***
Летний зной нещадно разливался по дороге, накаливал высушенную землю. Трава на обочинах пожухла. Прозрачная пелена трепетала в воздухе вдоль дороги, искажая виды — настолько было жарко. Буланая лошадь, своей мастью почти под стать высушенной траве, устало шагала под всадником и поклажей. — Потерпи немного, всего пару верст. Скоро доберемся до деревни, а там — корчма. Тебя напоят, накормят… Да и меня тоже. Может, даже заказ какой подвернется. То были, скорее всего, пустые надежды, потому как находилась деревенька прямиком возле тракта, ведущего в Оксенфурт. Постоянное движение в город и из города, если говорить профессиональным ведьмачьим языком, не слишком способствовало размножению бестий в таком беспокойном месте. Впрочем, порой бывало так, что какой-нибудь грифон или драконид прикормится рядом с деревней или трактом: утащит то скотину с пастбища, то на запряженную лошадь набросится да людей убьет. Или покалечит, если им повезет. Однако здесь… Спокойное, на удивление, местечко. Небольшой островок безопасности вдоль большого участка тракта, где пересекалось несколько дорог и была деревенька. И вести об этом шли уже много лет, предупреждая ведьмаков, что заработать тут нечем. Он бы и не отправился сюда нарочно, если б не хотел срезать дорогу. Да и вдруг все-таки повезет? Не может быть такого, чтоб не завелось ничего. Рассчитывать на это, конечно, можно, однако чаще всего деревни много заплатить не в силах. Заглянуть ли в Оксенфурт? Вдруг какой-нибудь очередной искатель эльфийских сокровищ полез в подземные катакомбы-канализацию и потревожил кого-то? Но скорее всего, придется зачищать всяких утопцев. Дешево и несоразмерно как с тратами на эликсиры, так и с риском, если такая толпа разом навалится... Но проводить, так сказать, сеанс оздоровления городской среды все равно кому-то нужно. Только ехать в город лучше с деньгами… Замкнутый круг. — Лю-у-у-уди-и-и! Ведьмак едет! Ведьма-а-а-к! — заорал кто-то и бросился бежать. Начинается. Каждый раз, в любой деревне, стоит в нее въехать, поднимаются вопли, матери прячут детей, чтоб не украл, и девок, чтоб не попортил. А за спиной звучат пугливые разговоры, пересказывается чушь и несутся оскорбления вполголоса. Помнится, как впервые вышел на большак, такие встречи изрядно удивили и быстро разрушили романтичный образ профессии ведьмака, созданный воспитателями. Нелюдь, мутант, выродок, а не защитник от чудовищ… Так было и на этот раз. Любопытных детей не без труда загнали по домам, пригрозив извечными побасенками, что ведьмак всенепременно заберет такого непослушного засранца и увезет далеко-далеко, а потом опоит погаными зельями из улиток, жаб, разного помета и превратит в такого же урода. Видимо, заберет всех десятерых сразу, потому как грозилось это каждому мальчишке и приправлялось ворчанием за порванную и испачканную одежду. — Дождались! А я уж думал, что не приедет. Месяц ждали! — Оно всегда так: хрен сыщешь, шляется везде, только не там, где нужон. — Да не радуйтесь заранее. Вишь, зыркает как гляделками желтыми. Небось цену неподъемную заломит, тьфу! — Нет, чтоб помочь добрым людям в беде, так они дерут втридорога! Значит, ждали. И ждали долго — это все, что удалось разузнать полезного, пока добирался к корчме. Вселяло некоторую надежду, но что-то сильно не нравилось. Обычно подобные заказы оказывались с подвохом. Вроде бы люди долго мучились от какой-нибудь крупной бестии, а как избавлялись — вечно начинались споры за оплату, потому как… Нет, не только из жадности. Они видели трофей, например, башку виверны какой-нибудь, и казалось им, что не такое уж чудовище и страшное, да и ведьмак не вернулся израненным. Легко ему было, зачем же цену ломит неоправданную? Ведьмак спешился, обмотал веревку вокруг коновязи, а пареньку бросил: — Оботрешь, а когда остынет, дашь ему попить. Если узнаю, что напоил холодной водой… Тот сразу закивал, ни слова не пикнул, лишь со страхом таращился на его лицо. — Потом овса дашь. Хорошего, — с нажимом продолжал ведьмак. В ответ опять молчаливые кивки. Он было повернулся и пошел к дверям корчмы, но вдогонку раздался вопрос: — А коня звать-то как? — Зверобой, — с какой-то нежностью в голосе ответил ведьмак, пряча легкую улыбку, когда парнишка снова вытаращил глаза. И в самом деле, чего удивляться и пугаться, если буланая масть чуть ли не под цвет этих желтеньких цветочков? [1] В корчме было душно, но хоть в тени посидеть можно да выпить холодного. Вертикальные зрачки чуть расширились, ловя побольше света и позволяя увидеть все в подробностях. — Дня доброго, хозяин, — уже вежливо поздоровался ведьмак, ведь с парнишкой построже надо было, чтоб не обидел коня. — Пива. И мясного чего-нибудь, посытнее. — Гуляш есть. А те двое расскажут про чудовище, — хозяин настороженно поглядывал на него и сразу кивнул в сторону мужчин, которые уже поднабрались выпивкой. Видимо, чтоб ведьмак поскорее отвязался от него и заговорил с кем-нибудь другим. Дело запахло неприятным еще сильнее, потому как для приличия его так и не попытались выкинуть из корчмы, дескать, чтоб нормальным людям не мешал. А те двое — свидетели нападения, судя по всему, — тоже нерешительно поглядывали исподлобья, раздумывая, то ли подойти, то ли остаться на месте. — Что ж, я поем, а вы рассказывайте, что стряслось. С подробностями. Нахальничать и присаживаться к ним ведьмак не стал, а сел за стол через один от них, как раз почти в угол, скромненько и ненавязчиво. — Значится, дело было так, милсдарь ведьмак… — нерешительно заговорил один из них, подходя и садясь за стол, на самый краешек скамьи. Подальше сел и все взглядом бегал, то и дело поглядывая на изуродованное шрамом лицо. — Эскель. — Милсдарь Эскель, ага. Значится, месяц назад, ровнехонько так, пошли мы… — Не-не, постой, Вензлав! Не гони лошадей! Ты ведьмаку основательно говори. Понимаете, у нас тут неподалеку руины эльфячьи какие-то. Луга за окраиной начинаются, а чуть дальше речушка их рассекает. И вот через нее перейти, да еще чуток пройти, и будут те руины. Камни высокие еще там вкопаны вокруг, как ограда. — Понимаю. Значит, месяц назад пошли вы к этим руинам, так? — кивнул Эскель и отхлебнул пива. — А зачем? Обычно таких мест сторонятся. — Дак понимаете… — замялся Вензлав. — Они, руины энти, уже давно стоят себе. Спокойное, значится, место. Лет десять уже как, вроде. — Если не больше, — поддакнул другой. — Мы привыкли, ходим в ту сторону косить. Луга знаете, как там хорошо зарастают клевером? Но через речку не ходим. Даже мостик обрушить пришлось. — Зачем? — Дак ясное дело же! — удивленно уставился Вензлав, будто ведьмак сморозил нечто глупое. — Жрец, значится, мудрец благой, когда проезжал мимо, сказал, что мостик энтот всенепременно снести надо. Потому как если заведется погань на эльфячьих руинах… — А она обязательно заведется! Эльфы ж магией набаловались! Так и сказал, дурное, мол, место. — Ага, вот и завелась. Прав жрец был. Значится, чтоб погань эта через проточную воду перейти не смогла. Через мост перейдет, а вот ежели моста не будет, так она по ту сторону и останется навеки, не пойдет в деревню. Повезло нам с этой… еографией. «Ясно. Очередные байки. Зато мне придется вплавь добираться… Ладно, хоть освежусь немного». — А глубокая эта ваша речка? — Та не, по пояс. Это где вброд идти через нее. Вот так выходите из деревни, доходите до речки и идете вдоль воды к северу, версты две. Там и перейти можно, и руины энти будут на том берегу. Здеся, у деревни, речушка виляет и чутка поглубже будет. После баньки хорошо как в нее прыгать! — Итак, пошли вы к руинам месяц назад. Так на кой пошли? Стоят себе руины и стоят. — Та не, не к руинам. Мы это… Там же, ну… Раки водятся, — с неохотой признался Вензлав, да еще шепнул, оглядываясь, будто хозяин корчмы услышит, непременно туда отправится, всех переловит к пиву и не оставит им ничего. Эскель кивнул. «Логично. Ниже по течению вы наверняка своей банькой угробили воду». — Ну вот… Пошли, значится, мы в ночь… Кто ж их днем ловит, верно я говорю? Водичка прозрачненькая, хорошенькая… А потом Мыслав мне и говорит, слабо, что ли, на ту сторону перейти? — буркнул Вензлав и зыркнул на товарища. — И вы пошли, — догадался Эскель. — Ну… да. Для храбрости глотнули чуток… и пошли. Оно ж спокойное сколько стояло. Ни одной тварюги! Потому и не встретишь вашего брата, не заходите. «Это верно. К вам бесполезно наведываться…» — Пошли мы… А как до ограды этой каменной дошли, значится, так началось… Вой поднялся. Истинно говорю, ни одна живая тварь так выть не может! — лицо красноречиво перекосило от страха. — Да это не вой даже! Не знаю… Крик истошный, будто заживо рвут кого-то на части, а от боли уж голос сел, вот и хрипит. А еще рык такой… не знаю… клянусь, даже медведь так не может! — Магия проклятая! Замучили там людей, значится! Прав был жрец! «Беанн’ши, что ли? Холера. Действительно, эльфийские руины, хм. Могла завестись. Но почему так неожиданно?» — А раньше никто через речку не ходил? Мост когда разрушили, давно? — Да… лет… Не помню. Может, как раз и десять лет назад. Жрец как настращал, так поскорее при свете дня и разобрали, сталбыть. С того края еще остался кусок небольшой, он и сейчас стоит, трухлявый. А с нашей стороны все подчистую убрали. Вот потому и спокойно у нас было так долго, ни одна тварь речку не перейдет. — Ребятня пошла туда, с сынишкой моим, — протянул хозяин, принеся тарелку с гуляшом. Мужчины сразу на него зыркнули недружелюбно. — Как раз месяца полтора будет уже. Ох и надавали этим засранцам по жопам, как услышали, что хвастаются. Вроде не впервой туда ходят. — И что рассказывают? Что делали? Что видели? — Да ничего, — пожал плечами хозяин. — Полазили по камням, посмотрели на… эти… как их там… картинки высеченные. Притащили черепки какие-то, осколки. Так мы их выбросили подальше в речку, когда узнали. — Итак, я правильно понимаю, что сначала месяца полтора туда сходили дети, и все было спокойно. А месяц назад, ночью, сходили уже вы. И раздался вой. Так? — Именно так! — закивали Вензлав и Мыслав. — Хмм… А точно ровно месяц назад? Потому как сегодня ночью полнолуние будет. Вы что, тоже в полнолуние ходили? — Ну… да. Луна прям над тем берегом и стояла, где руины вдали видны. Потому и поспорили, значится, кто мужик, а кто нет. «В полнолуние ведь раков не слишком много наловишь. Света много, они не вылезут, не будут искать пищу, не найдут приманку, плохой улов будет… Интересно». — Полагаю, когда услышали крики, вы решили поскорее уйти. Больше ничего и никого не видели? — Ну дак это… Мы не разглядывать туда пришли, — насупился Мыслав. — Но было что-то громадное, и глазища горели. — И зубищи! Насилу удрали! Эскель слушал вполуха и молча кивал, потому как рот был занят гуляшом. «Ясно. Теперь меня пытаются убедить в том, что заказ серьезен. Хоть бы воображение проявили. Почему каждый подобный заказчик описывает громадную тушу с горящими глазами и огромными зубами? Если б вам попалась такая туша, вы бы иначе разговаривали. Да и не вы, а ваши тела мне все рассказали бы. А вот если это беанн’ши… Могло повезти, что призрак к одному месту привязан, не тронул вас, далековато вы были. А дети могли что-то там расколотить случайно, повредить защиту или призвать ненароком». — Значится, пошли мы толпой на следующий день, пока солнышко светит. Чтоб эту погань, пока спит, убить. «Опять, как и всегда. Дилетанты снова берутся за дело…» Эскель заинтересованно посмотрел на них: — И что, не удалось убить? — Какой там! Неправильная эта погань! Только подошли к камням, снова… вой страшенный. Днем ведь никого не должно быть! — Почему же. Есть, например, полуденницы, — рассудительно произнес Эскель. — Призраки такие в виде женщины, по полям и лугам ходят. Их только днем и увидеть можно, потому и называются так. Утопцы тоже из воды выходят в любое время суток, как только шум на берегу услышат или кровь в воде учуют. Гарпий, грифонов, драконид разных тоже можно днем встретить… Эндриаг по полям и лугам гоняешь, потому как строят гнезда, как можно заметить, не в темных пещерах или лесах, в отличие от арахноморфов. А если какая битва случилась, и много людей полегло, то среди бела дня от стаи гулей отмахиваешься... Мужчины недовольно засопели. — Итак, пришли снова, но никого, полагаю, не увидели? — спохватился Эскель. Он был уверен, что так и произошло, раз никаких правдоподобных описаний не появилось. — Откуда ж вы все знаете? Никого! В самом деле, никого! — Прячется, значится, побоялось выйти на солнце. «Беанн’ши, конечно, чаще всего тоже днем появляются… Если не увидели, но услышали, может, она внутри постройки была? Какой-то ход подземный, а она к нему привязана?» Пугать, что это, вероятно, была беанн’ши, Эскель не стал. Ему только паники не хватало: вспомнят люди свою очередную страшную байку, что вопли этого призрака пророчат смерть тому, кто его услышит, так и решат, что все пришедшие на эльфские руины вскоре умрут. Как говорится, меньше знаешь, крепче спишь. — Побросали все дреколье с вилами и заступами… и деру дали, — мрачно подытожил Мыслав. Повисла пауза. Эскель доедал гуляш. — А жертв никаких, как я понимаю, — утвердительно произнес ведьмак. — Никаких, хвала Мелитэле. — Хорошо. Я тогда пообщаюсь еще с кем-нибудь из мальчишек, которые туда сходили.***
Ничего нового узнать не удалось. Мальчишки ничего не видели и не слышали. Но зато описали место. Как и предполагал Эскель, там был полуразрушенный вход в подземелья, но ребятня туда не полезла, страшно. Мол, посмотришь в темную дыру — и голова кружится, коленки дрожат. Они побродили наверху, где травой все заросло, забрались на какое-то каменное строение с красивыми узорами. А девочка, которая за ними увязалась, венок себе плела из цветочков — много их там было. По секрету признались, что там еще разбросанные кости видели, только они уже в землю наполовину вросли, и трава вокруг них. Хотелось увидеть те осколки, но, похоже, суеверные взрослые их все выбросили. Однако стоило намекнуть детям, что это может быть важной уликой и заколдованной к тому же, как один из мальчишек осколок все-таки притащил, грустно сопя носом. Удалось припрятать, потому что красивый очень, утаил от родителей свое сокровище. Эскель, увидев его, присвистнул. Тончайший и чуть прозрачный фарфор беловатого цвета, покрытый узорами почти в тон, разве чуть темнее, словно волны по поверхности воды. Будто кусочек тумана, застывший в камне. И никакой реакции медальона — обычная разбитая безделушка, совсем не магическая. Кувшин какой-нибудь, наверно, был. Дело становилось все интереснее и одновременно с этим пахло подлянкой все сильнее… Теперь же он бродил вдоль крутого берега речушки, выискивая хоть что-то. Например, забытую или брошенную в страхе месяц назад раколовку. Хотя бы одну. Но ничего. Версия, что мужчины ночью в полнолуние пришли вовсе не раков ловить, отчасти крепла. Впрочем, раки действительно здесь водились, хорошее место. Или вправду потом пришли днем и забрали свое добро, брошенное ночью? Переходить вброд не прельщало — в сапогах хлюпать будет, мешать. Что поделать, не разуваться и не раздеваться же? Да и рак за ногу цапнет. Впрочем, пока есть время, можно и обсохнуть на том берегу, подождать несколько часов, а потом обследовать руины. Лучше к ним отправиться в ночь, чтобы воссоздать в точности все, что произошло месяц назад. Эскель проверил эликсиры: Кошку, если придется спускаться в темные подземелья, залечивающую Ласточку — без нее ни на один заказ нельзя ходить. Наносить масло на меч пока не стал, но приготовил. Надо убедиться сначала, что в самом деле беанн’ши. Солнце уже село, разлившись заревом по горизонту и ярко подкрашивая маленькие и редкие облачка на небе. Ведьмак терпеливо ждал на берегу речушки и обсыхал. Ждал, когда станет совсем темно, ближе к моменту восхода полной луны. Эскель открыл глаза. Пора.***
Травой богато заросло все выше пояса. Сквозь нее вела изрядно побитая дорожка, мощеная плитами, сквозь которые тоже пробивались стебли. А возле этой дорожки по обе стороны трава примята: хорошо ее потоптала толпа, когда наведалась к руинам, до сих пор не оправилась. Эскель шел по этой дорожке, чутко прислушиваясь. Сначала ему показалось, что просто в ушах позванивает от мертвой тишины, но потом, подходя к руинам все ближе и ближе, он услышал музыку. А потом — еще и женский смех. В темноте мелькнуло легкое зарево огня. И задергался медальон. Ведьмак притормозил, пригнулся и свернул в высоченные заросли травы. Осторожно прокрался сквозь них к той каменной ограде из менгиров, чтобы спрятаться за ней. Какие-то камни будто покосились, какие-то были высокими, какие-то — по пояс или грудь, и чуть шире одиноко стоящих собратьев высотой в полтора человеческих роста. Некоторые были украшены узорной резьбой с растительными мотивами и волнами. Но все камни образовывали большой-большой круг, внутри которого… В центре этой большой-пребольшой лужайки виднелась каменная постройка — Эскель понял по рассказам мальчишек, что там начинается вход вниз. Вот только рядом на тесаных камнях сидели две суккубы и мужчина, которого они обхаживали. А перед ними на камне горел маленький огненный шарик, который рогатые дамы в пышных цветочных венках и наколдовали. Идиллия, что сказать. Эскель осторожно выглянул из-за камня, оценивая обстановку. Одна устроилась полулежа на камне, за спиной мужчины… нет, скорее моложавого парня, смахивающего чем-то на отпрыска эльфа. Он-то и играл на лютне, опираясь спиной на камень и устроив затылок возле оголенных смуглых грудей с нарисованными белыми узорами. Или наоборот, суккуба сама улеглась так, чтобы прижаться теснее и приобнять за плечи, поглаживать рукой по груди возле шнуровки рубашки. Парень, на удивление, еще был целиком одетый. Вторая же уселась у его расставленных для удобства ног — лютню держать на бедре, — и прильнула к ноге, обнимая. Рука скользнула к бедру, осторожно выводя по нему узоры пальчиком… Тут-то парень и встрепенулся, прервал мелодию, перехватил руку и покачал головой. Нарочито громко-обиженное фырканье, легкий шлепок по бедру, а потом та, вторая, за спиной, цепко ухватила за плечи, целуя в шею и щекоча. Смех, женский и мужской, веселая возня. Как-то странно, что парень этот почти никак не отвечал на такое пристальное внимание двух настолько прекрасных дам, пусть те и были с витыми рожками, а ниже пояса красовались сильные, гибкие ноги, покрытые шелковистой шерстью и заканчивающиеся копытцами. Он вел себя так, будто наравне с ними был. Почти не поддавался чарам, позволял некоторые вольности, точнее, безразличие, на которое любая суккуба обиделась бы. Необычно. И что-то с ним не так, подсказывало чутье. А чутью Эскель привык доверять. Еще он отметил, как в отблесках небольшого огненного шарика сверкали разные цацки, в обилии навешанные на руки музыканта. Причем ни одного украшения из серебра: все либо сверкало позолотой, как широкий браслет с чеканкой и перстни, либо поблескивали шлифованные камушки, как еще пара браслетов из набранных кругляшков. А как чуть повернулся боком, так и в ухе что-то засверкало… И такой же пышный венок, только из розовых, желтых и фиолетовых цветов нацепил на себя. Или на него суккубы нацепили. «Ладно, импровизируем». Эскель, уже не таясь, вышел из-за камня, дружелюбно не вытаскивая меч. — Доброй ночи, прекрасные дамы и милсдарь музыкант, — привлек он к себе внимание и даже слегка поклонился. По привычке широко улыбнулся, пока не почувствовал, что огромный шрам через лицо тянет щеку и мешает ей двигаться. — Местные говорят, будто людям здесь гулять опасно. Вы бы побереглись, не устраивали свиданий. Особенно в полнолуния. — И тебе ночи доброй, — музыкант поднял голову, рассматривая его с не меньшим любопытством. Рыженькая суккуба у ног сразу встрепенулась, услышав голос, и махнула рукой, отсылая огненный шарик с камня поближе к гостю. Эскель мельком подумал, что успеет наложить на себя Квен, если той вздумается уронить шарик ему на голову. Вот только когда свет бьет в глаза, уследить сразу за тремя сложновато. Он поднял руку, якобы загораживая свет, хотя и так поступил куда проще: сузил зрачки. Поднял руку просто для того, чтобы стало легче выхватить из-за спины меч в случае чего. — Ух ты, два меча! Никак ведьмак пожаловал, — глубоким голосом да с придыханием восхитилась рыженькая. — Убийца, — брезгливо фыркнула вторая, черноволосая. — Еще и думает, как ему повезло. Только оплатит ли деревня такой большой заказ… — Опасно, говорят? — музыкант ласково погладил смуглую руку обнимающей его недовольной суккубы. Та сразу отвернулась от ведьмака. — Отчего ж это? Никак из-за поганых эльфийских руин? — иронично спросил он, кривя губы в ухмылке, но какой-то грустной, особенно, если учесть его скуластое и точеное лицо. — Потуши, пожалуйста, огонь. А то вдруг милсдарь ведьмак решит, что на него нападают. Огонь погас, оставив в глазах немного пляшущих пятен. В легком рассеянном ночном свете стало привычно. — Так отчего же здесь опасно? — продолжил парень. — Местные-то говорят, что у них наоборот, тишь да гладь, потому как речка оберегает. Да и не припомню, чтоб в деревне нашей хоть один утопец заводился. Уж не за этими прекрасными дамами ты пришел, милсдарь ведьмак? — Раколовы нажаловались. Будто здесь что-то громадное и клыкастое завелось, с горящими глазищами. А вот милые рожки забыли упомянуть. Впрочем, думаю, мужики просто напились для храбрости, вот и померещилось им невесть что… Спутали твою музыку с воем беанн’ши, — усмехнулся Эскель, ведя непринужденные разговоры. — В общем, чудовищ никаких не вижу, а вот чудил, которые свидание устроили на руинах в полнолуние, вижу. И заказы на таких чудил не беру. — Раз так, ведьмак, — фыркнула та, недружелюбная, окончательно сграбастав музыканта в свои объятия, — тогда и гуляй дальше. Ищи своих чудовищ. — А пусть он останется, — вдруг приподнялась с земли рыженькая, отпустив наконец-то ноги музыканта, которые до этого обнимала. Соблазнительно выгнулась в спине, светя своими прелестями и кокетливо покручивая локон пальцем. Видимо, отстраненность музыканта ей надоела, и она решила переключить свое внимание на гостя. Либо флиртовала сразу с двумя, вызывая ревность у того парня. — Расскажет что-нибудь, повеселит нас… и сам повеселится. Придумывать предлог не пришлось. Эскель снова криво улыбнулся, проклиная шрам, и ответил: — Отчего ж не остаться, если такая красавица приглашает. Он с радостью повелся на призывные жесты. Учтивость, побольше вежливости и комплиментов. Суккубы это любят. Про себя он отметил, как музыкант обмолвился «наша деревня» и упомянул о поверье. Значит, тоже местный? Учитывая блестяшки, которые он на себя понавешал, и эльфийские руины… Картинка начинала складываться. Те раколовы действительно могли наведаться за сокровищами, вот только не смогли их унести. Может, очередное свидание помешало. Но парень… Странный. — Так что же тебя привело сюда на руины, музыкант? — спросил он, поглядывая одновременно и на парня этого, и не забывая уделять внимание суккубе в виде кривых из-за шрама улыбок. — Остальные люди сторонятся их, боятся всяких бестий. А ты на свидания сюда ходишь. И не страшно тебе? — А чего бояться? Сам видишь, тут тихо, спокойно. Как раз потому, что все боятся и не ходят. Красота. Ты присмотрись вокруг. Травы, цветы, менгиры, искусная резьба по камню. Дальше такие же цветущие луга, а потом и лес начинается. Заставляет задуматься о тщетности бытия и силе природы. И о бурном, всеразрушающем, неумолимом потоке… времени. Последнее слово чуть дрогнуло, потому как суккуба, недружелюбно поглядывая на ведьмака, наконец-то залезла ладонями под рубашку философствующего музыканта. Тот поежился, повернулся, перехватывая смуглую руку, которая контрастно темнела рядом с бледной рукой. — Посиди, подумай, ведьмак. В самом деле подумай, — язвительно ответила суккуба, когда очередная уловка снова не сработала. — О тщетности бытия и о том, что вы, люди и ведьмаки, когда-нибудь да уйдете в землю, и этот мир останется за нами, несмотря на все ваши старания. — Не спорю, красиво тут, — кивнул Эскель. — И в самом деле подталкивает к размышлениям. Я что думаю… Может, деревенские и захотели чужими руками тебя убить, а потом забрать побрякушки? Кстати, звать-то тебя как, а, музыкант? — Бергфинк, — лениво бросил парень. — А ты сам кто? — Эскель. Приятно познакомиться. Необычное имя. — Скажи спасибо, что не назвали меня… как там… Фаоильтиарна. А что деревенские хотели, так ты у них и спроси. — Я и спросил, потому здесь и оказался, как видишь. Думаю, Бергфинк, ты тех неудачливых раколовов чем-то разозлил. Например, тем, что позарился на эльфийские сокровища, — уже напрямик сказал Эскель. Медово-золотистые глаза рогатых красавиц томно мерцали в темноте, как и его собственные. А вот глаза парня ничем не выделялись. Да и сам он ничем таким не отличался, хотя и вызывал подозрения. Возможно, не будет отличаться лишь до восхода полной луны. Ведьмак подумал, что слова тех неудачливых грабителей могут быть отчасти правдой. Например, если этот парень с эльфийскими корнями болен ликантропией, а потому и вынужден был сбежать на заброшенные руины. Тогда и вой можно объяснить, и громадный рост, и горящие глаза с зубами… Чисто гипотетически, если болен недавно, то еще способен себя контролировать в облике волколака, а потому и не убил никого, лишь прогнал подальше. Назойливо дрожащий медальон уже раздражал, реагируя на скопище разных созданий — одни суккубы с их магией чего стоят. — Нет, не позарился, — все также лениво ответил музыкант, уже более фривольно раскинувшись в объятиях довольной суккубы. Эскель отметил еще один факт, что парень его совсем не боится, и даже не испытывает никакой брезгливости, в отличие от остальных людей. Видимо, тоже натерпелся разных оскорблений. — Понимаешь, не принарядиться для таких красавиц было бы невежливо. Я потом положу украшения обратно. Я вообще думаю, что надо бы как-нибудь завалить вход туда, чтобы все эти вещи достались потом историкам, когда раскопают руины. Только они достойны получить эти сокровища, потому как не продадут их, а будут изучать. Однако кому это все надо, верно? Таких историков раз-два и обчелся. — Неплохая идея. Мне нравится. Хороший из тебя мыслитель. Я-то думал, что барды, хоть и творческие и интересные личности, но несколько недалекие. Не смотрят дальше своего носа, постоянно влипают во всякие неприятности, не догадываясь, что сами являются их причиной. Впрочем, вовремя сбежать все-таки догадываются, чтобы не огрести хорошенько, а значит, чтобы и дальше о тщетности бытия философствовать. Парень растянул губы в улыбке, но какой-то кривой вышла улыбка из-за обиженно поджатых губ. Задели его, видимо, слова. — Надо же, похвалил меня и обругал остальных. В самом деле говорят правду, будто ведьмаки — неотесанные грубияны. Говоришь, хороший из меня мыслитель? Так у меня баллада одна есть. Думаю, тебе понравится. Он решительно высвободился из объятий, перехватывая инструмент, причем обе суккубы сразу прекратили свои поползновения. Они лишь сопровождали влюбленными взглядами, когда он встал с камня, где сидел, и отошел в сторонку. Там был еще один крупный и покосившийся менгир, где-то высотой ему по грудь. Парень прислонился спиной и упер согнутую ногу в выступ. Инструмент лег на приподнятое бедро, и пальцы завели короткий перебор. А потом и зазвучал теплый, проникновенный голос под неторопливые волны музыки в ночном воздухе: — Не ведьма, не колдунья Ко мне явилась в дом, Не в пору полнолунья, А летним, ясным днем... «Обычно на рассвете Я прихожу во сне, Но все не так на этот раз...» — Она сказала мне. «Усталость, ненависть и боль, Безумья темный страх... Ты держишь целый ад земной Как небо, на плечах! Любой из вас безумен — В любви и на войне, Но жизнь — не звук, чтоб обрывать...», — Она сказала мне. Струны тихонько отозвались красивым, чистым, будто стеклянным звуком. Он разлился в воздухе, а потом решительно зазвучали аккорды под ритмичные взмахи правой руки: — ...Там, высоко — нет никого, Там также одиноко, как и здесь. Там, высоко — бег облаков К погасшей много лет назад звезде. Парень склонил голову на плечо, почти не следя за пальцами на грифе, будто давно знал ноты наизусть. Так, лишь изредка косил глаза, слегка опускал подбородок в сторону грифа, проверяя положение пальцев. И он все время пристально смотрел на ведьмака. Круглая луна как раз поднялась достаточно высоко, заливая руины холодным светом. Эскелю это начинало нравиться все меньше и меньше. Голос играл, искусно передавал интонацией посыл всех остальных слов: — «Пока ты жив, не умирай, На этот мир взгляни — У многих здесь душа мертва, Они мертвы внутри. Но ходят и смеются, Не зная, что их нет... Не торопи свой смертный час», — Она сказала мне. Затем парень, сыграв лишь начало следующего куплета, прислонил инструмент к камню и продолжил петь без сопровождения. Грациозно-лениво упер руки в камень, легонько подпрыгнул, опираясь на них и выпрямляя в локтях. Ноги гибко согнулись, ступни на удивление твердо уперлись в скошенный наискось камень, удерживая равновесие. Бедра напряглись, колени дрогнули, готовые к сильному прыжку. Руки с тяжелыми браслетами и перстнями сдвинулись чуть вперед, пальцами упираясь в холодную, шершавую и пыльную поверхность, перенося на них вес. — «Сбежать от жизни можно, От смерти — никогда. Сама жизнь крылья сложит, И я вернусь сюда...» Эта немного нелепая поза, напоминающая лягушачью расставленными ногами и согнутыми коленями, была прекрасно знакома каждому ведьмаку. — Не ведьма, не колдунья Явилась в дом ко мне, А летним днем испить воды Зашла случайно сме-е-ерть. Он паскудно-широко улыбнулся, открывая ряд острых клыков, вкрадчиво и тихо растягивая последнее слово. Луна, взошедшая позади него, добавляла атмосферы. «Зараза», — мелькнуло в голове Эскеля частое ругательство собрата-ведьмака. Он мигом выхватил меч из-за плеча, выставляя левую руку вперед, чтобы в любой момент наложить на себя магический щит. — Хорошая песня, мне нравится. Я даже поаплодировал бы, но, как видишь, руки у меня заняты. Зря ты залез на камень, — ровным голосом произнес он, прикидывая, ввяжутся ли обычно миролюбивые суккубы в потасовку. Дамочки эти неплохо огнем кидаются, а еще лягаются сильно, и рога им не для красоты даны. Провернув меч, взял его обратным хватом, демонстрируя лишь готовность защищаться. — Небось и перед ворьем тоже улыбкой посверкал? И кем же ты будешь? Так-так… Слишком смазливый для гаркаина, очень тощенький для фледера, недостаточно женственный для бруксы, зато позировать явно научился у экиммы. Смышленый катакан-музыкант? Вот уж о чем будет рассказать нашим. Только перед тем, как ты сделаешь глупость, скажи, пожалуйста, почему не убил воров, раз уж ты такой защитник древности и любитель нетронутой людьми природы выискался? И не пугай прекрасных дам своей острозубой улыбкой, будь так любезен. Вампир несколько по-животному зафыркал от смеха, терпеливо выслушав все до конца. Эскель надеялся, что ясно показал ему, что не собирается нападать первым. Хотел бы — не стал бы разглагольствовать. — Видишь ли, ведьмак… Я тоже надеюсь, что ты не наделаешь глупостей, присущих вашему брату. Я все ждал, когда кто-нибудь из ваших сюда явится, потому как, чего скрывать, наведалось ко мне домой это ворье. Заметь, ко мне домой. А не я к ним. Я тут живу уже десять лет. И люди первые отгородились от этих руин, на мое счастье. Разрушили мост и прекратили ходить сюда. Как думаешь, почему здесь тихое и мирное местечко, что ведьмаку всегда работы не находится? Вот то-то же, гоняю со своей территории утопцев и прочую мелюзгу, чтобы вы вместо меня это не делали. И было бы все замечательно, если бы этим двоим жадность не ударила в голову. Эх, люди… Эскель внимательно слушал и запоминал на будущее. Неплохо, однако, устроился вампир. Умный. Хитрый. Но кое-что явно скрывает. Например, то, что временами ему все-таки приходится охотиться. Катакан и вправду может посидеть «на диете», так сказать, питаясь раз в несколько лет, набивая желудок пищей, которая будет долго перевариваться, а не пируя в каждый удобный случай. И охотился очень аккуратно, не оставляя никаких следов, раз паники не поднялось. То, что он не тронул подвыпивших воров, если учесть, что некоторые особи его вида питают особый интерес к крови «под градусом», всего лишь стечение обстоятельств: не голоден и не хочет привлекать излишнее внимание. — Так скажи мне, ведьмак, сколько крон пообещали за мою голову? И что ты намерен делать? Оставишь катакана под боком у людей, а? Говорил он очень складно. Слишком опытный, старый уже, значит, раз еще в человека обращается, и пусть не обманывает молодое лицо. А уж сколько иронии было в последних словах. Все ведь понимал. И снова паскудненько улыбнулся во все зубы да чуть повернулся к дамам, красуясь и поблескивая навешанными цацками. Катаканы также порой охочи до украшений как сороки… Суккубы с откровенным интересом наблюдали за происходящим, соблазнительно поедая ягоды из большого лукошка. — Хм… Ты лучше мне вот что скажи. С тем ворьем у тебя что вышло? Хочу послушать обе версии. — Что вышло? Да ничего. Приперлись в прошлое полнолуние с лопатами. Я только-только пришел из леса, смотрю, а у меня дома гости дорогие-незваные шумят, и водкой от них несет. Я им и устроил… концерт. Голосом выводил, старался так, как не каждый старается из братьев моих меньших, чтоб привлечь себе пару… — Ты воров этих брачным зовом, что ли, надумал отогнать? Оригинальный способ, не спорю, и вдобавок сработал как надо на твоих гостьях, да? Вампир снова расфыркался во все зубы: — Не оценили, видать, моих стараний, а побросали лопаты и драпанули сразу, лишь пятки засверкали. Речку неглубокую с трудом перешли, окунулись несколько раз с головой, всех раков распугали. Надеюсь, хоть протрезвели со страху да в холодной воде. А вот чего эти воры нажаловались тебе на глаза и зубы — не знаю, потому как я им совсем не показывался. Дешевые это фокусы, дурновкусие и отсутствие фантазии, если одной только внешностью пугать. В общем, на следующей день заявились толпой. Думали, что спать в полдень буду. Пришлось повторить концерт. А что с их полевыми орудиями труда теперь делать — ума не приложу. Хотел швырнуть через речку, понадобится же им, пусть потом заберут, как нужда возникнет, но… — Но? — Так это же выдаст, что здесь разумная бестия обитает, — ухмыльнулся вампир. — Слушай, ведьмак, может, как дела свои закончишь, так на обратном пути и заберешь ту охапку? Чего ей без дела валяться да ржаветь? Эскель молча проглотил наглость. — А с детьми что было? Или не застали они тебя дома? — С детьми? Да отчего ж не застали? Бродили тут, да. Сунулись туда, — вампир кивнул в сторону подземного хода, — как раз там и живу. А там, знаешь, провал на входе. В два моих роста, а то и больше. И лестницы нет, лишь потолочная плита под наклоном упала. Только вот плита эта не достает до верха, а лишь наполовину. Я-то по ней легко взбираюсь, а потом подтягиваюсь. А вот дети, когда на эту наклонную плиту спрыгнут, рискуют покалечиться — напоминаю, что высота до нее чуть меньше моего роста, — а потом по ней покатятся вниз. Если не повезет — можно свалиться вбок, сразу на пол, до которого падать еще примерно с мой рост, если не больше. И камни битые на полу, острые, лежат, когда плита рухнула... У Эскеля невольно пробежались мурашки по спине. — И? — Я и стал внизу так, чтоб не увидели в темноте. И внушаю, что прыгать страшно, идите вы, ребятки, подальше от края. Я на все твои вопросы ответил? Думаю, да. Тогда скажи теперь ты, что собираешься делать. Ох и складно болтает… И все совпадает с тем, что Эскель узнал от деревенских. Если б не сидел в своей «лягушачьей» позе, готовясь прыгнуть и вцепиться в горло, меча не вынул бы. Верить на честное слово, когда в любой момент начнется драка, было сложно. Но кому-то надо сделать первый шаг навстречу. — Что делать, что делать, — передразнил Эскель. — Превращаться ты не собираешься, как я погляжу, а за твою человечью голову мне не заплатят. Зато сложат байку, что ведьмаки не брезгуют за деньги и простой люд резать. Да и странный ты какой-то, мне в деревне ничего про убийства не сказали. Мне «Черная кровь» дороже выйдет, чем твоя башка. Я лучше подожду, пока ты кого-нибудь не выпьешь или не сожрешь. Так и цена взлетит сразу. За вампира дают как за хорошего коня под седло. — Хмм… И в самом деле неплохие расценки, — одобрительно кивнул вампир и наконец-то спустил ноги с камня, усевшись как порядочный человек. — Только боюсь, продешевишь ты все равно… Я вот что думаю, Эскель, — вдруг неожиданно снова окликнул по имени, будто показывая дружелюбный настрой, — чтоб не зря ты сюда тащился, не возьмешься ли за мой заказ? Скажешь что-нибудь в деревне, чтоб не ходили почем зря. И чтоб не было им повода нанимать больше ведьмаков. Слишком приставучие. Ладно, я глаза закрыл, что перед речкой клевер косят для животины, не мешаю людям. Заросло там все, пусть косят, мне не жалко. Но когда решили перейти через речку, чтоб пошарить у меня дома... Это как-то невежливо, не находишь? Вампир наклонился чуть вбок и засунул руку за широкий пояс. Достал что-то, посмотрел, подбросил, поймал… Крупные кругляшки сверкнули светлой остротой. И бросил их метко под ноги ведьмаку. Эскель невольно перевел взгляд вниз. Серебро. Но… Когда он поднял взгляд обратно на вампира, тот лишь мирно улыбнулся, снова спрятав клыки под сомкнутыми губами, и растекся черно-сизым туманом, направляясь к суккубам и присаживаясь рядом с ними на камень. — Так что скажешь на мой заказ? Согласен? — туман рассеялся, показывая фигуру, почти ничем не отличимую от человеческой. Эскель выслушал его внимательно, но не торопился с ответом. Что-то мешало просто взять деньги и уйти, наболтав суеверным жителям всякой чуши. Он лишь опустил меч, но не убрал в ножны за спиной. — То есть, ты хочешь, чтобы я за эту плату, — Эскель ткнул кончиком клинка в монеты, которые несколько превышали обещанную кметами сумму за поход на руины, — придумал что-то, чтоб тебя всего лишь не беспокоили? Даже не просишь выдумать правдоподобный повод, чтоб тебе приводили бы девственниц каждое полнолуние на полакомиться? Увидев, как вампир закатил глаза, показывая белки, ведьмак усмехнулся. Не первый раз он встречал вампиров, и уж наверняка не последний. Однако эта особь вызывала любопытство. Особенно то, как превратился в дым, чего не встретишь среди вампиров переходной стадии — тех же катаканов. Тем более, вне боя, когда те лишь невидимыми становятся. Хотелось остаться, узнать побольше. А потом его озарила мысль: — Только не говори, что ты вампир-человеколюб. Детей не тронул, даже спас их. Наглое ворье лишь припугнул, а не убил, хотя мог заслуженно это сделать, ведь на твою территорию пришли. Так еще и избегаешь людей, вежливо просишь, чтоб к тебе не ходили, — изумленно произнес Эскель. Меч он уже прятал со спокойной совестью, чтобы не казалось, будто насмехается над вампиром или наоборот, провоцирует опровергнуть это предположение. Впрочем, под рукой всегда был серебряный кинжал, потому как ведьмаков жизнь приучила не доверять никому, а вот любопытство у Эскеля не отнять. — Тебе-то какая разница, кто я? И зачем мне девственницы, если каждое полнолуние, даже чаще, у нас посиделки? — вампир сплел бледные пальцы со смуглыми пальцами, которые снова пристроились на его плече. Суккуба склонилась к уху, легонько целуя, а черные тугие локоны, под цвет волос самого вампира, упали ему на грудь. Перебирая шелковистые пряди, он спокойно продолжил: — Именно так, берешь деньги и придумываешь что-нибудь такое, чтоб сюда никто не ходил. Мол, никто тут не живет, а магия древняя. Каменные статуи-хранители ревут, если сюда приходят люди с чем-нибудь острым или с дурными помыслами. Мол, священное место, где нельзя проливать кровь и враждовать. Кажется, слышал где-то такие легенды… А раз никого не убивают, то и надобности в других заказах не возникнет. Или тебе претит вампир-человеколюб? Или я тебе вообще голову сломал? Как же так, вампир, и не пьет кровь! Не кошмарит людей! Не порядок! Так, что ли? — И не порядок, что холодом одариваешь, — кокетливо тряхнула рыжеватой копной другая, вставая и подходя к ведьмаку с горстью вишен. Нарочито так, заигрывая ревностью больше с вампиром, чем с ведьмаком. Или вообще сразу с обоими. — Пф! Уж лучше холод, чем этот... кровью от него разит сильнее, чем от... ха, вампира. К тому же, знаем таких холодных скромников... — Кхм. Не кажется ли вам, любезные дамы, что разговор немного ушел не в ту сторону? Присаживайся, ведьмак, обсудим детали сделки. — Пожалуй, ты прав. Голова сломалась. Прям уж не знаю, как дальше жить: вампир сказал мне, что любит людей, причем не в роли обеда или выпивки. И милых суккубов тоже. Прям чудо чудное, диво дивное, — такую дозу иронии никакая ведьмачья мутация не сдержит. А где-то под всей пеленой слов спряталась горечь, что суккубы куда внимательнее к вампиру, нежели к ведьмаку или даже к обычному человеческому мужчине. Когда же этот вампир оказался безобидным, Эскель с удовольствием принял вишни из рук рогатой красавицы и присел на камень неподалеку. — Видишь ли, не так все просто. То, что ты никого не трогаешь и не привлекаешь к себе внимание, все-таки не убережет твой дом от людей. Они просто возьмут побольше вил и уже не испугаются никаких статуй, на которые хочешь списать рев. Эскелю доводилось видеть руины, где чудовищами оказывались не разные бестии или магические создания наподобие големов, а сами люди. Они убивали друг друга ради наживы исподтишка, о чем красноречиво говорили пробитые затылки или раны на спине. А сами победители даже не в состоянии были доползти до выхода и истекали кровью на полпути, превращаясь в такие же трупы. Ведьмак продолжил: — Вот что, Бергфинк. Отдай мне один из своих браслетов в виде улики, а я все улажу. Постараюсь, чтобы интерес у местных к этим руинам поутих. Вампир с интересом глянул на него, позадавал вопросы, посмеялся над ответами, беззлобно показывая клыки, и снял позолоченный браслет с чеканкой, похожий чем-то на широкий наруч. — Интересная идея. Мне такое в голову бы не пришло. Плохо понимаю вас, людей… И-эх! Нечасто ко мне гости заходят. С моей стороны будет невежливо тебя вот так просто выпроводить, а что предложить — не знаю. К тому же, сегодня праздник, и настроение... Особенное. — Праздник? А, впрочем, чего это я. На твои украшения взгляни, и сразу понятно, что неспроста принарядился, — тут следовало бы постепенно засобираться и уйти восвояси, раз намек прозвучал, но не спросить кое-что Эскель не мог. — Послушай, ты ведь встал в стойку, но почему не напал? Что-то мне кажется, дело отнюдь не в человеколюбии. Я же ведьмак, охотник на бестий, в том числе и на подобных тебе. Нас многие не жалуют, да и, чего скрывать, думаю, одна из твоих прекрасных дам с радостью припечатала бы мое и так пострадавшее лицо своим изящным копытцем… Черноволосая смуглянка фыркнула и демонстративно отвернулась в сторону музыканта. Рыженькая, наоборот, прильнула, но ойкнула и кокетливо-обиженно надула губы, осторожно тыкая тонким пальцем в серебряные шипы на куртке. — Прости, дорогая, не могу пока что снять. Если хочешь, можешь прилечь на ноги, там на штанах обычная сталь, — Эскель похлопал по фрагментам кольчужных вставок. — Грубиян, — вздохнула суккуба и все-таки осторожно приобняла ноги. — А тебе честно ответить или деликатно? — поинтересовался вампир, когда все замолчали. — Честно. Не люблю эти вежливые увертки, после которых сидишь и думаешь, то ли тебя действительно оскорбили, то ли в самом деле показалось. — Что ж… Это исключительно твоя заслуга. Однако скажу, что тянул бы до последнего, а поза была просто отвлекающим маневром и предостережением. До тебя я сталкивался еще с парой ведьмаков. Давно. Лет... полсотни назад, плюс-минус, и лет двадцать где-то. Договориться так и не удалось. С последним, кстати, поговорить вообще не вышло, слишком агрессивный, неуравновешенный какой-то. Сразу набросился. А первый упертый в принципы, как баран, и вдобавок специализировался на убийстве родственных мне видов. Допустим, еще немного — и ты увидел бы, кто я, по моей красивой серой роже, когда свет луны на меня упал бы. Что предпримешь — понятия не имею. Мне хватило предыдущего опыта «переговоров». А так инициатива в моих руках. Встреча с вампиром нехило отрезвляет. И ты прав, притвориться бруксой у меня не выйдет. Катакан? Бери еще выше, ведьмак. Недооцененный противник опасен. Рванулся бы ты в бой... и что? Твоим предшественникам я несколько охладил пыл, когда растворился туманом и стал невидимым. Царапину на шее возле сонной артерии пропустили оба. Занятно было оставить их потом одних и наблюдать с расстояния, как долго не рискуют вложить меч в ножны, потому что никак не могут учуять, где я. Эскель внимательно слушал поучительную и даже местами унижающую ведьмака речь. Пара зимовок с Ламбертом дала свои плоды: уж ему-то с упреками и ехидством этот вампир неровня. Кривился на рассказ о других ведьмаках, потому как все равно братья по цеху, хоть и с другими принципами. Ведьмаков нынче очень мало, а тут от одного вампира целых двое погибло. Суккуба чутко уловила паскудное настроение и прижалась поближе, ласково гладила по шее, груди, улыбалась… Все же спокойнее стало выслушивать, как именно убивали собратьев и не скрежетать зубами, не рычать. После пары вздохов и умиротворенного молчания — лучший выход в любой ситуации, — он лишь поднял желтые глаза на вампира. — Ты прав, не стоит недооценивать противника. Однако и ты не недооценивай. Во мне лишь оказалось чуть больше ума не нападать сразу, не разобравшись, но я был готов защищаться и от невидимого противника. Не первый катакан на моем пути, хоть потом я и догадался, что ты высший. А по умениям… более-менее одинаково, разве что болтаете больше и кровь пьяниц не так сильно любите, — Эскель говорил спокойно, хоть и пытался ответить той же язвительной монетой. — Значит, тебя зовут Бергфинк? Предупрежу своих, чтобы не связывались с тобой. Вампир как-то задумчиво смотрел на него, ведя пальцем по губам. Легонько щурился. Наконец, мягко заговорил: — Не спорю. В самом деле, это всегда бой за выживание, кто окажется сильнее и быстрее. И немного везучее. На каждого хищника найдется свой хищник, пусть и рожденный искусственно магией. Я предпочитаю не вмешиваться в баланс природы. Если уж вы, ведьмаки, появились, то как хищники вы весьма неплохи, надо признать. Мои неосторожные собратья по пьяни впоследствии учатся на своих ошибках, неудачно столкнувшись с ведьмаками, а осторожные пытаются избегать конфликтов и контактов с людьми в целом. Надеюсь, те двое ведьмаков все-таки выучили свой урок и в следующий раз поговорят с моими собратьями перед тем, как вынимать меч и докучать. И немного сломаются убеждения, что каждый высший вампир — опасный и кровожадный убийца. Поверь, среди нас немало тех, кто, как и я, просто хотят жить спокойно без назойливого жужжания людей с вилами, прущих днем на кладбище. Я бы хотел интегрироваться в общество людей, а то даже в заброшенных руинах не спрячешься — может, если буду на виду, так хоть меньше заметен стану. Но пока не знаю, чем займусь. Эскель сразу остыл, как только осознал, что случилось недопонимание. И еще больше расслабился, понимая, что ведьмаки остались живы после такой встречи. Слегка угнетало, впрочем, с какой легкостью вампир мог бы с ними расправиться, но он правильно подметил, что такова жизнь. Конечно, опыта с высшими у него не было, однако бестии переходной стадии оставили столько же воспоминаний, сколько и шрамов. Даже сейчас выученные наизусть строки из книг всплыли перед глазами. Везде говорилось либо бежать, либо молиться. А в ведьмачьих бестиариях была умная фраза брать хитростью, например, дождаться, когда катакан опьянеет от крови пьяницы или наркомана и не сможет координировать свои движения, а то и вовсе свалится спать. Что касается же высших… Одна немногословная пометка чего стоит: дважды подумать, прежде чем браться за заказ, даже если пообещают полцарства и руку принцессы в придачу. Не говоря уже об описании: ни солнце, ни огонь, ни серебро на них не действуют, а еще они по-настоящему бессмертны. Быстрые, сильные, проворные существа с острыми когтями, которые не срубить даже ведьмачьим мечом. С легкостью обращаются в туман и мчатся быстрее ветра. Одним взглядом способны загипнотизировать толпу. — Убеждения о высших вампирах не берутся из ниоткуда. Редко попадаются такие терпимые экземпляры вроде тебя. Ваша раса очень сильна и часто пользуется этим, спорить ведь не станешь? Вампир с добродушной улыбкой поглядывал на разглагольствующего ведьмака и примирительно поднял руки: — Не буду спорить, хотя бы и мог. Примерно половина из нас вообще не пьет по идейным соображениям, а оставшаяся половина употребляет. Потом раздели эту половину еще пополам, итого четверть от всего числа популяции разок-другой пропустит бокальчик в полнолуние, посмакует в дань традициям, а вот оставшиеся… запивают без меры. Вся проблема лишь в том, что вам попадаются и ярко выделяются как раз те, о которых ты и говоришь. Как видишь, нельзя сказать, что их подавляющее большинство, даже, скорее, наоборот, но общая репутация страдает, это верно. Остальных моих собратьев люди просто не замечают по той простой причине, что мы не даем им повода. — Вот как раз ваши яркие представители порой устраивают бесконтрольную резню, потому на тихонь внимание никто не обращает, а все равно «за глаза» боятся. Понимаешь, у нас то же самое. Есть одна ведьмачья школа, которая не гнушается вместо основного ремесла подрабатывать еще и наемниками, убивать неугодных людей, потому как за это платят куда больше. И отмыться от этого позорного пятна на репутации все остальные ведьмаки никак не могут. Вампир грустно улыбнулся и тронул струны, скорее просто для того, чтобы разрядить обстановку. Луна уже поднялась высоко, и он любовался ее мягким сиянием, подставляя под ручьи света излишне бледное лицо. — Значит, ты хочешь влиться к людям? — перевел тему Эскель. — Неплохая идея. Если поработаешь над своими повадками, то вполне сойдешь за очень эксцентричного барда. Ведьмак усмехнулся, раздумывая над тем, сколько же веселых оправданий можно надумать, лишь бы не заподозрили. Единственное, что ему казалось невозможным скрыть, так это тень. Он даже наклонился посмотреть, чтобы доподлинно убедиться в ее отсутствии. Суккуба поняла это как-то неправильно, словно бы он отстраняется, и покрепче, но при этом мягко обняла, не отпуская. — Не садиться на стул так, как будто хочешь с него прыгнуть словно катакан? — ухмыльнулся вампир. Эскель тоже улыбнулся в ответ: — Нет, не это имел в виду. Ты слишком беспечный и самонадеянный. Ведешь себя так, будто никого не боишься. Оно и вправду, с вами сложно справиться, отсюда и излишняя уверенность в собственных силах. Но тот, кто зарабатывает лишь голосом и не носит оружия, ведет себя иначе. Из самообороны у них возможно лишь лютней по башке огреть, да и то инструмент жалко. Собой его прикрывают, чтоб не разбился, берегут как самое дорогое сокровище. Да, барды чаще всего легкомысленны, но при этом и трусливы. Они подкупают своей очаровательной наивностью, потому и не наживают себе врагов даже грубыми стихами или выпрыгиванием из окна любовницы, когда заявится ее супруг, — Эскель припоминал то, что сам видел в больших городах и тавернах. — Знаешь, что я думаю… В Оксенфурте есть академия, где твоя болезненная бледность, молодость и бахвальство помогут сойти за студента. Ну и что, подумаешь, бледный? Так ты ж все время в библиотеке сидишь, учишься, на улицу не ходишь. По крайней мере, наберешься там бардовских повадок, чтоб подозрений не вызывать, когда в люди выйдешь. — Ох не-е-ет, только не университет! — вампир закатил глаза. — Видал я этих школяров. Слыхал, что поют и как играют. Не слишком нравится мне это. А уж поведение их... — тут он забавно скривился. — Да и хочу я привнести что-то совершенно новое. Я слушал песни, слушал музыку. Из года в год. Бродил по миру. Мастера, конечно, хороши. У них есть время, есть деньги и возможности. Есть патроны, которые требуют от них чего-нибудь поновее и необычнее. А вот те, кто помладше рангом, так сказать... Они копируют друг друга, заезживают до дыр мелодии. Самородков раз-два и обчелся, — вампир вздохнул. — Я хотел бы сильно встряхнуть это застоявшееся музыкальное сообщество. Дать свежее дыхание, показать, что можно придумать и как можно играть. Когда-то люди позаимствовали эльфийскую лютню, и ей уже много веков... Уже пора чему-нибудь новенькому уступить дорогу. Спасибо, ведьмак, я запомню твои слова. Очаровательная наивность, бахвальство... Полагаю, еще можно и нужно молоть разную веселую чушь. С трусостью будет сложнее, конечно, однако можно попытаться изобразить. Но к студентам я не пойду. Да и что мне там делать? Учиться играть и стихи складывать? Я и так умею. Будут мне зануды с кафедр мозги пилить да свои вкусы навязывать, вот еще... — Как знаешь, — не стал спорить Эскель. — Бывай, Бергфинк. Приятно было познакомиться. Пойду-ка улаживать твои проблемы с деревенскими… — Бывай, Эскель. Рад был встретиться. И удачи тебе на Пути.***
Когда ведьмак вернулся в корчму, те два заказчика так и не ушли, а сидели и мрачно резались в гвинт. Первым заметил хозяин и всплеснул руками, привлекая внимание всех немногочисленных посетителей: — Так что там завелось? Убили? Эскель выдержал паузу, мрачно поглядывая исподлобья, и демонстративно принялся очищать сапоги от налипшей грязи. Штаны и куртка и так были все в пыли. — Не было там никого. — Как не было?! Да ты издеваешься, ведьмак?! — А так, не было там чудовищ. Наведалось туда ворье, все подчистую вынесло, а чтоб не мешали им, они в рога дудели, отпугивали. А вы, милсдари раколовы, когда на спор туда пошли, навоображали себе невесть что. Зря я туда ходил, только время потерял да весь перемазался. Нате, смотрите, что завалялось там. Видимо, не заметили, что выпало, когда уносили. Эскель достал из сумки погнутый браслет с чеканкой: пришлось уронить на камень и немного притоптать. Он даже хотел было намекнуть, что удачливые воры из той же деревни, но как-то злобненько и подло выходит. Потому не стал ничего говорить. — То есть… ничего больше там и не было? — на раколовов с кислыми лицами было жалко смотреть. — Только каменные рельефы остались в подземном склепе. Если что и было помимо этого браслета, то давно подчистую вынесли. Ищи-свищи. Слыхали, что у страха глаза велики? И почему половина заказов всегда оказывается пустышкой? Я уж надеялся, что у вас там беанн’ши завелась… Вот так бродишь впустую, а где-то виверна коз и овец таскает, люди помощи ждут... В общем, беру я этот браслет в качестве компенсации за ложный вызов, потому как свое время я потратил. Много за него не выручишь, конечно, а вашу плату оставьте себе, милсдари раколовы. И вилы свои разберите, насилу дотащил охапку. Побросали ведь там... Упоминать, что все-таки припряг вампира помочь дотащить, Эскель, конечно же, не стал. Как и не стал говорить, что взял от вампира несколько серебряных монет в оплату. Слушали его недовольно, но спорить не стали. — Значится, на руинах тех тишь да гладь? Эскель с интересом посмотрел на своих заказчиков: — Последуйте мудрому совету того жреца: не ходите через речку. Оно вам надо? Если не сейчас, так потом заведется что-нибудь. К тому же, те несчастные грабители уже наказаны, и без моей помощи… — Как это? — Место это заколдованное. Те глупцы, кто на него приходят, уходят потом с импотенцией… С мужским бессилием, значит. _______________________ [1] Козлик Колокольчик, конь Василек… Сначала подумывала, что фантазия у Эскеля как и у Геральта, который вечно лошадей Плотвичками зовет, так что и этого коня Васильком можно было назвать… Но потом мне подбросили идею «Зверобой». А что, молодой ведьмак, зеленый ишшо, пафоса хочется. Помните, как Геральт себе длинное имя придумывал? Что касается возраста Эскеля, то тут все очень сложно. Если верить дополнению «Цена нейтралитета» из первой игры, то шрам на лице Эскель получил от Дейдры, своего Дитя-Неожиданности. Он в этом дополнении говорит, что ровно 20 лет назад спас короля и затребовал право Неожиданности в уплату. А события дополнения со взрослой Дейдрой происходят до того, как Геральт стал известным. Фандомщики датируют эти события чуть раньше резни в Блавикене, где прославился Геральт, и опираются на дату около 1240 года. Однако, если быть совсем точным, то Ренфри, такая же проклятая Черным солнцем, как и Дейдра, родилась в 1218 году. Кстати, здесь возникает противоречие с одной из версий хронологии на вики-фандом: если Черное солнце было 1230 году и резня в Блавикене («Меньшее зло») датируются 1240 годом, то Ренфри по такой логике всего десять лет, тогда как Стрегобор был вынужден бежать от нее, когда ей было семнадцать, а потом еще долгое время бегать по миру и прятаться в разных королевствах. Таким образом, во время «Меньшего зла» Ренфри примерно 22 года. Я больше доверяю хронологии, где Ренфри родилась в 1218 году, и тогда же произошло Черное солнце. Значит, прибавляем 20 лет и получаем дату «Цены нейтралитета» как 1238 год. Также по той хронологии Геральт впервые вышел на большак примерно в 1235 году. А Эскель и Геральт ровесники. Также обе версии хронологии сходятся в том, что Геральт родился около 1215 года (опираясь на цитаты из книг и сравнивая с остальными персонажами, чьи даты рождения известны). Вот поэтому забавный разброд в хронологии игр и книг: Эскелю что, было три года, когда он спас короля и затребовал Право Неожиданности, чтобы дитятко нежданное родилось под Черным солнцем в 1218 году? Однако идея с молодым-зеленым Эскелем мне понравилась, так что пусть он по молодости и столкнулся с Вьюрком... А шрам... Пусть будет. [2] Если подзабыли, то Бергфинк — это транслит с немецкого «Вьюрок». А пел он «Там высоко» Арии. Если же хотите услышать, что именно делал Вьюрок, отпугивая кметов от своего дома, то можно послушать голос Алекса Шиколая. После этого неудивительно, что срочно потребовался ведьмак и даже вообще не торговались за оплату х) Например, этот кавер мне чисто случайно попался в поиске https://www.youtube.com/watch?v=N1c17jwtKmI Или держите кавер на бессмертное Rammstein — Ich Will (раз у меня веселый хэд про вампиров-немцев, ну и примерно в этом роде происходила вечеринка на кладбище Мер-Лашез в «Красном, как рубин», после чего вызвали уже Геральта на помощь) https://www.youtube.com/watch?v=M_AH2_n4mt4