то может и засранец, но зато ты выглядишь, как долбанное произведение искусства. Сядешь ко мне на колени? — Перебьешься, — он фыркнул и приземлился от него неподалеку, вновь вытянулся, правда на сей раз ноги на чужие колени закидывать не стал. Поэтому Тони это сделал сам. Он потянул его за щиколотки, положил ступни к себе на колени и стиснул их пальцами, поглаживая мягкую кожу стоп. Парень пробормотал: — Правда или действие? — Правда. Пока пусть будет она. — Ты сказал, что твоих родителей убил бывший товарищ, что ты отключил у него совесть. Стало быть, совесть для этого человека была приоритетна в свое время. Я полагаю, что это был Стив Роджерс, бывший капитан Америка. Я прав? Тони гладить его перестал и лишь внимательно посмотрел в чужие глаза. Питер слегка потеребил пряди на виске: — Это ведь ты накачал меня экстремисом, Тони? Даже будучи пьяным, он вдруг почувствовал, как по спине пробежал холодок и в горле стало до неприятного сухо. Наружу вырвалось только сдавленное: — Я… я… — Скажи правду. Ему почудилось, будто кругом пространство вновь стало меньше. Мужчина теснее сжал его за щиколотки, так, словно парень собирался убежать. — Ты прям Джоди Фостер, малыш. — Ну а ты, стало быть, Ганнибал Лектор. Тот самый, как у Хопкинса. С хищными голубыми глазами, запиваешь печень хорошим кьянти. Ответь на вопрос. — Ты жуткий парень, Питти, красивый, но слишком умный. Зачем ты спрашиваешь меня об этом, если уже знаешь ответ на вопрос. Чего ты добиваешься? — Я хочу узнать, вот и всё. — А что потом? Ты соберешь свои вещи и сбежишь от меня прочь, спрячешься в доме своих друзей или отправишься в Техас, а быть может, на Гоа? — он стиснул его ноги еще крепче, в голосе звучало странное отчаяние. — Тебе лишь нужно испытать удачу, и тогда ты узнаешь. — Да, — ответил наконец мужчина, переведя на него взгляд холодных голубых глаз, — это я попросил тебя похитить, после чего тебя накачали экстремисом. Да, это было сделано моими руками. Что теперь? Давай поскандалим, я даже дам тебе возможность уйти. Обещаю, что не буду тебя преследовать, не в этот раз! Питер ответил ему куда более спокойным взглядом, даже несмотря на то, что мужчина начал дышать тяжелее, то и дело стискивал пальцы, а затем ослаблял хватку. Губы Тони сжались в тонкую полоску. Он терпеливо ждал его реакции. — Правда. — Что? — Я загадываю правду. — Я не… — Задавай вопрос. Мужчина заторможено моргнул в отчаянной попытке понять всё происходящее. Парень оставался по его меркам слишком спокойным. Это могло значить лишь одно. — Ты знал? — Я не знал, я предполагал. Каким-то рандомным ребятам не было смысла накачивать меня. В этом полностью отсутствовала логика. Я безумно злился, потом пытался приспособиться, потом собрал сыворотку и стал привыкать к своему телу, а после ты вдруг отменил ради меня аукционы. Я понял, что это не просто так. Все эти вопросы про власть, которая у меня могла бы быть, и прочее. Решение, которое я принял, понесло за собой последствия, и я вдруг осознал, что не могу злиться на тебя в полной мере. Ведь я и сам хотел как лучше, но пострадали люди, пострадал я сам. Мир — это не черно-белые полосы. Конечно, теперь с экстремисом в крови я стал куда более уязвим, но мир приобрел цвета, запахи, оттенки, я перестал все время злиться. Бабочки перестали надоедать. У всего есть свои плюсы, есть свои минусы. Ты был, без сомнений, не прав, когда решил провернуть всё это, да еще и за моей спиной, и потому сейчас должен извиниться. Тони удивленно приоткрыл рот, глядя в чужие глаза, сейчас это были не привычные глаза олененка Бемби. Это были глаза взрослого, умного и крайне рассудительного человека. Тони сам не заметил, как угодил в капкан этого паренька. С самого начала угодил, еще в тот момент, когда этот паршивец вывалился из коробки в окружении бабочек и угрожал ему. Мужчина, наконец, разжал пальцы, выпустил из капкана чужие щиколотки, накренился чуть вбок, целуя острое колено, и тихо проговорил: — Прости меня. Что я могу сделать для тебя, чтобы загладить вину? — Ты ведь знаешь имена тех, кто устроил игру, верно? — Пока нет, но я обязательно узнаю, а что? — Не убивай их. Я хочу, чтобы они страдали так же, как мы, чтобы им было так же страшно, как было страшно нам. — Ну разумеется, малыш. Старк потянул его к себе, посадил на колени. Парень с силой сжал его за шею. В мире, где у Тони Старка были миллиарды игрушек, лишь один Питер был для него самым живым и самым настоящим. Тони хотел бы подарить ему весь мир, лишь бы он не грустил. Питер стиснул его еще сильнее и хрипло выдохнул куда-то в шею. — Что еще я могу сделать для тебя? — У тебя же есть еще виски? — пробубнил он ему в шею. Тони улыбнулся с прикрытыми глазами. Они были с ним неразрывно связаны, как стыки паззлов, и только вместе составляли общую картинку из черного и белого, создавая нечто новое, имеющее массу серых оттенков. Ни при каких обстоятельствах он не мог позволить себе роскошь пренебрежения или страха, ведь ради Питера он хотел вновь стать тем самым Железным человеком из забытых светлых времен.