Темные аллеи

— Тебе хоть интересно? — Да, очень —  И какая часть тебе понравилась больше всего? — Та, где он разговаривает с Беатрис. — И о чем же они разговаривали? Лисьи глазки хитро щурятся, ловят укоризненный взгляд глаз напротив, зная, что сейчас за слова вертятся в этой растрепанной темной голове. — …о том, что они не могут быть вместе, но Беатрис не может это принять, и Джекил тоже, потому что очень любит её. — Ооооh good job, good, i see you have progress! — Thanks, i know. — Неплохой фильм. — Феликс облокачивается на спинку сидения,  всё так же продолжая внимательно следить за происходящим на экране. — Хоть и снят разве что «по мотивам»,  все равно каждый раз дух захватывает. Ты уж прости, что вытащил тебя сюда, где даже корейских субтитров нет… Одному идти не хотелось, а ты выглядел достаточно заинтересованным… — Ничего, всё в порядке. — Хёнджин коротко кивает, делая небольшой глоток холодного американо, так же не отрывая глаз от фильма. — Большую часть диалогов я понимаю, а если у меня возникнут вопросы, то у меня тут есть свой личный переводчик. Феликс фыркает, а Хёнджин пародирует его, забавно морща нос, тем самым заставляя Ликса ещё больше скривить свое лицо, раззодоривая младшего. — Мне вот только интересно, хён. — Хенджин снова поворачивается к экрану, задумчиво вглядывается, как будто за все эти быстро сменяющие друг друга черно-белые кадры. — Если бы тебе пришлось когда-нибудь попращаться со своей любовью, чтобы ты сделал на прощание? Хёнджин чувствует, как его руку накрывает чужая, на контрасте теплая и немного шершавая, медленно поглаживает и сцепляет пальцы. Феликс смотрит прямо на него, что-то глубокое, тягучее, интимное появляется во взгляде и голосе. — Никогда бы не отпустил больше. Рука хватается за ремень безопасности: зафиксировать себя, а не тело напротив. Губы грубо впиваются в чужие, язык проникает в чужой рот, горячий и влажный. Аккуратные пальцы с силой сжимают темные волосы. Не сильно, но уверенно сжимают и горло. Секунда — кресло принимает горизонтальное положение. Ещё секунда — всё те же руки так упрямо скребут по рубашке. Маленькие, мягкие. Как кошачьи лапки. — А в романе, — Тяжело, прямо в губы выдыхает Феликс, медленно опуская правую руку со спины к пряжке чужого ремня. — не было всей этой романтики, этих любовных линий. Были только Джекилл и Хайд. — Understand  you, dr Jekуll. -I believe you, mr Нуde. Рука Хёнджина проникает под тонкую ткань чужой кофты, постепенно поднимаясь выше, по прессу, к груди, щекотно задевая начинающие затвердевать от резкой смены температуры соски, чувствуя, как судрожно прогибается от этих прикосновений Феликс. Выше, проходясь пальцами по ключицам, и снова вниз, по ребрам, к талии. Маленькая кошачья лапка ловко пробирается под джинсы, царапая пах, раззодоривая, постанывая в поцелуй от ощущения чужого тела. «Do you wanna leave all what you have?»  — доносится с экрана. «Never» — проносится в голове Феликса. «Could you wanna save peace?» «Только свой» — отвечает Хенджин. Кадры сменяются один за другим, ярко отражаясь в лобовых стеклах машин: вот сэр Чарльз вступает в схватку с Хайдом; вот он уже убит ударом трости; вот полиция ловит Джекилла;  «Я — доктор Джекилл… Я ничего не сделал… Я доктор Джекилл… Я доктор Джекилл…» Но только не в этой машине. Здесь вместо схватки — распаленное тело Феликса с задранной кофтой, вместо убийства — новый след на предплечье Хёнджина; «Я люблю тебя… Люблю до безумия… Люблю тебя…» — Титры, Джинни. — Пора собираться? — Лично я уже давно собрался.