*
Впрочем, не страшно, свою потребность в овощах Мадригаль утолил в двух початках кукурузы, но вот, что касается сладкого и мяса… Одним словом мамита буквально обрезала поставку глюкозы и железа в организм подростка, обосновывая это все началом очередного поста. И, судя по словам Эсти, которая в данный момент что-то недовольно щебетала шатену прямо в ухо, такое несчастье настигло не его одного. А между тем, не очень-то честно выходит, потому что этому своеобразному испытанию именно в их семье подвергался только, собственно, Камило, любезнейшая màmi и отец. И пусть он искренне понимал Феликса, спорить с матерью парень не любил и сам, а если говорить откровенно, в этом и вовсе не было смысла, то мотивы рыжей Мадригаль на поверхности и в помине не лежали. Антонио ещё маленький, контролировать питание Долорес женщина, к своему огромному сожалению уже была не в силах, а в семью сестры лезть было некрасиво. Поэтому с этого дня и целых две последующих недели парню придётся смотреть на довольную моську младшего брата, уплетающего свои любимые сладости прямо у него перед носом. Во балдеж… Тяжкие мысли одолевали питающийся исключительно сахаром ум зеленоглазого, пока тот, прижав мобильный к уху, уныло переставлял ноги через ступеньки. А вообще, кто-то уже должен сказать Пепе, что, если уж и соблюдать этот кретинский пост, для начала следовало бы посещать церковь чаще, чем два раза в год. Тоже мне, ревная католичка… Что за существа эти женщины? Каким правилам они следуют, какой высшей силе поклоняются? Или все они рождаются с заранее устроенной в мозг программой, установленной на вынос мозга противоположному полу, с отсутствием при этом функции самокритики? Если так, то это печально. Эсти была совсем не такой. Парень был в этом уверен, рядом с ней хотелось смеяться. — Не-ет, в самом деле? — Можешь себе представить?! И поверь, если бы она застала меня за… не знаю, каким-то процессом по типу уборки или уроков, то не сказала бы и слова. А так… — Да уж. У всех их одна методичка, не удивлюсь, если родители хранят их либо комоде под нижним бельём, либо… Что за черт? Последнюю часть реплики Мадригаль произнёс скорее самому себе, нежели собеседнице, самую малость отдалив мобильный от уха. — Так вот, я ей объясняю, ну не было у меня времени на это. Что мне делать, клонироваться? Я же, блин, не Наруто Узумаки! Короче она… Камило на автомате угукает в трубку, пока его твердые шаги, мгновенно перешедшие на тихую поступь, ведут того все ближе к дверям ванной. Чёрные зрачки в болотной радужке немного дергаются. Выражение, застывшее на лице, натянутая, словно струна статура, сведенный до минимума дыхательный процесс, все в нем говорило об осторожности. — Кха-а… Сердце парня резво подпрыгнуло к горлу, он на секунду остановился, прислушался. Ничего. — …бесится, когда я приношу со школы плохие оценки, в то время, как сама… — Угу… — …образования и… Что? Камило… Подозрительные звуки на какое-то время стихли, пока мозг парня изнывал от любопытства пополам с неким страхом перед неизвестностью и злостью на себя. Почему злостью? Почему… потому что! В ванной находилась Мирабель. Откуда он знал? В этом и было дело! Камило был без понятия. Камило не видел, не слышал и не хотел видеть или слышать того, как за его кузиной закрывалась белая дверь в коридоре на втором этаже. Но там была она. Уже давно настроенное на свой главный раздражитель, нутро парня просто чувствовало её, внутренним взором он даже мог видеть её кудрявые локоны на фоне светло-зеленой плитки стен. Это было дико. Следующий звук, футбольным мячем ударившийся в его барабанные перепонки заставил внутренности парня перевернуться. Это было похоже… Вот черт. Мирабель рвало. Лицо же Камило перекосило. И перекосило непонятно от чего, непонятно какой эмоцией, он, наверное сам бы не понял, взглянув сейчас на себя. Его просто… свело. Пальцы еле-еле лихорадочно подрагивали, веки ему нагрелись изнутри. Какого черта он делает? Просто какого черта? Тот, может, и хотел бы знать ответ, если б только в сознании сейчас было место подобным вопросам. На данный момент их не было. Не было почти ничего. Ещё пара шагов, не прикасаясь к полу пятками. Из комнаты за прикрытой дверью все отчетливее слышался шум бегущей из крана воды, которая наверняка была включена чтобы перекрыть остальные звуки. Подросток положил ладонь на гладкую белоснежную поверхность, немного пнул вперёд. Яркость цветов помещения неприятно резанула глаза, но Камило только распахнул их ещё шире. Кузина. Она. Мирабель стояла, низко склонившись, одной рукой при этом держась за бортик унитаза. Второй… Рот подростка открылся от созерцаемого, издавая при этом шумный вдох. В эту же секунду Мадригаль почти что в страхе поднес руку ко рту и закрыл его запьятьем. Где-то внутри, немного выше желудка завязывалось дразнящее горло чувство тошноты. Мирабель не рвало. Мирабель вызывала рвоту. Мирабель конченная тупая сука. Дыхание учащается, высокая фигура едва заметно качнулась. Зачем? Зачем, блять, он здесь? Черт возьми… Камило пятится назад, бежит в свою комнату, закрывает дверь на замок и отпрятывает от неё так, словно по ту сторону осталась гнавшаяся за ним стая голодных псов и будто пытаясь укрыться… от неё. Будто она угроза. Тошнота, кажется, разлилась по всему телу. У Мадригаля тошнило в голове, тошнило меж лопатками, тошнило где-то в области сердца. Противная выворачивающая тошнота с привкусом совести и вины. Таковы были чувства, которых парень сам, к сожалению, пока не разпознал. В мозгу крутится лишь одно. Это отвратительно. Она отвратительная. Что. С тобой. Не так?! Объясните ему, расскажите, пока средний отпрыск Пепы не задушил её собственными руками. Это просто невыносимо. Камило накрыл лицо ладонью. Он чувствовал себя паршиво.«Мирабель, она… раньше у неё были проблемы… с питанием. Ну это, как сказать. Ей просто было очень тяжело. Когда ей было четырнадцать она решила, что… Кхм, решила, что весит больше, чем следует, и…»
— Блять, блять, замолчи! Яростный шёпот разбивался о тишину спальни, кудрявый с силой стиснул переносицу, но голос Джульеты, словно кислород просачивался внутрь, надавливая и надавливая все больше.«Мы долго с этим боролись. Обычные доктора могли помочь, но не решить проблему. Надо было обратиться к другим… тем, кто лечат душу, так сказать…»
Камило замер. В коридоре тихо протопала пара девичьих ножек, послышался хлопок двери, а слова кислотным ручьём все текли и текли в многострадальную голову. Умолкни, черт возьми! Он вообще не должен был всего этого слышать. Он просто оказался там, где не нужно было, услышал то, о чем знать сам не захотел бы никогда. Черт бы побрал матушку с её сестрой и их постоянные вечерные посиделки за бокалом вина. Ему не надо было оставаться в гостинной в тот вечер, а им не надо было так громко говорить. О чем они думали? А ведь тогда он даже не обратил на это внимания, забыл, как забывают другие любые пустяки. Тогда почему сейчас ему так хреново? Из гостевой комнаты заиграла музыка. По выходным она слушала классику, но вместо уже вьевшихся за эти месяцы ностальгичных мелодий Вивальди со спальни кузины приглушенно доносятся мотивы слишком похожие на один из треков последнего альбом Тейлор Свифт.«Ну, слава Богу, сейчас все в прошлом…»
В голове парня мягкий, всегда спокойный голос тётушки. Левое веко, незаметно для шатена, дёргается. Ваше прошлое намного современней, чем вы думаете. Камило опустил взгляд на крепко зажатый в ладони телефон, будто видя его впервые. «Эсти…» Мысль прилетела в голову, будто пуля. Он даже не заметил, когда та успела сбросить вызов. Черт. Мобильный аппарат полетел на еще незаправленную с утра постель, а уже вечер. Вечер, суббота. Сегодня его очередь улаживать Антонио спать. Собственно, по этой простой причине тот и перенес свидание с Андерсон. Семья же прежде всего… Подросток потёр лицо руками, пытаясь прийти в себя. Она не должна. Не имеет права заставлять его чувствовать себя виноватым. А, собственно, за что? Под рёбрами скапливается кипящее возмущение. Ему нечего стыдиться, нечего. Так говорит ему его эго, настаивает, убеждает. И Камило ему верит, пытается верить. Только вот неуловимое, дразнящее червячком грудную клетку чувство от этого не проходит, а он не может дать ему объяснения. Что Камило знал точно, так это то, что он не в ответе. Парень крепко вжимает холодными пальцами эту мысль себе в виски, только вот это не помогает остановить бесперестанно движущуюся ленту из фрагментов последних месяцев. Каждый его взгляд, каждое слово в сторону сестры. Холодность. Пренебрежение. Было ли в них что-нибудь кроме этого? Другая сторона Мадригаля отчаянно рвалась наружу. Срывая ногти до крови тот пытался запихнуть её как можно глубже, не допустить этого. И брал верх. Неважно, просто неважно. Она не та, с кем можно… по-хорошему. Она одна в ответе за все, что происходит в её чёртовой жалкой жизни. Он лишь наблюдатель, каким быть вовсе не желал. Злоба плясала под ресницами чёрными огоньками. Она подсвечивала изнутри изумрудную радужку, собиралась в уголках глаз. Не имеет права заставлять его чувствовать себя виноватым… Также как и лезть к нему в голову, портить ему жизнь и многое другое, список этот можно было продолжать бесконечно. Его кузина не имела права на большую часть того, что она делала все это время без зазрения совести. Он так долго хватался, вдалбливал себе в голову, настаивал на этом образе глупой разбалованной дурочки Мирабель, который до этого времени принимал за настоящий. Эту Мирабель можно было ненавидеть, можно было сыпать на неё проклятия и обвинять во всех бедах этого мира. Эту Мирабель было не жаль, ведь она не была ему равной. Но той, новой для него Мирабель было больно. И ей было плохо. И она, также как и он, и как все в этом мире страдала. Этот образ как шаровой таран пробил в черепной коробке кудрявого дыру и тут же заполнил её собой. Совсем не нужен здесь, лишний. Инородное тело, отравляющее весь организм. Образ, в котором кузина была, таким же как он сам, человеком, девушкой в конце концов, со своими страхами, проблемами, болью и слабостями. Чувствами… И даже несмотря на все… Она не имела права его любить. Все ещё. Не имела. Хотя, это все херня. Херня да и только. Сказать такое, она его любит… Почти смешно. Обессиленно упав на кровать, Камило по привычке накрыл лицо подушкой. Сильно, так, что грубая вышивка наверняка оставит следы на коже. Пару вдохов-выдохов. Плевать на все. Пальцы нащупали на простынях мобильный. «Надо перезвонить Эсти…»*
Когда стрелка часов на прикроватной тумбочке в комнате Камило перескакивает через цифру девять, за окном зияет глубокий вечер. Период, когда спать ещё рановато, но для привычных дневных активностей тоже не время. Час, когда все в доме могут заняться чем-то своим, отдыхая от долгого дня, и готовясь к предстоящему сну. Ну в любом случае, у la familia Madrigal это было именно так. До девяти вечера еще не ложился спать даже самый младший член семейства. В это время средний из детей Феликса только приходил к нему в спальню, захватив с собой любимую книжку братца, и читал тому столько, сколько требовалось для того, чтобы нагнать на братишку дрему. Почему-то конкретно по субботам такая честь выпадала именно Камило. Как немая традиция, придуманная кто знает кем и кто знает когда. Очень даже неплохая. Дозвониться до Эсти так и не удалось, что, впринципе, было ожидаемо, он в самом прямом смысле этого слова не слушал её. Не слышал, пока та в свою очередь делала шаги ему навстречу, пытаясь вынести их отношения на тот уровень, где партнёры делятся друг с другом проблемами, помогая и поддерживая. Все это могло выглядеть довольно плачевно, но на душе у подростка отчего-то было спокойно. Что-то говорило ему, что девушка сама позвонит. Позвонит завтра же, пожелает доброго утра, понимающие посмеется с вчерашней… ситуации, даже не став выяснять, что же произошло. Скажет, что не обижается, а потом подкрепит данный факт откровенным фото в директе. Эс не из тех, кто будет скандалить по любому поводу. Это было немного по-кретински с его стороны, ожидать подобных уступков со стороны девушки, парень понимал. Но это все ненадолго. Он исправится, говорил тот про себя в голове, каждый раз ставая перед зеркалом с утра. Просто… немного позже. С толстой энциклопедией о животном мире в руках, Камило неспеша направляется в комнату Антонио. В висках до сих пор немного покалывает. Сегодня ему не помешает хороший сон. Зеленоглазый берётся за ручку двери и замирает, еле успев потянуть ту на себя. Стоп, мама? Но почему она здесь? А если честно, очень приятно было слышать, что она снова поёт. То пропадая на работе, то будучи занятой домом в последнее время женщине все реже удавалось выкроить время для подобного внимания каждому из своих отпрысков. Что ж, очень даже неплохо. Давненько шатен не слыхал её колыбельных. Навевает воспоминания.Слыхала, тайный был аккорд
Давид играл, дивился Лорд
Но ты здесь не для музыки, наверно…
Знакомые с детства строчки лились в сознание по уже истоптаным тропам, грея пространство внутри парня где-то между желудком и лёгкими. Плечо, укрытое жёлтой тканью вжалось в стену, пока хозяин, чуть прикрыв глаза, уставился в пол с лёгкой улыбкой на губах. Пунктик номер двести двадцать четыре серии «Почему Камило любит свою mamì» был полностью посвящён умению этой чудесной женщины сделать из старой, переигранной уже миллион раз песни, с мотивами религии и одиночества, что её пятидесятилетний канадец написал по пьяни в Нью-Йоркском отеле, сидя на полу в одном нижнем белье, превратить в самую мелодичную колыбельную. Полоска света из детской разделяла пополам хамелеона на правом предплечье парня. Ему вдруг стало тихо. Безопасно. В воздухе летали почти невидимые пылинки, создавая впечатление застывшего пространства. На голову подростка мягко опустилась сонливость.Вера твоя и так была сильна,
Но ты увидел из окна, она
Купалась в свете лунном, ты повержен
Ты ей привязан к табурету,
Твой трон разбит, спасенья нету,
Из твоих уст она срывает «Аллилуйя»
От затылка по позвоночнику прошлась волна мурашек, Мадригаль мог видеть, как на его руках поднялись мелкие волоски. Почему-то именно эти строчки всегда вызывали у него необъяснимый букет эмоций. В детстве, скорее, от непонимания, а сейчас… Так или иначе и что бы кто не говорил, а Камило был романтиком. Что звучит смешно, но, тем не менее, являлось правдой. Но не одним из тех, кто, завязав волосы в низкий хвост бегает вокруг да около возлюбленной с розой во рту, а другим. Которому нравится рассматривать на лице девушки оттенки заката, сидя на балконе и свесив ноги вниз, который мысленно раздраженно фыркал, когда кто-то в классе, читая вслух стихотворение, вдруг брал неправильную интонацию. Который, в конце концов, любил интимную, да и не только, лирику, многие книжки с которой тот так часто прятал под полы пончо, когда выходил из школьной библиотеки. Только высшие баллы по литературе и предложения учителей опубликовать его сочинения в школьном журнале, что тот их всегда вежливо отклонял. Таким был Камило Мадригаль когда никто не видел. Сейчас он сердцем, которое еще никогда не всерьёз не любило все так же не понимал смысла, что в эти строчки вложил Коэн, но он понимал умом. А это уже что-то да значило. Бархатный женский голос заставляет что-то там тепло задрожать под сокрашающейся в спокойном темпе сердечной мышцой. Этот голос, вместе с мягким жёлтым светом, разрезающим полутемень коридора, что лишь отдалённо мог напоминать яркий солнечный луч, перенёс парня туда, где между жарким летом и теплой осенью остановился сентябрь. Огненно-оранжевый, такого цвета были те пышные бутоны пионов на маминой клумбе, что за их густыми кустами он встретил свою первую детскую влюблённость, о которой, впрочем, почти ничего не помнил. Помнил лишь то, что она была настоящей. Крепко держащей за руку и отводящей взгляд в очаровательном смущении. В горле застрял глупый смешок. Вот это тебе на, Мадригаль. Старость на горизонте замаячила, что на прошлое стал так засматриваться? Ой, да ладно… Разок можно.Я сделать, что могла старалась
Раз нет любви — я прикасалась
Сказала правду, нет для лжи причины…
И пусть мой мир падёт вверх дном
Я буду здесь, где Бога дом
А на моих устах лишь Аллилуйа²
Немного проникнув взглядом внутрь помещения, Камило увидел часть свело-зеленой постели Антонио и его объёмную копну кудряшек на мягкой подушке. Детское умиротворение на тёмном личике с немного приоткрытым в дремоте ртом и мягкие ладони, скользящие по тёмным волосам мальчика, затем заботливо подтягивающим одеяло ему ближе к подбородку. Всего три из многочисленных куплетов песни хватило, чтобы малыш уснул, теперь в спальне разносились только мелодичные напевы. Камило же поспешил удалиться. Приняв горячий душ, чем сняв с себя все энергетические и физические блоки, парень сразу по возвращению к себе завалился на кровать. В царство Морфея подросток провалился быстро, как никогда ранее, при этом губы его не покидала лёгкая улыбка, та, которой стены комнаты давненько уже не видели. Не весёлая, не задорная, даже не счастливая или умиротворенная, это была улыбка из прошлого. Прошлого, которое, вопреки всем убеждениям и бдительности Камило, уже медленно, но постепенно, мелкими уверенными шажками все же возвращалось в его жизнь. Ночь эта выдалась длинной и донельзя приятной. Забирающей, окутывающей молодое тело и разум в свои темно-фиолетовые махровые руки, даря самые что ни на есть крепкие сновидения. Мадригалю снилось детство и старая папина машина, что её запах из выхлопной трубы преследовал парня и до сих пор. С гаража слышался звук снова и снова заводящегося мотора и не совсем культурные высказывания Феликса, пока двенадцатилетняя Долорес и шестилетний Камило, что в это время беззаботно болтали ножками на качелях неподалёку нотировали каждое его слово. Желтой бурей из дома вылетает Пепа с кухонным полотенцем в руках. Это им кажется, или вокруг неё образовалась воронка ветра? Под визги отца и крики матери дети решают убраться подальше отсюда. Заливаясь при этом звонким ребяческим смехом оба бегут на запах свежей выпечки. Пусть рыжая Мадригаль не была лучшим поваром, но не бывает худа без добра. Пироги с папайей были блюдом из разряда тех кулинарных изделий, приготовление которых для женщины всегда было безпроигрышным вариантом. Именно его запахом был пропитан воздух в комнате подростка, когда тот пробудился ото сна. На часах уже было уже почти двенадцать дня, а значит, он проспал завтрак. А ещё это значило, что Камило никто не стал будить, из чего следовало, что мать семейства сегодня проснулась в хорошем настроении, раз решила пожалеть сына. В преподнесенном духе обладатель медовых кудрей проделал все утренние процедуры и натянул на себя максимально удобную одежду, чем оказалась оранжевая кофта с длинным рукавом и свободные серые штаны. Шатен спустился в кухню, с твёрдыми намерениями, в его случае только позавтракать со всеми, ведь семья будет уже садится за обед, а потом закрыться у себя и весь оставшийся день заниматься исключительно ничем. Параллельно продумывая все аспекты своего нехитрого плана, парень пожелал «доброго послеутра» мамите и тетушке что возились у готовки. Изумрудные, такие же как у него самого, глаза рыжеволосой почти светились, пока она старательно, ровными кусочками нарезала на салат сочное киви. Как оказалось, аромат выпечки в комнате среднего ребёнка семейства не был навеян лишь удивительным сновидением. Две самые лучшие, по его мнению, женщины в мире в самом деле недавно вынули из духовки аппетитный горячий пирог, при виде которого в животе кудрявого скрутило от предвкушения. — Камило Мадригаль, не смей прикасаться к выпечке, а то получишь тряпкой по рукам! Лучше пойди принеси из кладовой ещё сахара, — младшая из сестёр сунула сыну в руки жестяную баночку в жёлтый горошек. Интонация и выражение лица Пепы шли совсем в разрез с её же словами. Его мать улыбалась, а в голосе звенело прежнее баловство. Он было уже открыл рот, чтобы задать так интересующий его вопрос, как та опередила его и ещё более оживленным тоном заговорила первой, смотря куда-то за спину Камило. — А, Мира corazòn, ты уже вернулась? Мадригаль с готовностью обернулся и оглянул кузину с ног до головы. Нет, сегодня даже ей не удастся испортить ему день. Это что новый сарафан? Героически выдержав её тёплый взгляд и карамельную улыбку он просто прошёл мимо в сторону кладовки, даже сумев бросить очень даже дружелюбное «доброе утро». Воздух вокруг сестры наполнен тонким пряным запахом, некоторые из этих невидимых частичек цепляются за одежду парня и он уносит сладкий аромат с собой далее по коридору. — Ну я же с велосипедом, так намного быстрее, — пропела девушка, горной ланью заскакивая на кухню и ставля на стол увесистый пакет, вероятно наполненный какими-то продуктами. Она уже успела слетать в супермаркет? Шустрая. А… да, уже половина дня как прошла. Ладно, пофиг. Где же этот сахар? А, нашёл… — Надеюсь, ты хорошо выспалась, милая, ты рано проснулась. — Да все отлично, tià. Я, так сказать, в лучшем расположении духа сегодня. — Поверю на слово, — кивнула женщина, перемешивая фрукты со сливками в глубокой миске. Кудрявый вышел из тесной подсобки под лестницей, захлопнув за собой низкие дверцы. В голове его мелькает мысль о том, что там следовало бы поснимать уже почти годовую пыль. Хозяюшка. Подросток тихо смеётся про себя. — И ещё раз спасибо за вчерашнее, под вечер сил совсем не было. Хорошо, что ты была не занята. Ты просто отличная няня, Тонито так быстро даже у Камило не засыпает… Камило? Пепа в растерянности и с волнением смотрит на застывшего на полпути к кухне сына, переводя взгляд то на его лицо, то на лежащую под ногами парня банку и рассыпаный по линолеуму сахар. На слова рыжей оборачиваются и Джульета с дочерью. Пальцы у Камило подрагивают. — Всё… в порядке, мам. Будь добра, подай веник.