with myriad stars of love

Хёнджин и Сынмин никогда не ссорились. Это факт, о котором знают все и которому все ужасно удивляются, но так оно и есть. Они стебут друг друга, подшучивают, но не ссорятся. Никогда. Поэтому сейчас, когда Сынмин сидит на пассажирском сидении их арендованной на время выходных у родителей машины, отвернувшись от Хёнджина, который сжимает до побелевших костяшек руль, это кажется абсолютно неправильным. Потому что они сделали это. Поссорились. Сынмин даже не уверен, из-за чего. Просто они зашли в этот чёртов магазин, начали выбирать посуду в подарок маме Хёнджина, а вышли, уже игнорируя друг друга. И в машине они игнорируют друг друга. Сынмину это не нравится. Не нравится, что Хёнджин молчит и не делает вот эти все свои штучки, типа отвлекаться на Сынмина каждые пять минут, шутить над дурацкими машинами и болтать обо всём на свете, лишь бы не молчать. Хёнджин молчит. Они молчат. Сынмин хочет исправить это. Сделать что-то, сказать. Лишь бы нарушить эту отвратительную тишину, лишь бы Хёнджин перестал выглядеть таким… Таким. Грустным, раздражённым, напряжённым. Не таким, каким должен выглядеть его Хёнджин. Он должен попросить прощения или что-то типа того, но в горле становится ком, и Сынмин не может выдавить из себя ни слова. Хёнджин даже не включает радио. Господи, они реально, действительно, чёрт возьми, поссорились. Сынмин не знает, что говорить и что делать. Он смотрит на Хёнджина несколько секунд, а затем кладёт руку на подлокотник, ладонь в приглашающем жесте разворачивая вверх. Хёнджин поднимает свою руку, и Сынмин чувствует, как сердце начинает биться быстрее, но Хван просто переключает передачу. У Сынмина в груди что-то обрывается. Он резко отворачивается к окну и смаргивает выступившие в уголках глаз слёзы. Что это значит? Господи, они действительно… Неужели всё? Это всё для них? Эта дурацкая мелкая ссора дала Хёнджину какой-то толчок, чтобы он отказался от Сынмина? Он сейчас довезёт его до дома его родителей, оставит там, а сам уедет? Он… Ладони Сынмина робко касаются невероятно холодные пальцы. Сынмин резко поворачивает голову. Хёнджин закусывает губу и осторожно, словно бы спрашивая разрешения, скользит пальцами по руке Сынмина. Сынмин выдыхает. И сам берёт Хёнджина за руку. Нормально, крепко, переплетая в привычном жесте их пальцы. Правильно. Плечи Хёнджина медленно опускаются, он постепенно расслабляется, ещё немного крепче сжимая ладонь Сынмина. — Почему у тебя руки такие ледяные? — Ворчит Сынмин, накрывая руку Хёнджина второй своей ладонью, и подносит этот клубок рук к своим губам, чтобы подышать и немного согреть. Уголок губ Хёнджина приподнимается. Он почти ухмыляется. — Это для того, чтобы мой невероятно красивый и заботливый парень всегда мог их согреть своей любовью. Сынмин смеётся. Всё хорошо. Хёнджин не собирается делать всякие драматические штучки в духе дурацких фильмов или книжек. Он держит Сынмина за руку и снова по-дурацки флиртует. Всё хорошо. — Ну чего ты? Сынмин не сразу замечает, что они съехали на обочину, а Хёнджин включил аварийку. Он также не сразу замечает, что по его собственным щекам текут слёзы. Ох. Хёнджин забирает свою руку и выскакивает из машины, чтобы быстро обойти её и вытащить Сынмина на улицу тоже. Сынмин, не задумываясь, заключает Хёнджина в объятья и целует его лицо везде, где только дотягивается. — Прости меня, пожалуйста, — бормочет он, прижимаясь своей влажной щекой к щеке Хёнджина. — Ты не должен извиняться. Это я… — Нет, нет, слушай, я, если быть честным, даже не понял, из-за чего это произошло. Так что… Давай не будем извиняться. Вообще. Ни ты, ни я, — Хёнджин кивает. — Господи, это ужасно! Ладони Хёнджина бродят по спине Сынмина, и Ким готов поклясться, что это самое лучшее действие со стороны Хёнджина в его жизни (на самом деле было и лучше, но он слишком рязмяк сейчас). — У нас был миллион шансов поругаться по действительно стоящим причинам, но мы не поделили посуду, — Хёнджин произносит это таким траурным тоном, что Сынмин просто не может сдержать хохот. — Кому расскажешь — не поверят. Они смеются до тех пор, пока не начинают болеть рёбра. Ну какая же глупость, серьезно. Через несколько минут Хёнджин целует Сынмина в лоб и подталкивает к машине. — Давай, а то нас уже заждались наверное. Я нуждаюсь в пироге твоей мамы! В этот раз всё правильно. Хёнджин негромко включает радио, они с Сынмином шутливо спорят на тему того, что Хёнджин на самом деле с ним только ради стряпни его мамы, и Хёнджин возмущённо верещит всякий раз, когда не находит аргументов в ответ. А ещё они держатся за руки. Всё так, как надо.