В память об июльских днях

Иногда Трэвиса трясёт от мысли, что как с Салли у него ни с кем не будет. А иногда он прыгает от счастья, ведь ура-ура не будет френдзоны, будет что-то лучше этого! Хотя существуют ли люди лучше Сала? Трэвис уверен, что проходил мимо таких, но просто почему-то отказывался замечать. Ведь если он и заметит их, то не получит взаимности. Им плевать на парнишку с синяками на теле и угрюмым взглядом. Возможно, это они отказываются его замечать. — Чего задумался? — жуткий протез Салли заглядывает то ли в лицо, то ли сразу в душу. От неожиданности хочется заорать и отмахнуться от наглого монстра. Сколько же блин любопытства и прямолинейности в этом Фишере? Как оно вообще уживается в его небольшом теле? И вся типа скромность оказалась лишь прикрытием? Жесть! Скромняшка с сюрпризом получается — Ты чего так дёрнулся? Протеза боишься? — Скорее твоего прищуренного взгляда, а-ля в тихом омуте черти водятся! — Трэвис неуклюже фыркает и чуть отдаётся назад. — Ну, и о чём задумался? — Салли пропускает мимо ушей слова парня, но под протезом точно улыбается. Трэвис это по вибрациям в голосе чувствует. Прошла ровно неделя с того дня, когда Сал смешно спрятался за кустами, провожая Трэвиса после ночёвки. Сам Трэвис ещё раз сто хихикнул в подушку, воспроизводя стрёмное белое лицо, сидящее на кортах под ярко-зелёной листвой, как местный гопник, выжидающий некую даму с сумочкой. Было бы ещё ржачнее, если бы отец всё-таки заметил гопоту. Сразу инфаркт! А потом больница и еле понятное бормотание: «К-клянусь Богом, у моего дома м-меня поджидал м-маньяк с ножом». И хохот Трэвиса, потому что какой нахрен маньяк, а, пап? Совсем своих ужастиков пересмотрел? А ну-ка щас отключим инет! Это всё из-за твоих компуктеров! — Ничего, маньячелло, — усмехнулся Трэвис, по-дурацки отталкивая Сала ладонью в лоб. Тот очевидно сморщился, но из-за протеза ничего не было видно. Кстати, от этого барьера не воображение Фелпса развивается с новой мощью, а его интуиция. Он ловит каждый вдох и выдох Фишера, тонко щупая его настроение по микроволнам, исходящим от действий и голоса. — Что? Нельзя уже и зависнуть, смотря… Э-э-э, в никуда? Настроение хорошее. Оно в целом так и застряло в приподнятом виде после ночёвки. Салли как алкоголь, от которого Трэвис вот уже неделю пытается отойти. Но каждую ночь, лёжа под одеялом, снова и снова выпивает по рюмочке переписок с Фишером. И уже даже не слышит ругань за дверью. Плевать, что там ворчит этот отец-мудак. Трэвису похуй. Он запомнил возвращение домой не красками словесного поноса от «пидрила» до «хуесос» и следом от толстого ремня, а нелепым Салли, усевшимся в свои кусты, словно решившим поссать. Обоссать красные милые цветочки, которые радовали отца Трэвиса по пути в церковь. От этого ещё комичнее. — Как с папой? — Сал, сидя на скамейке, болтает, не достающими до земли, ногами. Коротышка. — Я забил, — пожимает плечами Трэвис, чьи ступни твёрдо упёрлись об низ. Ему нравится их разница в росте. — Знаешь, когда семь дней сценарий повторяется, то на восьмой я уже успеваю увернуться от летящей кружки и даже не зарыдать от громкости крика. — А ты до этого реально рыдал? — не тактичный Сал самое неловкое, что видел Трэвис. Но врезать уже не хочется. Наверное. По крайней мере, сейчас парень просто мечтает запрокинуть руку на плечи Салли и, чуть прижавшись к его телу, закрыть глаза… А дальше он ещё не придумал, что будет делать. Обычно такие сценарии крутятся перед сном, но быстро разлетаются по кусочкам, так и не дойдя до финала. И нет, проблема не в том, что подушка с одеялом всё-таки побеждают и крадут Трэвиса в пустоту да темноту. Проблема возникает от смачного открытия двери и резкого жёлтого света, окутавшего до этого тёмную комнату. Ворвались. И без стука, минуточку! Без чёртового стука! Уж уважения личного пространства в этом доме никакого. Последние капли адекватности покинули чат с прочтением личного дневника Трэвиса, который теперь, разорванный его автором в слезах и истерике, пылится под кроватью. Отец же вламывается с ором: «Отдай мне, сука, телефон!». Хрен его знает, что за дичь творится в эти секунды у него в башке. Это странно… Ты типа пьёшь чай, а потом от нечего делать такой: «Пойду на сына накричу». И кричишь. Кричишь, даже когда Трэвис и так лежит в кровати без телефона. — А летящая кружка тебя совсем не смущает? — Скорее смущает, что у вас таких целый запас. — Да, прикинь, мой папаша закупает у бабулек с базара наборы, что достались им от пра-пра-пра-пра… — Трэвис случайно закашлял и сбился. — Ну, ты понял. Они тип своё наследство продают в надёжные руки. А мы ломаем его об людей и стены. — А почему продают? — Салли наклонил голову к плечу. — Да откуда мне, блять, знать? Я же выдумал эту поебень, — «как и всю ту, что строится в рассказы перед сном». — Из тебя выйдет отвратный режиссёр, если не закроешь все сюжетные дыры, — бубукает Сал, сложив руки у груди. Знал бы он, что их недодружбу, но уже и не полнейшую ненависть, Трэвис слепил голыми руками из слёз и палок. Поэтому подавись, Фишер! Трэвис отлично режиссирует ваши отношения. Хотя трусит вывезти их на новый уровень. — Зачем закрывать? Пусть будет место э-э-э для воображения зрителей! — Трэвису нравится говорить обо всём и ни о чём. Нравится, что после ночёвки их прогулки участились, как и наказания от отца. Хотя сейчас настала новая стадия домашнего ареста. Стадия, которую Трэвис обозвал «набрал в рот дерьма и плююсь». Однако, кроме «тварью родился, тварью и останешься», его больше ничего не обижает. — Ну, всё, — Сал ловко спрыгнул со скамейки. — Ты уволен. — В смысле? Откуда? — опешил Трэвис, повторяя действия за Фишером. Тот сложил руки у груди, а взглядом пробежался по эмоциям напротив. Как сканер. И боже-блять-как-же-Трэвису-это-нравится! — Со своей будущей работы, мудила. — Ой, Фишер, я и не хотел быть ебучим режиссёром! И вообще ты сам мудила. Оскорбления украшаются смехом. Теперь они уже не несут в себе желания обидеть. Только шутки. Только дружбу, если такой её можно обозвать. Сам Трэвис первый называть Сала другом не хочет. Если ошибётся, то стыд сожрёт его с кишками. Поэтому легче подождать, пока Салли сам невзначай крикнет: «До скорого, бро!». Ладно, такие слова из уст вылетят в сторону Ларри. Трэвис ему уж точно не бро и им вряд ли станет. Так, кто же тогда Трэвис для Сала? Впрочем, неважно. Главное, что Салли иногда касается его руки, а ещё шутит и забавно поддразнивает. Они продолжают бродить по дворам чужих домов, обходя все скучные дороги и специально заворачивая в какую-то грязь. Та липнет к белым кедам Трэвиса, но тому плевать. Он идёт за Салли по узкому недокоридору, чьи стены состоят из старых гаражей и колючих ветвей деревьев. В руках у Фишера какая-то железяка из апартаментов. Похожа на испорченный компас. Она изредка мигает зелёным цветом, а Сал с умным видом хмыкает. Как ботан. — Сейчас покажу призраков, — говорит он, но Трэвис ему не верит. Но идёт дальше. Как говорят влюблённые дебилы: «Неважно куда, важно с кем». — Такое чувство, что ты отведёшь меня туда, куда не доберётся полиция, — сквозь смешок отвечает Фелпс, не сбавляя шаг. — Чтобы убить, — Салли с цоканьем оглядывается. — И это говорит тот, кто дерётся с Ларри всегда и везде. — Причём здесь твой Ларри? — Не знаю, — Салли вновь смотрит вперёд. — Может я по нему скучаю. Он же мой лучший друг. Трэвиса уже не бесят упоминания о Джонсоне. Точнее его имя больше не вызывает ревность. Он смирился с тем, что тот навечно останется в сердце у Салли. Ведь у Салли оказывается большое сердце! И кто знает… Может Трэвису тоже удастся… Ну, хотя бы просунуть половину руки. Фелпс ничего не отвечает. Продолжает топать за Фишером, а пальцы тянутся к телефону. И пока Сал тщательно разглядывает железную хрен пойми что, Трэвис наводит камеру и фотографирует спину парня. Чтобы хоть как-то сохранить этот миг. Правда… Выходит смазано. Даже слишком. Будто телефон дали в руки трёхлетнему ребёнку, который одновременно нажал на белую кнопку и уронил гаджет в лужу. — Пришли. — Мы в какой-то пизде, не думаешь? — Трэвис откладывает телефон в рюкзак, а глазами ищет хоть что-то не похожее на обкуренный переулок, который по ночам служит бомжам клубом с подарками в виде уколов. По вибрациям Трэвис догадывается, что ответили ему натянутой саркастичной улыбкой. — Смотри, на стене что-то накалякали, — Сал подходит к гаражу с ободранной серой краской. Он проводит кончиками пальцев по стене, а Трэвис брезгливо жмурится. — Малыш Салли, ты наверное никогда не видел такое в жизни, но это очертания плохо нарисованного мужского полового органа, — с научным тоном люлюкает Трэвис, подойдя ближе. — Это намёк, что у меня пусто в штанах? — без обиды спрашивает Сал, исподлобья посмотрев на блондина. Тот вытягивает нижнюю губу и пару раз задумчиво кивает. Раскрепостился, блин! Уже даже голос не дрожит! А действия так и прут уверенностью! Клянусь всем чем можно и нельзя клясться, но это из-за той ночи, когда всё полетело по швам. Родители разочарованы, Салли не понимает, в чём дело, а Трэвис с истеричным хохотом ежедневно выслушивает порцию унижений. Жизнь настолько покатилась вниз, что Трэвис уже и не тянет обратно к себе тонкую нить справедливости. Он с удовольствием вскидывает руками, да и сам с кувырком катится по холму. «Уи-и-и, я лечу в пизду!». А кто бы знал, что здесь так тепло и уютно? — Ага. — Нет, я про буквы. Их почти не видно… Но тут точно что-то нацарапано, — задумчивый вид Сала остаётся дополнить только бородой и нахмуренными бровями для общей картины придурка. — Призраки оставили нам подсказки? — усмехается Трэвис, пнув пустую стеклянную бутылку. — А твои призраки те ещё алкаши. — Херня какая-то, — Салли пропускает мимо ушей все подколы. А затем резко обходит в пять шагов всю окрестность. — Ты думаешь это странно? — И уткнувшись лбом в дерево, тихо стонет в протез. — Странно что? — Трэвиса же больше интересуют бутылки, разбросанные по земле. Дешёвый алкоголь… В некоторых плавает что-то жёлтое… Фу, ну и запах! — Таскаться за мигающей хернёй, ища мистику за гаражами? — голос Салли резко из увлечённого падает в поникший. Он всё ещё смотрит в дерево, разглядывая мелких букашек на коре. — Ну… — Трэвис, поджав губы, наконец-то оглядывается на Фишера. — Э, да. Это странно. Но это в твоём духе, Салли-Кромсали, — «именно поэтому ты мне и нравишься». — Я просто люблю всю эту паранормальную чертовщину, — выдыхает парень, плюхаясь на корты. Кончики пальцев еле ощутимо дотрагиваются до травы. — Хочется чего-то такого ощутить рядом с собой. Но сегодняшней вылазкой я маленько разочарован. — Эй-эй… — Трэвис подрывается с места и быстрым шагом подходит к парню вплотную, а затем… Пинает его по заднице. — Ай! Ты не охренел?! — Салли отдаётся вперёд, упираясь ладонями в траву. — Сал, ты ныть собрался? — спрашивает Трэвис, склонив голову к плечу, пока его нога чутка подрагивает от совершённого преступления. И всё равно игнорить состояние Салли нельзя. Одно дело, если бы это был какой-то чудик. Но сейчас в колобок сложился сам Салли-Кромсали-прошу-не-исчезай-из-моей-жизни-Фишер. А оставить это незамеченным невозможно. Сердце не позволяет. — Нет, просто говорю, — Сал возвращает вес на корточки, больше не упираясь руками в землю. На пинок он, конечно, не обиделся. Трэвису даже порой кажется, что Салли вообще не умеет обижаться. Пока сам Фелпс частенько ходит злым букой. — Эм… — мысли вертятся и крутятся, а Трэвис усаживается рядом на корточки. — Это, — он похлопывает по спине Сала, а щёки вдруг заливаются краской. Боже! Только не сейчас! Трэвис буквально пару дней назад перестал смущаться от касаний! И вот всё по новой… — Просто я кажется кое-что придумал… — Сал оглядывается на Трэвиса. А тот прокашливается и сразу отворачивает голову. Тупые красные щёки мешают встретиться взглядом. — Ужасная идея, предупреждаю сразу! Но, если мои родители всё ещё в церкви, а дома никого нет, то… — Зовёшь меня на чай? — усмехнулся Салли, шмыгнув носом. — Нет, — мягко цокнул Трэвис. — У отца в кабине куча стрёмной херни. Я почти не захожу к нему, ведь там прям пахнет странной мистикой что ли… — парень потёр шею. — Ну, я тут подумал, может ты, чтобы перестать расследовать местный клуб для бомжей, хочешь забежать и поглазеть на его коллекцию? — С-серьёзно?! — Салли будто расцвёл. Сутулая спина вдруг выпрямилась, а руки потянулись к плечам парня. Трэвис встал, обрывая попытку коснуться. — Нет, блять, прикалываюсь, — закатил он глаза, мысленно дополняя, что бы было, если бы Сал всё же дотронулся до него. Инсульт, как минимум. — Конечно, я серьёзно! — Но твои родители ненавидят меня… — Сал поднялся на ноги, быстро стряхнув прилипшую траву с коленок. — Так мы быстро. Туда и обратно. Они даже не узнают, — голос спокоен, а сердце стучит, словно бешеное. Туда-обратно-сюда-туда. А затем пиздюлей-пиздюлей-пиздюлей… Домашний арест, а может сразу в детский дом. Какого хрена он так сильно боится родителей?! Аж бесит. И страх жопу сжимает. И сердце бьётся артериями по стенкам органов… Или как там у вас в биологии прописано? Трэвис пропустил эту тему. — Ты стал таким рискованным! — Салли вновь зарядился идеей. Ей богу, как малыш, которого обещали сводить в парк аттракционов. — А тебе это не нравится? — риторически спросил Трэвис, не готовясь к ответу. Он, всё ещё избегая взгляда Салли, потёр костяшками рук свои щёки. И когда они успели стать такими жирными? Надо перестать заедать горе сладким. Хотя… Похуй, Сал же общается с ним. Значит жирные щёки его не смущают. Значит всё хорошо. Можно купить ещё три шоколадки по пути домой. — Нравится, — Сал выпрыгивает из ниоткуда, как аниматроник из «Пять ночей с Фредди». Кстати, он со своим протезом точно бы вписался в эту тусовку. И тогда бы Трэвис понял все эти комментарии «Хочу оказаться с папочкой Фредди в одной комнате»… Ладно, понял бы только на половину! Этих безумных фанатов убийц хрен вообще когда полностью поймёшь. — Конечно, Трэвис, мне это нравится. Ларри тоже бы заценил! — Боже правый, это имя так и преследует меня, — взгляды встречаются, а Сал заливается смехом. Кто он там по гороскопу? Стрелец? А давно у них такое переменчивое настроение? — Я не устану его повторять! — Назови так своего ребёнка. — Не уверен, что хочу детей, но имя возьму на заметку. Путь до Ада дома пролетел в одно мгновение. Хотя Салли мог бы ещё в прошлый раз после ночёвки заметить предыдущую ложь Трэвиса о том, где он живёт. Но это было сделано исключительно в надобных целях! Чтобы Фишер не заметил, как Фелпс ездит с другой половины города в забитом автобусе. (Он не сталкер!). Не хотелось бы отвечать на сотни вопросов по типу «Ты реально приехал сюда, чтобы просто погулять?». (Повторяю, он не сталкер!). Нет, чувак, я приехал сюда ради тебя, но совру, что просто погулять, иначе ты поймёшь мои истинные чувства и рассмеёшься, как делали это остальные, а затем вовсе исчезнешь из моей жизни, а этого я не переживу. (Если только чуть-чуть). Однако Сал промолчал в прошлый раз и в этот тоже. Никак не прокомментировал то, что ему нагло наврали об адресе. А может у него случилась частичная амнезия, и из памяти просто вылетел этот кусок разговора. Напоминать Трэвис, конечно же, ему об этом не станет. Репутация не сталкера важнее, чем любопытство, а не роняли ли Салли вниз головой. Впрочем, даже такой Сал ему очень даже нравится. — Чёрт его побери! Я, конечно, представлял твою квартиру какой-то такой, но она оказалась ещё страннее! Спасибо большое, очень приятно слышать такие слова от своего краша. Но на язвительность язык Трэвиса не поворачивается. А как тут вообще можно сказать что-то, кроме «э», «о», «а», когда красные кеды Салли неуклюже валяются у порога в коридоре. Сам себе Фелпс грабли под ноги ставит. Убьют его за такой визит гостя. Но если умирать, то молодым и счастливым. А он вроде как ещё не стар, и уж точно счастлив от голоса Сала, звучащего в просторах комнат. — Это из-за религии. Не обращай внимания. Бог всё равно меня не любит. Салли вновь достаёт из кармана свою железяку, в происхождение которой Трэвис что-то уже сомневается. Точно ли она из дома? Не подобрал ли Фишер её из мусорки? А он-то может! Точно может! — Почему? Бог, как я знаю, любит всех, — Салли водит прибором по гостиной, медленно уходя в сторону комнаты-кабинета отца. — Правильно же иду? Огонёк мигает здесь сильнее всего. У твоего папы какая-то аура… — Нет, Сал, не всех… — запоздало отвечает Трэвис, пропуская мимо ушей брехню. — Есть некоторые вещи, которые ему не понравились бы во мне, — он прикрывает дверь в свою комнату. Как можно незаметнее прикрывает! А то любопытный нос Салли пролезет в его секретный мирок. Да, там нет явных указаний на чувства Фелпса, но показать незаправленную кровать тоже не ахти какая идея. — Ты про твоё желание бить морды? Чувак, этот грех всегда можно искупить, — Сал проходит внутрь комнаты старшего. — Капец, а тут реально какой-то храм! А ты правду сказал про коллекцию! Эти странные чучела точно сведут любого с ума… Ой, извини, тебе не обидно? — Салли оглядывается на застывшего в пороге парня. — Нормас. Гуляй. Но ничего не трогай, — указывает Трэвис, топчась на месте. — У тебя голос грустный. — С хуя ли? — Ну, мне показалось, что тебе обидно, что Бог тебя не любит из-за драк… — Сал снова углубился в исследование комнаты, но голосом всё равно оставался где-то рядом. Будто бы Салли, несмотря на интерес к мистике, не забывал и о Трэвисе, будто бы мысленно стоял с ним рядом. Это так приятно, что Фелпса просто прорвало: — Дело не в драках! Просто я испорченный. Родился испорченным. А Бог таких не любит, Фишер. Возможно, он просто боится таких, как я. Отчего ему мерзка моя личность. Я для него просто урод! — тяжело дыша Трэвис быстро сморгнул слёзы. Вечно они в самый неудобный момент! Как хорошо, что Салли к нему спиной. — Зато я люблю. — Чего, блять?! — слишком спокойный голос Сала о таких важных словах заставил прокричать Трэвиса мат на всю комнату. Послышалось? Нет… Но зачем? Зачем такое говорить? — Твоя личность никогда не была мне мерзка, — Сал обходит кабинет по периметру, а после замедляет шаг у двери в коридор. Трэвис сделал шаг назад, пропуская Фишера наружу, но тот оторвал глаза от железяки и… Улыбнулся? По глазам похоже на то. — Ты хоть и дурак, своеобразный дурак… Это да. Но ты по-своему красив. А твоя красота никогда не пугала меня. И если Бог тебя не любит, то… — Заткнись! — Трэвис ещё возненавидит себя за детскую реакцию, но это будет потом, а сейчас он захлопнул себе уши ладошками. — Что? — Это звучит странно! — парень сжал свою голову, что она казалось вот-вот и лопнет, как арбуз. — Ты снова весь красный. — Боже правый, Сал, просто заткнись! — быстрее бы лопнула. — Тебя смущают мои слова? — Да ты хоть сам капельку веришь в них?! — ну, почему не лопается?! — Это звучит как ложь? — Определённо да! — ладно, видимо пора идти в качалку, раз раздавить голову ладонями не получается. Вот тебе и мотивация купить абонемент в спортзал. Трэвис оставляет попытку, отпуская руки по швам. — Чувак, ты же в курсе, что я не Бог? Я не ненавижу тебя. — Всё харэ, перестань, Салли, серьёзно… — Почему ты так боишься комплиментов? — и зачем он такой прямолинейный?! И как же это влюбляет! — Да не знаю я! — выплёскивает Трэвис. — Не боюсь! Мне неловко. Просто неловко! — он метает взгляд по стенам, ища хоть что-то, за что можно зацепиться. Но никакие картины не помогают. Поэтому невольно он вдруг смотрит Салли в глаза. — Представь как это выглядит со стороны! Изуродованный мальчик выслуш… — смотрит в глаза и разбивает всё к чертям. Фишер вдруг ступает назад, словно его ударили. А сказанные слова только сейчас долетают в офис мозга документом с красной печатью «поздравляю, еблан, ты совершил ошибку». — Блять, нет! Не ты! А я! Я изуродованный мальчик, который выслушивает в свою сторону… Блять, забей! Я-я-я… Не хотел обидеть тебя. Ну, чего молчишь?! — Ничего… — Сал обрывает контакт глаз, а сам пожимает плечами. Трэвис готов упасть к нему на колени. — Просто расценил твои слова чутка иначе, — он готов сделать что угодно, лишь бы Салли на него посмотрел. — Но всё ок… — Сал, ты красивый. — М? — и Салли смотрит. — Реально, очень красивый, — голос предательски дрожит, будто желая сорваться и улететь в отпуск, чтобы больше не работать на дебила. — Чувак, ты даже не видел моего лица, — он закатывает глаза, а Трэвис подносит руки к плечам, готовясь схватить Сала, если тот вдруг убежит. Он не сталкер! Не похититель! И уж точно не хочет влезать в личные границы любимого человека! Но руки так и трясутся между ними. Сантиметры кажутся километрами. — Увижу и не изменю своего мнения. — Так решителен? — теперь Сал усмехается. — Спорим, что изменишь? — он расплывается в ухмылке, наклонившись чуть ближе к чужому лицу. Волосы падают на бок, а глаза блестят разочарованным безумием. — Не-а, спорим, что выпрешь на улицу после увиденного. — Не выпру, — если Сал вдруг обезумел, то Трэвис всё равно его любит. Если у Сала нет вообще никакого подобия лица, то Трэвис всё равно его любит. Если Сал всё же решит сбежать, то Трэвис всё равно не перестанет его любить. — Тогда… — но Сал не сбегает, а медленно тянется к ремешкам на протезе. В груди больно колит страх и мычит уверенность. Трэвис задерживает дыхание. А белый пластик резко спадает вниз. Стук оглушительно отдаётся в уши. — Бу! — сплошное ободранное тёмно-багровое мясо на правой половине лица, зашитое неровными линиями смотрит на испуганный взгляд парня. Голос видимо реально уехал в отпуск, а протянутые руки Трэвиса падают вниз. — Приятных кошмаров. Кожи на правой стороне почти нет. Да и часть челюсти словно зубами оторвали. И глаз один, который не настоящий, вдруг закосил, дополняя стрёмную картину большей жутью. Мурашки по коже от тёмно-красных пятен и чересчур белых швов. А щека Сала словно провалилось во внутрь. Это не пару и даже не несколько царапин. Это действительно пазл, который врачи ниткой собирали по кускам. — Язык от страха проглотил, да? — угадал Салли. — Пхах, так и знал… — он тянется вниз за протезом, как вдруг его запястье перехватывает тёплая ладонь. Сал снова смотрит на Трэвиса, чьи испуганные глаза моргнули теплотой. — Ладно, прости… Я не знаю, что на меня нашло. — Нет, — Фелпс тряхнул волосами, набирая дыхание в лёгкие. Обосрался он, конечно, дохера, но любить меньше не стал. Страшно видеть что-то не похожее на привычную внешность. Страшно представить, что пережил Фишер. Страшно сделать больно, если коснуться кожи. Но не страшно любить этого придурка. — Ты красивый. И твоя красота никогда не напугает меня. Сегодня Трэвис осознал разницу между тем, каково это любить человека за то, как ты себя с ним чувствуешь и тем, каково это просто любить человека. Трэвис любит Сала просто за то, что тот живёт. И Трэвис пока что не знает, что это чувство с ним навсегда.

Mary on a, Mary on a cross Your beauty never, ever scared me Mary on a, Mary on a cross If you choose to run away with me I will tickle you internally And I see nothing wrong with that