Секунда до совершенства

                               Светлые шторы с трудом удерживают солнечный свет и утренние лучи освещают комнату, выхватывая из общей массы длинные полосы света, в которых пляшет пыль.       На большом кресле огромной грудой лежит скомканное покрывало, с торчащей по краям бахромой.       Большая круглая кровать, с кованой спинкой, стоит по центру небольшой комнаты. За ней высокий комод, с разными безделушками и несколько фотографий с изображением картин известного импрессиониста Василия Кандинского. И, честно признаться, именно это и не к месту. Но, что есть, то есть.       Простынь, вся в заломах, сползла на один край и некрасиво свисала, касаясь пола.       Мокрые пятна от шампанского так и остались на ней, некрасивыми кляксами, а сама опустошённая бутылка одиноко валялась под кроватью, горлышком упёршись в ножку.       Пепельница, в виде черепа, стоит на самом краю кровати, бледно-серым островком, и пустыми глазницами равнодушно наблюдает за процессом, что развернулся на этом ложе, предназначенному, явно, не для отдыха и сна.       Несколько тонких вещей раскиданы на полу отдельными лоскутами, и только мужская одежда аккуратно висит на спинке стула, пока пиджак висит на вешалке.       В другой стороне комнаты убранство глаз не радует совсем и выглядит, как из фильма прошлого века.       Трёхстворчатый шкаф, с потёртыми местами возле ручек и посеревшим от времени зеркалом. И туда не хотелось совсем смотреть лишний раз, улавливая взглядом такую удручающую картину.       Зеркало отражало лишь часть комнаты и в нём можно было разглядеть красивого мужчину. На его чёрную макушку падает луч света, преломляясь на носу, разрывая красивое лицо на светлые и тёмные фрагменты.       Раскинув руки и плотно прикрыв глаза, мужчина лежал и громко дышал. Тонкие пальцы совсем слегка коснулись его лица и он приоткрыл рот, поворачивая голову в сторону и тонкий фильтр проник меж его губ и он втянул горький дым, что так сладок ему был. Одним выдохом он выпустил сизое облако в потолок и вздрогнул животом, акцентируя мощные мышцы на животе, когда чужой рот ласкал его и звуки плямканья так заводили его либи́до. Или должны бы заводить?       И он совсем не хотел смотреть туда, где чья-то светлая голова скользила то вверх то вниз, пока розовый и слишком уставший язычок вылизывал венки по стволу и кружил языком по головке полового члена, обсасывая его, как конфету, или же делая вид, что это так вкусно...       Он ухватился одной рукой за грядушку кровати, перехватывая с чужих рук самокрутку и совсем не обратил внимание, когда ещё одна макушка наклонилась над ним и слабый рот, теряя слюну, елозил по его соскам и шее, оставляя на коже неприятный запах этой са́мой слюны.       И запах его, такой мужской и терпкий, сдобренный по́том, смешивался со сладким запахом марихуаны и двумя недорогими парфюмами.       Альфа порыкивает негромко, когда чужой и уставший рот впускает в себя мощный орган и плевать он хотел, что слишком крутая и плотная головка туго бьётся в заднюю стенку горла.       Он одной рукой перехватывает чужую голову, насаживая её ещё туже, ещё глубже, пока маленький носик беззащитно бьётся в мужской лобок. Мужчина отрывает голову от подушки и с какой-то надменностью смотрит, как его толстый член полностью теряется между губ мальчика и вертит головой и хмурится и глаза щурит.       И так пристально наблюдает — словно не минет ему делают, а выполняют сложную работу, что так требует его внимания. Красивые брови хмурятся, рот в оскале рвётся и громкий рык покидает красивые губы. Ноздри порхают, а язык, то и дело, лижет собственные губы.       — Не спеши, — приказывает, не просит и длинными пальцами крепко держит чужие волосы на затылке, будто держится за пово́дья.       Его грубый голос не вызывает сомнений и лишних вопросов и ему безропотно подчиняются и светлая макушка замедляется и елозит вверх-вниз томнее, чем пару секунд назад.       – Зажми его, — снова звучит, как приказ, и мальчик исправляет свои ошибки, плотно прижимая покрасневшие и распухшие губы. И вроде бы все идёт хорошо, но мужчина тут же несильно бьёт его по голове.       — Сука, зубы, — так коротко и всеобъемлюще, будто тот и не заслуживает ласковых слов.       Мужчина кидает злой взгляд в сторону, на его робкого напарника, что вдрагивает под чужим взором, как мышка, боясь встретиться с его недовольным взглядом. И лишь одно движение указательного пальца выводит его из лёгкого забвения или полудрёмы.       Резкое движение бровью, взгляд резкий, будто молния и мальчик, будто забыв о своей работе, снова бросается к нему, хватая губами твёрдый сосок. Вылизывает его и постепенно переходит на шею и там слизывает солёный пот и так томно и навязчиво стонет в самое ухо, изо всех сил стараясь показать, что он весь в работе и тонет в удовольствии.       — Блядь, заткнись, — грубо прерывает альфа тоненькое воздыхание и глаза недобро сверкают, когда он слышит, как парнишка между его ног, почти захлёбывается его огромным членом и уже совсем не сдерживает своего скулежа.       Второй мальчик тянется к красивому лицу желая дотронуться до его губ, но его так грубо и холодно пресекают.       — С блядями не целуюсь, — заявляет резко, совсем не заботясь о том, что это может быть очень обидно и сразу недовольно кидает взгляд вниз, обращаясь ко второму мальчишке, — Ды ты заебал, блядь, так сосать! — и слишком грубо выходит из него и отталкивает от себя, совсем не чувствуя вины.       Худенький мальчик, как послушная живая кукла, использованная кукла, неловко отползает, пятясь голым задом назад и мужчина замечает, как губы парнишки распухли и кровоточат.       — Сука, — шепчет самому себе, всего лишь на миг чувствуя лёгкую вину, что испортил такие красивые губы.       И удовольствие куда-то испаряется, как утренний туман. И он злится... Очень злится! А ему так хочется продлить это ощущение и всё его желание давит в самый низ, только эмоции на его лице трудно различимы.       Фыркнув, он недовольно хватает за шею первого мальчика и толкает его вниз, беспардонно впихивая в его рот свой тёмный орган, сразу погружая по самое основание. На волевом лице появляется непонятная гримаса — то ли он боится упустить момент, то ли ему больно.       Тонкий писк разносится по комнате, но он игнорирует его, вдалбливаясь в чужое горло, приподнимая при этом свои мощные бедра. Другой же мальчик трусливо поглядывает на «коллегу» и искренне ему сочувствует, когда видит, как слёзы застилают милое личико омежки и тайком бросает взгляд на мужчину, с надеждой замечая, что он вот-вот на грани.       Только...       Мужчина отвлекается на секунды и показывает глазами на прикроватную тумбу, на которой лежит небольшой недокуренный косяк и омежка уже спешит обойти огромную кровать и сам прикуривает его, давая мужчине затянуться.       Едкий и сладковатый дым снова наполняет комнату и его толчки, в уставший рот, становятся какими-то развязнными, расхлябанными, рваными и он явно сбивается с ритма. Он хватает пальцами косяк и затягивается ещё несколько раз подряд, впуская в лёгкие специфический и сладковатый дым, выпуская его через нос и рот. Глаза его сразу плывут, зрачки расширяются и руки немного слабеют. Мышцы пресса совсем едва расслабляются и рука на голове мальчика слабеет и омежки, к своему ужасу, понимают, что член мужчины теряет свою твёрдость и они незаметно для него переглядываются между собой.       И второй мальчишка спешит на помощь первому, целует мужской живот и рукой мнёт тяжёлые яйца. Второй рукой зажимает сосок и тянется к нему зализывая его по ореолу.       Какое-то дикое сумасшествие происходит между этими тремя, пока один из них хочет растянуть удовольствие, а двое других хотят быстрее его закончить.       И обкуренный мозг сдаётся... Под закрытыми ве́ками рисуется совсем другой образ... Будто за стеной дождя его видит или просто альфу так запросто размывает, под лёгкими наркотиками.       Под плотно закрытыми ве́ками зрачки бегают, мозг пытается зацепиться за этот тающий образ, что так сильно душу ему бередит.       И страх на задворках маячит белой тряпкой и так неосознанно стонет и этот стон так плавно в мягкий рык переходит. Будто страшный монст, в любимых руках в нежного зверя превращается, а после и клыки свои прячет, пуская по телу тонны мурашек.       Тот, другой омежка, улыбается ему как прежде — мягко и нежно, взгляд своих глаз шоколадных прячет за поволокою, в тени густых ресниц.       И так хочется взрослому мужчине закричать, забиться в истерике, ломать и крушить всё перед собой.       Злость такая внезапная рушит перед ним образ нежный, что не добрался он сегодня до тела этого и до кожи его сладкой, что розами пропитана. И тот мент, откуда только появившийся, как призрак, чтобы испортить такой момент, когда он мог ещё немного и быть его...       И пусть он чувствовал, как охладевал к нему мальчик. Но всё как-то ещё тешил себя надеждой, что попустит обида маленького его, и он раскроется перед ним, лепестки свои распуская, а колючки пряча.       И уже другое выражение лица он видит перед собой. Рассерженная и хмурая мордашка, с надутыми губками, когда уходил он спешно, покидая их двоих. Так смешно хлопал задниками смятых туфель о розовые пяточки. И лишь на миг мог увидеть в глазах напротив отблески малой победы, будто насмехался над ним тот незнакомец, чёрт бы его побрал!!       Член снова твердеет под усилиями двух омежек и они уже оба присасываются к огромному органу, обсасывая его с двух сторон и мнут на пару его мошонку и только изредка поглядывают за ним, в надежде, чтобы побыстрее это всё закончилось.       Он срывается на мальчишках, заставляя их сосать по очереди и с жаром наблюдает, как его член выходит из первого рта, чтобы сразу погрузиться во второй и так много-много раз. Ему бы только видеть, как потемневшая головка исчезает в темноте чужого рта, лишь мелька́я мокрой и скользкой, от слюны, кожей. Сам себе рукой помогает у основания, где жёсткий волос трётся о ребро ладони и только сильнее сжимает себя, крепко жмурясь, представляя себя в другом горячем теле...       Голова откидывается на подушки и он, не разбирая, кого схватил за волосы, насаживает на свой член, совсем не жалея, представляя перед собой тонкую талию и длинные ноги в разлёт. И голос его низкий и бархатный, он его помнит...       Помнит, как тонул его мальчик в сильных руках, когда смазка по крутому члену стекала...       Помнит, как смазка его пахучая капала на его твёрдые яйца и не находил, с чем сравнить можно эти ощущения.       Только лишь с дозой чистого героина, когда эйфория зашкаливает, когда в десятки раз острее ощущения и хочется их продлить ещё и ещё...       И не получается!       И последние толчки у него выходят самые крутые, самые грубые. Омежка едва может дышать, когда его голову держат почти в тисках и наконец-то, мужчина с рыком упирается затылком в подушку и кончает, приподнимаясь бёдрами навстречу.       Но не отстраняется, вдавливает ещё сильнее, заваливаясь на бок, подпирая под себя худенькую фигурку, пока тот не начинает жалобно плакать.       Омега закашливается от бурного потока семени, пока чужой член круто пульсирует и его заставляют сильнее сосать. Альфа, крепко ухватившись за голову парнишки, рычит, пока последняя капля не покидает его ещё твёрдый член.       И потом он просто отстраняет его от себя, не глядя, и хватает косяк, что так и лежал в пепельнице, пуская сизый дым в потолок. Курит его медленно, тягуче, каждый дым вбирает до самого конца и выпускает медленными порциями, будто лёгкие так легко ему позволяют это делать. Докурив его, он с хрипом встаёт и не обращает внимания на чёрный пепел, что падает на простынь и сразу смазывается в некрасивое пятно.       Молча уходит в ванную комнату, не закрывая за собой дверь, пока омежки молча сидят, как два цыплёнка, прижавшись друг к другу и сонно смотрят в окно, где уже и утро наступило и солнышко заняло свои позиции на весь день.       Их глаза, от усталости, слипаются и они, так и не совладав со сладким сном и дикой усталостью, засыпают оба, прикрывшись одним пледом.       Минхо выходит из душа и какое-то время безразлично смотрит на всю эту картину и ему совсем не жаль... Не жаль, что был груб. Только жаль, что он не в той кровати проснулся и тела желанного рядом нет.       И появляется какое-то отдалённое чувство самоуничтожения и перемежается оно с ощущением брезгливости к самому себе, когда он рассматривает смятую постель и застиранную простынь, со старыми пятнами на ней.       Их видно только сейчас, при солнечном свете. Выругавшись про себя, он молча оделся, не спуская взгляда с крепко спавших омег и закуривает обычную сигарету. Делает несколько затяжек и как-то без сил садится на самый край большой кровати и наклоняется вперёд, упираясь в колени локтями.       Дым от сигареты тонкой струйкой поднимается вверх, задевая его волосы, попадая в глаза и мужчина жмурится, закинув голову наверх.       Резь в глазах быстро проходит, но к своему удивлению он обнаруживает влагу на глазах и даже не стирает её...       Снова поворачивает голову, рассматривая молоденьких мальчишек, что уже сопели в обнимку с друг другом. И вопреки самому себе, Минхо встаёт и тянет к себе большую подушку. Некоторое время он мнёт её в руках, а потом... Потом подходит к этой неоднозначной парочке и одной рукой, как-то крайне аккуратно и бережно, приподнимает их сразу двоих и быстро, и почти бесшумно, подминает подушку под их головы. Лёгкий храп мальчишек, всего-навсего, на одну секунду, нарушает тишину, чтобы в следующее мгновение комната погрузилась в немой покой.       Несколько секунд он ещё смотрел на них и потянул запасной плед из шкафа. И самому себе объяснить не мог, зачем он это делает, но руки, вопреки непонятным мыслям, продолжали своё дело, и альфа уже смотрел, как две головы удобно разместились на подушке, а худые тельца́ расползались под тёплым одеялом, окунаясь в глубокий сон.       Кое-как оценив свою заботу, он усталыми шагами направился к выходу, ещё раз оборачиваясь, окидывая взором сонное царство и тихо вышел из комнаты.       По дороге он достал телефон и долго смотрел на имя контакта, с лицом обладателя, и так и не решившись нажать на зелёную трубку, закрыл его и сунул обратно в карман.       На улице кажется и дождь прошёл, успев намочить газоны. Асфальт уже успел впитать в себя всю влагу, наполняя дневной воздух тяжёлыми испарениями и приятным запахом озона. Ему бы подышать в самый раз, но внутри, как в парилке, свежего воздуха не хватает.       Прохожие уже давно оккупировали улицы города, спеша по своим делам, толкаясь в су́толоке, обливаясь по́том и только один он шёл вдоль парка, почти не разбирая дороги, от усталости. Глаза, вроде бы как, и слипались и спать хотелось, но какие-то тяжёлые мысли не давали покоя, словно он теряет что-то, словно что-то очень важное ускользает от него.       Или кто-то...?       Перед ним замаячил цветочный магазин и он несколько секунд просто смотрел на него, пока продавец, молодой мужчина, не обратил на него внимание.       — Я могу Вам чем-то помочь? — мягкий голос ворвался в его сознание, как гром, и Минхо, не ожидая от себя, вздрогнул.       — Мне нужны цветы, — будто и не он говорит, голос какой-то прокуренный и тихий, на свой не похож.       — Вы пришли в нужное место, господин, — с лёгким поклоном ответил ему парень и рукой пригласил войти в его небольшое помещение.       Резкий воздух кондиционера бросился ему в лицо и запах смешанных цветов забился глубоко в носовые пазухи.       — Какие цветы предпочитаете? — мужчина как-то неосознанно смотрел на витрину, перебирая взглядом слишком яркую массу и не мог сразу сообразить, что он хочет и зачем он здесь.       — Что..? — как-то не сразу он сосредоточился и лишь спустя секунды проморгался и посмотрел на продавца, — Да... Я... Мне нужны розы, такие чайные...       — Да-да, конечно, — на лице мужчины было изображено понимание и профессионализм, — Сколько желаете? Покупатель окинул его взглядом и казалось, что он не здесь и как-то теряется и не только нить разговора теряет, но и себя.       — Мне нужны розы... такие чайные, знаете? Большие, — и он раскрывает ладони, слегка зажимая пальцы и показывает размеры цветов и только продавец на него смотрит, совсем немного сведя брови к переносице.       Сам почему-то быстро окидывает взглядом посетителя, пытаясь понять его намерения.       — Да-да, конечно, как пожелаете, — с осторожностью отвечает продавец и отходит за прилавок.       — Такие большие, знаете... — и он снова ладонью изображает их размер, уже только потом хватает себя на мысли, что повторяется и не впервой.       — Скажите, а это для родителей? Или для друзей? А может быть, — он начал перебирать возможные варианты, какие могли бы подойти для дарения.       — Это для любимого, — слова на языке ложатся тяжестью и у самого во рту сохнет, и ведь понимает, что вовсе не от травки.       И совсем пропускает момент, как загораются глаза у парня, как приятно краснеют его щеки и он как-то тушуется, глядя на такого взрослого покупателя, который краснеет, как мальчуган, наверно вспоминая предмет своего обожания.       — Я выберу самые лучшие цветы для Вашего молодого человека, доверьтесь мне, — а Минхо бы в самый раз да расслабиться, только он и смог что изобразить на лице жалкое подобие улыбки, когда глаза почему-то не смогли улыбнуться.       И уже в салоне своего дорогого автомобиля он как-то глупо рассматривал шикарный букет, что источал невероятный запах, а внутри какой-то шторм назревал. И уже в следующую секунду он как-то небрежно откладывает цветы на соседнее сиденье и быстро прикуривает новую сигарету, ощущая, как по виска́м течёт пот и дрожат руки.       Вставляет ключ в гнездо зажигания и прислушивается к движку, как тот послушно набирает обороты, как слушается своего хозяина, в отличии от того, кто сейчас спит, наверное, сладко.       И пока он едет по привычной для него дороге, грустная улыбка без разрешения размещается на его лице, подавляя и без того, его отвратительное настроение. И вот уже и двор знакомый и подъезд тот самый, а он не может успокоиться, и мнёт оплётку руля, скрипя кожей. .......Как мало ему нужно было времени, чтобы увлечься им. Только как-то появившись в одной компании своих друзей, он не мог отвести взгляд от худенького мальчика, что забился в самый угол подоконника, обнимая при этом книжку с каким-то романом.       И звуки, кажется, тогда пропали, когда глазами они встретились и почувствовал тогда взрослый человек, как потеют ладони, когда буравили его взглядом тёмные, как колодцы глаза. И всё терял нить разговора, обвиняя себя в невежестве по отношению к друзьям, что тогда и пригласили его на какую-то вечеринку, он уже и не припомнит...       И только эти глаза так часто ему казались повсюду и ведь он никогда не был тем, кто стесняется при виде хорошеньких омежек, да только этот мальчик нутро его и перевернул наизнанку.       А ведь он тогда совсем и не горел желанием связывать свою жизнь с кем-то, находя омег с такими обычными лицами и всегда повторял, что все они какие-то «политические», смотрят на него оценивающе, как будущую партию для себя.       Он совсем не хотел иметь под боком кого-то одного, кто будет с утра до вечера мельтешить у него дома перед глазами, нарушая его устоявшиеся законы и руша его такую привычную тишину.       И только у этого мальчика он заметил ту божественную искру, которая так всем не хватала! И на миг он подумал, что это умело загримированная девочка-омежка, под мальчика, дабы добавить немного грубых черт в своём образе.       Его интерес рос в геометрической прогрессии. Ему уже стало безумно интересно знать его имя и всё, что с ним связано.       Имя, его пристрастия, его нрав и конечно самый важный вопрос — свободен ли он? Хотя именно этот ответ его слишком мало интересовал! Он будет его, чего бы это ему не стоило! Ведь такие мальчики, как этот, не затёртый до блеска вниманием родителей, не заласканный до приторности противоположным полом. Для Минхо он выглядел как драгоценный камень, среди прочего мусора. Его внешность, его красота пленили взрослого человека, о́тняв у него покой.       И, как настоящий разведчик, он достал телефон из кармана, якобы снять на видео атмосферу вечеринки. Сам же украдкой снимал именно его и чуть было не выронил телефон из рук, когда в его объектив попал взгляд того мальчишки, что кажется смотрел куда-то в глубь само́й души.       И лишь немного тогда улыбнулся ему в камеру, лишь уголками своих потрясающих губ, а взрослый мужчина, схваченный на горячем, тогда покраснел, как школьник... И этого хватило ему, чтобы влюбиться до беспамятства, до сумасшествия.       Как он изучал этого юношу, с волосами цвета майского мёда, с вкраплениями пшеничных прядей, и всё пытался почувствовать его запах, представляя его таким же медовым. Но каково же было его удивление, когда он прошёл мимо него и Минхо едва не задохнулся от запаха роз, что источал этот мальчик. И взрослый человек, которому за тридцать, потёк... Будто к сидению его тогда прибила тяжесть между ног, он боялся пошевелиться, дабы лишний раз не выдать, что он чрезмерно возбуждён.       Как маньяк следил за ним, искал с ним встречи, и будто совсем навязчиво проходил мимо, кидая лишь мимолётный взгляд, склоняя голову в поклоне. И прятался за колоннами, хватая себя за рубашку в области сердца, закатывая глаза и смеялся. С самого себя смеялся. Ну что за пубертат??       А вечером сюрфал по интернету, переворачивая тонну всех друзей и знакомых, в поисках того самого и таки нашёл его, и так долго всматривался в магическую красоту мальчика, что так запросто украл его покой...             И вот теперь он сидит перед его подъездом, смотрит на окна его этажа и глотает густую слюну, что стала поперёк горла. И ему бы якорь свой бросить возле ног его, только бы этот омежка светился для него одного, особенным маяком в ночи.       И да, ему жаль, что такого своенравного он не смог прибрать к рукам всецело. И неважно, что так много раз они были вместе, так много раз они занимались любовью, порой от ночи, до самого рассвета. Но между их ду́шами Минхо всегда чувствовал какую-то пропасть или пески зыбучие.       И, несмотря на солнце на небосводе, его солнце кажется тухнет медленно и сердце пополам разрывается.       Они будто по разные полюса живут и становятся только дальше друг от друга. И он, честно, так уже устал от этой нескончаемой бессонницы, обнимая другую сторону холодной кровати.       И страшные мысли в голову лезут, стоит только представить ему, как чужие руки могут обнимать тонкий стан и образ его снова ускользает, как предрассветный туман. И бесится альфа и злится и орать охота от слабости своей, что слишком слаб он перед магией этого мальчика и будто насмехается над ним сама судьба, подкидывая ему самые хмурые картинки их времени и слова их, что могут так легко убить всё то, что строилось так долго.       А может быть просто он так себе придумал? Может быть он слишком увяз в этой своей сказке, розовым ароматом укутанный?       И независимость его принимает, как оскорбление в свой адрес, когда мальчик просил дать ему больше своего пространства. А альфа только косо смотрел на телефон, когда Тэхён по несколько дней не звонил, сам же предпочитая не звонить первым. А потом, не выдерживая разлуки, он, запирая в чулан свою гордость, звонил, слушая гудки. И потом, как ножом по сердцу, недовольное такое,       — Алло, — когда на том конце провода выдох куда-то уходил и казалось мужчине, что омега и глаза свои закатывал.       И не мог ему даже противоречить, только слушал его дыхание, когда хотелось слушать нежные слова о любви.       Сейчас он, кажется, понимает, что не получается у него сберечь то, что осталось от них так мало. Только запах его где-то на рубашке, да запах роз от букета. Только они не благоухают так, как благоухает Тэхён.       А как бы ему хотелось ворваться в его квартиру, убить всех демонов ночи и украсть у мира этого неземного и пусть упирается, пусть кричит, пусть рвёт и мечет! Он его не отпустит, не отдаст и другим он быть не умеет!!             Рука долго жмёт звонок и альфа прекрасно понимает, что сейчас он возможно спит и Минхо глубоко дышит и закрывает глаза и ждёт покорно, пока шаги слышит за дверью.       Лохматая шевелюра растрепалась, являя собой огромный бутон на голове, и нет никого краше в мире этом, чем такая заспанная моська... Одним глазом лишь смотрит, но как смотрит, с укором.       Не говоря ни слова, как-то плечи его поникают и он медленно отступает от двери, безмолвно приглашая войти. Только Минхо кажется, что ему омега даёт шанс выбора — уйти или остаться. И он, наперекор его надеждам, остаётся и улавливает едва слышимый звук цыканья. А может быть ему просто так уже кажется? Может быть он просто себя так накрутил?       Боль, она ведь как? Собой заполняет сознание и капает на темечко размеренно, пока не впадаешь в крик.       Их разделяет только несколько метров и белое пушистое покрывало, что почти с головой накрыло чудо его.       Минхо сам себе улыбается, печально так, чувствуя себя полным дураком, а в груди как-то неприятно стянуло. И так захотелось открыть то место и вытащить занозу, что жить спокойно мешает и унять его крики своими губами, предотвращая возмущение.       А может быть его лучше отпустить? Да на все четыре стороны?? И не жалеть ни о чем и пусть летит, куда ветер унесёт! Ведь было хорошо, да? Ну было же! И на том спасибо...       Но только мысли о чужих руках покоя не дают ему и нет, не сможет он делить его с кем бы то ни было! Уж лучше... Господи...       А он ведь рядом — только руку протяни и коснёшься нежности его, но между ними несколько недель отчуждения и до сих пор тянется это тяжёлое молчание.       В отражении зеркала альфа смотрит сейчас, как мальчик ныряет обратно в постель, а между ними будто тени чужие бродят и душу стягивает боль отчаяния. И сумасшедшее желание начать все заново!       Но память бежит куда-то назад, словно кинолента, когда бежал ему мальчик навстречу и бросался на шею с криками и визгом! И так бы взял и перевернул листы календаря, возвращаясь в то сладкое время и попросить бы прощения и увидеть слёзы хрустальные и улыбку неземную, ведь не зря же всё это было у них.       Присаживается ближе к нему и замечает, как снова сладко заснул его мальчик в этой тишине и тихонечко сопит в подушку. Волна нежности нападает лавиной и альфа тянет к нему руку, в пушистые волосы зарывается и видит, как вздрагивает омежка, как ресницами хлопает и глазами сонными перед собой смотрит. И фокусирует взгляд на мужчине и как-то неосознанно пятится от него.       Лишь такое незначительное движение, но оно болью проходит в сердце мужчины. Ведь всего лишь несколько часов назад мальчик так отчаянно прижимался к нему в машине и горячим дыханием опалял шею, а сейчас будто боится его, не хочет. — Малыш... — М-м-м, — хриплое такое в ответ. — Ты со мной? — М-м-м? А самому страшно слышать ответ — здесь ли он, с ним ли ещё? Или это только оболочка его а душа где-то далеко-далеко за туманом уплыла.       И выдернуть бы его из его же грёз и в сонные губы сладкие впиться и наслаждаться нектаром, с горькой ложкой дёгтя. И закрутить вихрем сонного такого, тело мягкое под себя подминая и не выдерживает своего порыва. Он всегда ведь такой податливый был.       Минхо совсем немного откидывает одеяло и жмётся к нему, запах сладкий вдыхая, в собственную нирвану падая. Своими губами требовательными мягкие уста будит, врываясь без спроса, ворует, крадёт у самого же себя. И завидует себе и боится, что кажется ему, это последнее, что он может забрать у него. Эти губы сладкие и хриплый стон впридачу, как бонус.       А Тэхён по привычке лишь томно дышит, и распаляет мужчину жаром своим и неосознанно впускает в мир свой...       .....А за окном уже и город проснулся, кишит людьми и автомобилями, что выхлопными газами плюются. Живёт город жизнью своей, пока в маленькой квартире своя атмосфера теплится. Ленивая такая и сонная и Минхо смотрит на своего мальчика и в мыслях куда-то улетает.       Он ведь всегда предчувствовал расставание с омегами. Никогда у него не болела душа, не страдал, не молил остаться, но любил, чтобы его молили...       И только с высоты лет своих он понимает, что сейчас боится потерять именно его. Внутри будто льдом обдаёт, когда мальчик на него смотрит отстранённым взглядом и болью прошивает под ребром, и какое-то предвкушение наполняет его рот слюной и он на его лице видит эмоции, или же скорее их полное отсутствие.       Невозмутимость и хо́лодность накрыли его, а жар внутри, что растекался кипящей магмой, затмевал рассудок и желание обладать этим мальчиком затмевало здравый смысл.       Он рукой потянулся к его затылку и насильно прижался к сонному рту жадными губами и только слушал глухое мычание, что издавал Тэхён, когда скользкий язык снова проник слишком глубоко и ему ничего не осталось, как открыть рот, впуская в себя мужчину.       — Ты с ума сошёл? — прохрипел он в чужой рот, едва освободившись, упираясь руками в широкую мужскую грудь.       Тэхён почувствовал, как спадает одеяло и его обдаёт свежим воздухом комнаты и страха вроде бы и нет, только неприязнь, когда его хотят поиметь против его же воли. — Не делай этого, прошу тебя, слышишь? — шипящим голосом пробурчал он и встрепенулся, когда из-под одеяла они услышали слабое мяуканье. — Да чёрт бы побрал эту твою кошку!! — в сердца́х зашипел Минхо и краем глаза ухватил, как полосатая кошка убежала под кровать, мелькнув хвостом. — Ты напугал её! Жози́! — Тэхён хотел было встать, потянувшись за животным, но сильная рука толкнула его назад, на подушку, — Только попробуй, — и губы сжались в тонкую полоску а глаза, кажется, и льдом покрылись, — Ещё один шаг, Минхо, и ты преступишь черту, — и словно на зло его словам он разжёгся изнутри и слова всякие канули куда-то в неизведанное, когда сильные губы снова впились в пухлые.       Всегда вспыльчивый, неуравновешенный и до боли влюблённый, что даже страшно самому становится! Ведь именно сейчас он так остро чувствует пренебрежение к себе и любовь к этому холодному мальчику! Особенно любовь..       — Тэхён.. — хриплый голос как у заядлого курильщика, на бесконечном повторе. И мозг безостановочно только имя его и крутит.       Сам прервал жёсткий поцелуй и омега смог отстраниться от него, совсем немного. Понимает ведь, что срывается, что тормоза не срабатывают, что желание обладать им сносит всё... — Ты наверное чертовски злишься на меня, — хриплым голосом шепчет куда-то в изгиб шеи и крепко жмурится.       И Тэхён понимает, что наверное альфе стыдно, и наверное в самый раз бы, да расслабиться и постучать его по спине, в какой-то особой манере, как это обычно делают мужчины. И наконец-то признать себя поверженным и ещё много чего, только бы ублажить эго сильного пола! Но в его глазах застыла боль со льдом в перемешку и он уже не ждёт извинений. Их так много раз он слышал, эти слова, ничего не значащие для мужчины, ведь всё равно ничего не изменится. Между ними уже ничего не изменится.       А Минхо будто бы и хребет перебили, когда он почувствовал, как мальчик сжался и лёжа на подушке слишком смирно, лишь голову отвернул к стене.       — Миром правят идиоты, — издали пухлые губы и мужчина поднял голову, глянув на мальчика.       — Это ты к чему? — и в самый раз бы злобу да сдержать, проглотить обиду, но не смог.       И некоторое время он просто смотрел на красивый профиль, потом так же молча встал и отошёл от дивана, давая ему свободу от себя. Вытащил из кармана помятую пачку сигарет и зажигалку следом.       — Не кури здесь, пожалуйста, — почти на выдохе произнёс Тэхён и от лютого взгляда сжался на подушке, прикрываясь одеялом.       — Я плачу́ за эту квартиру, — ответил альфа и закурил в комнате, выпуская сизую струю дыма в потолок и вышел на балкон.       А Тэхён только и смотрел на красивую фигуру мужчины и хмурил брови, придумывая сказать хоть что-то ласковое, дабы разбить эту тяжёлую тишину. Но слова, как на зло, застряли да и не находились, если быть честным перед собой.       — Я так часто представляю нас родителями, — куда-то в пустоту сказал Минхо и ветер подхватил его тяжёлый вздох и дым, а Тэхён весь сжался улиткой, ощущая какой-то непонятный страх в животе. — Мне бы уже пора, как бы, как ты считаешь? — и зачем он ему это говорит? — Хочу маленького омежку, как ты, — и обернулся, сквозя холодным взглядом омегу, — С такими же глазами, как у тебя, — Тэхён губы поджал и кажется, что пальцы заледенели.       Ему бы в самый раз согреться от этих слов, но тепло почему-то не приходило. Он так и смотрел на его широкую спину. А Минхо зачем-то постоянно смотрит на сигарету и мнёт её в пальцах.       — Альфы обычно хотят продолжения рода, — тихо Тэхён вставил свою фразу, разрывая неугодную тишину а Минхо повернулся к нему, глядя на омегу через балконное стекло. Потом вскинув брови и отвернулся. И это даже как-то задело Тэхёна. — Я... — продолжил Минхо, делая новую затяжку, а Тэхён снова напрягся, вслушиваясь в его слова, — Я слишком рано понял, что нравлюсь слабому полу, — и снова затянулся дымом, не иначе, как свежим воздухом и выдохнул его через нос, — Мне было пятнадцать лет, когда я первый раз влюбился, — и сам себе хмыкнул и склонил голову на бок, — Я пошёл к нему домой, с цветами, — и снова затяжка, — А дверь открыл его отец...       Тэхён не знал какого продолжения ему ждать и просто накрылся одеялом, будто готовился к чему-то страшному.       — Он тогда и слушать меня не стал, когда я хотел пригласить его сына в кафе, а потом и в кино... А Тэхён всё ждёт продолжения, понимая, что это совсем не конец.       — Он выхватил с моих рук букет и растоптал его на моих глазах, — будто улетев в далёкое детство, альфа смотрел пустым взглядом в сторону, пока в животе у омеги назревал ураган.       — А потом?... — уже проникаясь чужим рассказом, он ловил себя на мысли, что сопереживает ему.       — Пошёл вон кобель! — как-то отрешённо прозвучало из уст альфы, а Тэхён только брови вскинул и Минхо так долго смотрел в глаза мальчика, наслаждаясь его страхом и непониманием в глазах, — Он сказал мне, «Пошёл вон, кобель», — теперь он уже уточнил и горькая улыбка поместилась на его лице.       — И?... — сглотнул слюну омега, почти выдыхая свой вопрос.       — И ничего, — закончил свой печальный рассказ мужчина и пожал плечами.       Затем повернулся в другую сторону, глядя на город с высоты третьего этажа.       — И я хочу, чтобы ты мне родил омегу, — безапелляционно заявил он и гордо вскинув подбородок, посмотрев на мальчика, — Я хочу прочувствовать, как это... — и неприятная тишина поглотила пространство в комнате.       — Что, прости?... — теперь уже не понимал Тэхён, боясь каких-то своих догадок.       — Хочу омежку красивого, как ты! И чтобы все перед ним падали ниц, а я бы, как грозный отец, отгонял кобелей! — выпалил мужчина правду в удивлённое лицо омеги.       — Ч-что??... — и снова едва на выдохе, только одними губами, едва-едва слышно.       — Хочу узнать, как это? Когда на тебя смотрит сопляк, а ты топчешь его цветы, на которые собирал неделю с карманных денег! — и неосознанно понимает, что скалится, вспоминая то время, когда он чувствовал ту дикую боль, глядя на нераскрытые бутоны. И как глаза тогда пекли от слёз...       — О Господи... — тихо шепчет Тэхён, собирая в кулак шёлковую пижаму на груди и сам себе горько улыбается, — И только для этого ты хочешь иметь ребёнка? Чтобы кому-то отомстить?? — и уже не прячет своё настроение, встаёт с постели и проходит мимо балкона, сворачивая в кухню, даже не глядя на альфу.       И краем уха слышит за собой движение, сжимается весь и попадает в крепкие объятия.       — Отпусти, — сразу говорит холодным голосом, не дожидаясь каких-либо возражений, — Тебе к психологу нужно сходить! – выносит свой вердикт и вырывается из чужих рук.       — Успокойся, Тэхён! – холодно заявляет ему Минхо ледяным голосом и разворачивает его к себе, пытаясь заглянуть в лицо.        ....Такой необузданный, горячий и впечатляющий! А ещё такой непредсказуемый и это так сильно бередит душу альфы. Он такой разный, он, как неизведанная планета, его хочется узнавать и каждый раз находить что-то новое...       После долгого сна он казался таким сказочным. Растрёпанные волосы и лишь немного заспанные глаза и след на щеке от подушки.. Чьё-то произведение искусства. Пижама смотрелась богемно на его худом теле. Резинка штанов немного сползла с бёдер, оголяя его тазовые кости. Верхние и нижние пуговицы были расстёгнуты, являя тонкие ключицы вразлёт и полоску нежного тела внизу. И его черты лица — слишком утончённые и аристократические.       — Не надо меня успокаивать! — на последнем слове и голос сорвался, как и сам омега, собирая себя в ракушку и прячясь от слишком назойливого взгляда.       И так некстати краем глаза он заметил на столе непочатую бутылку вина и одинокий бокал, и как-то боязливо перевёл взгляд на альфу.       — Ты что-то собирался праздновать? — опережая события спрашивает Минхо, — Тебе есть что отметить? — и так склонил голову на бок и прищурился а Тэхён и радуется, что так и не стал открывать вино посреди ночи, хотя мимолётное желание было. — Ну конечно, мне ведь всегда есть что отмечать! — Тэхён тоже не смог сдержаться и повысил голос, — У меня же всегда есть повод! — уже не скрывая сарказма говорил омега, — Ведь моя жизнь — это нескончаемый праздник, — он так мило и по-детски шмыгнул носом и криво усмехнулся, — У меня есть квартира, неплохая между прочим!! И любимая работа! И до неприличия богатый и красивый молодой человек!! — подбородок его затрясся и каждое слово выходило таким дрожащим, — И он меня контролирует! И каждый мой шаг под прицелом его глаз!!! — он так тяжело всхлипнул, — И у меня самые лучшие шмотки!! — и слеза потекла по щеке... — И я до безумия счастлив!!! – он уже не соображал, как кричал в лицо Минхо, пока тот смотрел на него как на диковинку, — Ах да, я ж совсем забыл!! — и он так театрально вскинул руками, — Я ещё рожу́ ему ребёнка, чтобы он мог успокоить свои детские травмы!!! — и резкое движение...       И застывшая в полёте рука прервала его монолог...       От несостоявшейся пощёчины он склонил голову вниз и немного в сторону. Прикусил губу и хлопал глазами, отгоняя непрошенные слезы.       — Ну и чего ты стал? — подначивал его Тэхён и на миг даже пожалел, что Минхо его не ударил... — Давай, же, немного осталось, — и он задрожал, как от холода, — Может быть тогда тебе станет легче? — Ты можешь быть неблагодарным, Тэхён, — слишком спокойно ответил мужчина и так долго смотрел ему в глаза, а во взгляде напротив буря закипала, — А теперь молча свари мне кофе, я слишком от тебя устал, — и подтолкнул мальчика к плите.       И понял, что слишком резко ответил, но всё таки махнул рукой. И глаза сами вгрызлись в лицо напротив и в самый раз показать себя со стороны доминанта, хотя в душе́ всё заледенело. Он несколько раз сглотнул слюну и потянулся рукой к телефону, в кармане брюк, чтобы прервать чей-то звонок и только тяжёлое дыхание между ними пылало и кажется, что и воздух искрится от напряжения. Глубоко вздохнув, он всё-таки посмотрел на любимое личико и от влаги в чужих глазах ему стало противно... От самого себя противно... Но гордость... Чёрт бы её побрал, эту гордость!!       — А это лишнее, малыш, — и такое нежное слово слишком резко резануло по слуху обоих.       Сейчас оно источало сарказм и так и сочилось жутким смрадом. Рука потянулась к лицу и он большим пальцем дотронулся до мягкой щёчки, вытирая влагу.       — Ты сам только что сказал, что тебя всё устраивает и ты счастлив, — и снова прямо посмотрел на парня, хотя у самого колени предательски дрожали и неимоверное желание сесть так и подстегало его.       Но он ведь альфа и ему не пристало падать ниц перед омежками, пусть даже и такими, как Тэхён.       И мальчик срывается. От него и отходит и как показалось Минхо, брезгует им, поведя плечом в сторону, поджимая милый подбородок и сразу разворачивается к нему спиной.       — Стой... — слово само вырвалось, и рука резко потянулась в сторону, хватая тонкое предплечье, — Ну куда же ты..?       И ему бы вцепиться в эту копну волос, развернуть его к себе, обнять самое красивое лицо пальцами и затянуть в поцелуй, выбивая всю злость и обиду. И эту спесь.       — Тэхён... Любимое имя с какой-то болью прошелестело по языку, и мальчик от резкого движения остановился, хотя взгляд замер.       — Кофе сварить, — а чего ждал-то собственно? Кофе просил?. Получите... Только ему не полезет он в глотку, дёгтем горьким подавится, — Я ведь на большее и не способен, — как граната в его огород летит. — Ну зачем ты так, малыш? — и некогда блестящие глаза, будто коркой льда покрылись. – Не зови меня так... — и хватка мужчины ослабла, Тэхён отошёл к варочной плите, слишком громко гремя столовыми приборами. А у Минхо внутри глыбы разбиваются. Болью фантомной спину прошибает и он сам срывается и к чёрту всю эту гордость посылает!!! Прижимает мальчишку к себе со спины, чувствуя грудью, как сжался он весь, как вздохнул резко воздух и замер на секунду и крепко держал в руке турку.       — Прости меня.... Прости... Прости...прости...прости меня, малыш.... — куда-то в шею шепчет ему и сам зарывается в розовом облаке его аромата, — Прости любимый... — Ты меня хотел ударить, — дрожащий голос прохрипел и альфа почувствовал укол вины. — Прости... — только и нашёл что сказать, — Но ты меня вынуждаешь... — А в другой раз и рука не дрогнет, да? — и будто масло подливает в огонь, — Да, Минхо??? – и альфа имя своё слышит, будто чужим оно становится, как-то по-другому оно звучит. — Никогда... Никогда, слышишь? Никогда! Я люблю тебя, мальчик мой, люблю... — и разворачивает его, выхватывая из рук посуду, — Да оставь ты её, ради Бога! — и бросает в сторону, не обращая внимания, как она падает и не дожидаясь больше ничего, снова целует самые сладкие губы, забирая и возмущающий стон его.       И проводит по худенькой спинке большими ладонями и спускается ниже, на корню рубя сопротивление. Рукой ныряет под пижаму захватывая сосок и мнёт его пальцами закипая в душе́, чувствуя, как тонкие руки упираются в его грудь, пытаясь его оттолкнуть.       — Не упирайся, малыш! — в самые губы шепчет и вновь целует жадно, заламывая ему руки за спину, — Зачем упираться, если всё будет так, как я хочу, малыш! — и вновь целует больно и не обращает внимания, как тело напротив слабеет.       Лишь в первые секунды он принимает это за его желание отдаться ему, но спустя время понимает, что Тэхён, просто расслабив руки, стоит опершись попой о столешницу.       И пока его губы были в плену альфы, омега безразлично смотрел в окно совсем не предаваясь поцелую, лишь позволяя ему себя целовать. Громкий чмок наполнил кухню, будто выстрел, когда Минхо отстранился от омеги и с удивлением смотрел на него.       И с моста бы прыгнул, пусть только прикажет! И так и пялился на изумительно нежный изгиб шеи когда Тэхён отвернулся...       Мальчик отступает в сторону, медленно снимает с себя штаны, а под ними ничего... Альфа смотрит, как шёлк стекает по его длинным ногам, оставляя его полуобнаженным. И омега так небрежно переступает через свою одежду и уходит в комнату, на ходу снимает и верх пижамы, а у мужчины, кажется, и слюна потекла и обронил её невзначай.       На его походку смотрит, как тонкая фигура почти лебедь*, а песочная кожа све́тится в лучах лампы и в диссонанс этому наблюдает, как Тэхён, с абсолютно безразличным лицом, ложится на подушки и вызывающе расставляет ноги.       Слишком вызывающе.       Слишком широко.       И он сейчас весь в своей красе, да только эта красота мужчине боль приносит.       Его маленький член лежит гусеничкой и только мурашками тело слегка покрылось.       Тэхён повернулся к альфе и посмотрел на него так, что у Минхо внутри всё похолодело. Потом также, глядя ему в глаза он поднёс руку и облизнул свою ладонь, и намочил своей слюной себя небрежно, и по́шло провёл по промежности, смачивая себя таким образом.       — Давай, я готов, — и отвернулся, прячя свой дрожащий подбородок...       Время будто на месте замерло и оба ждали чего-то и тишина эта глыбой ледяной казалась. Тэхён боялся повернуться и глянуть, почему тот не берёт по праву своё! И быть этим своим ему, честно, уже тошно! А потом он услышал, как твёрдыми шагами альфа покидал квартиру, наконец-то, оставляя его одного. Ещё несколько минут он так и лежал, в той же позе, и чувствовал себя полным дураком!       И в самый бы раз, да транспарант взять и написать на нем, что он идиот или просто шлюха...       А что больнее?       От своего же поведения стало как-то противно. Хотя... Румянцем щёки покрылись и он их прикрыл ладошками. Осознание того, что он сильно обидел альфу, холодом полосануло по грудной клетке, и глаза сами скосились на телефон. Но первый порыв прошёл. Встать и позвонить ему и вернуть, и сказать ему хоть что-то, застряли на пороге.       Обида его была сильнее, намного сильнее и все слова застряли на половине пути. И он, уже отбросил этот порыв, когда из под кровати услышал жалобное и тихое мяуканье.       — Киса... девочка моя, Жози, — и оттуда вышла кошка и со страхом смотрела на входную дверь несколько секунд, — Он ушёл, иди ко мне, — и она будто понимая, ловко и невесомо запрыгнула на диван, ступая по постели серыми лапками, – Мы напугали тебя, да? — потянувшись к животному, Тэхён погладил её и кошка сразу же осмелела.       Он поспешил накрыться одеялом и взял пульт от телевизора. Бесцельно прыгал по каналам, пока в памяти чётко вырисовывался какой-то другой образ. И запах такой, ненавязчивый и такой приятный, как в детстве. И он невольно улыбнулся, прижимая кошку к себе.