В память об июльских днях

«Слушай, Трэвис, мой папа сегодня уезжает на рыбалку с друзьями на сутки. Не хочешь тогда остаться на подольше? Устроим ночёвку :)» 08:10 Отлично. Если сбежать из дома в гости к Фишеру под предлогом «я гулять» ещё кое-как возможно… Но на целую ночь! Это опасно для жизни. Очень-очень опасно! Только вот, блин, отказаться от такого прогресса Трэвис вовсе не хочет. Хотя мысли о сегодняшней ночёвке ломают его с самого утра. В нём просыпается вся неуклюжесть этого мира: удар лбом об открытую дверцу верхнего шкафа, разбитая чашка во время мытья посуды, плохая работа ушей, ведь крик отца «живо ко мне» дошёл с задержкой… И это даже обеда не настало! Трэвис то и делает, что бегает на побегушках у родителей, чтобы под конец дня выпросить долгожданную ночёвку. Хотелось, конечно, просто поставить перед фактом. Перед фактом того, что Трэвис переезжает к Фишеру. Но это не переезд, они даже не друзья, не пара, не муж и муж. Но они друг для друга кто-то больше, чем просто знакомый и куда меньше, чем хороший друг. Они Трэвис и Сал. И иногда это становится проблемой. — У тебя сегодня тяжёлый день, усёк? — плохой тон в голосе отца вызывает раздражение в сыне. Но сын, стиснув зубы до скрипа, молчит и делает. Выполняет все указы. Моет полы. Пылесосит. Гладит вещи. А после обеда помогает в церкви. В чёртовой церкви почему-то совсем нет покоя. Когда за тобой следят дома — это дело одно. А совершенно по-другому ты себя чувствуешь, когда голодные глаза хищника облизывают тебя как последний деликатес на столе… Трэвису не по себе. Взгляд отца не прерывается. Быкует явно! Да так, что и Трэвису хочется выйти к нему с криком: «Хватит пялиться, чудила! Я вызываю тебя на ринг. Один на один, усёк?!». — Сегодня твоя работа здесь. Рядом со мной. — Понял. И чего это вдруг отец прицепил к себе сына? Может наконец-то осознал, что папаша из него выходит на минус три из пяти, да вот решился исправлять неисправляемое положение? Строить из себя хорошего отца точно не его конёк. Потому что за эту половину дня он знатно подзаебал и напугал. Сталкерство и подозрительность — вот что его коньки! — Мы сегодня задержимся. Нужно помолиться Богу. Трэвис старается не закатить глаза. Не получилось. Зато получил подзатыльник. И услышал краткий мат в свою сторону. Забавная эта херня — материться в священном месте. Интересно, а он вообще раскаивается за свои поганые поступки? Или они с Богом за одно? Так сказать, одна и та же цель — унизить униженного. — Молись усерднее. Бу-бу-бу! Уж усерднее, чем его «я пялюсь на сына, я извращенец» не получится. Да-да, Трэвис почему-то увидел именно такой дешёвый сюжет в гляделках с отцом. И чем дольше они стоят на коленях перед свечкой с закрытыми глазами, тем сильнее Трэвису кажется, что его батя ударит его чем-то тяжёлым по голове и запрёт в подвале. — Я сегодня не ночую дома, — Фелпс прервал нагнетающую обстановку, сменив её на ещё хуже. Но как говорится, кто не рискует, тот не пьёт спит с Салли. — Ночуешь. — Нет. — Да. Пизда. Они наконец-то отвлеклись от мольбы и переглянулись. Отец встал на ноги, и Трэвис повторил за ним, зачем-то ещё дополнительно встряхнув шорты от несуществующей пыли. И, кстати, сделал это очень зря. Сам ведь пару часов назад тряпкой по полу водил, а теперь будто бы доказывает свою плохо выполненную работу. За такое бы Трэвиса уволили, чтоб подумал над своим поведением, бомжуя без карманных денег, которые ему и так не выплачивают. Но Трэвиса не увольняют. Трэвиса сверлят взглядом. — Мой друг пригласил меня к себе на ночёвку. Без алкоголя и всякого дерьма. Просто посиделка за компьютерными играми… Наверное, — голос трясётся в волнении, уши краснеют, а в горле образуется пустыня. — Я ясно дал понять, что сегодня ты спишь у себя дома, — наотрез отказался мужчина. И почему он такой упрямый козёл? Вот значит в кого пошёл Трэвис! — Но почему? — нотки мольбы вылетели случайно. На губах отца последовала усмешка. — Потому что я так решил. Оставшаяся смена в церкви сопровождалась удушающей тишиной в стиле «они бы повесились, да мыла нет». И только дома вновь развязались языки. На столе вкусно манит к себе приготовленная еда. Мать сидит между двумя мужчинами (одним таким достаточно крупным, да вторым щуплым). Улыбается. В хорошем настроении. Время его испортить. — Мам, я сегодня пойду на ночёвку к другу, можно? — отпрашивается Трэвис, пока его отец давится хлебом от наглости сына. И почему он не уговорил жену на аборт? Проблем бы было меньше. Трэвис, кстати, тоже задаётся подобными вопросами. — К кому? — спокойный голос мамы повышает шансы на победу, но её резко закаменевшие плечи у ушей и скользкий взгляд в сторону мужа… И снова нулевые шансы. — К другу. — К мальчишке, — одновременно отвечает отец, наконец-то вытащив тихим кашлем из горла застрявший кусок еды. — Его зовут Сал. Он хороший. Спокойный. Он сам меня пригласил. — А ты и с улыбкой до ушей полезешь к нему, так ведь? — в кулак усмехается отец. — Небось, в объятия впадёшь, м? И чего он гонит? Трэвис к стулу потной спиной прижат, но всё равно никак не спрячется от нападков. Бежать некуда, а отпроситься хочется. — Просто ночёвка… — растерянность Трэвиса придаёт сопернику победу, а самому парню только новые шрамы от острых слов. Они как язвы пронзают и жалят. — Ну, обниму его при встрече… — вторая фраза держит за ручку покрасневшие на долю секунды щёки Трэвиса. Ведь ёбон-бобон, да и ещё раз да! Он с радостью обнял бы Фишера, позволь ему тот. Без пошлых рук, ползущих не в ту сторону. Наоборот тихо, смирно, нежно… С любовью. Правда скромные мечты есть скромные мечты. И чего они вдруг перекочевали в голову к отцу? — Я не хочу тебя отпускать к этому грязному мальчику… Ух! Знаю я… Чем вы там будете заниматься, — мужчина сжимает зубы, и его голос искажается от злости, заставляя Трэвиса вздрогнуть. Этот кошмар вообще имеет хэппи энд? — Ч-чем?.. — действительно, чем? Трэвис обосрался от такого заявления. И теперь попробуйте ему всё объяснить! — Сексом. Чем же ещё? Ну, спасибо, папаша, за такое объяснение! Мать с сыном одновременно от него и подавились. Однако женщина потянулась к стакану с водой, а парень решил всё-таки помереть. Пусть слюна пролетит дальше не в то горло, а лучше каким-то образом попадёт сразу в лёгкие и убьёт Фелпса. Конец кошмару. Это и есть долгожданный хэппи энд. Однако, не судьба. Тяжёлая ладонь отца ударяет сына по спине. Вибрации разгоняются по телу и выталкивают злосчастную слюну прямиком в тарелку с супом. Трэвис испуганными глазами глядит на отца. И ещё один раз получает удар по спине. Правда уже не спасающий. Он всё знает. — О… О чём ты говоришь? — Трэвис мотает головой из стороны в сторону, прижимаясь обратно к спинке стула. Отец совсем сходит с ума. Острые клыки так и рвутся в молодую плоть. А лапы с когтями вырываются из цепей «приличной семьи». Отныне это не кухня. Это пылающий огнём лес. Это не стол с едой, разделяющий двух врагов. А упавшее дерево, преграда для убийства. В руках у Трэвиса не ложка для супа, а зажигалка. Он сам разжёг этот пожар. Сам вызвал дьявола из Ада. Дьявола в шкуре зверя, который растерзает его на куски, не пожалев даже ни на секунду. — О-остановись, прошу! Зажигалка падает из рук. Зверь набрасывается через дерево. Его мохнатая лапа толкает Трэвиса. Он падает на сгоревшую траву, специально перекатываясь чуть дальше к ещё не тронутой пожаром земли. Чем больше расстояние от врага — тем больше шансов выжить. Но дьявол быстрый и ловкий. Не успел Трэвис и подняться, как когти зажали его запястья, подняв их над головой. Трэвис извивается. Кричит. А зверю похуй. Зверь жаждет крови. Он вдавливает парня обратно в землю, специально ударяя его головой. Огонь так и горит, пожирая всё больше пространства вокруг. Оставляя им только маленький круг для сражения. Для поражения. — Ты мерзкий кусок дерьма. Как ты посмел перечить религии?! Как ты посмел влюбиться в него! — Отец, откуда ты… — блядство. Он прочитал его личный дневник. Его единственный укромный уголок, куда не страшно было выплеснуть накопившиеся чувства. А теперь… Этот дневник его предал. Отец его предал. Замолчавшая мать его предала. Этот лес его предал! Они читали самое сокровенное. Нагло переворачивали страницы. Они сплетничали о сыне. Они высмеивали его чувства. И сколько времени они уже знают об его тайне? Зачем они вообще полезли в его жизнь?! Он ведь даже ничего плохого не сделал. Он просто хотел насладиться временем с Салли. Он просто хотел любить. И плевать, что безответно! Чёрт… Они такие предатели. — Заткнись! — зверь бушует. Изо рта капает пена, оставляя липкие следы на лице у разбитой жертвы. — Я сказал тебе молчать! — дьявол не останавливается. — Ты не пойдёшь к нему! — он пытается сломать Трэвису кости. — Тем более, ты вообще больше никогда его не увидишь, усёк? — разорвать ему сердце. — Я спрашиваю, ты усёк?! — Нахуй пошёл… — прошептал Трэвис, зажмурившись от удушья. Медленная бомба вот-вот в нём взорвётся. Как-никак гены дьявола тоже бушуют в мальце. — Что ты сказал? — Я сказал, сходи нахуй! — и Трэвис пинает зверя коленом в паховую часть. А у того бледнеет в глазах. Он разом слабеет. И за это мгновение парень вылезает из-под хватки. Поднимается на ноги, глубоко дыша. Вытирает кулаком слёзы. И ненавистно смотрит на отца. — Почему ты так жесток со мной? — Я тебя воспитываю, Трэвис, — ворчит он, выпрямляя спину. — Я хочу сделать тебя лучше! — НетнетнетНЕТ! Ты не хочешь этого! — Трэвиса трясёт из стороны в сторону. — ТЫ не делаешь меня лучше, а ОН делает! Благодаря ему я хочу становится лучше! Я так… — он машет руками, пока слова пулями вылетаю изо рта. — Так, блять, я старался! Старался сблизиться. Старался быть рядом с ним! А ты взял всё и испортил! — он плачет. — Мам, ну, скажи же ему! Скажи, что нельзя было читать мой личный дневник! Скажи, что мои чувства нормальные!.. — Трэвис, затаил дыхание. Он смотрит на маму, как на последнюю надежду в этом мире перед полным концом света. Смотрит на неё жалобными покрасневшими глазами. — Мальчик мой, честное слово, я толерантная. Я отношусь нейтрально к ЛГБТ персонам, правда. Я не желаю им зла. Пхах. Какое же Трэвис наивное чмо. — Но только не в нашей семье. Ты. Никуда. Не пойдёшь. Даже мать против него. Этот день окончательно разбил ему сердце.

So maybe you should shut your mouth, shut your mouth Shut your fucking mouth Girl, your such a backstabber Oh girl, you're such a shit talker And everybody knows it (everybody knows it)