***
Кроули отвез его в одну уютную закусочную чуть поодаль от центра Тадфилда. Они сели у окна, и Кроули заказал большой яблочный пирог на двоих. Когда официантка принесла его, Азирафель округлил глаза. Большой – это слабо сказано. Кроули, сказав, что хочет объесться так, чтобы потом еле встать с дивана, не шутил. Азирафель моментально перестал жалеть, что неплотно позавтракал. Мягкое сладкое тесто таяло во рту. Азирафель первые пару минут не произносил ни слова и даже не смотрел на него, наслаждаясь каждым кусочком. Они просидели там долго: во-первых, пирог был огромным, во-вторых, Кроули увлек его в разговор. Они обсудили школу, книги, мультфильмы, в том числе Человека-паука, которого они смотрели сегодня, и Кроули сказал, что ему больше нравится Бэтмен, потому что он стильнее. Он рассказывал истории из их с отцом поездок по стране – Азирафель даже немного завидовал ему, поведав, что нигде дальше Чаттануги не был, что именно там живут его бабушка и дедушка и что там есть парк невероятно классный парк аттракционов. Кроули улыбнулся. Не так, как улыбались взрослые, когда ты в детском саду показывал, какую вкусную кашу ты приготовил из песка – он улыбался так, будто завтра поедет в Чаттанугу и сходит в этот парк. Азирафель наслаждался каждым мгновением, проведенным в той закусочной в компании Кроули, забыв об окружающем мире и не отвлекаясь даже на милую официантку, приносившую кофе для Кроули и лимонад для него. Кроули тоже не смотрел на нее. Когда на плоской круглой тарелке из-под пирога остались лишь мелкие крошки, они оба откинулись на спинку дивана с тяжестью в животе. Кроули потянулся за чем-то в карман джинсов, но, заметив на окне знак "курение запрещено", расстроено простонал. — Зато я добился своего – я не могу встать. Азирафель хихикнул. Придя в себя через несколько минут, Кроули оставил пару купюр на столе, и они с Азирафелем вышли на парковку. Азирафель сощурился от палящего солнца и прикрыл рукой глаза. В машине Кроули закурил. Дороги в полвторого дня несильно загружены, и он мчал по ним, облокотившись рукой с сигаретой о дверь с полностью открытым окном. Ветер бил им в лицо, Азирафель то и дело поправлял волосы, норовившие залезть ему в глаза, но Кроули лишь пару раз отбросил их назад кивком. Он улыбался. Зайдя к себе в дом, Кроули потянулся и зевнул. — Знаешь, – он зевнул и повесил ключи на крючок в прихожей, – я бы сейчас вздремнул. — Странное время для сна, – Азирафель приподнял брови. Кроули фыркнул. — Спать после обеда как раз самое то, – он направился к лестнице и повернул голову к Азирафелю. – Ты будешь? — Признаться, мне стало клонить в сон после пирога, но я обычно в таких случаях стараюсь себя чем-то занять. — Так будешь или нет? – Кроули выгнул бровь. — В общем-то можно, – неуверенно ответил Азирафель. — Отлично, – он ленивым нерасторопным шагом поднялся на второй этаж. – У меня просторная кровать, но, если тебя смущает мое общество, я могу уйти в комнату Энни. Азирафель впал в ступо. Возможность спать в одной кровати с Кроули казалось ему привлекательный, и это было странно, очень странно. Нормальные мальчики точно не радуются, когда им предлагают делить кровать с другим мальчиком. — Не смущает. Он, видимо, ненормальный. — Тогда идем. Кроули ему выдал футболку с надписью "AC/DC" и серые шорты с уже затянутой резинкой, а сам ушел в свою ванную переодеваться. Азирафель сходил помыть руки и вернулся в спальню. Задвинутые шторы практически не пропускали солнечный свет в комнату. Кроули уже лежал на кровати, укрытый одеялом. Он что-то шустро печатал в телефоне и улыбался, глядя в маленький экран. Азирафель, приподняв одеяло, робко лег рядом. Кроули заметил его не сразу. — Извини. Еще минута. — Хорошо. Азирафель не спускал с него глаз. Он протяжно зевнул, не прекращая улыбаться, а потом все же отложил телефон, снял очки и повернулся на бок лицом к Азирафелю. — Что в таких случаях говорят? "Спокойной ночи"? Азирафель тихо посмеялся. — Не знаю. У Кроули, оказывается, были веснушки на щеках, напомнившие Азирафелю маленькие звезды вроде тех, что видно на ночном небе, когда ты в городе. — Тогда спокойной ночи, – Кроули полуулыбнулся и закрыл глаза — Спокойной ночи. Азирафель позволил себе уставиться на умиротворенное лицо, и через несколько минут его веки начали тяжелеть.***
Азирафель проснулся и увидел, что Кроули в комнате нет. Он спустился на первый этаж и застал Кроули, жующим сэндвич с сыром в кухне. — Тебе сделать? — Да, спасибо, – Азирафель зевнул и сел напротив. Азирафель любил, когда в сендвичи клали, колбасу или ветчину, листья салата, помидора, иногда яйцо, но на двух кусках мягкого белого хлеба, которые Кроули положил перед ним на тарелке, не было ничего кроме плавленного сыра – Азирафель не возражал. — Спасибо. — Да не за что. Доев, Азирафель попросил стакан воды. — Предлагаю пойти покурить, а потом завалиться смотреть телик. Может, еще поиграть в приставку. Азирафель согласился. Выйдя на задний двор, Азирафель тут же задрал голову вверх. Заходило солнце, и небо залило нежно-розовым цветом. Кроули заметил это и поднял голову, сунув сигарету в рот. — Красиво, – тихо сказал он и чиркнул зажигалкой. Тонкая струя дыма плавно поднималась к небу, пока не рассеивалась теплым ветром. Кроули уселся на складной стул, закинув ногу на ногу. — Понравилось спать днем? — Да, но я чувствую, что впустую потратил время. — Ты же не обязан каждую секунду проводить с пользой. — Бездельничать плохо, – возразил Азирафель. — Иногда нужно бездельничать: есть до отвала, спать днем, валяться перед теликом. Понимаешь? Кроули выпускал дым, задумчиво глядя на то, как ветер перебирал недавно распустившиеся листья на соседской яблоне, до тех пор, пока сигарета не истлела и сморщенный окурок не остался в пепельнице. Он сунул руки в карманы и ушел в дом. Азирафель в последний раз взглянул на заходящее солнце и поспешил за ним. Они устроились поудобнее перед телевизором. Кроули листал каналы, пока не остановился на музыкальном канале. — Мать обожала Modern Talking, – сказал он. В клипе не происходило ровным счетом ничего: двое молодых мужчин пели и пританцовывали; у того, что стоял спереди, были длинные волнистые волосы, и Азирафель мысленно сравнил его с пуделем; второй, блондин, держал в руках гитару. Сзади них стояла шикарная белая машина. Прожекторы мерцали и переливались синим, фиолетовым, красным. Песня была старая, и было видно, что клип тоже старый. Похожая музыка нравилась маме Азирафеля. Кроули покачивал головой и с глухим звуком стучал пальцами о подлокотник. Внезапно он вскочил с дивана. — Давай потанцуем. — Я не умею танцевать, – стушевался Азирафель. — Совсем? – Кроули выразительно поднял брови. Азирафель кивнул. — Чего ты так переживаешь? Как будто собираешься сейчас танцевать на школьном балу с самой красивой девочкой в классе, – Кроули ухмыльнулся. – Давай, – он поманил его рукой. – Если очень хочешь, я могу закрыть глаза. Он снял с себя очки, положил рядом с телевизором и закрыл глаза. — Видишь? – показал он рукой на свое лицо. – Надеюсь, не сверну себе шею. Он встал спиной к Азирафелю и начал танцевать под его завороженным взглядом. Кроули почти не делал резких движений. Красиво, грациозно, расслабленно – как обычно. Он явно никогда не занимался танцами, но все равно отлично чувствовал ритм. Азирафель невольно кивал головой в такт, затем стал покачиваться из стороны в сторону. Бросив сомневающийся взгляд на Кроули и убедившись, что тот его не видел, Азирафель начал танцевать, пускай неумело и, может, глупо. Он не чувствовал ритм так же, как Кроули, и позволял своему телу двигаться по-своему, подпрыгивая и размахивая руками. А затем засмеялся. — Ты танцуешь? — Да! Песня закончилась, пошла реклама, и Азирафель, запыхавшись, остановился. Кроули прокрутился на месте и открыл глаза. — Я даже не думал, что это может быть так здорово, – признался Азирафель, широко улыбаясь. — А я о чем, – Кроули самодовольно ухмыльнулся. – Воды? – он показал большим пальцем в сторону кухни. — С удовольствием. Большое спасибо. Два пустых стакана покоились на журнальном столике. Кроули нашел какой-то фильм, который шел уже минут пятнадцать, когда он на него наткнулся. Это была романтическая комедия, бестолковая, милая, еще к тому же рождественская – зачем показывать ее в апреле? – и они ее проболтали. Время пролетело незаметно. В машине играла "Mockingbird". Азирафель смотрел в окно, подперев голову рукой. Кроули, будто бы осознав, что это за песня, резко переключил. — Мне в общем-то нравится Эминем, но конкретно у этой песни такой текст, – объяснил Кроули, скривившись, под вопросительныа взглядом, – навевает воспоминания и не всегда приятные. На другой радиостанции началась "Come along". На Азирафеля напали меланхолия и еще одно гнетущее чувство, название которому он дать не мог. Он погрузился в свои мысли, подумал о доме и про себя молился, чтобы этот вечер прошел спокойно. — Ты в порядке? — Просто задумался. — Точно? – Кроули приподнял бровь. Азирафель глубоко вздохнул. Что-то в голове будто бы подталкивало довериться Кроули и вывалить ему все, что накопилось на душе. — Родители стали очень часто ссориться. Это было вчера и может быть сегодня, – он нервно повел плечами. – Я никому никогда об этом не рассказывал. Мне казалось, это должно оставаться в стенах нашего дома, но, – Азирафель всхлипнул, сдерживая слезы, а то еще не хватало расплакаться при Кроули, – мне тяжело там находиться. Кроули неожиданно свернул с дороги и припарковался около тротуара. Он смотрел вперед. — Дай мне руку. — Что? – ошарашенно переспросил Азирафель. — Дай мне руку, – повторил Кроули. Азирафель робко протянул ему руку ладонью вниз. Кроули молниеносно ее сжал, небольно, но крепко. Не "если я приложу чуть больше силы, я переломаю каждую косточку в твоей маленькой кисти" крепко, как обычно жали руки папины друзья – папа в меньшей степени, а "я тебя держу и не дам упасть" крепко. Он повернулся к Азирафелю. Азирафель, не в силах сказать ни слова, смотрел в его очки, в которых отражалась вывеска ломбарда на той стороне улицы. Кроули был необычайно серьезен и напряжен. Кончики его волос горели, словно крохотные языки пламени, в красном свете неоновой лампы. — Ты всегда можешь на меня расчитывать, ясно? Азирафель слабо кивнул. Второй рукой Кроули достал из бардачка карандаш и маленький блокнот. Прислонив его к приборной панели, он что-то резво написал, вырвал страницу и бросил блокнот с карандашом обратно. Кроули протянул желтоватого цвета лист Азирафелю, и он медленно вытянул его из-под длинных пальцев. — Что это? — Сверху – номер мобильного, снизу – домашний. Если надо будет, звони. Хорошо? Азирафель неверяще на него смотрел, шмыгая носом и все еще сдерживая слезы. — Хорошо, – выдавил из себя он. Кроули завел машину и нажал на газ. Он въехал в жилые районы, а затем повернул на Хогбэк Лейн и остановился у дома Азирафеля. — Если будут проблемы – звони, помнишь? — Да. Спасибо большое, Кроули. Кроули слабо улыбнулся. — До субботы. — До субботы. Азирафель вышел из машины, поднялся на крыльцо, и, взявшись за ручку, обернулся – Кроули еще не уехал. Внутри Азирафеля что-то треснуло. Сглотнув, он открыл дверь и вошел в дом. Азирафель замер в прихожей, прислушиваясь. Криков не было. В гостиной работал телевизор. Он прокрался туда и увидел маму с папой, смотрящих комедийный сериал. Папа обернулся первым, мама – следом за ним. — Привет, сынок, – папа улыбнулся. — Привет, милый, – мама тоже улыбалась. — Привет. — Ты в порядке? – с каплей волнения поинтересовался папа. — Да, – Азирафель натянул достаточно убедительную улыбку. – Что-то мне спать хочется, – он демонстративно зевнул, – я пойду. — Спокойной ночи, – кивнул папа. — Сладких снов, Азирафель, – мама все так же улыбалась. Азирафель, чувствовав, как у него щемило в груди, поднялся по лестнице. Он медленно готовился ко сну. Переодевшись в пижаму, Азирафель плюхнулся на кровать и закрыл лицо руками. На этот раз ему повезло.