with myriad stars of love

— Время бровей! Сынмин чуть ли не вприпрыжку появляется из ванной, блаженно улыбаясь и опасно щёлкая пинцетом. Хёнджин резко выпрямляется и весь напрягается, точно струна. Чашка с кофе в его руки чуть ли не летит на пол, но он вовремя вспоминает о ней и крепче сжимает пальцы. — Мини, а может… Может, не надо? — Жалобно просит он, наблюдая за тем, как Сынмин подходит всё ближе. — Надо, котёночек, надо, — щебечет Сынмин, останавливаясь напротив него. Одной рукой он упирается в обеденный стол, за которым сидит Хван, а второй показывает Хёнджину возмутительно розовый и блестящий пинцет. Хёнджин уже сотню раз пожалел о том, что когда-то купил этот дурацкий косметический набор. Ну кто же знал, что всё сложится именно так! — Нормальные у меня брови, — стонет Хёнджин, лужицей сползая со стула и стараясь отойти как можно дальше от грозного бойфренда. — Это пока что, — Сынмин, улыбаясь так ярко, что Хёнджин вот-вот ослепнет, продолжает надвигаться. — Но их уже нужно приводить в порядок, Джинни. — Они в порядке! — Ну да, конечно, давай подождем, когда они зарастут окончательно и у тебя будет монобровь! — Сынмин ругается, но продолжает улыбаться. Вот оно, то, что делает его поистине счастливым. Мучать Хёнджина. — Имеешь что-то против моноброви? — Хёнджин выставляет перед собой стул и очень осторожно пытается нарезать круг по кухне, чтобы потом выскочить в комнату, а потом, он надеется, и из квартиры. — Ни в коем случае, дорогой, но потом ты ведь сам начнёшь жаловаться, так что давай сделаем это сейчас! Сынмин делает рывок, а Хёнджин с воплем убегает из кухни. — Ну нет, прошу, mi amor! — Не поможет, — воркочет Сынмин, загоняя, точно зверька, Хёнджина на подиум. — Я не хочу-у-у, — воет Хёнджин и падает на кровать лицом вниз, — это больно! — Как говорится, красота требует жертв! Сынмин с победным возгласом заваливается на него и переворачивает на спину, чтобы сесть на бёдра Хвана и ослепительно ему улыбнуться. Хёнджин слаб, чертовски слаб перед ним. — Ладно, хорошо, ты победил. Но если я начну плакать, то это будет на твоей совести! — Заявляет он, расслабляясь под весом своего парня. Сынмин расставляет руки по обе стороны от головы Хёнджина и склоняется над ним, замирая в десяти сантиметрах от его лица. — Я не позволю тебе плакать, вредный хорёк, — обещает он и целует Хёнджина в кончик носа. Хёнджин смотрит на то, как Сынмин пытается поудобнее пристроиться на нём, и тихонько вздыхает. — Давай я сяду на кресло. И включим лампу, чтобы тебе было лучше видно? Сынмин сияет и вскакивает, чтобы Хёнджин пересел. И для Хёнджина это отличный способ сбежать, но… Зачем? Зачем, если сейчас он может видеть Сынмина таким до безобразия счастливым из-за какой-то мелочи? Ну и фиг с ним, что больно. Это придется сделать рано или поздно, только потом это возможно придётся делать самому, а сейчас этим займётся Сынмин. Прелестно. Хёнджин ставит кресло-качалку так, чтобы оно качалось не слишком сильно, и опускается в него, зазывающе похлопывая по своим коленям. Сынмин включает торшер и поворачивает так, чтобы он освещал лицо Хёнджина, но не бил ему по глазам. Придерживая кресло, Сынмин залезает к Хёнджину на бёдра и немного елозит, устраиваясь поудобнее. Хёнджин откидывается на спинку и прикрывает глаза. Он чувствует, как Сынмин склоняется над ним, проводит большими пальцами по бровям, укладывая их, мягко очерчивает линию скул… А потом резко выдергивает пару волосинок между бровями. Хёнджин выразительно цокает и шипит, пока Сынмин хихикает и продолжает аккуратными движениями выщипывать лишние волосы. — Я ненавижу это, я так сильно это ненавижу, — бормочет Хван, когда Сынмин добирается до волос прямо над веком. — Это издевательство какое-то, клянусь, я просто уверен, что это задумывалось, как пытка! Сынмин закатывает глаза и смахивает волосинки с покрасневшей кожи. Он смотрит пару секунд, а затем полностью сокращает расстояние между ними и накрывает губы Хёнджина своими. Поцелуй выходит совсем невинным и немного смазанным, но зато Хёнджина он заставляет улыбнуться. — Всё может быть. Но это не отменяет того, что сейчас люди так делают себя красивее. — Неужели я и так недостаточно красивый? — Хёнджин открывает глаза и промаргивается, недовольно дуя губы. — Красивый, — Сынмин ещё раз коротко целует его, — определённо самый красивый. — Я люблю тебя, — Хёнджин подаётся вперёд, потираясь с Сынмином носами. Крошечный жест, от которого всё внутри замирает, а потом сердце начинает колотиться в ускоренном темпе. Вопиющая нежность. — И я тебя, вредная ты жопка, — Ким ухмыляется и легонько кусает Хвана за подбородок. — А теперь дай мне закончить. Хёнджин недовольно фырчит, но снова закрывает глаза, позволяя Сынмину делать своё дело.