Поцелуй

      Кир всё видит и всё понимает, но нет, он не отступит и не отпустит юношу, только не сейчас. Он усаживает Макарова себе на колени, за одно движение, обвивает руки вокруг талии. И когда у него не остаётся путей побега, Кирилл целует его. Медленно, плавно, настойчиво. Направляет движения младшего, корректирует, учит и наставляет. Лёша теряется, как олень, перед фарами. Все его сомнения рассыпаются и мелкими песчинками летят, в самые тёмные уголки сознания. Он поддаётся поцелую, плавясь под ним, как сливочное масло, под раскалённым ножом. С несколькими секундами, бездействие ритмично перерастает во вторение движениям Кирилла.       В первые, за такое долгое время, Лёша отпускает себя. Нет, эти неловкие прикосновения и близко не были свободой! Это были лишь знамения, которые с большим трудом пробивались через его воздержани! Но сейчас, сейчас он чувствует, в полной мере наслаждение. Он отрывается от поцелуя, что бы вдохнуть и лишь по инерции, толкает грудь, тонкими руками. Для Кира – это осечка — Ну же. Не противься. Я был хорошим, для тебя. Неужели я не заслужил невинный поцелуйчик? — Этот хитрый плотоядный взгляд... Этот заговрческий сладкий шёпот... Лёша видит старого Гречкина. Острозубого хищника. Хитрого лиса, который обведёт весь мир вокруг пальца, лишь бы добиться того, что хотел.       Этот взгляд пугает, парфюм обволакивает, дороговизна давит со всех сторон. Макаров чувствует холод, поедающий от кончиков пальцев, чувствует пустоту в животе, трепещущую от страха, ко всему естеству Гречкина. Он чувствует себя, как тот маленький, беззащитный ягнёнок в суде, который ничего не может сделать. Он чувствует удовольствие... Опять! Как тогда! Этот склизкий уж вызывает в нём доисторическую похоть. Он чувствует, как вся его натура просится, к нему. Как ему хочется, подчиниться, как ему хочется повиноваться. Ужас и отвращение одалевают его, слёзы брызжят из глаз, губы дрожат, как и всё тело.       — Малыш, ты чего?.. — Кирилл в полном замешательстве! Он опять сделал что-то не так. Опять обидел Лёшу, да ещё и как! А ведь всё шло так хорошо! Но он опять всё испортил... Как и всю свою жизнь, с самого детства. Стоит ему только лишь попытаться быть нормальным, быть добрым к кому-то и всё тут же рушится!       Мелкие солённые капельки текли по щекам. Лёша не мог успокоится, не мог убежать. Он замер и рыдал. Гречкин в ту же секунду обнял его, обеими руками, крепко-крепко прижимая к себе. — Дыши малыш, дыши — Дышать? Он чё рожает? Чё за тупой совет? Кирилл ни хера в этом не понимет. Он просто хочет прижать Лёшу так близко, что бы их сердца соприкоснулись, и он мог перенять его страх. Лёша жмётся, ластится, ищет тепла у того, кто только что испугал его до смерти. Как он мог допустить, что тот стал ему так дорог? Как он вообще мог допустить его к себе? Почему этот дурак к нему пристал? Почему этот дурак так добр к нему? Почему этот дурак такой милый?... Такой родной...       Дурак! Дурак! Дурак! Гречкин – дурак! Лёша – дурак! Вся его жизнь – дурацкая дурость! Макаров задыхается, от каждой новой вспышки злости, трепыхаясь в руках Кирилла.       Макаров, как убаюканный младенец, успокаивается. Заметив это Кирилл отнимает руки от своего горе ребёночка, от чего, тот вновь трепыхается. Но поняв, что всё в порядке он чиркает кое кому смс, а после заводит автомобиль. В детдом они сегодня точно не поедут...