Rolling In The Deep

Аня долго оттягивала переезд обратно в Москву. Не ехать было нельзя: Мише, ее мужу и по совместительству — перспективному нейрохирургу — предложили работу в престижной столичной клинике. Такой шанс, может быть, выпадает раз в жизни — она это понимает и уважает. Аня многое может рассказать о возможностях, за которые стоит хвататься руками и ногами, едва они появляются перед глазами. Тем не менее, она тянула, как могла. Сначала согласилась отработать до конца лета в своей больнице — не обязана была, но заведующий отделением очень просил, а она только обрадовалась удобному предлогу подольше не возвращаться туда, откуда сбежала, не оглядываясь, двенадцать лет назад. Миша в итоге уехал раньше. В принципе, это было логично: нужно было решить вопрос с жильем (свою олимпийскую квартиру Аня давно продала) и немного освоиться на новой работе. Он воодушевленно обещал все подготовить к ее приезду, и, действительно, очень старался: снял прекрасную двушку в старой Москве, все свободное время тратил на то, чтобы разбирать бесконечные коробки с их вещами — благо, Анина мама и младшая сестра с этим охотно помогали. Аня умилялась этой заботе и такому трепетному ожиданию, и все равно — оттягивала. Потом, уже после увольнения, ей вдруг приспичило что-нибудь сделать с их питерской квартирой. И родители (с обеих сторон), и муж отговаривали ее от идеи поселить туда арендаторов — головной боли больше, чем финансовой выгоды. Про выгоду она бы поспорила, конечно, но не с папой. С папой — бесполезно. Все равно все закончится обидами и любимым аргументом: «Я сам вам эти деньги дам, Анечка, только не надо искать себе проблемы». И неважно, что ей уже двадцать девять. А мужу так вообще — тридцать пять. Для папы они все еще несмышленыши, вроде бы, только что из пеленок. Тогда Аня решила квартиру продать — ну, вернее, сделать вид, что пытается это сделать. И задержалась еще на две недели. В конце концов, Миша приехал за ней сам, почувствовав что-то неладное. И увез — всего одна ночь по трассе М-11, и вот, она снова москвичка. Живет почти в том же районе, ходит и ездит по тем же улицам, что и двенадцать лет назад. Правда, с той поры много воды утекло. Аня повзрослела, закончила педиатрический, поступила в ординатуру по направлению спортивная медицина и реабилитация, закончила с красным дипломом, но карьеру узкого специалиста так и не начала, не решилась ворошить давно улегшееся, забытое. Работала в общем профиле — и, в общем-то, это устраивало. У нее как будто бы атрофировалось желание быть в центре всеобщего внимания, добиваться признания. Слишком много сил было потрачено на то, чтобы это самое внимание и признание от себя отвести. С Мишей она познакомилась на практике в хирургии, когда училась на четвертом курсе. Он тогда только-только закончил ординатуру и был самым молодым врачом в отделении. Он ей сразу понравился: взрослый, умный, трудолюбивый, умеющий все взять в свои руки. И главное — не задающий лишних вопросов. Циничный, саркастичный, пошлый иногда — как и все врачи. Но не сальный. Трепетный к ней. Обожающий ее, готовый заботиться, любить, но не до удушения, не до раздражения — он давал ровно столько, сколько ей было нужно и немножечко — сверху. Самую крошечку. С ним как-то правильно все пошло: общение, дружба, признание, красивые свидания, потом она к нему переехала, потом, уже после ее ординатуры, он сделал предложение — свадьбы так и не было, потому что ни красивых платьев, ни толпы гостей Ане не хотелось. Расписались и улетели на Мальдивы. За все семь лет в общей сложности у них, кажется, не было ни одной серьезной ссоры. Если бы Аню попросили описать ее брак, она бы сказала: «Легко и спокойно». И мысленно добавила бы: «Пресно. А может, приторно». Она словно на скоростной поезд села, когда влезла в эти отношения. Страшно иногда, но не выпрыгнешь, не соскочишь — состав несется все триста километров в час и остановок в пути не делает. И даже поводов нажать на стоп-кран не дает. Все хорошо. Комфортно. В конце концов, пресно — это куда уж лучше, чем горько. В Москве ее с первых дней накрыло каким-то неприятным предчувствием. Не помогла ни новая красивая квартира, ни Миша, который безумно соскучился и выкрутил, кажется, поток своей бесконечной заботы на максимум. — Анечка, ты какая-то сама не своя, — замечает он за завтраком. У Ани первый рабочий день, и ей страшно даже не из-за того, что новая работа, а по большей части потому, что клиника совсем рядом с Хрустальным, буквально десять минут пешком. — Ань, — ласково зовет муж, накрывая ее ладонь своей и легонько сжимая. — А? Ты говорил что-то? — Ты точно распереживалась о чем-то. Совсем ничего вокруг не замечаешь, — он поднимается со своего места за столом, обходит его, обнимает Аню со спины, наклоняется, оставляет несколько нежных поцелуев на ее лице, — Ты из-за работы так нервничаешь? Ну, хочешь, я тебя отвезу. Аня качает головой, прижимается щекой к его щеке: — Ты же сам потом опоздаешь. Так нельзя. — Позвоню, предупрежу, что немного задерживаюсь. В конце концов, мне не на дежурство заступать, — возражает мужчина, и по его тону ей предельно ясно — все уже решил, обдумал. — Лучше скажи, ты точно рада переезду? Тебе нравится здесь? — в который раз уже спрашивает, словно чувствует в ней эту перемену, эти ее предчувствия и страхи. — Нравится, — просто отвечает девушка. — А в глаза мне посмотришь? — полушутя, он поворачивает к себе ее лицо, придерживает нижнюю челюсть, смотрит — близко-близко, словно что-то пытается рассмотреть в темной мути ее огромных карих глаз. У него самого они светлые, зеленовато-серые, очень добрые и с какой-то смешинкой, спрятанной в глубине. Внимательные. — Что-то ты все равно не договариваешь, — заключает Миша. Аня слегка напрягается — не потому, что не доверяет, а просто — не знает, как отвечать, если он сейчас начнет задавать вопросы. Она и себе самой на них ответить не может. — Не хочешь — не буду спрашивать, — улыбается он, но в зелено-серых глазах появляется легкая тревога, — Поцелуй хотя бы, раз уж я так близко. Поцелуи даются легче разговоров. *** Новая работа тоже — очень хорошая, совсем не напрягает. Частная клиника для детишек, амбулаторный прием по записи. Ни дежурств, ни переработок, ни сложных пациентов. Как бы сказала мама: идеальное место, чтобы пару лет поработать до декрета. При мысли о детях Ане не по себе. Миша очень хочет, она, вроде бы, тоже — но разговор постоянно оттягивает. Он, в своей манере, не лезет, не давит. Она благодарна, но, как писал один польский поэт: на долг благодарности набегают проценты обязательств. Вот и Аня чувствует себя бесконечно ему обязанной. Как будто он дает в десятки раз больше, и одним только «спасибо» тут не ограничишься. Постепенно тревожность от переезда сходит на нет. Она в Москве уже около месяца — и никакого апокалипсиса не случилось. Каждый день Аня проезжает мимо Хрустального, дважды. Но часы работы не совпадают с расписанием тренировок, и единственное, что раздражает взгляд — Данина машина, каждый раз припаркованная в одном и том же месте, лобовым стеклом к дороге, так, что невольно приходится на нее смотреть. Ее легко узнать несмотря на то, что новая. По маленькому брелочку, болтающемуся над капотом. Мишка-риллаккума. Ее подарок. Не бывает же таких совпадений, правда? К тому же, Мерседес (если бы не марка машины, Аня бы еще немного призадумалась). Когда она проезжает там в пятнадцатый раз, взгляд цепляется еще за два детских кресла на заднем сидении. Нет, конечно, она знает о прибавлении в семействе, но видеть вживую все равно как-то странно. На лобовом стекле все время приклеена бумажка с номером телефона владельца. Аня запрещает себе смотреть на эти дурацкие цифры. В первые раз десять это легко — он последний человек, с которым она будет искать встречи и номер этот совсем ни к чему. Или… Господи, какие могут быть «или»?! Это все равно, что смотреть вниз с огромной высоты. Бывает такое, что мелькает шальная мысль — что, если прыгнуть? Сколько секунд продлится полет? Будет ли больно — или вообще ничего не успеешь подумать? Мысль о том, чтобы взять и позвонить такая же пугающая своим безумием — и такая же притягательная. Аня любит высоту. В конце концов, она перестраивает свой ежедневный маршрут так, чтобы не видеть эту чертову машину. В этот же день он появляется на пороге ее кабинета. *** У него очень красивая дочка. Он почти не изменился — только ощутимо повзрослел. Ему идет быть отцом. Несбывшаяся мечта. Пугающий призрак из прошлого, неожиданно воплотившийся в осязаемую реальность. Зачем-то она дала ему свой номер телефона. Зачем-то говорила — и в животе все так погано вязалось, сжималось, трепетало. Волновалась. Она просто слишком волновалась. Это так странно: увидеть человека спустя двенадцать лет, и все еще о чем-то волноваться. Весь оставшийся день, а потом и весь вечер Аня вздрагивает от каждого нового уведомления. Почему-то кажется, что он еще напишет. Разумеется, не по делу. Она сама не понимает, почему так ждет этого сообщения, если сама же пригрозила закинуть его в блок. Но Даня не пишет ни в этот вечер, ни в следующие двенадцать вечеров. В тринадцатый вечер, скорее, даже в тринадцатую ночь. Неизвестный номер: Привет)))))))