Дом восходящего солнца

— ... надо было попросить дополнительные задания, а то я чувствую, что совсем не напрягаюсь, – скучающе и несколько раздраженно заключила Эми. Эми была соседкой Азирафеля по парте. Она была немного выше него и носила клетчатую юбку. Мама регулярно водила ее в парикмахерскую, и ее черные волосы всегда были чуть ниже подбородка. — Что-то я совсем не подумал об этом, – Азирафель почесал над ухом. Они вместе выходили из школы. Азирафель открыл входную дверь и пропустил Эми вперед. Небо было затянуто облаками. — Ты какой-то рассеянный в последнее время, – заметила Эми. – Все в порядке? — Да, – заверил он. И это было не совсем правдой. Кое-что его беспокоило. Эми заметила машину ее мамы и, привстав на цыпочки, помахала ей рукой. — Ну, смотри у меня, – улыбнулась она. – До завтра. — До завтра, Эми! – Азирафель улыбнулся ей в ответ. Она побежала вниз по каменной лестнице к машине, открыла заднюю дверь и села внутрь. Машина плавно выехала с парковки. Азирафель искал глазами машину его мамы, но увидел только черный "шевроле" Кроули. Он свел брови к переносице и направился к нему. Окно рядом с водительским сиденьем было полностью открыто, и из него высовывалась рука с сигаретой между пальцев. Азирафель подошел ближе, обогнул машину и сел рядом с Кроули, затянувшимся дымом. — Тут же школа, – сделал замечание Азирафель. — И что? Я все равно здесь никого не знаю, – он сунул сигарету между зубов и вырулил с парковки. – И тебе привет, кстати. — Привет, – виновато сказал Азирафель. – Прости, что так резко. — Забей, – махнул свободной рукой Кроули. — Ты учился в другой школе? — Ага, – безучастно ответил Кроули. — А почему меня забираешь ты, а не мама? — Понятия на имею, – пожал плечами Кроули. – Мне позвонила Энни и по просьбе миссис Фелл велела мне тебя забрать и вечером привезти домой. И вот я здесь, – он бросил окурок в пепельницу в машине. Азирафель отвернулся к окну. Каждый раз, когда мама забирала его из школы, он рассказывал ей, как прошел день, что он узнал нового. Тогда он хотел спросить ее кое-что, про беспокоившее ощущение, преследовавшее его с выходных. Азирафель взглянул на Кроули. Он стучал пальцами по рулю под играющую на радио "Seven nation army", смотря на дорогу и явно думая о чем-то своем. Кроули сгибал пальцы, приподнимал их вверх и ударял ими о кожаную обивку руля с глухим стуком в каком-то своем порядке, но все равно попадая в такт. — У меня что-то с животом, – вдруг сказал Азирафель. — Что случилось? – Кроули нахмурился. — Его как будто сводит от голода, но я не голоден. Это не боль, что-то другое, – объяснил Азирафель. – Странно это признавать, но даже немного приятно. У меня никогда такого не было. Кроули, ты не знаешь, что это? — Кажется, догадываюсь, – усмехнулся Кроули. Песня кончилась и сменилась на "Enjoy the silence". — Что же это? — По-моему, ты влюбился, братишка. — Думаю, я бы знал, если бы влюбился в кого-то, – поднял брови Азирафель. — Не-а, все ты знаешь – просто не можешь себе в этом признаться. Они замолчали. Азирафель вслушался в текст. — А что плохого в словах? Кроули хмыкнул. — Возможно, лирического героя просто когда-то ранили словами, как и многих, и он не может это отпустить – слова по своей сути воспринимаются им как то, что причиняет боль. — А я подумал, это про наслаждение моментом и спокойствием. — Тоже может быть, – согласился Кроули и вернулся к своим мыслям. Они доехали до дома Кроули, и Азирафель уже был в предвкушении – его живот тихо заурчал. — Еды дома нет, – Азирафель расстроенно охнул, – поэтому предлагаю заказать пиццу. Я знаю одну охренительную пиццерию – лучшую в этом городе, – Кроули снял со стены стационарный белый телефон. – Ты какую будешь? — А какие есть? — Маргарита – понятное дело, мясная, четыре сыра, с ветчиной и грибами, пепперони – колбаса там очень острая, сразу предупреждаю, двойная пепперони... Э-э-э... С ананасами еще вроде есть, – он почесал затылок. – Могу спросить у них, если что. — С ветчиной и грибами, пожалуйста. — Ага. Кроули набрал номер и заказал одну среднюю пиццу с ветчиной и грибами и среднюю двойную пепперони. — В течение часа привезут, – он повесил трубку. – Вымой руки и иди в гостиную. Я скоро буду. Он резво поднялся по лестнице в свою комнату. Азирафель решил помыть руки в кухне и, пользуясь моментом, осторожно подошел к фотографиям рядом со стеллажом в гостиной. Первой он увидел ту, где мисс Маккарти стоит с похожей на нее рыжей женщиной постарше, держащей на руках маленького ребенка. Перед ними еще трое детей: две девочки в цветастых платьях и мальчик в оранжевой футболке, держащий игрушечную машину в руке. Рядом висела фотография, где мисс Маккарти в медицинском халате с другими людьми в таких же халатах – видимо, ее коллеги. Под ними была фотография, на которой мисс Маккарти отдыхает на природе, справа от нее сидит темнокожая женщина в бежевой майке в рубчик, а рядом парень в серой кепке, из-под которой торчат выбеленные волосы – ее друзья. А наверху висела фотография с большой группой людей, видно, что старая. Мисс Маккарти на ней не намного старше, чем Кроули сейчас. В середине стоит пара лет пятидесяти, вокруг них молодые люди, мужчины, женщины, внизу маленькие дети – все рыжие. А слева в углу Азирафель заметил высокого молодого мужчину с черными волосами в мешковатой одежде. Одной рукой он прижимал к себе красивую рыжую девушку, которая, подняв голову, смотрит на него и улыбается. А на плечах у него сидит маленький мальчик лет четырех с растрепанными рыжими волосами и показывает язык в камеру. Азирафель не сдержал улыбки. Услышав шаги, он метнулся к дивану и плюхнулся на него. Вышел Кроули в домашней одежде и сел рядом. — Посмотрим телик, пока везут? — Давай. Кроули пощелкал каналы и остановился на супергеройском мультсериале. Азирафель не возражал. Серию спустя раздался звонок в дверь. Кроули и Азирафель одновременно повернули голову, оторвавшись от телевизора. — Надеюсь, это пицца. — Я-то как надеюсь – живот уже сводит, – ответил Кроули и подорвался с дивана к входной двери. Азирафель торопливо пошел за ним. Кроули открыл дверь, но курьера за ней не оказалось. На пороге стояла девушка. Ее белые волосы ниспадали на грудь, закрытую майкой. Она широко улыбалась, обнажая белые ровные зубы, и выглядела, как фотомодель с обложки журнала, только лет ей было примерно столько же, сколько и Кроули. Пиццы в ее руках, к большому сожалению Азирафеля, не было. — Привет, – сказала она высоким, приятным голосом, как у фей из мультиков, притянула Кроули к себе и чмокнула в губы. Азирафель сначала удивился, а потом вспомнил, что Кроули вообще-то упоминал, что у него есть девушка, а он и правда стал рассеянным, как сказала Эми, и это вылетело у него из головы. — Привет, – ответил Кроули, вальяжно прислонившись плечом к двери. Она заметила Азирафеля и ойкнула. — Познакомься, это Азирафель, – представил его Кроули. — Хайди, – она протянула ему руку, не прекращая улыбаться. Азирафель несмело ее пожал. — Какой очаровашка, – прощебетала она. Кроули шутливо присвистнул, бросив взгляд на Азирафель. — Мне стоит начать ревновать? Хайди рассмеялась. — Ты сегодня занят? – спросила она, поправив охоженными пальцами его волосы. — Ага, но только до девяти. Потом я совершенно свободен, – он довольно ухмыльнулся. — Присматриваешь за братом? — Не-а, мы не братья. Родители Азирафеля искали, кому бы его сбагрить на выходной, а тут Энни, которой обязательно надо чем-то меня занять. Теперь тусуемся вместе по субботам. — Не обижает тебя? – обратилась Хайди к Азирафелю. — Нет, – Азирафель смущенно улыбнулся. — Тогда увидимся вечером, – сказала Хайди и поцеловала Кроули в щеку. – Приятно было познакомиться, Азирафель, – мило улыбнувшись, она пошла к своей машине. — Взаимно, – ответил Азирафель. Она такая милая, про себя отметил Азирафель, провожая ее взглядом. — Полдесятого заеду за тобой, – крикнул Кроули ей вслед. — Пока-пока, Кроули. Она села в машину и уехала. Кроули закрыл дверь, и у него глухо проурчал живот. — Блять, – прошептал он. Через две минуты в дверь снова позвонили – наконец-то привезли пиццу. У Азирафеля загорелись глаза. Развалившись на диване, Кроули открыл верхнюю коробку и оторвал первый кусок. — Осторожно, горячая. Азирафель медленно и аккуратно кончиками пальцев вытащил кусок чуть побольше того, что взял Кроули. Подув на него несколько раз для надежности, он откусил. Горячий плавленный сыр потянулся за ним. — Как вкусно! — Говорил же, лучшая пицца в городе. — Не могу не согласиться, – Азирафель, едва не причмокивая, доел кусок и взялся за новый. — Тут даже корки вкусные: мягкие, не слишком толстые. Я не понимаю людей, которые их оставляют – сам обычно доедаю, но один раз, – Кроули откусил немного и прожевал, – мы с отцом заехали в придорожную забегаловку – кажется, в Висконсине. Взяли там пиццу, самую простую. Готов поклясться кем угодно, хуже пиццы нет на свете! — Может, это была замороженная пицца из супермаркета? — Даже замороженная пицца из супермаркета лучше, чем дерьмо, которое нам впарили в той забегаловке, – заключил Кроули. Азирафель вернулся к пицце. — Хайди – твоя девушка? – спросил он, отрывая себе третий кусок. Кроули угукнул, жуя пиццу. — Она замечательная. Как вы познакомились? — Ничего особенного. Я перевелся в ее класс, когда переехал. Я ей сразу понравился, – Кроули ухмыльнулся. – А у тебя как с девочками? — О чем ты? — О том, что встречаться с кем-то тебе рановато, но мы недавно выяснили, что ты влюбился. Тебе нравится какая-нибудь соседская девочка или девочка из школы? Например, та, с которой ты разговаривал на крыльце? Элли, кажется? — Эми, – поправил Азирафель. — Да, Эми. Или тебе нравятся блондинки? Или не девочки? – Кроули поиграл бровями, хитро улыбаясь. Азирафель удивленно моргнул. — Как это – не девочки? — Некоторым мальчикам нравятся девочки, некоторым – мальчики, некоторым – и те, и другие. — Такого не бывает, – уверенно ответил Азирафель. – Мальчикам нравятся девочки, а девочкам нравятся мальчики. Кроули вздохнул и отложил пиццу. — Азирафель, мы живем в гораздо более сложном мире, чем ты думаешь. Такое бывает. И общество ненавидит мальчиков, которым нравятся мальчики, и девочек, которым нравятся девочки. — За что их ненавидеть? Они насильно берут людей в мужья и жены? – светлые брови поползли вверх. — Нет. — Тогда что плохого они делают? — Ничего. Азирафель мысленно сравнил их разговор с собиранием пазла в полной темноте, не зная его размера и количества деталей. Кажется, что вот-вот соберешь, но тут же находятся новые детали, и ты запутываешься все больше и больше. — Я не понимаю, Кроули. — Большинству людей свойственно ненавидеть других за то, что они чем-то отличаются. Ты не замечал? Азирафель прочистил горло. — Замечал, – ответил он, опустив глаза. Кроули молча доел свой кусок пиццы и оторвал себе новый. — Один раз мы с отцом были в каком-то захолустном западном городке. Лет мне было, как тебе сейчас. Мы пошли в кинотеатр на выходных, не изменяя традиции. Там ни хрена интересного не шло, и отец купил билеты на фильм с дурацким названием. В зале, помимо нас, было человека два-три, не больше. В том фильме показывали геев. Я, конечно, спросил об этом у отца. Он объяснил мне все спокойным ровным голосом, а потом добавил: "Тони, если вдруг поймешь, что ты гей, не бойся сказать мне – я не буду ругать. Не пойму, но ругать не буду" — Не думаю, что... – Азирафель подбирал слово, – мои родители отреагировали бы так же. — Я уже догадался, – горько усмехнулся Кроули. Когда они доели пиццу, Кроули забрал коробки и отнес их куда-то. — Мне надо делать уроки. Я, наверное, разложусь в кухне, – Азирафель встал с дивана. — Зачем? Иди в мою комнату, там стол побольше, да и на кресле удобнее будет. Азирафель забрал свой рюкзак из прихожей. Кроули проводил его до комнаты и закрыл за ним дверь. Азирафель остался наедине с самим собой, чувствуя, будто вторгся в чужое личное пространство, в чужой мир. Азирафель осмотрелся внимательнее, чем первые два раза. Он вгляделся в плакаты с музыкантами и постеры фильмов и, разглядывая их, Азирафель понял, что ничего из них не знает. Кровать была застелена постельным бельем графитного цвета. На подоконнике стояла жестяная банка. Он подошел ближе и посмотрел внутрь – она оказалась пустой. Рядом на стене висела всего одна фотография. На ней был тот мужчина с фотографии в гостиной, он стоял ближе к камере. Он был похож на какого-то голливудского актера с обаятельной улыбкой – так улыбался Кроули. А еще у них одинаковые носы. Рядом стоял маленький Кроули, но старше, чем на той фотографии; он держал папу за руку. Правый нижний угол фотографии был закрыт пальцем. — Она никогда не умела фотографировать, – раздалось из-за спины. Азирафель вздрогнул и едва не подскочил на месте от неожиданности. — Извини, что напугал. Я зашел за книгой. — Какой, если не секрет? – поинтересовался Азирафель, быстро придя в себя от испуга. — "Удушье", – он легким движением вытащил книгу с полки, – странная книжонка, но прикольная. Тебе ее читать не стоит. — Это твой отец? – Азирафель кивнул на фотографию. — Ага. Я помню тот день: мне было лет шесть или семь, я тогда в первый раз увидел океан. Это было в Джорджии, мы с родителями полдня потратили, чтобы добраться до того пляжа, но в каком же я был восторге, ты не представляешь. Я скинул с себя кроссовки и побежал прям так к воде, они меня не останавливали. Я помню, как плескался в волнах, улыбаясь и щурясь от закатного солнца, как обернулся, а на уже расстеленном полотенце сидит мама – она надела темные очки в толстой пластмассовой оправе и не щурилась. Я помахал ей рукой, а она помахала в ответ, – он грустно улыбнулся. – В тот день она сфотографировала нас с отцом. Эта, – он показал головой вперед, – была самая удачная, честное слово. — Вы похожи, – с улыбкой отметил Азирафель. — Спасибо, что ли, – усмехнулся Кроули. Азирафель повернул голову, и его взгляд зацепился за стоящую на полке книгу формата А4. Она была в твердом переплете и выглядела немного потрепанной, края корешка смялись и завернулись внутрь. — Астрономический атлас? Ого. — А, это мне мама подарила. Сначала брал ее с собой как напоминание о ней, а потом... ну, выбрасывать жалко, книга-то хорошая, картинки добротные, на глянцевой плотной бумаге. — А ты интересуешься астрономией? — Документалки в основном смотрю, – пожал плечами Кроули. – Космос красивый, завораживающий. Он печально взглянул на атлас и отвернулся. Азирафель сгорал от любопытства, желая узнать, что случилось с родителями Кроули, но был слишком хорошо воспитан, чтобы задавать такие бестактные вопросы, потому надеялся, что Кроули когда-нибудь расскажет сам. Азирафель осторожно стащил атлас с полки и открыл в случайном месте. Он, легонько касаясь кончиками пальцами, переворачивал глянцевые страницы с пустынными планетами, каменистыми спутниками, яркими звездами, пестрыми причудливыми туманностями. — Ладно, я пойду, не буду тебя отвлекать. Как закончишь, приходи в гостиную – в приставку поиграем. — Хорошо. Кроули вышел из комнаты. Азирафель достал из рюкзака тетради учебники, устроился поудобнее за столом и включил настольную лампу черного цвета.

***

— Это нечестно! — Ни хрена подобного, – отмахнулся Кроули, откинувшись на спинку дивана. — Ты точно где-то жульничаешь. — Это видеоигра – здесь не получится жульничать. — Ты пихнул меня в плечо, – вспомнил Азирафель. — И что? — Ты специально пихнул меня, чтобы отвлечь. — Не-а, – хитро улыбнулся Кроули. Азирафель в действительности не обижался на него, но и сдаваться без боя не собирался. — В следующий раз возьмешь реванш, – Кроули показал пальцем на электронные часы. Азирафель с сожалением простонал. — Да ладно тебе, меньше недели, – Кроули приобнял его за плечи. Внутри Азирафеля, неожиданно для него самого, что-то приятно сжалось от его объятий. Кроули теплый. Азирафель слабо улыбнулся. — Знаешь, до меня тебе еще далеко, – с шутливой хвастливостью сказал Кроули, – но ты чертовски хорош для новичка. — Я бы выиграл, если бы ты меня не пихнул, – все так же улыбаясь, ответил Азирафель. — Ага, конечно, – усмехнулся Кроули. — Жульничаешь! Кроули расхохотался, встав с дивана. Убрав приставку, он ушел в свою комнату, оставив Азирафеля одного на диване. Его пробила дрожь. Ему хотелось бы, чтобы Кроули обнял его так еще раз, пускай Азирафель пока не до конца понимал почему. Кроули быстро вернулся. — Идем? — Идем, – Азирафель улыбнулся ему. Когда они ехали к дому Азирафеля, играла "This love", которая нравилась его маме. Кроули не подпевал, хотя, видимо, эта песня его устраивала. Кроули высадил Азирафеля напротив двери, как он это делал раньше, но Азирафель провожал взглядом его машину с тоской. В тот день ему особенно не хотелось с ним расставаться. Он вошел в дом, и в нос ему ударил резкий запах, доносившийся из кухни – папа готовил. Отец Азирафеля несколько дней назад, бездумно щелкая каналы, наткнулся на кулинарное шоу, и теперь каждый вечер, приходя после работы, он включал кулинарные шоу, принципиально не вычитывал рецепты из книг и не смотрел те шоу, которые вели женщины, пусть даже хорошенькие, и готовил по рецептам оттуда. Азирафель заглянул в кухню: папа в домашней одежде стоял спиной к нему и резал овощи, стуча ножом по доске и бросая взгляды на громко работающий телевизор, где мускулистый ведущий с густыми черными волосами и в белом фартуке с энтузиазмом о чем-то рассказывал, параллельно перемешивая еду в миске. — Привет. — Привет, сынок, – папа обернулся, коротко улыбнувшись, и вернулся к готовке. — А где мама? — Не имею ни малейшего понятия. Азирафель напрягся. Что-то было нечисто, но папа, конечно, ему не ответит что именно. Он сначала подумал уйти, но остался – у него был вопрос. — Папа, – позвал Азирафель, – могу я кое-что спросить? — Конечно, спрашивай. — Могут мальчики любить мальчиков, а девочки – девочек? — Кто тебе такое сказал? – нахмуренный отец отложил нож и обернулся. — Я случайно в школьном коридоре услышал, – соврал Азирафель. – Кажется, это был кто-то из более старших классов. Не помню, о чем именно они разговаривали. — Запомни, сынок, это страшный грех, – строго сказал отец. — Разве любовь может быть грехом? – тихо и неуверенно спросил Азирафель. — Это не любовь, а извращение, противоречащее природе, а значит – грех, – резко возразил отец. – Ты понял? Азирафель кивнул, старательно делая вид, что не запутался еще больше. — Молодец, – отец вернулся к овощам. — А что сегодня на ужин? – перевел тему Азирафель. — Тебе все равно жирное нельзя, – небрежно бросил отец. – Ложись-ка ты лучше, спать, сынок – завтра в церковь, – напомнил он. Азирафель тихо вздохнул и, с горечью взглянув на телеведущего, выкладывающего мясо на сковороду, сглотнул. — Спокойной ночи, папа. — Спокойной ночи, Азирафель, – он в последний раз обернулся. Азирафель, опустив голову, поднялся к себе в комнату. Ночь была беспокойной.