Still Hungry

...он нашёл себя на полу, и вкус во рту был на редкость дерьмовым. С трудом поднявшись, Ви качнулся в сторону раковины – сплюнул кровь, прополоскал не менее дерьмовой водой – и уставился на самого себя в зеркало, сквозь цифровое двоящееся онемение не сразу осознавая, что именно он... они сейчас видят. Сильверхенд больше не стоял рядом, не нависал над душой – они были Сильверхендом. Они были Винсентом, и... Царапнувший горло кашель зазвучал на два голоса, а карие глаза смотрели в такие же, только более тёмные, и так можно было бы провести целую вечность, если бы не жидкое серебро, обжёгшее вены. Товар из «Лиззис» пробрался в кровь, нашёл свой путь к мозгу и теперь требовал жара и действия. – Блять, – выдохнули оба, Ви закусил губу, и это отозвалось внизу напряжением таким сильным, будто на последнем тюнинге член заменили неисправным имплантом. – М-мать твою... С-сука... Цепляясь за стены, они дошли до кровати и рухнули на неё поперёк. Ещё немного усилий, и получилось уместиться нормально. Секунда. Другая. Шум в ушах схлынул, оставляя за собой испарину и почти болезненный – охренеть насколько мощный – стояк. Перевернуться на спину получилось легко, пальцы привычно обхватили ствол и замерли, посылая по коже искры прохлады. Это было странно – и почему-то охренительно хорошо. Несколько секунд – целую вечность – Ви смотрел на член и понимал, что не испытывает к нему почти ничего. Собственные чувства мешались с (не) интересами Джонни, и всё вместе казалось тягучим и сложным. Горело только любопытство – чужое и своё собственное, – и отчаянно-острое желание жить. – Дай, – Сильверхенд не спрашивал. Он просто перехватил контроль над рукой – ладонь вдруг стала ощущаться чужой – и провёл кончиками пальцев по члену. Ви уловил отголосок мыслей: «Хм, я и забыл», и откинулся на подушку, свободной – своей, но окрашенной серебром – рукой сжимая сосок. Искры боли заплясали по груди, отозвались полустоном. Джонни скользнул по головке, огладил по кругу, исследуя, вспоминая – поднял руку, коснулся их общих губ. Ви хрипло выдохнул – и облизал её. Вкус собственных пальцев на языке показался солёным. – Хочешь, чтобы это был член? – Вопрос прозвучал по-идиотски, но внутри, под рёбрами, будто скрутилась и распрямилась тугая пружина, перекрыла дыхание. Отвечать было не нужно. Думать – тоже. Джонни снова обхватил член, двинул рукой – Винсент накрыл её «своей». Первая проба, вторая – и мир растворился в обжигающем серебре. Взорвался тысячей звёзд и ночных огней, потерялся в сетевой черноте. У них был всего один член, но этого – и расплавленных, перетекающе-двойственных мыслей хватало. Стон взлетел под низкий потолок – и отразился эхом чужого голоса. Зазвенел в импульсах распалённого – общего – тела. Выгнул, сломал, пропитал спину по́том. Ви не заметил, как соскользнули руки, как он повернулся на живот, не запомнил, когда под бёдрами оказалась подушка – из горячки проступил только один эпизод. Где-то в этом жаре они с Джонни ползли до стола, ни на минуту не переставая себя – друг друга – целовать и касаться. Мешали новую дозу и возвращались обратно. Пальцы скользили по горлу, цепляли ключицы – неизменно оказывались во рту. Сменялись запястьем, и вместо него представлялись искусанные губы. Ощущались собственные – влажные и зацелованные. Растворившись и потерявшись, Ви втрахивался в подушку – видел, чувствовал под собой Джонни. Почти взаправду ощущал, как трётся членом о член, слышал два голоса в собственных стонах и целовал не предплечье – чужие губы, колючие от щетины и чертовски умелые. Шелковистая постель – «абсолютно пидорская», как сказал Сильверхенд – так напоминала кожу. Живую, разгоряченную кожу, которой так приятно касаться, которую так хочется взять в рот – но и просто скользить так, членом к члену, до одури хорошо. Реальность мешалась с фантазией, образ Джонни то проступал из кровати, то снова оказывался где-то внутри, и прекращать совсем не хотелось. Только целовать обветренные губы – собственную руку, – только вжиматься телом в тело – в постель, – и... – До одури хочу тебя трахнуть, – снова на два голоса, искренне, хрипло – и в унисон. Ви закусил край одеяла и с силой толкнулся в подушку – Джонни застонал где-то в глубине так, что завибрировали рёбра. Винсент повторил, снова и снова, ловя отголоски гибнущего серебра, отчаянно цепляясь за последние искры. Удар, ещё один, хриплый стон у самого уха – собственные пальцы крепкой хваткой на шее. Ещё немного, ещё... Напряжение лопнуло и разорвалось, окатило разрядами молний – исчезло так же мгновенно, дотла сгорев за пару секунд. Винсент обрушился на кровать, тяжело дыша и замерзая под дуновением кондиционера. Только сейчас замечая, насколько взмок. С трудом перевернулся на спину и уставился в потолок. После всего принятого надо было бы спать, но спать не хотелось, и Ви лежал несколько минут. Потом – застонал, поднимаясь с кровати. Тут же закутался в одеяло: после недавнего жара комната показалась слишком холодной. Тошнота подкатила к горлу, скрутила внутренности и отозвалась крупной дрожью. Стальными тисками боль вцепилась в виски. Сильверхенд молчал, но всё ещё был где-то рядом. Ждал. ...и перехватил управление телом, отправляя Винсента спать. Уронил себя – их обоих – обратно в кровать и подтянул поближе бутылку с водой. Хорошо, что за время их общей «болезни» какая-то добрая душа прикрутила в нише телевизор и подключила к домашней сети. Сейчас – пригодится. Джонни перевернул подушку, положил на место и улёгся, задумчиво глядя куда-то мимо замершей на экране картинки. Надо будет потом заглянуть в тот кукольный клуб с «копиями знаменитостей»: в прошлый раз Сильверхенд заметил в каталоге «себя». Или попробовать брейнданс?... Любопытно, что из этого выйдет. А пока... – Отдыхай, соло. Пробуждение будет нелёгким, – пробормотал больше для себя Джонни и дёрнул чужой рукой, включая позабытое порно. Тошнота снова поднялась из глубин, свинцовая боль поселилась в глазницах, судорогой свело левую ногу, и Сильверхенду бы пожалеть, что тело не спит, но... После вечности в темноте и такое сгодится.