По собачьим следам

Шан Мейхуа сходит с ума. Наверное. Она смотрит долго-долго из-под полуопущенных ресниц и даже немного смущается, краснеет и абсолютно глупо хихикает, когда этого никто не видит. Хихикает настолько глупо, что и сама понимает это, а потому идёт работать, прогоняя из головы лишние мысли. Шан Мейхуа ткёт полотнище из прозрачных рыжих нитей, оплетая тем большую, где-то с большой палец размером, проколутую и приколоченную к деревяшке бусину потенциала к вознесению. Она оборачивает шар предопределённости тканью из неудач, неурядиц и несчастий, что должны скомпенсировать разумному возможность вознестись. Да, на этот раз карма прошлых жизней и правда влияла на возможности нынешней. Сейчас Шан достался вполне себе приличный экземпляр, которого даже не сильно пришлось мучить неурядицами, чтобы закрепить бусину. Вообще, расчёт всей этой магической шушеры, разведённой вокруг ремесла ткачей судеб, сводился в итоге к простейшей математике - сложению и вычитанию. Шан Мейхуа заканчивает нынешнюю работу и, опустив сплетённую судьбу на стол, принимается за следующую. Её специализация - плетение судеб небожителей и сильных или запоминающийся демонов, с чем она прекрасно справляется. Единственная проблема её - невозможность сплести саму бусину вознесения. Хотя её шеф Сяо Син такие бусины делает если не на раз-два, то по-любому без каких-либо серьёзных проблем. И именно поэтому у Шан всё ещё более-менее хорошо - начальница делится с ней трудоёмкими заготовками, а Мейхуа в ответ латает прорехи и ткёт целые полотнища неудач и несчастий, которые, в свою очередь, очень плохо получались у Сяо Син. Шарик вознесения перед ней какой-то необычно тусклый, почти не прозрачный. Шан Мейхуа на секунду задумывается, прежде чем вспомнить, что подобные низкокачественные и временные бусины вознесения использовались только для тех, кто на небесах задерживался относительно недолго, а потому и тратить на них драгоценные бусины вознесения было бы черезчур расточительно. Шан Мейхуа с подозрением смотрит в коробку, без особого удивления находя там ещё где-то с тридцать подобных шариков. Она, если честно, даже перехотела узнавать, что такого сделают с её опосредованной подачи почти тридцать богов, что их всех одномоментно (а в этом Мейхуа не сомневалась, уж больно подозрительно всё выглядело) выпрут с небес. Ну, или не выпрут, а выпнут или, ну, она даже не знает, храмы посжигают? ...Ага, сразу все сколько-то там тысяч за раз. Ну и абсурд. Шан Мейхуа задумчиво моргнула и улыбнулась. А что, подобный абсурд ей нравится, да и часть работы это сократит - финальную часть, ту, что после низвержения, можно будет сделать у всех одинаковой - "и померли они в один день". Ей нравится. Ткачиха судеб доделывает свою работу и встаёт из-за стола, с чувством потягиваясь и хрустя позвонками в спине. Она выходит из здания отдела ткачей и смотрит на возвышающийся не так далеко императорский дворец. Что же, те мысли, от которых она и поспешила поскорее забыться в работе, снова её нагнали, заставляя вновь глупо хихикать словно школьницу. Шан Мейхуа с трудом сдерживает радостную улыбку и разворачивается к дворцу почти спиной, направляясь к своему домишке. И правда, зачем, да и с какой стати ей идти к Императору Судеб? Экая глупость. Шан Мейхуа, уже закрыв за собой дверь, оседает на пол, держась за виски. Ей это всё состояние радостно-радужное не свойственно аб-со-лют-но. Да что уж говорить, если она и к Мудань так не относилась что уж тогда говорить про её брата старшего, что перетянул на себя всю родительскую любовь в жизни ткачихи, а тут такой наплыв эмоций из-за человека почти постороннего, да мало знакомого. Ну да, император. Ну так Шан власть до звёздочек в глазах никогда и не любила, с чего бы сейчас такие страсти? А Император весь такой радостно-радужный. Радушный. Вежливый. Красивый до безумия голубоглазый блондин, непонятно что забывший в китаефандоме. Да от одного взгляда на него Мейхуа тает как мороженное летом и хочет утопиться в этих прекрасных глазах цвета водной глади. Шан Мейхуа глубоко негативно относится к влиянию на своё сознание. Как она определила, что такое влияние вообще было? Да потому что в обычном случае ей любую потенциальную угрозу растереть в порошок хочется, а тут - нате. Лубофф. Ха, что за бред. У Шан Мейхуа не было и капли негативных чувств к императору У Фейсюэ, даже если допустить возможность того, что он повлиял на неё как мент ментально, а иначе говоря влез к ней в мозги и всё там перемешал по своему разумению. Даже сейчас не было. И это определённо не что-то хорошее и нормальное. Шан Мейхуа копается в своём ментале, ища закладки или хотя бы какие-нибудь следы чужого присутствия, но всё тщетно. Шан Мейхуа просто влюбилась. Мейхуа глубоко-глубоко затягивается вдыхает, выдохом затуманивая округу метров на двадцать. Длинная курительная трубка в руках приятно тёплая, а травяная смесь, по эффекту похожая на приторно сладкий энергетик, отлично бодрит. Шан вздыхает, трёт виски и открывает окно, пытаясь хотя бы мыслями вернуться к документам. Это тяжело. Документация очень нужна нудна. Шан Мейхуа ударяется лбом о стол, еле сдерживая обречённый стон. Свою прошлую реинкарнацию-ткачиху очень хочется проклясть если не на понос, то хоть на золотуху, и останавливает Хуа только то, что, по-сути, она и та сбрендившая, слетевшая с катушек, с дубу рухнувшая и просто полностью ненормальная - это для проклятий один и тот же человек. От этого так выть на луну волком смеяться хочется. Не, ну забавно же. Шан Мейхуа очень пугает, во что она могла бы превратиться в других условиях. Нет, её пугает не то, что другая Мейхуа влюбилась, это было естественным, а то, как себя эта чертовка ведёт. Да, чтобы избежать проблем надо бы отстраниться полностью и уже начать полноценно делать вид, что да не знает она ни о каких ткачах, отвалите!, но кукуха такого уже не простит выдерживает. А Шан свою кукуху, в отличие от ткачихи любит сильно. А значит что? Правильно, здравствуй новая непонятная и стопудово опасная арка про ткачей судеб. Сука, за что. Шан Хуа кажется, что с ней поступили несправедливо. Мейхуа в порыве эмоций сбрасывает со стола все бумаги и снова с размаху впечатывается в него лбом. Как ни странно, но ей и правда легчает, хоть и не сильно. Шан Хуа уже даже не мысленно, а даже вслух и искренно проклинает тех неумех, что запечатывали её воспоминания. Уху евшие начальники должны получить леща. <Ну или по щам, раз тема супов её не отпускает.> Шан Мейхуа хочет рассольник. Или борщ. Или щи. Или ещё как-нибудь отвлечься от сбрасываемых на неё пиздец каких грустных и отбитых воспоминаний. Потому что та ткачиха... Нет, ну это просто обнять и плакать, прав был Му Фан. Хотя от признания правоты именно этого лекаря её и коробит немного.> Шан Мейхуа опускает то, что отбитая ткачиха просто прирезала бы помогальщика. Ну, наверное прирезала. Шан ещё не до конца досмотрела этот триллер-хоррор под названием "Цзы Мейхуа меняет фамилию". И, честно говоря, досматривать нет никакого желания. Если Цзы Мей попытается прирезать помогальщика, то нужно всего лишь связать её, и вуаля - можно помогать сколько хочешь без регистрации и смс. Шан Мейхуа, кряхтя как старуха, которой, по факту и является если не физически то хоть морально, поднимает сброшенные документы, мимолётно проходясь по тем взглядом, но даже не стараясь вникнуть в суть. Да, Шан Хуа признаёт, что она совсем не цветочек и от такого чуда как она поседеть можно очень легко, но... Но по сравнению с её предыдущей версией, расхреначившей и отпиздившей охренеть сколько народу, она просто лапочка, да. Это её нервирует. Ей не нравится наличие ещё кого-то более отбитого чем она. Нестерпимо хочется выпить. Шан Мейхуа взглядом смеряет бумаги и мысленно посылает их лесом. В её сердце борятся ответственность и усталость. — Да гори оно синим пламенем. Безответственность побеждает. Хуа хватает алкогольную заначку, пряча ту в безразмерных карманах, и решительно поднимается из-за стола. Шан Мейхуа выходит из кабинета как герой брутальных аниме, не оборачиваясь на запах гари и синее пламя. От таких её действий парочка УМов, сидящих под потолком, преступно растерялись, не зная, что им делать. Шан Мейхуа же, не обращая внимания на каких-то неопытных стажёров, шла на пик Кусин. На миг она остановилась, задумываясь. На одной чаше весов лежала её лень, не желающая идти окольными путями, а на второй чаше лежало пакостное желание работать отчебучить чего-нибудь эдаково. С учётом отсутствия в Цанцюн большинства тех, кто ранее мог остановить её их трио, пакости перевешивали лень. Шан Мейхуа шмыгает в павильон Кухонь, набирая полные карманы булочек и прихватывая бутылку маринованных слив - повар-перерожденка Ли Жень, будучи уроженкой Ростова, закатывала их по более-менее привычному ей удачному рецепту, отчего Шан Мейхуа могла со спокойной совестью, коли на неё опять нахлынет ностальгия по временам поза-позапрошлой жизни, давиться этими сливами и рыдать. Для полной аутентичности юга России нужно было ещё и сало, но с салом были проблемы. Тем не менее Шан Мейхуа работает над этим вопросом. Не так сильно как над свеклой для борща, но и не забывает. Шан прижимает палец к губам, видя УЖа, что от такого внимания со стороны главы пика аж поперхнулся, и с улыбкой просит выждать час-два прежде чем бежать к Фукуи, намекая, что чем дольше адепт будет молчать, тем лучше. Неизвестный адепт Аньдин кивает. Мейхуа ныряет в просторные и прохладные тоннели пика Кусин, морщась от пробирающего пальцы холода - не так давно кто-то из Сяньшу по незнанию чуть было не открыл прорыв на огненный план (откуда и выбирались огненные духи), в итоге адептку наказали, а прорыв предотвратили... Но какой ценой! Теперь не смёрзнуть в тоннелях при долгом в них пребывании мог разве что Мобэй-цзюнь! Шан Мейхуа морщится, упрашивая мироздание не посылать на её голову этот ходячий секс мужика с предвзятым к ней отношением. Ей, как адептке, было вообще непонятно, от слова совсем, с какого такого рожна ледяной правитель так к их алко-трио в целом и к ней в частности придолбался? Ну да, они обозвали его сосулькой и престарелым пнём за белую шевелюру, но, блин, они тогда были пьяны впрочем, относительно скоро по пьяности Мобэй-цзюнь сравнялся с заклинателями, и вообще это не повод для такого частого дебоша... Шан Мейхуа убеждает себя, что холод в тоннелях совсем не связан с Мобэем, и это ей даже удаётся. Так что на пик Кусин она выбирается более-менее успокоившейся, а то, что продрогшей и белой от изморози и инея, так это всё фигня, не стоящая внимание. Шан перехватывает Шэ Умэй на местных занятиях с молодёжью. Нет, конечно же Мейхуа предлагает свою постельную посильную помощь в обучении молодняка, но двое взрослых адептов Кусин после такого начинают проводить учения по эвакуации. Шан Мейхуа на такое пожимает плечами, а Шэ Умэй осоловело смотрит вслед чрезмерно эмоциональным для Кусин адептам. После такого она очень даже не против бахнуть. Рисовая водка под маринованные сливы идёт просто "на ура", но где-то ко второй бутылке Шан начинает казаться, что этого мало. Она достаёт из-за пазухи свою любимую курительную трубку и, не слишком разбираясь, запихивает туда травы, поджигая от собственной ци, сверкнувшей в полутёмном помещении подобно молнии. А может и не "подобно". Шан глубого затягивается и передаёт трубку кузине Шэ. — Это трубка мира. В далёком-далёком царстве был обычай раскуривать такую трубку в кругу у костра и тем самым мириться. Шэ Умэй медленно моргает и одним затягом обращает травы в пепел, заходясь кашлем и падая. Шан Мейхуа ловит кузину, мысленно сравнивая ту с дымовой гранатой, причём не в пользу последней - от Шэ Умэй, как ни крути, дыма больше. — Но для круга мира нас только двое, на нужен ещё один. — Шэ Умэй, уже откашлявшись даже не спрашивает, а констатирует факт, — Пошли за Цинфаном. — Ну ок. Шан пожимает плечами и без всякого опасения за свою шкуру, чего с ней ранее не случалось, идёт на Цяньцао, беря под локоток немного поплывшую от ударных доз скуренной китайской народной медицины Шэ Умэй. А чего Шан бояться, если в данной ситуации страшно должно быть именно медикам? Да ничего. Как оказалось, медики про это тоже знали - в этом Мейхуа убедилась, когда те, едва только увидев приближающийся к ним в клубах дыма дуэт, попытались их выбить разными способами. И, когда водомёт им не помог потому что Шан Мейхуа и Шэ Умэй не француженки, перешли на более оригинальные методы. Сперва, конечно, всё было более-менее цивильно - лекари буквально на коленке перевели препарат, выводящий пухоцвет из организма в газообразное состояние, а получившееся чёрное облако сдули в их сторону. Шан Мейхуа, не ожидавшая такой подставы, аж закашлялась от чёрного дыма от возмущения - да чтобы она, горная леди и Цун Аньдин, и курила какой-то пухоцвет?! Да за кого эти недоучки её приняли?! Шан Мейхуа похлопала по спине кашляющей Шэ Умэй, приводя ту в чувства своей ци. — Не, они охренели там, или охренели в край? Прикинь, они думают, мы под наркотой! — не совсем внятно, но очень эмоционально пояснила-возмутилась Шан, подхватывая кузину под локоток — Охреневшие ублюдки. — Мусор. — согласилась Шэ Умэй. Именно по таким моментам схожести кузин и становилось понятно, что кровь не водица. — Предлагаю их отпиздить. — заявила всё та же кузина Шэ. — Не, это как-то не смешно. — хихикнула Мейхуа и, кинув взгляд на медиков, отчего те начали пятиться назад, предложила, — давай их траванём тем же, чем и они нас, а? — Да. — с раскрасневшимся от долгого кашля лицом согласилась Шэ Умэй. На согласие Шан Хуа лишь с диким инфернальным хохотом размахалась длинными и широкими рукавами, без каких-либо проблем сдувая облако обратно к его создателям, и желая тем малоприятных побочных эффектов. Как ни странно вообще не странно, подобные пожелания сбылись. Шан Мейхуа дико хохочет, на пару с Шэ Умэй пугая заложников, а после складывает ладони рупором, усиляя голос ци и крича в сторону пика. — Каждые пять минут промедления, пока Му Цинфан не у нас, все эти люди будут делать по затягу! — Мы не ведём переговоры с террористами! — на той же громкости ответили им старым голосом. — Ваши проблемы. — пожала плечами заклинательница, поджигая только что скрученный косяк. Но, видимо, неизвестный дед инсайд обманул, поскольку минут через пятнадцать к Шан, Шэ-эр и их уже откинувшимся заложникам приходит пиздец Му Цинфан, держа подмышкой бутылку с протрезвительным зельем. — Что это за беспредел? — спрашивает он. — Где вы двое так набрались? — Сейчас покажем. — обещает Мейхуа, затягиваясь по-новой и всовывая в руки заклинателю свою курительную трубку. После этого происходящее она помнит урывками. Помнит, как после бутылки наливки они пошли посетить оранжереи, помнит, что кто-то хотел их остановить - Шэ Умэй пояснила, что тем людям она ещё несколько лет назад проспорила что-то, а вот что именно вспомнить не смогла. Му Цинфан, к тому времени тоже не трезвый, покивал своим мыслям и возглавил разведывательную миссию - конечно, по итогам миссии они ничего не узнали, а количество жертв их попойки увеличилось, но свою задачу трое алкоголиков посчитали выполненной. В оранжерее Цяньцао было немного странно. Му Цинфан, довольно активный, в том смысле что, по мнению экспертов Хуа, даже агрессивнее активнее обычного, попытался устроить шансон и крестовый поход объявить растительному миру войну - возможно здесь сыграл забытый им, но не его подсознанием момент встречи с кустом Цуаю, что почти его не отымел своими тентаклями, но так или иначе Шан Мейхуа не дала свершиться геноциду морковок, грудью встав на их защиту. Тут ещё в разговор влезла Шэ Умэй, превращая всё в форменный балаган. Следующий более-менее вспомнившийся момент происходил уже на Кусин, где Шэ-эр, оскорбившись стремительной эвакуацией новичков куда подальше от её кузины - на этом моменте Шан растроганно всхлипывала, рыдая на плече Му Цинфана - решила довести дело до конца. Для этого нужно было найти новичков и чему-то их научить, но трудности возникли ещё на первом этапе. Их долбо-трио просто физически никак не могло найти проклятую мелочь. Они нашли тройку старших адептовчему те явно были не рады, но кто ж из будет слушать, в ответ на их попытки бегства Шан Мейхуа дрожащей от выпитого рукой отравила всех - уже позднее, проспавшись, надеясь, что не смертельно - чтобы потенциальные собутыльники не сбежали. Шан Мейхуа достала бутылку - пятилитровое бутылище для домашних разносолов с непонятно откуда взявшимся отпечатком "сделано в СССР" и странным запахом - позднее Шан поняла, что распили они подаренный системой на др самогон - и усадила всех пить трубку бутыль мира. На шестерых пятилитровое чудо явно не шло - кусинцы были недостаточно сильны и отрубились - так что тройке алкашей не оставалось ничего иного, кроме как продолжить поиски. Помимо старших учеников они нашли куст Мейхуа - Василия - непонятно чего забывшего на пике аскетов - мумию предыдущего лорда Кусин - Шан Мейхуа на такое лишь шутливо ускорила Шэ Умэй за некромантию, позднее поняв, что она в очередной раз накаркала, и старый поломанный стул, который Шан Хуа, в душе будучи Плюшкиным и тем ещё хомяком, собралась тащить на Аньдин. Да и вообще ей, как горной леди, надо было идти работать. На такой пассаж Шэ Умэй предложила проводить кузину, а Шан Мейхуа не отказалась, подхватывая под локоток уже Му Цинфана, что тоже хотел свалить заниматься своими лордскими делами. — Ну, ик, понимаешь, мы тебя, ик, в прошлый раз разве не тебя провожали, ик? — заплетающимся языком вопрошала Хуа. — М-меня, ик. — таким же заплетающимся языком отвечал целитель. — А в позапрошлый и поза-позапрошлый, ик, разы мы провожали милашку Шэ-эр, ик! Значит! — продолжала щебетать что-то непонятное ей Мейхуа. — Значит? — спросила обсуждаемая Шэ Умэй, также как и остальные двое икая. — Значит, ик, теперь пришла, ик, моя, ик, очередь, ик! — Шан Мейхуа попыталась рассмеяться, но получилось только разыкаться. — И что ты, ик, предлагаешь? — не понял Му Фан. — Проводите меня до дому!