with myriad stars of love

Сынмин закрывает глаза и отворачивается к стене. Окно плотно занавешено, и в комнату не проникает ни капли света. Сынмин делает вдох, чувствуя, как в носу неприятно начинает щипать. Он поджимает ноги и старается нащупать одеяло, чтобы накрыться им с головой и стать ещё меньше, чем есть сейчас. Он хочет сжаться до размеров какого-то атома, просто исчезнуть. Слёзы сами собой начинают течь из глаз, и Сынмин злобно вытирает их рукавом толстовки. Где чёртово одеяло? Сынмин даже оборачивается, чтобы наконец взять его. Но чувствует что-то, что, наверное, называют «ножом в спину». Потому что одеяло лежит не на кровати даже, а на диванчике. Там же, где и смятая тетрадь, предварительно залитая кофе. Сынмин чувствует себя преданным. Потому что одеяло должно было спасти его от этого дерьма, а не… Не вот это. Сынмин возвращается к стене. Сворачивается калачиком, позволяя дурацкой влаге сорваться с ресниц и покатиться по щекам. Дурацкая тетрадь с дурацкими конспектами. Дурацкий кофе. Дурацкая жизнь. Сынмин хочет исчезнуть. Потому что сил нет. Он угробил на это столько времени, а в итоге… Слёзы льются с новой силой, и Сынмин всхлипывает. Отвратительно. В замке шуршит ключ, а через несколько секунд дверь открывается, и раздаётся негромкий голос Хёнджина, напевающего какую-то очередную прилипшую к нему песню. Сынмин закусывает губу. Он может притвориться спящим. И Хёнджин ничего не заметит. И всё будет хорошо. По звукам Сынмин определяет, что Хван моет руки, загружает стиральную машинку, а затем двигается на кухню, начиная петь тише. Увидел Сынмина. И решил быть потише. Очаровательный. Сынмин едва улыбается. Сейчас он очень хочет сказать Хёнджину, что он любит его. Сынмин не сразу понимает, что Хёнджин больше не поёт. Вообще не издаёт ни звука. Ох, чёрт. — Сынмина? Заметил. Сынмин жмурится, стараясь не шевелиться вообще. Хёнджин повторяет попытку. И зовёт так жалобно, что Сынмин, кажется, сейчас ещё сильнее зарыдает. Ким рвано вздыхает и издаёт какое-то невнятное мычание. Притворяться смысла нет. — Ты… Как ты? — Хёнджин вообще двигается? Потому что, судя по звукам, нет. Сынмин отрицательно мотает головой. Он никак. Вот вообще. Он хочет собраться в одну большую слезу и впитаться в матрас. Чтобы от него осталось лишь грязное пятно, которое будет настолько сильно раздражать взгляд, что матрас выбросят куда-нибудь на свалку и сожгут потом. И будет супер. — Я могу как-то помочь? — Тихонько спрашивает Хёнджин. Сынмин как-то слишком уж громко всхлипывает. — Дай… Дай мне одеяло, — просит он срывающимся голосом. Хёнджин передвигается почти беззвучно, но Сынмин всё равно слышит, как он быстро подходит к диванчику, осторожно перекладывает вещи на стол, а затем идёт к подиуму. Стоит одеялу коснуться плеча Сынмина, он хватает его и заворачивается как в кокон. Главное не смотреть на Хёнджина. — Хочешь… Мне нужно сделать ещё что-то? Сынмин пожимает плечами. Потому что он правда не знает. А ещё потому что его накрывает новая волна слёз. — Ты хочешь побыть один? Мне стоит уйти? В такие моменты Хёнджин нереально серьёзен. Он ведь действительно может уйти. Пойти к Феликсу и Чанбину, например, или гулять, нарезая бесконечные круги по парку, или в магазин, чтобы накупить продуктов на месяц вперёд. Или просто выйти на лестничную площадку и сидеть там до тех пор, пока Сынмин не почувствует себя достаточно хорошо, чтобы позволить ему вернуться. Хёнджин чудесный. Сынмин… Снова плачет. Просто потому, что он не заслуживает такого восхитительного парня. Сынмин качает головой. — Остаться? Кивает. — Хорошо. Мне… Мне стоит побыть где-то в квартире или рядом с тобой? Сынмин ещё раз громко всхлипывает, вытирая одеялом слёзы, и неловко садится в кровати. Он делает несколько глубоких вздохов, прежде чем посмотреть на Хёнджина. Хван стоит перед подиумом, неловко убрав руки за спину. Во взгляде волнение. Ну вот почему он такой хороший? — Обними меня, — Сынмин прокашливается от лишних слёз, — пожалуйста. Хёнджин тут же оказывается рядом, тратя лишнюю секунду лишь на то, чтобы сесть поудобнее. Он прижимает завернутого в одеяло Сынмина к себе и целует в макушку. Сынмин ворочается, чтобы расположиться как-то более комфортно. В итоге он разматывает свой кокон, нормально обнимает Хёнджина, заваливая его на кровать, и накрывает их одеялом уже вдвоём. Хёнджин обвивает его руками и ногами, целует лицо везде, где может дотянуться, и носом тычется в мокрую щёку. — Хочешь поговорить? Сынмин шмыгает носом и изворачивается, чтобы вытереть немного слёзы о футболку Хёнджина. Он хочет. Но, кажется, если сейчас начнёт, то захлебнется в своих же слезах. Хотя, может, так даже лучше. — Конспект, — начинает он севшим голосом. — Надо было долги закрыть. И я писал. А потом сделал кофе, — на глаза снова наворачиваются слёзы. — И случайно… Толкнул случайно. И теперь. Теперь всё залито. И все труды напрасно, — Сынмин утыкается лбом Хёнджину в плечо. — Я так устал, Хёнджин, почему всё, что я делаю… Всё портится в конце концов? Почему ничего не может быть хорошо, почему я не могу ничего сделать правильно, почему… Сынмин замолкает, не в силах высказать ничего больше. Он устал. Просто устал от этого всего. — Это неправда, — тихо говорит Хёнджин, проводя рукой по волосам Сынмина. — Ты много стараешься и отлично справляешься. Маленькое неприятности случаются. И ты можешь позволить себе расстроиться и поплакать из-за них. Но не давай им разбить тебя. Это просто один плохой день. И скоро он закончится. Давай сейчас ты отдохнёшь немного, а потом мы вместе посмотрим, что можно сделать? Сынмин аккуратно кивает. Футболка Хёнджина уже наверное ужасно промокла, но он не говорит по этому поводу ничего. Хороший. — Принести тебе воды? И в холодильнике, по-моему, есть шоколадка. Будешь? Сынмин в шаге от того, чтобы разреветься в очередной раз за сегодня. Он отстраняется от Хёнджина, чтобы тот мог встать, и почти шепотом отвечает, что будет. И воду, и шоколадку. И всё, что ему предложит Хёнджин в принципе. Хёнджин уходит, а Сынмин садится на кровати, снова с головой завернувшись в одеяло. Хёнджин возвращается с самой большой их кружкой, наполненной водой, и шоколадкой. Обычная молочная. Вкусная. Хван протягивает Сынмину воду, и тот с благодарностью принимает её, делая несколько больших глотков. Хёнджин садится рядом, разрывает обёртку, отламывает большой кусок шоколадки и отдаёт Сынмину. Сынмин смотрит на кружку и шоколад в своих руках, потом на Хёнджина, который берёт себе совсем маленький кусочек, чтобы если Сынмин потом захочет ещё, дать ему побольше. Сынмин, кажется, прямо сейчас влюбляется в Хёнджина ещё раз. — Я люблю тебя. Сильно, — произносит он, придвигаясь поближе и кладя голову Хёнджину на плечо. — И я тебя, love. Хёнджин улыбается. И Сынмин верит, что его плохой день правда скоро закончится.