Секунда до совершенства

                         Он ещё помнит, как дышать...       И будто петля времени опутала его, когда он смотрел в окно, мальчишкой маленьким, а зима белозубая тихонько пыталась ворваться в тепло, нарушить быт и покой и снежинками стучалась по стеклу.       Он ещё помнит, как босиком бегал по утренней росе и смеялся громко и заливисто. Наивный мальчонка, верящий в чудеса, пока деревья были большие.       И ему совсем не вредно непослушным быть, ничего не видеть и ничего не делать. И он, руки раскинув, в потолок смотрит и голову задрав, кру́жится на месте, пока короткая маечка, растянутая и где-то порванная, с ним вместе пляшет.       И он слышит голос, самый родной, когда дедушка-омега смеётся и для чего-то свечи зажигает.       А босые пяточки мнут тёплый коврик и папа просит его немного передохну́ть, пока голова не закружилась.       Но мальчик танцует под дедушкины аплодисменты и душа всё ждёт какого-то толчка, какого-то момента.       Отец с мороза ёлку принёс...       Мохнатую и пузатую.       И радости ребёнка нет предела, когда в доме за́пах е́ли забивается во все углы и дедушка альфа прячет два огромных подарка, да всё косится на мелкого разведчика – как бы не обнаружил раньше времени...       Молодой папа на кухне колдует что-то у плиты и гремит посуда, предвкушая изыски к празднику.       Будущее перед ним раскрывать объятия не спешит, давая ребёнку сполна насладиться своим детством.       В чистых и красивых глазах отсвечиваются огни тех самых свечей, что так и пляшут в лёгком движении воздуха и ему кажется, что глубоко в сердечке, зарождается любовь робкая, что должна сбыться, когда-нибудь в том прекрасном его далёком...       Компас его жизни так и мечется, так и рвётся найти свою дорогу, к той самой звезде путеводной, но пока он не в состоянии.       И омежке маленькому совсем не страшно, он ещё не готов оставить те руки, что ведут его по жизни так уверенно.       И знает он, что сохранит в памяти эти моменты, не боясь потерять и те, что в его сердечке находятся.       Ему вслед за солнышком бы погнаться, только под ноги не забывать смотреть....              Тугой звук врывается в голову, как утренний назойливый будильник. Он отворачивается от него в надежде, что тот прекратится.       К первому звуку подключается и другой, когда по карнизу бьют хаотично тяжёлые капли дождя. Такой себе своеобразный оркестр.       Он выныривал из своей сонной темницы, как из подземелья, срывая оковы с тела, пытаясь добраться до тёплых лучей солнца. Ощущение такое, словно он руками гребёт по сырой земле, комка́я между пальцев грязь, что забивалась под ногти.       Тёплое дыхание согревало рядом и он не мог понять его природу. С одной стороны лёгкий комнатный воздух резонировал с чем-то горячим, с другой.       Всё тело так сладко тянуло и ему, как никогда, захотелось остаться в этом уютном коконе. Ощущение полного покоя и умиротворённости нарушалось непонятным пиканьем и Тэхён прислушивался ко всем звукам извне.       Глаза, вопреки желанию остаться в уютной темноте, открылись сами и первый страх, первобытный такой, заставил сжаться его, когда он обнаружил себя не дома.       Резкая перемена настроения резанула по нервам и он приподнялся и сразу упал обратно, почувствовав на себе тяжесть. И только стоило ему повернуть голову, как глаза и уши активировались, будто кто-то нажал все кнопки сразу!       Почти в самое ухо ему булькател смешной храп, а чёрная макушка удобно расположилась рядом, на подушке. Тэхён повернулся и так и замер... Ресницы его дрожали, а ноздри порхали. Ну чем не ребёнок.. Чёрные волосы накрыли пол лица и явно щекотали ему нос. Тэхён очень бережно убрал прядку волос и взрослый альфа заплямкал смешно, по привычке трогая языком пирсинг в губе. Его рука лежала на животе омеги тяжелым грузом и давила на мочевой.       Тэхён провёл по его руке, спустился к кисти и переплёл с ним пальцы, стараясь не разбудить альфу, а другой рукой аккуратно нырнул под одеяло и приподнял голову.       Прохладные пальцы коснулись тёплой кожи и от разности температур Тэхён вздрогнул, но руку не отнял, а наоборот –приложил к своему животу, нащупывая плотный бугорок. И этот бугорок совсем не тот, о котором он так думал и болью его острой прошило, когда он понял, что это просто его мочевой... Резко вздохнул, и отчаяние, словно хлыстом, рассекло воздух и полосонуло по всему телу.       Он снова упал на подушки, плотно закрывая рот и вопреки всем стараниям быть тихим, не смог сдержать тихого стона. И как бы не старался сдерживать себя, но слёзы потекли и он вернулся туда, где был ещё, кажется, вчера.       Боль...       Унижение... Две смерти подряд... И глаза... Глаза Минхо, пялящиеся в одну точку и, как пролог, слеза, катящаяся из оцепеневшего взгляда.             Тэхён мутно, но видел, как Хосок опускал свой пистолет, пока из него дымка исходила и пуля во лбу альфы звездой замерла, прекращая такую непонятную жизнь и любовь... Больную любовь, горькую, как полынь.       Воспоминания всплывали, как корабли из тумана и он вспомнил всё, до мелочей. Лишь только потом всё было размыто и будто бы не с ним. Омега снова попытался встать, но тяжесть на нём камнем лежала и сладко храпела.       И как он скажет ему?? Что он скажет??? И рука снова полезла туда, где мочевой набух, как весенняя почка – ещё немного и он лопнет.       Он пальцами ощупывал себя, боясь наткнуться на что-то чужеродное и под са́мыми рёбрами наткнулся на слой бинта и ему сразу захотелось глубоко вдохнуть, но тупая боль заставила его напрячься.       И страхом ледяным его окатило, при воспоминании о той резкой боли и такой всепоглощающей, будто забрали у него что-то важное, что-то нужное и такое бесценное...       Рука снова спустилась вниз а дальше... А дальше плоской животик и нет ничегошеньки...       — Тэхён-и, малыш, — проскрипел голос рядом и омега отвернулся, — Э-эй, — его голос вызвал толпу мурашек, такое томлённое желание и такую боль.       Сонный альфа резко вскочил и пересел удобнее, наклоняясь над ним.        — Господи наконец-то, — зачем-то прошептал ему и уткнулся в животик, обнимая его крепко-крепко...       — Гук-и...— шепнул ему омега и закусил нижнюю губу, когда альфа осыпал его руки поцелуями, — Гук-и... — он коснулся лица альфы и оторопел, когда почувствовал мокрое лицо, — Милый, — и так и стянуло в горле, не давая возможность сказать хоть что-то.       — Господи, как же я боялся за тебя, малыш, — альфа словно прятался в его ладонях, боясь перед ним показать свою слабость, но Тэхён обнял его лицо руками и повернул к себе, — Я схожу за доктором, ладно? — и он, расцеловав ему руки, сорвался с места и уже у самых дверей обернулся, — Я быстро маленький, ты только не уходи, ладно? — и сам опешил от своих слов и рукой махнул убегая по коридору.       Тэхён не успел кивнуть ему вдогонку, и только слушал, как его шаги быстро удаляются, а мозг так чётко рисовал ему, как альфа убегает, как он размахивает руками и глаза его горят и ему хотелось бы взять себя в руки, только желание разреветься было сильнее...       Ему хотелось орать от обиды и волосы рвать на себе и просто вычеркнуть из памяти всё то плохое, что плотным слоем осе́ло в мыслях.       Память, как утоптанный слой снега, слой за слоем. Он громоздился всё выше и выше, он каменел, каченел, а теперь, так быстро растаять, не получится.       И внутри всё лопнуло, растеклось что-то мерзкое и всё, что он так долго держал в себе, полезло наружу, заставляя его вспоминать и вспоминать всё плохое.       И он по животу своему всё шарил и шарил, в надежде, что найдёт там горошинку свою, что наверное спряталась она в самом уголочке, но тщетно... Он не чувствовал ничего и хватит ли у него теперь смелости посмотреть своему альфе в глаза?       Омега лежал на боку, почти не шевелясь и даже боялся дышать, согнувшись в позу эмбриона.       Такое страшное слово – эмбрион...       Когда оно остаётся только напоминанием призрачного счастья.       В утреннее время ещё никто не заполонил коридоры госпиталя и ему казалось, что его скулёж слышно везде. Тэхён чувствовал, как начали дрожать руки, когда он снова услышал его шаги. И это только его шаги, он их не спутает ни с чьими другими.       Чонгук влетел в палату и на какие-то полсекунды замер на пороге, а потом ринулся к нему, собирая маленького мальчика в охапку.       Омега цеплялся дрожащими пальцами за футболку и тянул её, что есть силы и больше не мог сдержать подкатывающую истерику.       — Я тобой малыш, я с тобой, — шептал ему Чонгук и целовал, куда только губы его касались, — Всё будет хорошо, слышишь, розочка, всё будет хорошо, вот увидишь...       — Прости меня, — заикаясь, Тэхён говорил ему, глотая такие горькие слезы, – Прости, что я такой...       — Ты самый лучший, — шептал на ушко ему альфа, — Самый лучший, — и Тэхён ощущал, как он весь горит изнутри, пытаясь подняться, — Тебе нельзя вставать, малыш, твоё ранение... — Чонгук аккуратно прижимал его обратно, к подушке.       – Ранение...? – повторил за ним Тэхён, не понимая его — неужели это настолько важно сейчас? — Чонгук-и... А наш... — хотел сказать ему о горе своём и на полуслове прервался, когда в палату вкатился сеньор Арбуз, собственной персоной.       Тэхён в момент, кажется и слёзы вытер, не понимая, почему перед ним так теряется, как первоклашка перед строгим учителем?       И сесть захотелось удобнее, да ручки бы сложить, как на парте, одна на другую и огромными и мокрыми глазами смотрел, как его уже буравил взглядом этот бета.       —Так! В чём дело милейший? В чём дело? — он снова надел своё пенсне и через них посмотрел на хворенького, — Что за крики? Почему не спим? — он откинул одеяло и зыркнул на лейтенанта. — Выйдите, Чонгук! — и того как корова языком слизала, только у самой двери он сжал кулак, в поддержке, глядя на омежку. Они подождали, пока Чон исчез за дверью.       — И дверь за собой закрывать нужно, молодой человек, — и сразу же из проёма появилась рука, захлопывая дверь, — Ну-с... Чего буяним? — и смотрел, как тот вытирает слёзы, — Чего рыдаем? Болит что? Где болит? Рассказываем! — и вообще-то не ожидает от него ответы — ему достаточно считывать эту моську, чтобы получить все ответы самому́, — Или Вы, юноша, решили мне нервы делать с утра пораньше, да? — и задрал его ночнушку, оголяя живот и только сейчас до Тэхёна доходит, что он без нижнего белья, абсолютно голенький!! И так сильно сконфузился и покраснел, как помидор. — Голубчик... Милейший... — вздохнул профессор, — Я врач и как говорят в простонародье, человек бесполый! Мне всё равно, кто передо мной, омега или альфа! Я и так там всё видел и удивить меня нечем, уж поверьте!       Тэхён от его такой тирады готов был сквозь землю провалиться от стыда!       — Было с Вами хорошо и тихо, когда Вы спали четыре дня подряд! — и снова зыркнул на омегу, когда у того глаза без слов говорили, — Да-да, голубчик четыре денёчка Вы спали, и хорошо при том спали! И тихо было... — добавил для себя наверное, хмурясь.       — Четыре дня..? — прошептал Тэхён.       — Да уж, слава Богу, не четыре года! — буркнул он, — Я бы с Вами тут свихнулся, с обоими, если быть точнее, — а сам рассматривал его, как куклу – на койке крутил и вертел туда-сюда, — Я жду не дождусь, когда Вас выпишут, милейший! — и накинул на шею стетоскоп, а Тэхён уже послушно задрал ночнушку и сидел тише воды и ниже травы... — Мне от Вашего альфы покоя нет никакого!       — Чего..?— как в прострации Тэхён смотрел перед собой и ничего не понимал, будто не на четыре дня из жизни выпал, а действительно, на четыре года!       — Или Вы думаете, милейший, что последующие месяцы с Вами двумя у меня хватит терпения? Нет уж, увольте! Мне и без Вас забот полон рот, а с Вами так и подавно!! Поэтому я требую наперёд — дисциплина, дисциплина и ещё раз дисциплина! — и орлом уставился на несчастного омегу, как на мелкого червячка, определяя явно, что этим несчастным делать, – Вы меня понимаете, молодой человек? — а разве есть альтернатива?       И Тэхён кивнул послушно, но только это почему-то не обрадовало профессора. Он так и смотрел на своего пациента, пока тому не захотелось сквозь землю провалиться, только бы избежать этого взгляда.       — Да-с... — что-то явно отметил про себя доктор, но озвучивать мысли не стал.       — Какие месяцы, профессор..? — прошептал Тэхён, хлопая глазищами.       — Ну как же? — и он потянулся к планшетке у изножья кровати, — Если быть точным, то семь месяцев и три недели, — и посмотрел на Тэхёна с таким видом, словно он ему уже надоел, как горькая редька!       — Чего..? — замер омега, открыв рот, боясь спугнуть надежду, — Какие семь месяцев?       — И три недели! — почти вскипел бета и поднял вверх толстый палец, — Три недели и семь месяцев! А для меня один день, с Вами, голубчик, как год проходит! — его толстый подбородок дрожал, как желе, — С утра до вечера Вы мне только и делаете нервы! У меня уже седых волос насчитать можно, а мне Вас ещё терпеть долго! — и он отдёрнул халат за лацканы, смахивая невидимую пыль с плеча, — Но ещё неизвестно, как Вы и Ваш благоверный, будете себя вести на родах! – и он оглядел омегу, будто у того уже вырос огромный живот, — Я об этом и думать боюсь! Он из меня всю душу вытряс, этот Ваш негодник!       — На каких родах...? — снова прошептал омега дрожащими губами.       — На естественных, я надеюсь! — ответил доктор, — Но лучше уж было бы Вас обоих усыпить!       — А я... Я что..? — и омега замер, когда его наградили таким взглядом, от которого очень сильно захотелось в туалет, — Я... У меня... — и омега положил руки на абсолютно плоский живот.        — Ну слава Богу, не у меня же! — отрезал бета, — Ваш альфа, Чонгук Ваш драгоценный, отдал Вас в мои руки, если Вас это так интересует, милейший!        — Зачем? — проблеял Тэхён, а у самого слезы непрошенные уже в глазах запекли.       — Так, — терпение по-видимому уже лопнуло, — Мне ещё работать весь день, а шутка видимо затянулась! Я пожалуй пойду!       — Профессор... — молебные нотки появились в голосе омеги, — Я беременный? — и так неверяще смотрит на мужчину, — Я правда ещё беременный? — и слёзы потекли по щекам.       — Да милейший, и Вы на моем попечении, если Вам так угодно! Если же нет, Вы вправе заменить меня другим врачом! — протараторил он, как скороговорку, надеясь на положительный исход! Для себя конечно положительный!       — Мне угодно, профессор... Мне очень угодно... Спасибо, профессор, — заныл Тэхён и хотел было встать.       — Нечего меня благодарить, юноша! Я не причастен к Вашей беременности, слава Богу! — и голос его изменился, стал мягче и проникновеннее, – И лежите ради Бога, не вставайте, — и непонятно зачем для себя, поправил ему подушку, — Молитесь Богу, что пуля прошла навылет, задев только ребро, — и уже другими глазами посмотрел на своего пациента, — Вы знаете, молодой человек... У Вас, между прочим, очень хороший ангел-хранитель, голубчик, очень хороший! — и так невзначай щёлкнул его по носу.       И покатился к двери. Когда открыл её, так прямиком в лоб с альфе и стукнул! Ну, а кто-то сомневался? Чонгук, кривясь, отступил назад, пропуская бету.       — Простите, профессор, — выпрямился альфа, глядя в пол.       — Ну голубчик, были бы мозги, было бы сотрясение! — выдал свой неутешительный диагноз доктор и покатился по коридору по своим делам, недовольно фыркая, как кот.       Тэхён буравил Чонгука взглядом, боясь прошептать вслух свои надежды. Чонгук подходил к нему, рассматривая такое ранимое и родное, а омега, уже кажется, готов снова разреветься, освобождая себя от груза и громко всхлипнул.       — Малыш... малыш... — руки альфы легли на его лицо, поворачивая к себе, — С тобой всё хорошо? — и огромными глазами смотрел на омегу, — Тэхён, — и в голосе опять волнение, — Что он тебе такого сказал?       — Я беременный, — почти на выдохе прошептал Тэхён.       — И...? — Чонгук замер, ожидая чего-то страшного.       — Я беременный... — и пялится так на Чонгука, будто говорит ему истину о мироздании, — Ты понимаешь, я беременный!!       — Малыш, я знаю...       — Он ещё здесь, представляешь? — и накрывает рукой живот.        — Ну а куда же ему деться? — пожал плечами альфа, — Ему ещё рано, он крохотный, как виноградинка!       — А откуда ты знаешь, ты его видел??       — Ага! — и Чонгук расплылся в улыбке, — Вот такой! — и показал два, почти соединённых пальца, — Вот таку-усенький, — и снова изобразил его размеры, — Он около двух сантиметров! – и снова рассмеялся.       — Так он правда на месте?... С ним всё хорошо?...— ну наконец-то, дошло, слава тебе Господи!       — Конечно на месте, Боже, где же ему быть?       — А я думал... я думал...— и будто сердце забилось заново, с новой силой забу́хало, кровь качая по венам.       — Ну были вообще-то небольшие осложнения, — как ложка дёгтя в бочке с мёдом!       Альфа наклонился к нему, целу́я мокрые щеки, — На нервной почве, — поспешил Чонгук успокоить омегу, у которого глаза смотрели с испугом, – Но профессор сказал, что он живчик, как я, представляешь?       — А может быть как я? — поправил его Тэхён.       — Нет, как мы, — добавил Чонгук и Тэхён расслабленно упал на подушки, но сразу же скрутился и заныл по новой.       — Господи, да что ж такое, Тэхён? — снова смена настроения и Чонгук снова в ступор впадает и уже может начинать считать свои седые волосы, — Мне позвать доктора?       — Нет, не надо! — пыхтит омега, а сам уже и глаза закатывает.       — А что тогда, малыш, не молчи ради Бога! — и вот сейчас бы альфе и закричать в небо «Хелп», чтобы Боги над ним смилостивились!       — Я пи́сать хочу, — прогудел омежка в подушку.       — О Господи! Чего ж ты так пугаешь меня? — и руки в стороны расставил и глаза на выкате, – Я сейчас! — и он побежал в туалет, вернувшись с туалетной уткой в руках, — Вот, — а сам топчется на месте, как у доски и подставляет эту самую утку прям перед ним, раскрывая одеяло, копошась где-то в складочках ночнушки.       — Э-эй!! Ты чего? Ты что делаешь? — заканючил омега, — Ты с ума сошёл?       — А что? –теперь уже альфа недоумевает!       Он сам впервые столкнулся с этой штукой и не знает, с какой стороны нужно её приткнуть!       — Ну ты же хотел это... — и тыкает пальцами туда, — Хотел...это... Вот это...       — Хотел! Я и сейчас хочу! — заблеял омега, — Но не так же!       — А как? — альфа пожал плечами, он же и сам не знает, как, но предположения имеются! — Вот так, как-то! — и пытается изобразить сам процесс мочеиспускания и так и замер на полуслове, на полудвижении, глядя, как на него смотрит омега – исподлобья, при этом руки сложив на груди.       — Я это должен делать при тебе?? — омега соизмерил эту штуку ненавистным взглядом и перевёл взор на альфу.       — А при ком ещё ты хотел это делать? Ну конечно же, при мне! – и кажется, что сейчас уже и Чонгук обоссытся!       — Ага, щас! Не дождёшься! – кажется, что Тэхён вернулся и ничего у него уже не болит! — Неси меня в туалет! А то я сейчас, это... Ну ты понял!! — омежка уже готов к транспортировке и послушно потянулся к альфе, протягивая к нему руки.       — Понял-понял! — буркнул Чонгук, улыбаясь.       —Только аккуратно неси нас! — запищал Тэхён, а альфа наклонился над «ними», сотрясаясь от смеха, – А то я по дороге расплескаю! — альфа смеётся, а омежке не до смеха! Он уже и челюсти сжал, чтобы донести всё до туалета!       — Не расплескаешь! — смеётся альфа и аккуратно поднимает «их», пока Тэхён зажимает между ног ночнушку.       В туалете он так же аккуратно поставил его возле унитаза и сразу поднял крышку. Придерживая спину, он помог присесть ему, пока Тэхён безбожно краснел! Разве доводилось ему когда-то выглядеть так неуютно в глазах мужчины!?       Он садится на унитаз, со стонами и стенаниями и поднимает голову и смотрит, как на него пялится Чонгук, и хмурится.       — Ты так и будешь стоять?       — А что мне делать? — недоумённо спрашивает альфа, — Я могу присесть! — и он и правда, садится, прям перед ним и все его прелести прям тут, перед глазами!! И бровями так и вскидывает игриво.       — Ты дурак?... – омега хлопает на него глазищами.       — Малыш... Ну что я там не видел? – и уже снисходительно улыбается ему, — Ты же хочешь пи́сать?       — Хочу, — чуть ли не плачет омега, — Только ты отвернись, пожалуйста...       Чонгук глянул на Тэхёна, но всё же встал и отвернулся. Омега глазки закатил и прислушался к себе.       — Я так не могу, — прошептал он, глядя на красивую попу альфы.       — Что значит «не могу»? — не поворачивая головы, спросил Чонгук.       — В такой тишине не могу... И ты ещё стоишь и слушаешь...       — О Господи, — и Чонгук подошёл к умывальнику и открыл кран, вода зашумела бурным потоком, — Так лучше?       — Лучше, – тихо отвечает Тэхён, — Только ты всё равно стоишь и слушаешь меня... — и губы надул.       — Хорошо, я закрою уши, — и он сразу затыкает их пальцами, — Лучше? Я тебя не слышу и не вижу! — и он поворачивается и Тэхён действительно видит, как альфа сильно зажмурился и заткнул уши пальцами.       Омежка снова дёргает его за штанину.       — Ну что ещё? — альфа поворачивает голову.       — Выйди, я так не могу... — мужчина смотрит, как Тэхён сидит, как улитка, сжался весь, голову в шею втянул, спину сгорбил, и ножки сжал.       — Хорошо, я выйду, — ну прям одолжение сделал, — Только ты зови меня, ладно? И дверь не закрывай, хорошо? — он вышел из туалета и цыкнул, когда услышал щелчок замка, — Тэхён!       — Я тебя всё равно вижу! — и он смотрит, как альфа стоит возле двери и мнётся — тень-то его отсвечивает.       — Давай, пи́сай уже!       — А ты весь выйди, ладно? Из палаты? — почти шепчет Тэхён и его голос эхом отдаётся.       — Так может быть мне сразу на улицу выйти, под дождь?       — Не-не-не, только из палаты выйди, — тихо говорит омежка и слышит, как тот выходит, цыкая громко, и только сейчас Тэхён смог расслабиться и наконец-то попи́сать....       И блаженная умиротворённость и улыбка на его лице отобразились, как верх наслаждения...       И вот так, сидя на унитазе, перебинтованный, он уже мысленно заканчивает свои дела, боясь позорно издать непристойные звуки для мужского слуха! И кашляет громко и внятно, пытаясь завуалировать такие, скажем, не очень тихие шептуны... Ну что поделать?..       Омежки, они ведь тоже бывают лажают и ни для кого не секрет, что они и пукают тоже, пусть и не ромашками, но через порог собственного позора переступить не получается! То он кашлянёт неуместно, то носиком шморгнет, только бы не было слышно остальных звуков.       И вот он уже стоит перед зеркалом и смотрит на себя ненаглядного... Матерь божья!! За что ж его любить-то??       Глаза опухшие, как у наркомана, а в них ещё и звезды пляшут! И поди разбери, что с ним?!       Вроде ревел, вроде и радовался, и вся композиция настроения отпечаталась на этом личике, оставляя свой автограф. Пиздец одним словом.       А ведь выглядел он всегда, чего уж тут скрывать, ха-ха-ха, очень даже ух и ах! Ну, зеркало ведь ему так и пело песенки, голосом дедушки.       — Я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?       И тут зеркальце в ответ:       — Ну знаете ли... Видали и получше! Но что есть, то есть! Выкинуть — не выкинем, а вот в порядок привести придётся!       Эх, с какой скоростью и расторопностью он зубки свои чистил, умывался, а потом и руки заламывал и так искренне переживал, что не встанет Джуниор у его альфы, ох не встанет!!! Кошмар какой-то! И внешний кошмар и внутренний!       Он задрал ночнушку и внезапно запахи так и ударили в его нос! Ох ты ж, батюшки! Так он не только во рту ароматами шикарен но ещё и по телу! А где ароматы и гели?? Где крема́ с отдушками и масла́ для тела?? Сколько дней он так лежал? Четыре? И сейчас пахнет, как высохшая мумия! От такого амбре можно и налево пойти! От такой мысли шальной он огляделся и, скидывая сорочку, залез в кабинку, сразу настраивая воду.       «А бинты??» — прострелила мысль в голове и сразу слышит, как его будет отсчитывать сеньор Арбуз!       — По–хе–ру!!! — выдаёт мозг.       Уж лучше пусть орёт, чем Тэхён будет вонять! И направил струю воды на голову.       Уже спустя несколько минут он почувствовал себя человеком. Хоть и виноватым, но чистым!       И снова сто́я перед зеркалом он уже смотрел на зарумянившиеся щёчки и вытирал голову, когда в дверь постучали.       — Ты там?       — Нет я не там, я тут, — съязвил Тэхён и замер на мгновение — это когда же он стал такой язвой противной? И поспешил исправиться, — Я почти уже всё!       — Открой дверь малыш!       — Я сейчас, — и стоит как вкопанный, даже и не думает бросаться до дверной ручки, волосы пальцами пытается выровнять.       — Именно сейчас открой мне дверь, Тэхён! — промолчав несколько секунд, альфа добавил, — Пожалуйста!       — Ну чего? — потянул так капризно омега, — Я же тут, я же никуда не делся! — и дальше продолжает начатое и слышит стук, — Да что такое? — уже ворчит недовольно.       — Ты чем там занимаешься? —спрашивает его альфа.       — Марафет навожу, — ответил Тэхён и глянул на дверь укоризненно и глаза так закатил, будто Чонгук его может увидеть.       — Какой марафет, малыш? Тебе лежать нужно! – и альфа оторопел слегка, когда Тэхён оттуда брякнул.       — Вот тебе нужно, ты и лежи, а я уже належался! — и сразу открыл дверь и вышел оттуда мокрый, как утёнок.       — Твою мать! — завопил альфа, — Ты заболеть решил? — и оглядел его с ног до головы и бросил что-то тяжёлое на кровать, какой-то большой коричневый предмет.       Схватил плед и вернулся к нему, накидывая его прям на голову.       — А ты что, воруешь меня, да? — послышалось откуда-то из недр пледа и омега засмеялся и ойкнул, когда Чонгук поднял его на руки и вместе с ним залез на кровать, усаживая его между своих ног.       — Что это такое? — завозмущался Чонгук, когда ощутил, как на спине начинает что-то промокать.       — Я купался и намочил бинты, — ответил Тэхён, подрагивая и цокотя зубами.       — Купался он, — буркнул Чонгук, — И теперь нужно повязку менять, пока профессор не увидел!       — А что будет? — растопырил омежка глазища, уже представляя, что ничего хорошего не будет.       — Кирдык нам будет, обоим причём! — и он снова соскочил с кровати и убежал, а Тэхён один остался сидеть, укутанный и мокрый, пока не вернулся Чонгук, таща за собой немолодого омегу-медбрата.       — Вы в своём уме? — только и смог спросить омега и глянул на альфу, как на «самого дорогого человека»! — Я ж только утром его менял, — бурчал он недовольно.       — С меня шоколадка, — сразу смягчил его порыв альфа.       — Подлиза... — вернул ему медбрат и альфа выскочил из палаты, предвкушая, что Тэхён снова будет возмущаться. — Ещё и волосы мокрые, да? — зафыркал омега, оглядывая омежку, — По жопе некому вам надавать!       — С меня тоже шоколадка! — кинул леща Тэхён и улыбнулся, строя рожицу, когда увидел, как у омеги потеплел взгляд.       — У меня от вашего шоколада жопа вырастет, я потом ни в одну дверь не влезу! — бескомпромиссно ответил тот и принялся делать свою работу.             И уже спустя некоторое время, Тэхён сидел на руках у своего альфы и они вместе листали толстые страницы альбома, разглядывая каждое фото, пока омега объяснял ему, кто это, да что это. Между рассматриванием старых фото они целовались, сначала робко и игриво, а после несдержанно и горячо... Омежка дышал ему гулко в шею и слушал, как бухкатело сердце в альфьей груди и как тому тяжело сдержать свои порывы.       Уже очень скоро они так и замерли вдвоём, пока омежка, ещё слаб по сути, заснул на руках своего мужчины.       Заходил к ним профессор, проверял состояние хворенького, как он любил его называть и всё хмурил брови, пока смотрел, как мальчишка руками держал Чонгука и позволил ему так и остаться, не мешая этой идиллии спать в такой неудобной позе. Профессор пошёл к двери и сразу обернулся и несколько секунд смотрел на них, как они гармонично выглядят и поднял палец вверх.       — Хорошая еда, сон и покой, — и ткнул в альфу пальцем кивая и подтверждая свои слова, — И секса побольше!       И как можно о таком пикантном говорить так запросто? Ну, по-видимому можно! На лице беты не дрогнул ни один мускул, будто он говорил о каких-то там витаминках, и он укоризненно глянул на альфу, когда тот весь встрепенулся, зарделся, румянцем покрылся и руки невольно прижали к себе омежку.       — Ну не при мне же! — и прям так и пялится на него, — Имейте совесть, юноша, пощадите мои драгоценные нервы! Мне ещё работать надо, а вы тут такой нетерпеливый! — и вышел в коридор, — Баламут, — буркнул и уже в следующий момент его накрыло улыбкой, полностью преображая солидное лицо.       А Чонгук слушал, как Тэхён тихонечко сопел ему в ключицы, похрапывая изредка и улыбался во сне.       А глаза всё смотрели на старое фото двадцатилетней давности, где маленький мальчик, замотанный в банное полотенце, смотрит на камеру, ротик смешно приоткрыв. Альфа пальцем ведёт по глянцевой бумаге, проводя пу́чками по белой повязке на голове.       — Бублик, — шепчет он, а ему отвечают смешным храпом...       Чонгук поднял голову, когда услышал тихий шорох за дверью, а потом оттуда появились две любопытные головушки.       — Только тихо, — сразу предупредил их Чонгук и в палату, на цыпочках зашли Юнги и Хосок.       И пока омега, на правах хозяюшки, расставлял в холодильнике угощения и несколько коробок шоколада, Хосок полез в карман, выуживая оттуда маленькую коробочку, нежного фиолетового цвета.       — Они как раз сегодня закончили, — отчитывался перед ним друг, а Чонгук рассматривал небольшое колечко из белого золота, с выбитыми розами по всей поверхности. И протянул руку другу... Без слов сжал и долго смотрел ему в глаза, в которых было так много благодарности..       — И когда это случится? — шёпотом спросил Юнги, недовольно глядя на альфу.       — Как только проснётся, — незамедлительно ответил Чонгук и даже покраснел, под пристальным взором своих лучших друзей.       Несколько месяцев спустя. Пять... А может быть шесть... Он долго вертит их в руках и так и эдак повернёт, а потом глаза закатывает и пищит, как мышонок. И снова ставит их на место, в надежде, что вдруг они как-то сами растянутся? А может быть нужно ногти подстричь? Мысль, как лампочка, загорается и он переводит взгляд на идеальный и почти новый педикюр. Нет! Ногти жалко... Тяжко вздыхает, будто решает самую глобальную проблему мира и решить её никак не может.       А может соседу отдать? Он мальчик хороший, не избалованный, может ему? И снова смотрит на них, на серебряные цепочки, перебирает их пальчиками и сам себе отрицательно машет головой.       — Обойдётся!       Ему тоже нужно!       И ставит свои туфельки рядом с его большими ботинками и улыбается, губы сжав в одну смешную мосечку. Он не скажет ему, что они жмут. Совсем-совсем немножечко жмут! Честно-честно! Flashback Ох, как же он долго выпрашивал их в магазине! Устроил целую истерику, со слезами и такими тяжкими воздыханиями, что его размера не нашлось! Консультант тогда перелопатил все коробки и обзвонил все склады, но именно этой модели, и самого ходового размера, так и не нашлось! И смотрели на него так снисходительно и пожимали плечами в извинениях и кланялись, как болванчики, а сами потом глаза закатывали.       И как же не завидовали этому альфе, что у него такой капризный омега! А омежка этот, прижимал к груди своей, новенькие туфельки и клялся и божился, что он их разносит-растянет!! И так не хотел их возвращать на полку!       Альфа тогда умолял его поискать другую модель, но мальчику до слёз было обидно и больно, что нет его размера, но расстаться с ними он не мог! Душа требовала! Душа хотела! И альфа смешно тянул за руку своего омежку, пока Тэхён чуть голову не выворачивал, когда смотрел по сторонам, чего бы ещё ему такого захотеть?       На кассе расплачивался и смотрел на своё чудо чудесное, как оно светилось и радовалось этой новой покупке! И уже в машине он переобулся сразу и всю дорогу на них только и смотрел, налюбоваться не мог!       Вот так он и носил их, аж целых два раза и разувался с таким оргазмическим стоном, что ей-Богу, секундочка и потечёт, или может быть, взвоет! А ноги, как настоящие мученики, стойкие и не предающие веры своей, зажатые в узких туфельках, ещё долго болели, но он не показывал свои слабости! Боже упаси!! Нет, нет и ещё раз нет!!! И напоминал, и себе и альфе, наверное, что они ему как раз и пусть хоть сто раз его спросят!       Они! Ему! Как! Раз!!       И каждый раз, вернее аж два раза, ловил на себе взгляд альфы, когда он их снимал и отворачивался, дабы не быть пойманным и ловил укоризненный взгляд, но ему ведь марку нужно держать!!       А Чонгук отворачивался, давая мальчику передохну́ть от этих кандалов! Нет, он конечно же ему не скажет, что уже очень давно заметил, как омежка стал их избегать, находя всё новые и новые отговорки, но очень мудро молчал....       А омежка всегда находил какие-то всё новые и новые причины, чтобы их не обувать! То погода плохая, то грязюка по колено, хотя откуда ей взяться? Но с ним сейчас лучше не спорить, себе ж дороже будет.       — Они новенькие, — оправдывался тогда Тэхён, рьяно доказывая абсолютную ложь, — Их беречь нужно! — и языком клацал, пока альфа очень убедительно с ним соглашался, целу́я в плечико, где его метка цвела... End of Flashback       Тэхён наклонился и залез в самый низ шкафа, выуживая оттуда пустую коробку, надёжно положил их, перекрыл бумагой и засунул коробку обратно. Чтобы так и было, сказать, если вдруг чего... А ему скажет, что порвались!Точно! Они порвались и ремонту не подлежат! И они уже в мусорке, а мусорку уже забрали!       Ну не пойдёт же бравый офицер копаться в мусоре, правда же?       И вот, с чувством выполненного долга, он выдохнул, растягивая своё любимое,       — И-и-и, — на вдохе и даже настроение поднялось!       Сам себе улыбнулся и в зеркале язык показал, для верности. Несколько минут стоял, смотрел на себя в отражении, натягивал футболку на животик и рассматривал, себя любимого, долго и тщательно. Потом поправил волосы, собранные в пучок. Да, ему невероятно идёт.       Помада, как обычно, осталась на салфетке, а язык уже сам ласкает свои губы.       Тэхён улыбается, когда видит в раковине его немытую кружку и так бережно моет её, под тёплой водой, пока на глазах слёзы наворачиваются. Но нет! Они совсем не горькие, нет! Ему просто так хочется поплакать, пока его никто не видит. Если только тот, кто пытается увидеть мир через пупок. Он с ним... И Он с ним...       И ему уже давно не нужны защитные стекла розового цвета, пока его сердечко хранится в надёжных руках.       В мыслях звучит его голос и мурашки по телу разбегаются и кажется, что цветы распускаются там, где когда-то ныло.       В памяти, нагло и упорно, чёрные полосы напоминают о себе, только от них уже не больно. Его белая полоса стала настолько ослепительной, что внезапно хочется петь во всё горло, пусть и фальшиво!       Но малыш, ты ведь не будешь злиться на папочку, если тебе всё таки придётся это послушать?       Несколько арий исполнено, горло даже саднит, но он доволен и даже энергии полон.       И в шкафу вещей собралось, хоть в гуманитарку относи! Их бы разобрать, вот он сейчас ими и займётся.       Сложенные вещи в полках заняли всё пространство и он уже оглядывается, где бы освободить место для его вещей, в которые он уже не влазит. Только его футболки на нём сидят пожалуй лучше, чем на самом альфе.              Входная дверь стучит и омега весь в слух превращается. Садится на пуф, перед зеркалом, и видит в своих глазах нетерпение и какое-то отчаяние и жажду. Жажду снова впитать в свою кожу не только нежный крем. И он уже давно не сопротивляется своим желаниям и зарывается руками в свои волосы, распуская их, освобождая от резинки, и тихонько ойкает, когда над ним наклоняется тень и его губы попадают в плен...       Вот так сразу!       Его красивый рот ему в поцелуй улыбается, а сердце вот-вот и выскочит! Нежность его горячих пальцев скользит по шее, когда омега выгибается ему навстречу и всё его тело охватывает слабость.       — Чем вы занимались сегодня? — тихо спрашивает альфа и сам же не даёт ему ответить, снова жадно впиваясь в губы омеги.       — Думал, как бы расширить место для нас, — и его рука накрывает живот.       — Как малыш?       — Как ты, непослушный и дерётся, — альфа улыбается и перед ним наклоняется на колени и прикладывает ухо к животу.       — И что там?       — Тихо, — и так палец поднимает, — Не мешай альфам беседы вести!       – Прям альфам? — смеётся Тэхён.       – Омежка следующий, — безапелляционно заявляет Чонгук и снова наклоняется к животику, — Ты не против, сынок если я украду у тебя папочку?       — Он не против, — отвечает за него омега, а сам краснеет, выдавая своё желание, чувствуя сумасшедший жар в теле.       — Мне нужно только в душ, я быстро, маленький, — шепчет альфа и уходит.       И все звуки ему знакомы. Вот он открыл воду и слушает, как альфа напевает что-то. Несколько минут и всё стихает и он слышит его шаги и снова утопает в его руках, холодных после душа... Чонгук легко поднимает его на руки.       — Я так сильно по тебе соскучился...       — Но мы же виделись утром...       — С ума сойти, утром... Прошло так много времени и я схожу с ума от тоски, — и омега смеётся, прячя лицо в изгибе его шеи.       — Я похож на пингвина...       — Я знаю...       — Э-эй!!       — На самого красивого пингвина....       — Ладно, ты прощён...       — Я так соскучился, — снова шепчет, — Думал, что этот сумасшедший день никогда не закончится.       Он кладёт его на кровать, в которой их следы ещё не остыли. Тэхён хватает пульт и включает телевизор для фона.       — А я тебе плохая компания? — смеётся альфа, когда смотрит, как на экране выступает самая популярная группа, — Их там семеро, кошмар какой-то... Как ты их всех помнишь?       — Я помню их всех по именам...       — Ты только моё не забывай...       — Чонгук-и....       — М-м-м?...       — Он хочет шампанского...       — Он? — улыбается Чонгук, глядя на хитрый взгляд мужа.       — Он! — омежка кладёт руку на грудь, — Он! — а у самого чертята пляшут, — Я же не виноват, что такая у «нас» беременность, — и пожал плечиками, как бы извиняясь, но извинениями тут и не пахнет!       — Хитрюга, — выдаёт альфа своё умозаключение и встаёт, уходя из спальни, и совсем не смотрит, как толстопузик попкой заплясал на матрасе, в предвкушении и тихонечко захрюкал от предстоящего удовольствия.       Чонгук вернулся с бокалом, наполненным лишь на четверть.       — И всё?? — и радость в глазах потухла, превращаясь в слёзы, — И это всё? — так изумлённо и жалобно канючит.       — А ты сколько хотел, бутылку? Так ты сопьёшься и ребёнка мне сопьёшь! — и в добавок ко всему ещё и получил хлопок по попе.       — Ты мне должен бутылку шампанского и ничего знать не хочу! — ну вот, снова надулся, как сыч! Ну что ты скажешь?       И несмотря на злую-презлую моську, Чонгук продолжил целовать своего несносного.       — Ты мне тут зубы не заговаривай, — возмутился Тэхён, но уже и сам полез к мужу, — Я ж не забуду! Я ж с тебя не слезу!       — Сначала залезь на меня, чтобы потом было откуда слазить! — и омега покраснел как помидор, в принципе как и всегда, — Роди́, а потом я тебе куплю ящик шампанского и хоть запейся!       — Ага, конечно, купит он, — опять надулся омега, ковыряя кутикулу.       — Вот увидишь, малыш, ящик шампанского и шоколадку, чтобы было тебе чем закусывать! — и сам альфа прижал к себе омежку, — Я дико соскучился, малыш, — и его рукой накрывает свой пах, — Иди ко мне, маленький, — и помог ему оседлать себя и сам уже стал приподниматься бёдрами ему навстречу.       Тэхён уселся, глазки опустил вниз и немного в сторону, ощущая под собой уже твёрдый орган.       — Я так не хочу, — пробубнил Тэхён, а сам же попкой прокатился вперёд и назад, краснея так славно, ковыряя при этом ниточку на трусах альфы, изо всех сил стараясь её оторвать.       Чонгук смотрел на страдания омежки и сам оторвал её несчастную, вкладывая в руки мужа. Тот взял её, рассмотрел внимательно и приступил пальчиком ковырять другую ниточку. Альфа долго смотрел на мужа, пока тот уже нашёл себе новую жертву, и улыбнулся. Ты ж потом зашивать их и будешь.       — Буду, — буркнул омега и посмотрел на альфу, — Я так не хочу, — снова повторил он.       — Как? —спросил Чонгук.       — Ну вот так вот, — и снова поёрзал по мужскому достоинству.       — И давно ли ты так не хочешь? — не сразу понял Чонгук, — Тебе ж всегда нравилось так, — и легко поднялся, целу́я мужа в накопыленные губы, пытаясь прочесть обиду в любимых глазах, и, не дождавшись ответа, сам спросил, — Ну и почему ты не хочешь? — и долго смотрел на него так, — Тэхён... Когда ты успел стать таким красивым?       — Я толстый, — так сходу!       Здрасте, приплыли, начинается!       — Ты не толстый, — хмыкнул Чонгук.       — Толстый-претолстый, — и обида вот-вот пробьётся через брешь в душе́.       — Ты не толстый-претолстый, ты беременный-пребеременный...       — Но это одно и то же, — Тэхён резюмировал своё заключение, — А скоро буду ещё толще, — и пискнул, как котёнок, — И ты меня любить не будешь, — и выпятил нижнюю губу.       — Ну кто тебе такое сказал??       — Ну я же вижу, — и захлопал ресничками, отгоняяя слёзы.       — Господи, Тэхён, ну что ты видишь? — и ему пришлось всё своё умение, говорить с людьми, направить на своего толстого-претолстого омегу, уверяя его, что он не толстый-претолстый, а прекрасный-распрекрасный!       И пахнет он умопомрачительно! Комбинация запахов свести с ума может любого, кто только проходил мимо него, втягивая запах беременяшки.       Ярый такой запах роз, перекликался с запахом шампанского и получалась такая редкая комбинация —розовое шампанское. ««« — Господи, кого ты там вынашиваешь? — спрашивал его Юнги, — Алкаша какого-то?       — Ну почему сразу алкаша? — недоумевал Тэхён и надувал щёки. — Так ты спиртами пропах, как завод шампанских вин! — Ну так это же так вкусно, — так запросто отвечал омега и смотрел на будущего крёстного папу своего сына. — Ты мне его сопьёшь, прежде чем родишь! — бурчал Юнги. — Я тебе рожу нормального крестника! – Ну-ну, — отвечал Юнги, — Или собутыльника! – и смеялся долго и беззвучно, пока Тэхён доедал очередную коробку конфет, — Жопа слипнется! — не мог не цапнуть перцовый баллончик и угорал с этого взгляда...»»»       — Тэхён...       — М-м-м...       — Ты у меня самый красивый!       — Правда-правда?       — Правда-правда...       — Ну тогда ладно, — и носиком так шморг, а альфа его чмок.       И так и перекликались шморг со чмоком, пока омежка не простонал от сладости альфьей.       Чонгук стянул с него свою же футболку, открывая для себя поразительно красивую фигурку, и на секунды замер, рассматривая великолепное тело. Узкие плечи и ключицы вразлёт, тонкая талия, спрятавшаяся под невероятно красивым животиком и роскошные изгибы бёдер.       Он, как обычно, руками исследовал его тело, каждый раз отмечая про себя, что Тэхён становится только красивее, и он так аккуратно прижимал мальчика к себе, выцеловывая его всего, доставляя неторопливое удовольствие.       И снова добрался до рта, отбирая его стоны. Тэхён захныкал, когда руки альфы скользнули вниз, меж половинок, проводя пальцами по взмокшей и набухшей дырочке и прижался губами к набухшим соскам, таким чувствительным и волнительным.       Омега только и смог, что ухватиться за грядушки, наклоняясь к его лицу грудью и поплыл...       Поплыл, когда жадный язык вылизывал их поочерёдно и так по́шло и бессовестно. И чем дальше, тем рьяние альфа целовал их, и омежка, приподнимаясь над ним, давал возможность коснуться себя, там, внизу. Он всегда так сильно нуждается именно в таких ласках, когда рот мужчины занят его сосками, а рука бессновалась там, доводя омежку до быстрого финала.       — Я так быстро кончу, — шептал ему Тэхён, хотя не в первый раз же.       — Я знаю, — отвечал ему альфа и каждый раз млел, когда Тэхён с лёгкостью кончал первый раз и пока его било в экстазе, омега уже нетерпеливо лез туда, дразня набухший член альфы, представляя его внутри себя.       — Ты снова не в силах ждать, — распаливая либи́до, шептал ему на ушко Чонгук и с удовольствием отмечал, как Тэхён краснеет.       Он покусывал его нижнюю губу, скользя пальцами по текущему телу.       — И ты тоже, — отвечал омежка с томным выдохом.       — И я тоже, — и Тэхён дрожал и сам себе удивлялся, как его желание заниматься с ним любовью не угасает ни на миг, только распыляясь всё сильнее и сильнее.       И он ведь знал, что будет дальше, знал как они закончат и именно это ожидание и распаливало его, растягивая удовольствие.       Тэхён становился жадным и требовательным, он хотел жарких поцелуев и буквально с боем выбивал их из альфы и прислушивался к своему телу, как оно бурлит внутри. Как оно принимало этот восторг и предвкушение, когда в него медленно, очень медленно, входила толстая головка.       Чонгук специально держал ствол рукой, не позволяя ему целиком ворваться, и омежкины ласки, в такие моменты, становились немного грубее, но альфа позволял ему кусать себя и оттягивать губы, только бы он был доволен. Он отпускал пальцы вниз, позволяя ему насадиться глубже и ребром указательного пальца ощущал, как горячий вход елозит по нём, боясь лишиться жаркого контакта. Когда омежка уже и фокус терял, когда он внутри распалялся, как огонь, тогда альфа убирал руку и его член утопал весь и так сильно он прижимал к себе мальчишку, оставаясь глубоко внутри, лишь немного напирая и ощущал, как вход трепетать начинал. Он сильнее и глубже вонзался в него, пока омега уже кричал и снова исторгал из себя горячую сперму. И омега терялся, буквально терялся, как слепой котёнок тыкался в лицо альфы, пытаясь найти губы, сливался с ним в жадном поцелуе и стонал...       И Чонгук стонал вместе с ним, ощущая, как тугие стеночки волнами ходят по его члену, пока головка упирается куда-то очень глубоко и так приятно щекочет...       И все нервные окончания и клеточки сходились в одну точку, а Тэхён молил его не останавливаться. Его мышцы сжимались, ощущая каждую вену на толстом стволе и дикий жар собирался в са́мой его сердцевине.       Чонгук брал его немыслимо глубоко и сладко, то срываясь на быстрый ритм, то испытывая их терпения, и этот первобытный грех наполнял омегу восторгом и передавал этот восторг и альфе.       И уже дышать становилось не так просто и волны удовольствия сшибали здравый смысл и оба стонали, пока их сердца бились в унисон, так отчаянно и так сладко.       Чонгук врывался в него, поставив его к себе спиной, а омега, невероятно выгибаясь, держался за грядушки и альфа смотрел, как красный от трения член, ныряет и ныряет в него, как разлетается смазка и запахи их тел уже давно оккупировали их и их спальню, окружая своей сладкой дымкой. Чонгук видел, как омежка собирается весь, подбирается, готовясь к прыжку в про́пасть, только бы с ним вместе.       Валится на подушки, стонет и его бьёт спазмами сладостными, пока горячая сперма наполняла тело омеги...       Они ещё долго будут так лежать вместе, будто прилипшие друг к другу близнецы, пока по телам будет ходит сладость наслаждения, дирижируя им их собственную мелодию.       И только спустя время мальчик вздрогнул, когда в дверь позвонили.       — Господи, кто там? — бурчал он в подушку, не в силах даже глаз открыть.       — Доставка наверное, — тихо отвечал альфа и тихонько вставал, вынимая из него член, а омега оставался лежать неподвижно, ещё какое-то время.       Чонгук принял заказ, расписался в планшетке и уже на кухне наливал в бокал шампанского, без которого его омега не представлял себя.       И помня строго-настрого предупреждения и наставления своего профессора, отданного в руки на сохранение, что половина стаканчика шампанского в день ему только на пользу и Чонгук, выпивая полный стакан залпом, снова улыбается, когда вспоминает слова своего необычного доктора, что он прежде всего волнуется о нём, о дурочке́ таком! «««— Если Тэхён не будет получать свою порцию вкусняшек, то он найдёт выход из ситуаций и поверь мне и моему опыту, — и бета делает такую театральную паузу, заставляя альфу превратиться в одно огромное ухо, — Он просто-напросто выест тебе мозг кофейной ложечкой! – и сдерживает смех, глядя, как альфа наверное уже и представил этот процесс! И так нарицательно стукает толстым пальцем сначала себя в лоб, а потом тем же пальцем в тупую башку альфы и так тянет, — Ду-у-умать надо!! Он сейчас в другом положении, а это не только тела касается, это и мозгов касается тоже. И если беременный омега не получит то, что ему нужно, тогда всё, хана́ тебе, фраер! Или из хаты тикай, или шампанское заказывай — одно из двух. И на будущее уясни, когда за вторым ко мне придёшь! — и уже уходить собирается и оборачивается, — Второй будет? Или пока с этим... Дай Бог выдержать? — и оставляет тему открытой...»»»       В спальню Чонгук возвращается с бокалом и так старательно несёт, чтобы не разлить и трубочку вставляет и так тихонечко зовёт своё задремавшее сокровище, что медузской на кровати растёкся.       Садится рядом и смотрит, как омега губы оттопыривает и зажимает трубочку и уже в следующий момент его глазки распахиваются, и он тянет в себя такое вкусненькое и прохладное шампанское. Плямкает смешно, когда садится поудобнее. Тянет медленно, наслаждаясь каждым глоточком и видит Чонгук, что, слава тебе Господи, доволен его мальчик!       Взъерошенные волосы окружают милое личико, пухлые губы вокруг трубочки спрятались в бутоны и весь он такой томлённый и такой красивый, и уже он не толстый-претолстый, а счастливый-пресчастливый...       Улыбка мужчины сама растягивается, когда он смотрит, как омега плед тянет на себя, чтобы альфа не пялился. И разве нужно ещё что-то для счастья? Он забирает бокал и уходит, когда ему вслед шлют смачную такую отрыжку.       — Ты великолепен, — говорит Чонгук и оборачивается, когда довольная моська глазеет в потолок.       — Спасибо...       — Не сто́ит...       — За то, что любишь, спасибо...       — Люблю...       — Я знаю....       Чонгук возвращается и следит, как омега шарит по каналам, а там тринадцать миллионов человек замерло в ожидании, пока перед экраном свеча горит и потрескивает тихонечко, а на потолке цвета меняются.       И ДжейКей тихонечко похрапывает в сторонке, забыв выключить свою трансляцию...