Вечеру вторника было суждено стать худшим в жизни Азирафеля. Он вышел из своей комнаты, чтобы попить воды, и застыл на месте, не успев наступить на первую ступеньку.
Голос мамы дрожал, она плакала. Отец был нетрезв. Азирафель даже не сразу понял – он пил настолько редко, что это был, наверное, второй раз, когда Азирафель сталкивался с пьяным отцом. У него заслезились глаза.
— ... как же семейный психолог? – взмолилась мама.
— Мы потратили на эту хуйню сколько? Два месяца? А деньги? Что это дало?
В голове Азирафель складывалась полная картина. Если бы брак его родителей не был под угрозой, он бы не подружился с Кроули, они бы так и остались случайными знакомыми, возможно, никогда бы не встретились снова.
— Это бы принесло результат, если бы ты хотел меняться.
— А почему это я должен меняться, Мэри? Может, это ты, блять, соизволишь поменяться и перестанешь заливать мне каждый раз, что у тебя болит голова? Я слушаю это уже год! Что я должен думать, когда моя жена не дает мне столько времени, а?
Отца словно подменили – Азирафелю казалось, что он слышал какого-то другого человека, незнакомого ему, который так часто и грязно ругается и слишком громко разговаривает, совершенно не следя за языком.
— Я же принимаю гормоны, мне не...
— И это я уже слушаю целый сраный год! – перебил отец резким тоном. – Может, трахаешься с кем-то, пока я пашу на работе, стараюсь для нас всех?!
— Что за глупости?
— Ах, глупости? Ты, блять, шаболда...
Отец как с цепи сорвался. Он кричал на нее так, что, как Азирафелю казалось, содрогались стены. Мама пыталась его успокоить, объяснить что-то, но все было без толку.
А потом он услышал то, отчего его сердце провалилось в пятки: глухой шлепок, после которого раздался пронзительный крик. Он принадлежал его маме. Ему потребовались секунды на осознание, и он, набрав воздуха, зажал ладонью рот, чтобы не шуметь. Его пробивала крупная дрожь. Держать равновесие становилось тяжелее, и Азирафель прислонился спиной к стене, не убирая руку.
Папа ударил маму, папа ударил маму, папа ударил маму, билось набатом в его голове.
Азирафель молился, чтобы это оказался лишь кошмар, самый страшный из всех, что ему снились. В его ушах стучала кровь, он медленно съезжал вниз по стене. Кожу на щеках стягивало от слез. Азирафель повалился на твердый деревянный пол и лежал на боку, захлебываясь слезами и боясь издать хоть звук. Он, словно попав в вакуум, физически не мог вслушиваться в то, что происходило на первом этаже.
Азирафель потерял ощущение времени и даже приблизительно не знал, сколько пролежал на полу. Отлепив руку, он судорожно вздохнул и снова закрыл рот. Сбившееся дыхание казалось ему слишком громким.
Вдруг он вспомнил про бумажку, которую дал ему Кроули, и, кое-как взяв себя в руки, прополз до своей комнаты, больно опираясь локтем о пол. Подтянувшись за ручку, он, пошатнувшись, встал и вошел в свою комнату. Стол был завален книгами. Отец часто ругал его за беспорядок в комнате, но Азирафель прекрасно в нем ориентировался. Трясущимися руками он отодвигал книги и среди них нашел заветную бумажку, успевшую немного помяться.
Азирафель пошел на риск, добираясь до телефона в спальне родителей маленькими шажками. Он даже не включал люстру, разбирая цифры в свете ночника.
Пошли гудки. Азирафель стоял лицом к двери, неотрывно глядя на нее и нервно крутя в руках пластмассовый провод.
— Алло? – ленивым тоном сказал Кроули.
— Кроули, это я, – прошептал Азирафель. – Помоги мне, пожалуйста.
— Что случилось? – голос Кроули в мгновение изменился, став серьезным и твердым.
— Папа, он, – тихо всхлипнул Азирафель не в силах договорить, – они опять ссорятся, это уже слишком, я не могу. Пожалуйста, Кроули.
— Откуда именно ты звонишь?
— Из спальни родителей.
— Ты в безопасности?
— Я не знаю, – истерика снова начала подбираться к Азирафелю, стоило ему задуматься о смысле этих слов.
— Запрись у себя в комнате и жди меня, – велел Кроули. – Никому не открывай дверь, ты меня понял?
— Да, – дрожащим голосом ответил Азирафель.
Снова пошли гудки. Азирафель повесил телефон на место. Носовым платком из кармана он протер его, чтобы не осталось следов от вспотевших ладоней, выключил ночник и вышел из родительской спальни.
Азирафель заперся в своей комнате, как и сказал Кроули, и закрыл уши руками, не вынося шума, не разбирая слов и не желая разбирать.
Так, наверное, чувствуют себя люди, которых переезжает машина: каждая кость трескается и ломается, каждый клетка тела ощущает невыносимую боль, из-за которой все выворачивает наружу.
Азирафель уставился перед собой и тщетно пытался выровнять дыхание. Его правая нога онемела от неудобного положения, но он не сдвинулся с места, словно прилипнув к кровати.
Он молился, непрерывно молился, чтобы проснуться. Внизу разбилась посуда. Бог его не услышал. С каждым, мучительно долго тянувшимся мгновение Азирафель понимал, что все наяву: он не проснется, он будет дальше сидеть на кровати, смотреть в пустоту, пока его разрывает на части.
Стук в окно привел Азирафеля в чувство. Он торопливо подошел к окну и открыл его.
— Кроули! – воскликнул Азирафель громким шепотом.
— Спускайся, – сказал Кроули, держась за подоконник.
— Они заметят, если я выйду, – всхлипнул Азирафель.
— Да нет же, через окно. Давай, я подстрахую.
Азирафель послушно сел на подоконник и развернулся, свесив из окна на ноги, – если бы Кроули в тот момент велел ему сигануть из окна, он бы, не раздумывая, отошел подальше, чтобы разбежаться. Крыша над крыльцом скользила из-за дождя. Кроули взял его за руку и повел к краю крыши, а затем отпустил, повиснул на краю и спрыгнул.
Азирафель сел к краю, медленно и осторожно разворачиваясь к нему спиной, чтобы повиснуть. Кроули не торопил его. Твердая поверхность давила на колени. Металл неприятно холодил кожу. Наконец, Азирафель повиснул, и его охватила паника – рука чуть не сорвалась со скользкой трубы.
— Прыгай, – послышалось с земли. – Не бойся, я поймаю.
Азирафель поколебался несколько секунд, и, зажмурившись, разжал руки. Полет тянулся долгие мгновения, и он скользнул в мокрые руки Кроули.
— Идем.
Кроули повел его за руку к машине. Азирафель, не успев подстроиться под быстрый шаг, поскользнулся и упал на мокрую землю, потянув Кроули за собой.
— Прости, пожалуйста, я такой неуклюжий, – виновато запричитал Азирафель, торопливо отряхивая колени.
— Ничего страшного, – Кроули поднялся, – давай помогу.
Они вышли на асфальтированную дорогу, и Азирафель увидел очертания машины – Кроули припарковал ее поодаль от дома. Он отпустил руку Азирафеля и направился к водительскому сиденью.
— Я же грязный, как я сяду...
— Это не имеет сейчас никакого значения, просто, блять, залезай в машину. Пожалуйста.
Слова Кроули отрезвили Азирафеля, и он сел в машину. Кроули завел ее и плавно нажал на газ. Первые пару минут они ехали в тишине, затем Кроули дерганым движением включил радио. Заиграла "Smalltown boy".
Азирафель смотрел прямо на дорогу, и все смазывалось перед глазами и смешивались в блестящую кашу – он не мог прочитать ни слова с вывесок и картинок на витринах.
Он не помнил, как Кроули завел его в дом. Их встретила взволнованная мисс Маккарти. Она спросила, что случилось, и Кроули попросил ее заварить для Азирафеля ромашковый чай. Она метнулась в кухню, и Азирафель не имел понятия, когда она вернулась. Он понял, что сидел на диване в гостиной Кроули, и мисс Маккарти протягивала ему желтую кружку со свежим ромашковым чаем, от которого тянется пар.
— Выпей, малыш.
Мисс Маккарти провела по его волосам, они о чем-то поговорили с Кроули, и она вышла из гостиной. Азирафель, вздрагивая, прижимался к Кроули, оборачивая его руками и ногами. Кроули плавно гладил его по голове. По черной футболке расползалось мокрое пятно.
Азирафель долго приходил в себя, выдыхая куда-то Кроули в грудь. Мисс Маккарти еще пару раз принесла ему чай.
— Можешь рассказать, что случилось? – тихим хрипким голосом спросил Кроули, когда почувствовал, что Азирафель ровно дышал.
Азирафель закивал, но ответил не сразу.
— Папа, – он гулко сглотнул, – ударил маму.
Слезы полились с новой силой.
— А тебя?
Азирафель покачал головой. Кроули сочувствующе вздохнул.
— Мне очень жаль, что так получилось.
Снова зашла мисс Маккарти.
— Вижу, тебе стало лучше, – она села на корточки. – Не расскажешь, что случилось?
Азирафель молча смотрел на нее.
— Я могу рассказать? – спросил Кроули.
Поразмыслив несколько секунд, Азирафель слабо, но уверенно кивнул. Кроули ей ответил. Они посмотрели друг на друга. Кроули что-то сказал ей одними губами, и мисс Маккарти ушла.
— Что случилось с твоими родителями? – спросил Азирафель.
Кроули все гладил его по голове.
— Когда мне было восемь, спустившись утром по лестнице, я увидел чемоданы и сумки в прихожей и понял, что что-то не так. Я спросил, что происходит, вертя головой, смотря то на маму, то на отца. Она ответила, что уезжает навсегда. Мне казалось, это все глупая шутка, и с каждой секундой осознания ко мне подступала истерика. Мама наклонилась ко мне и обняла. Сказала, мол, мы с твоим отцом не можем быть вместе, а я плакал ей в плечо и повторял "почему, почему, почему". Она мягко отлепила меня от себя, улыбнулась и сказала, что все будет хорошо, что я упрямый и многого добьюсь – до сих пор понятия не имею, почему именно это.
— Как на открытке?
— Да, – кивнул Кроули. – Отец помог погрузить ей чемоданы в машину, и она уехала. Я провожал ее помутневшим от слез взглядом. Отец отвел меня обратно в дом, и мы сидели точно так же, как и сейчас, на диване, я плакал уже ему в плечо, а он молча гладил меня по голове. Я не помню, как уснул, но проснулся я утром в своей кровати, накрытый одеялом. Я спустился вниз, осматривая дом. Он казался мне пустым и безжизненным, будто в нем чего-то не хватает. Я зашел в кухню, отец что-то жарил на плите, заметив меня, он обернулся и сказал, что завтрак скоро будет готов. Мы ели молча, а потом я все-таки спросил, почему мама уехала. Он ответил, что она не могла ужиться с его недостатком, и в этом нет ее вины. Потом он велел мне собираться, сказал, мы отправляемся в путешествие. Меня это немного приободрило.
Мы ездили по стране, и через три недели, заподозрив неладное, я спросил, а что, черт возьми, происходит. Это был второй и последний раз, когда отец не ответил прямо на мой вопрос. Сказал, занимается нечестным делом, просил понять и не злиться. А я и не злился – я мало что понимал, но путешествовать мне нравились. Постоянно новые места, новые лица. Мы в основном по маленьким городишкам ездили, но однажды – мне было лет десять – я увидел по телику какой-то фильм, там дело было в Новом Орлеане. Я загорелся идеей побывать там, отец ответил, что я маловат еще, чтобы проникнуться этим городом, и отвез меня в другое место – в Лос-Анджелес. Я был вне себя от радости. Тогда я во второй раз в жизни увидел океан, и мне на побережье вдруг стало так тоскливо – я вспомнил маму. Отец меня утешил, мы посидели молча на пляже еще какое-то время и ушли.
В третий раз я увидел океан на востоке Флориды, мне было тринадцать, и это были принципиально новые ощущения. Я нашел себе компанию на пляже из ребят примерно моего возраста, мы отлично проводили время.
Кроули взял паузу.
— Через две недели в нашу квартиру посреди ночи ворвалась полиция. Отца арестовали. Меня хотели сдать в приют, и тогда появилась Энни – она сбежала в захолустный Тадфилд от ебанутого бывшего лет пять назад. Позже выяснилось, что мама узнала об аресте и позвонила ей. Я брыкался, не хотел жить с ней, сидел перед отцом в комнате для свиданий и захлебывался слезами, не мог смотреть на него в наручниках. Тогда отец сказал: "Тони, не будь дураком, это твой шанс". Его слова спустили меня на землю.
— А за что его посадили, если не секрет?
— За участие в преступной организации, и, как я понял, он был в их иерархии работником среднего звена, может, ниже среднего – хрен знает, как они их там классифицируют.
— То есть он не... – Азирафель запнулся, боясь произнести это вслух.
— Что? Нет! – возмутился Кроули. – Он говорил, что договаривался с людьми, организаторские всякие штуки, грязной работой не занимался. Отец и в драки-то не лез, заболтать мог любого. Человека с такой харизмой поискать надо. А еще он не хотел, чтобы я шел по его стопам – мне он говорил жить по совести.
Кроули тоскливо вздохнул.
— За те пять лет я заметил одну деталь – никто не называл отца по имени, кроме одного друга, звавшего его Джонни, для остальных он был только Кроули.
— Джей в твоем имени – это Джонни?
— Да.
Они снова замолчали. Редкие слезы текли по инерции. Азирафель бы не назвал свое состояние спокойствием, наверное, у него просто больше не было сил. Он тогда не придавал этому значение.
— Знаешь, – начал Кроули, – ты самый крутой девятилетний ребенок, которого я знаю.
— А ты знаешь много девятилетних детей? – устало спросил Азирафель.
— Нет. Только ты и сын соседки, Майк. Хотя, может, ему и не девять, – пожал плечами Кроули. – Значит, ты вне конкуренции.
Азирафель впервые за вечер посмеялся.
— Серьезно, ты мне уже как младший брат.
Азирафель поднял голову и встретился взглядом с Кроули, который, оказывается, был без очков.
Жадно, как старый скряга, перебирающий свои монеты, Азирафель смотрел и смотрел на него, пытаясь запомнить и закрепить в своей памяти каждую крохотную деталь: веснушки, выстроившиеся в целые созвездия, изломы носа, острых скул и губ в ухмылке, то, как небрежно и мило лежат его волосы, и, конечно, его потрясающие глаза.
— Ты красивый, – неожиданно сказал Азирафель.
Кроули усмехнулся.
— Мальчики, вы хотите есть? – позвала мисс Маккарти из кухни.
— Было бы здорово, – Азирафель вытер слезы.
Кроули помог ему подняться с дивана – Азирафель понимал, что в этом не было необходимости, но все равно был благодарен. Они пошли на кухню, из которой уже тянулся аппетитный запах.
***
Кроули и Азирафель договорились лечь в одну кровать. Из ванной был слышен шум воды. Азирафель лежал в темной комнате в позе эмбриона. Он успокоился после ужина с так радушно принявшими его Кроули и мисс Маккарти. Когда Кроули ушел в свою ванную, готовясь ко сну, Азирафелю стало хуже. Он снова заплакал, сжимая чернильного цвета пододеяльник. Его знобило.
Азирафель думал о том, как он вернется домой. Будут ли родители как обычно делать вид, что все в порядке? Отругают ли они его за то, что он без разрешения ушел из дома? Заметили ли они вообще, что его нет дома? Однажды это уже сошло ему с рук.
Как они будут жить дальше? Повторится ли это еще раз? Разведутся ли родители?
Азирафель взвыл от этой мысли и судорожно вытер слезы тыльной стороной ладони.
Кроули быстро вернулся. Он, видимо, услышав, что Азирафель плакал, запрыгнул в кровать и лег на бок к нему лицом.
— Я могу тебе помочь? – прошептал Кроули. – Может, принести чего? Чай заварить?
Азирафель протер глаза. Он плохо видел в темноте, скорее, чувствовал, как Кроули внимательно и встревоженно на него смотрел.
— Обними меня, пожалуйста, – едва слышно попросил Азирафель.
Кроули молча перевернул его спиной к себе и обернул своими длинными конечностями. Азирафель затылком чувствовал его дыхание. От его тепла озноб затухал.
Обычно Кроули занимал его мысли, нагло выталкивая все остальные прочь из головы. В моменты, когда нужно было сосредоточиться, это даже раздражало. Но тогда, лежа в объятиях Кроули, Азирафель понимал, что это необходимость. Его душу словно напоили горячим сладким чаем и обернули в мягкий плед – непременно в клетку.
Кроули был для него светлым пятном, которое появляется, если капнуть краской в воду – оно расползается, заполняя собой водную гладь некрасивого грязного черного цвета, смешанного с болотным зеленым и умброй. Или если добавить свежее в молоко в черный кофе, который пьет Кроули.
— Спокойной ночи, братишка, – пожелал он.
— Спокойной ночи, Кроули, – Азирафель зевнул.
***
Утром мисс Маккарти не оказалось дома. Азирафель чувствовал себя легче. Кроули пожарил яичницу с беконом, и после завтрака отвез Азирафеля к нему домой, чтобы он переоделся и забрал рюкзак.
Недалеко от 38-й улицы Азирафель заметил автобусную остановку, пока они стояли на светофоре. Около нее было человек шесть или семь. Автобус приехал почти сразу же после того, как загорелся зеленый свет. Он шел до 36-й улицы.
Кроули был серьезен, но заметно расслабленнее, чем вчера вечером. Он припарковался около дома Азирафеля, там же, где и обычно.
— Мне пойти с тобой?
— Нет, спасибо, я справлюсь.
Азирафель вышел из машины и зажмурился от палящего солнца. Он вошел через заднюю дверь, и, пока он заворачивал к лестнице, его заметили родители. На маме Азирафель не разглядел никаких следов. Отец пытался задавать ему вопросы, но Азирафель, собравшись и надев рюкзак, не ответил ни на один, сославшись на то, что опаздывает, и поспешно выбежал из дома прямиком в машину Кроули.
— Как прошло?
— Они не злились, но мне не понравилось там находиться.
Кроули завел двигатель. Пока они ехали, по радио играла "Time is running out". Погода стояла превосходная, небо было ясным и синим, и совсем не дул ветер.
— Тебе не надо в школу? – вдруг вспомнил Азирафель.
— Ничего страшного, подождут, – Кроули махнул рукой.
Он молча курил, стараясь плавно поворачивать руль. Остановившись у школы, Кроули выбросил окурок.
— Я не хочу в школу, – вздохнул Азирафель, откинув голову в кресле.
— Я думал, тебе нравится учиться.
— Нравится, – согласился Азирафель, – но сейчас я не хочу.
— А что ты хочешь?
— Хочу приключение, как в Атланте.
Кроули достал новую сигарету и поджег.
— Я знаю, тебе тут нравится, но мир велик. Ты неглупый мальчик, и таким, как ты, не место в Тадфилде. Ты заслуживаешь большего, – он затянулся. – Я отвезу тебя как-нибудь к океану, тебе понравится. Летом, например. Договорились? – Кроули повернул голову к Азирафелю.
— Договорились, – Азирафель широко улыбнулся.
— Увидимся в субботу, братишка, – Кроули отсалютовал ему.
— Пока!
Азирафель вышел из машины и тут же глазами поймал глазами своего приятеля из класса, Бена. Он быстрым шагом и с улыбкой на улице подошел к нему.
