В память об июльских днях

Голубые глаза оценивающе рассматривают лак на ногтях. Сал скрестил ноги, усевшись на краю кровати. Он наклонил голову к плечу, а его хвостик небрежно завалился на протез. Кисть правой руки в который раз поворачивается из стороны в сторону. А из-под протеза выходит задумчивое приглушённое «хм». Трэвис закатывает глаза, расположившись чуть позади Сала. Он даже не смотрит на него. Облокотился о руки и грызёт губы, пока сердце выстукивает нервный такт. Как же Трэвису здесь не нравится. Глупая комната с приглушённым жёлтым светом. Глупые плакаты групп, участников которых Трэвис теперь-то может назвать по именам. Глупый вонючий запах чёрного лака как напоминание о часовом мучении Трэвиса. Глупый бьюти-блогер на Ютубе, совравший, что может научить красить ногти за одно видео. Глупый Сал, который молчит уже пятую минуту, не отводя взгляда от своей руки. Но самый глупый здесь Трэвис. И зачем он пришёл в гости? Соврал, так ещё и опозорился. Идиот. Теперь стрёмно в глаза Салу посмотреть. А ведь это единственное, что осталось у него на лице. Точнее, глаз и протез, от которого иногда Трэвиса передёргивает. Не раз он ворчал вслед Салли: «Один на нас, а другой на Кавказ». Не раз получал пизды за такие слова от Ларри. — Хм… Снова это грёбанное «хм»! Может быть, его язык отсох? Или его второй глаз ослеп от увиденного ужаса на ногтях? Или он специально таким кратким мычанием намекает Трэвису свалить из комнаты? Трэвис ёжится. Плечи прижаты чуть ли не к ушам, что выглядит до слёз ржачно и нелепо. Но Сал-то не смотрит, так что всё равно на внешний вид. Лишь бы пережить очередное «хм», а после и этот заранее обломившийся вечер. — Да иди ты нахуй, — не выдерживает Трэвис. Он выплёвывает оскорбление и тут же соскакивает с кровати. Пару раз дёргает свою розовую футболку за кончик ткани. Хмурит брови. — М? — Сал наконец-то оборачивается к гостю. Но руку от лица не убирает. Она всё так же висит перед его глазами. Может, он в судьи мечтал попасть? Вот поэтому и насмотреться на творение Трэвиса никак не может. Выносит приговор. — Будешь домашний лимонад? — Я только что послал тебя, а ты спрашиваешь о лимонаде? — Ладони Трэвиса звонко шлёпают по бёдрам. Он цокает и вскидывает брови. Смотрит на Сала, как на обезумевшего, хотя искренне считал таким лишь себя. Как вообще он разрешил себе прийти к Салу домой? Нет. Завалиться к Салу красить ногти! Безумно. Бе-зум-но! — Ну, я не такой мудак, как ты. — Парень сползает с кровати. Под протезом не видно эмоций, однако голос отдаёт умиротворением. Трэвис втайне восхищался этой способностью Сала: всегда и везде держать себя в руках. Фелпс на такое не способен. Чуть что, голова вспыхивает пламенем. А изо рта валится помойная каша. Может, он в отца такой? — Что там? — Трэвис не знает, хочет ли слышать ответ. Он также ещё не понял, хочет ли чуть-чуть подольше побыть наедине с Салом или, наоборот, сбежать от него, как от ночного кошмара. — Я про ногти. — Ну-у-у… — протягивает Сал, вновь посмотрев на свои пальцы. Он шевелит ими, то сжимая в кулак, то просто вытягивая, то перебирая слева направо. — Мастер маникюра не твоё призвание, — выдыхает Салли. — Ну и слава Господу Богу! — фыркает Трэвис. Он забывает, что сам предложил помочь с лаком, отчего ловит на себе удивлённый взгляд Фишера. — Блять… — Парень кусает губу парень. На лбу выступает холодный пот. Допрыгался! — Забей. Просто это ты хреновый клиент, а не я ужасно крашу. — Грубый голос Трэвиса звучит нелепо. Возникает желание захлопнуть себе рот ладонью, но руки напряжённо прячутся в карманах шорт. — Лимонад? — Салли не реагирует. Он проходит по комнате к двери. А Трэвис вдруг чувствует себя глупым за смороженную чушь, но прошлого не вернуть. А если и вернуть, то парень бы сразу перекрутил себя на семнадцать лет назад и уговорил бы свою беременную мать сделать аборт. — Или ты по горячим напиткам? По тебе, блять. — Я не хочу пить, — врёт Трэвис. По правде говоря, в его рту давно образовалась пустыня, по которой гуляет верблюд-матершинник. Именно его горбов дело все отвратные словечки, вылетающие ракетами в Салли. — Не хочу даже секунды времени провести ещё с тобой. Скажи спасибо, что я вообще согласился помочь тебе с ногтями, педик. Сал задерживается у двери. Его пальцы мягко сжимают ручку, пока он поворачивает голову назад и ещё разок обводит Трэвиса взглядом. Фелпс прям чувствует эти изучающие глаза по всему телу. Они проползают по ногам и выше. Останавливаются на лице и прищуриваются. Словно насмехаются. — Трэвис, ты сам предложил помочь. Трэвис чуть не кончил. Сал назвал его по имени, и этот момент он хотел бы записать на диктофон, чтобы поставить на будильник. Правда, отец не поймёт, хотя когда это вообще он его понимал? Уж лучше новый повод для ругани в семье, зато какие сладкие пробуждения будут ожидать Трэвиса каждый день. — Хотел провести со мной время? — Голос Салли выбивает из мечтаний. Фелпс испуганно и раздражённо размыкает губы. Его руки крепче сжимаются в карманах, выступая двумя бугорками. А коленки подкашиваются друг к другу. Он еле стоит. Хочет рвануть из комнаты, хлопнув дверью, чтобы стены затрещали да потолок бы обвалился на Сала. Чтобы он больше не произносил эту чёртову правду, которую Трэвис старался скрыть в своём сердце. Зачем же так издеваться? — С уродом? — сквозь зубы фыркает Трэвис, пока сердце выбивает мелодию какой-нибудь драматичной песни. Иногда Фелпс ассоциировал свою жизнь именно с ними. Нежные ноты, складывающиеся в грозные мелодии, так подходят под описание его будней. Трэвис даже раздумывал, чтобы набить название одной из них на своей могиле. На коже нельзя. Там мысленная татуировка пакетика из магазина. — С уродом. — Сал бесит своей невозмутимостью. Трэвис ненавидит то, как он спокойно ведёт диалог, соглашаясь с оскорблениями. Однако и любит эти моменты общения. И всё так же презирает себя за негатив к Салу. Но по-детски скучает, когда тот замолкает, образовывая пугающую тишину. Трэвису легче было молчать, чем говорить. Легче ловить каждое слово. Даже плохое. Особенно плохое, ведь оно не обесцвечено и имеет хоть какой-то характер по отношению к Трэвису. — Не твоего ума дела, почему я предложил помощь, — Трэвис желает гордо выйти из комнаты и по-хамски задеть плечом Салли, загородившего путь. Но Фелпс трясётся, как первоклассник у доски, и продолжает стоять, как каменная статуя, забытая где-то в заброшенном доме. — Ногти отвратительны, — выдаёт Салли, оперевшись на правую ногу. — Ты вышел за контур на трёх пальцах. Где-то цвет тусклее. Где-то видны пробелы. Ощущение, будто ты кисточку держал в руках впервые. Но всё равно попросился ко мне. — Не просился я! — Трэвису стыдно. Он повышает голос, чтобы скрыть чуть покрасневшие щёки. — Но пришёл. — А Салу будто поебать. Он пожимает плечами, не спуская взгляда. — Мог бы и не приходить, если бы не хотел красить мне ногти. — Его тон по-прежнему спокоен. Он вообще умеет злиться? Вот бы он разозлился! Показал всю ярость на Трэвисе. Ударил бы его разок, разбил бы губу следом за сердцем, выбил бы всю дурную влюблённость. — Вывод один… — Хватит искать причину! — Трэвис этой ночью точно не будет спать. Как уснуть-то после такого стыда? Это будет преследовать его в кошмарах, как День сурка. — Лучше найди причину, почему ты согласился принять мою помощь. Мог бы кого угодно попросить намазюкать свои педиковские пальцы! — Из любопытства. — Чё? — Мне было просто интересно: ты мудак только с Ларри или по жизни? Убедился, что по жизни. — В безмятежном голосе звучит толстая предъява, смешанная с колкой издёвкой. Салли гордо перекрещивает руки на груди. Под протезом не видно его острой ухмылки из порванных губ, но прищуренный голубой глаз открыто выдаёт власть над ситуацией. Чёрт возьми. Трэвису даже такой Сал нравится. — Мне твой Ларри вообще не нужен. — Парень от злости растопыривает пальцы перед собой. Он смотрит на Салли, чуть наклонившись вперёд. Глаза выпученные. А губы дрожат. Но Трэвис этого не замечает за собой. Он только глотает пропитанный лаком воздух. Пытается выплеснуть из себя нужные слова. Однако нужных, как обычно, нигде не найти. Придётся пользоваться оскорбительными. — Понятия не имею, чего он так рвётся в драку. Я даже не его пытаюсь задеть! — Но кулаками размахиваете только вы. — Да потому что ты игнорировал меня всю, блять, школьную жизнь. — Бум! Трэвис взрывается. — И я отвечаю, настанет сентябрь, нет, даже завтра, а ты уже будешь делать вид, что подонка, как я, вовсе не существует на белом свете! — Копайте могилу, готовьте гроб. Трэвис хочет провалиться под землю (не сквозь, потому что он не в Майнкрафте, чтобы случайно выпасть из карты. А именно под, ведь там нет воздуха и можно наконец-то заснуть вечным сном.) — Тебя это обижает? — И снова усмешка. — Хочешь, чтобы и я лез в драку? Видишь во мне соперника? Нет же, блять… — Да я… Да похуй! Я просто… Просто не суть! Фишер, ты заебал меня! — Ха… — Салли чешет голову. Наконец-то отводит пронизывающий взгляд и спустя пару минут выдыхает из себя остатки эмоций. — Лимонад? — Нет. — На этот раз ответ мгновенный. Трэвис грубо толкает Фишера, выходя из комнаты в коридор. Голова умоляет оглянуться назад, но руки уже тянутся к ручке входной двери. Достаточно на сегодня эмоций. Достаточно эмоций на эту жизнь! Трэвис ненавидит то, как Сал действует на него. Любое их соприкосновение вызывает ураган чувств: где-то пролетает злоба, рядом же мчится симпатия, а позади настигает смущение. Если бы только одна эмоция руководила Фелпсом, то жить было бы легче. И на лимонад он бы согласился. Однако жизнь — сплошная бездна потерянных возможностей. И согласие на напиток тоже улетает далеко вниз, приземляясь где-то у крепких отношений с отцом. — Блин, а я так хотел, чтобы кто-то продегустировал моё творение, — тонкий голос Салли приближается. Последнее слово обжигает шею, отчего Трэвис дёргается, думая, что Фишер прилип к его спине. Но тот стоит в трёх шагах позади. Значит разум сыграл в злую шутку, вообразив немыслимое. На заявление Салли Трэвис никак не реагирует. Сбегает из квартиры, не проронив ни слова. Сбегает из апартаментов, по пути задыхаясь от учащённого дыхания. Сбегает из жизни Салли с мыслями, что летних приключений на задницу предостаточно! Однако во вторник Трэвис вновь топает к тому самому магазину. В такие минуты мозг генерирует тысячу и одно оправдание на «почему я пришёл через несколько кварталов именно сюда, именно в твою смену». Однако настоящий ответ парень бы ни за что вслух не произнёс. Язык отсохнет и упадёт после первого же слога. А Салли точно расхохочется! Хотя… Заставить его смеяться наверняка приятно. Трэвис не единожды размышлял, каково это слышать приглушённые под протезом смешки. Чёртовы друзья Сала вероятно не подозревают, какая им выпала возможность услыхать это вблизи! А то со стороны еле-еле поймёшь смеётся Салли или просто подрагивает от судорог. Протез-говнюк съедает звуки! Зато хохот Ларри Трэвис слышал не раз. И это раздражает. Зайти в магазин превратилось в новый уровень игры «Влюблённый придурок» из серии «Летнее приключение гея-гомофоба». Сначала ноги Трэвиса почему-то решили пройти мимо пункта назначения и увести его обратно на остановку. Затем в глаз залетела пылинка, заставив зрачок покраснеть, будто бы Трэвис-пират, что прорыдал всю ночь от смерти попугая. А после, уже почти у ручки двери в магазин Фелпсу позвонил отец. Поэтому всю набранную в кулаки смелость Трэвис потратил на добрые пять минут объяснений «нет, пап, я не пьяный», «нет, я не брожу один по улицам», «да, представляешь даже у такого урода, как я, есть друзья!», «прости, я больше не назову твоего сына уродом», «да-да, я куплю молоко по дороге домой». Трэвис выдохся. А может и сдох сразу. Да какого хера уровень столь сложный? Где здесь кнопочка «помощь друга»?! А, стоп. Трэвис соврал, что у урода него есть друзья. Поэтому парень нажал на паузу, решив отдохнуть от трудностей и препятствий. Он хотел плюхнуться на лавочку напротив магазина, но белая бумажка «покрашено» оскорбила его замыслы, усадив на траву около мусорки. Других мест просто не было. Точнее… В других местах для отдыха бродили люди, а сейчас контактировать с кем-то, кроме Сала, он не готов. Хотя и с Салом-то не готов, просто такое он не засчитывает, ведь как к этому подготовиться? Репетировать речи бессмысленно! Салли непонятный фрик, который сморозит такой бред, что отбиться выйдет лишь неловким молчанием. И это в некоторой мере забавляло Трэвиса. Скучный — это не про Фишера. От скуки Фелпса блевать тянет. А от Салли тянет блевать только после того, как в очередном сне приход Боженьки собственной персоной заменяется эротическими фантазиями с голубыми волосами. И нет-нет-нет! Трэвис не извращенец, которому хочется раздеть предмет воздыхания при первой же возможности. Он даже при двухсот пятой не станет лезть Салу в штаны, потому что мимолётными касаниями не заменить даже минуты нелепого переглядывания. А второе для Трэвиса куда интимнее. Поэтому сны с полуголым Фишером — этакое наказание для парня за его гейство. Такое слово, кстати, существует? Трэвис надеется, что нет, ведь если нет слова значит и проблему нечем назвать. А без названия проблема перестаёт быть столь значимой. Гейство — та ещё проблема. А проблемы Трэвиса — это и есть вся его жизнь. То есть Трэвис гомофоб. Потому что ненавидит свои проблемы, что ведут к одному — к геям. Точнее, к гею в отражении зеркала, сверлящего Трэвиса злым взглядом. Влюблённость в Сала — это не проблема. Это наказание. Однако от этого ненависть к нему не становится меньше. Возможно Трэвис просто всех ненавидит. Ведь как можно любить жизнь, если она вся состоит из проблем, что сводятся к тому, что любить свой пол — это ненормально? У Фелпса взорвался мозг от неприятных дум, что победили последние извилины, отвечающие за адекватность. Поэтому заметить приближающийся силуэт у него, к несчастью или да, не получилось. — Бумажка врёт, — знакомый голос пролетел по воздуху с тонкой усмешкой, из-за которой Трэвис ощутил себя идиотом. Он поднял голову, загородив ладонью лучи солнца, падающие в глаза, и увидел перед собой голубые волосы, заплетённые в два хвостика. Если бы мозг мог бы взорваться ещё раз, то он бы это сделал прямо сейчас, но захватил бы с собой всё тело, чтобы прекратить ощущать стыд от происходящей встречи. — Чё? — извилины адекватности по-прежнему не работали. — Я специально закрепил скотчем эту бумажку, чтобы скамейку не занимали нудные бабули. А то в свой обеденный перерыв я не нахожу себе места на свежем воздухе, — объяснил Салли, усевшись на скамейку. — Но тебе, так и быть, я разрешаю сидеть не на траве. Трэвис принял разрешение Фишера и разместился рядом, но ближе к краю на случай очередного глупого побега. — Почему ты проводишь свой обеденный перерыв на улице? — спросил Трэвис, хотя на языке вертелся вопрос «какого хрена уже обед, я приехал сюда в десять утра». — А почему ты здесь? — усмехнулся Фишер, рассматривая свой ланч-бокс, украшенный ободранными красно-белыми наклейками. — Я думал, что ты живёшь в другом районе. — Ты думал? — Прикинь, я умею, — закатил глаза Сал, так и не поняв, что Трэвис проглотил «обо мне». — Я не люблю отчитываться, поэтому не стану отвечать на твои глупые вопросы, — фыркнул Фелпс, заводя разговор в тупик. В голову всё также не приходили мысли, как очередной раз он по-глупому сталкивается с Фишером не в предположенных местах! И от пустых размышлений Трэвис опускает взгляд на пальцы Салли, после чего невольно охуевает. — Ты всё ещё не стёр это убожество? — Убожество? Эй, парни имеют право красить ногти, — Сал показал Трэвису свой средний палец, демонстрируя то ли чёрный лак, то ли своё отношение к разговору. — Я не про это убожество, а про то, которое я тебе нарисовал, — Трэвис потянулся к руке Фишера, желая с ухмылкой закрыть средний палец обратно в кулак. Однако Сал сделал это первее. Да и ухмыльнулся тоже. — Не-а, я не хочу стирать то, что накрасил мне сам Трэвис Фелпс! — с какой-то иронией вскинул руками Салли. — Сам враг моего лучшего друга! — Да не враг я… — буркнул парень, стараясь сдержать смущение, накрывшее его цунами. Сам Сал Фишер! Сохранил! Отвратный маникюр! Потому что его сделал Трэвис! Не победа ли это? Нужно срочно отпраздновать такой прорыв в отношениях… — Лан, я просто забываю купить жидкость для снятия лака, а-то моя закончилась. — А… — праздник отменяется. — Слушай, я поесть хочу, — Сал постучал пальцами по контейнеру с едой. — Не против, если я приподниму протез? — А чего я против должен быть? — Трэвис чувствовал себя обиженным после уточнения о жидкости для снятия лака, ведь его секундное счастье разбилось о суровую реальность. Но голос звучал борзо, словно Фелпс просто привычно раздражён. — Ну, вдруг испугаешься, — пожал плечами Салли. — В кошмарах потом будет сниться, — хмыкнул он. — Ой-ой, — тихо поперхнулся Трэвис. — Мне обычно другое снится в кошмарах, — ляпнул он. — И что же? — заинтересованно ответил Сал, наклонив голову к плечу. — Э-э… Не стану я говорить! — цокнул Трэвис. — Не люблю отчитываться, сколько раз нужно тебе это повторять? — перевёл он тему, мысленно отругав себя за чуть ли не рассказанный секрет. Сал же опять пожал плечами. — Ты повторил это только второй раз, — он прокрутил ланч-бокс в руках, задумчиво оглядывая его со всех сторон. — Забей, я поем внутри, — а после резко встал со скамейки, и не оглянувшись на открывшего от удивления рот Трэвиса, мирно зашагал обратно к магазину. — Эй, стой! — подорвался Фелпс, соскочив со скамейки, но не побежав за Салом. — Почему ты идёшь обедать туда? Почему не здесь? — вопросы вырвались наружу. Они же и развернули Салли лицом к Трэвису, заставив их встретиться взглядом. — Не люблю отчитываться, — но Фишер быстро повернулся обратно. И всё-таки скрылся за стенами магазина. А Трэвис так и забыл купить молоко по дороге домой.

When you cycled by Here began all my dreams The saddest thing I've ever seen And you never knew How much I really liked you Because I never even told you Oh, but I meant to