Средний ребёнок Феликса и Пепы очень любит осень. И пусть, в связи с экваториальным климатом Колумбии, в стране не было чёткого разделения на времена года, как и разница между ними не особо то и прослеживалась, а точнее ее почти не было, что-то в этой янтарноглазой мадам, облаченной в одеяния всех самых ярких и тёплых оттенков притягивало Камило Мадригаля. Может это было ощущение ускользающего лета, что навевает на большинство глупых представителей подростающего поколения упрямое недовольство. Или же начало сезона сбора урожая, когда кисло-терпкий аромат свежих фруктов стает для горячих колумбийцев новой заменой кислорода, кто знает…
А может быть дело в том, как, по-особенному радостная, его мать встречала незаметно подкрадающийся золотой час клумбами обсаженными вдоль и впоперек пестрыми цветами, приговаривая, что они приносят удачу в дом. Именно в этот период вся скромная вилла Мадригалей сияла в лучшем из своих многочисленных нарядов, даже кирпичные стены её подсвечивались чем-то неведомым, волшебным. Несмотря на то, что поздний август поднимал над землёй благоухающие взрывы цветов почти у каждого дома на их улице, жилище славного семейства явно выделялось. Было в нем что-то необычное. Ну, как говорится, каков хозяин…
Чем ещё важен для Мадригалей был приход сентября, так это не только начало прекрасной поры, учебного процесса и День дружбы, но и, конечно же то, что скоро октябрь, а значит, именины двух самых прекрасных женщин, которых с нетерпением ждал старший из сыновей одной из них.
Джульета и Пепа Мадригаль родились в середине щедрой осени у безумно любящих друг друга Педро и Альмы в небольшом, почти в два раза меньшем, чем Энканто городке недалеко на севере. Глава семейства, старше своей супруги на добрые восемь лет встретил юную красавицу, что так сильно, по его мнению выделялась из толпы своим весёлым озорным взглядом, на одном из в то время не сильно частых фестивалей и тут же понял, что нашёл свою судьбу. Влюблённые связали себя брачными узами спустя всего два месяца и не прогадали — любовь оказалась настоящей, крепкой. О таком сегодня только в книгах пишут, и кто знает, когда миру посчасливится ещё раз увидеть подобное. Супруги переехали в Энканто, а через полтора года на свет появились пара милейших девочек и вскоре их большой дом наполнился детским смехом, родительскими колыбельными и всемя остальными звуками счастья. Кстати о счастье.
— Что же за семейное проклятие у нас такое? Эх, может хотя бы с Тонито пронесёт, — с нотками негодования в голосе размышляла вслух рыжеволосая женщина, помешивая ароматный суп на плите, пока зеленоглазый мальчишка сидел неподалёку от матери за столом, болтая ножками, и с любопытством ловил каждое ее слово.
— Mi amor, я уверен, все будет отлично, — твердил вечно позитивный Феликс, — ты же говорила, у твоей самой младшей sobrіna все прошло гладко, может на ней эта цепочка и остановилась…
— Ах, если бы так.
Средний из детей Мадригаль тогда, впрочем, как и теперь не совсем понимал о чем шла речь. Сейчас мальчик даже и не вспомнил бы, что в день его рождения несколько лет назад на того чуть ли не обрушилось большое настенное зеркало. Точнее, оно то и упало, только не на Камило, а на пол. Разбилось вдребезги, и чуть поранило детскую ногу. Данный факт заботил Мадригаля так же, как и негативное влияние большого количества сладкого на зубы. То есть, не заботил. Но его мамита в тот день чуть не схватила сердечный приступ. Дело было не только в том, что разбитое зеркало в народе было очень и очень нехорошим знаком, но уязвимую нервную систему слишком уж впечатлительной женщины потрепал и другой фактор.
Пожалуй, надо начать с того, что много лет назад, семнадцатого октября в дверь нового дома семьи Мадригаль, отвлекая семью от счастливого празднования пятых именин двойняшек, постучала незнакомая женщина. Представившись соседкой некой Марии, она обьяснила супругам, что эта самая женщина, будучи матерью одиночкой, скончалась от болезни несколько недель назад и просила отца её сына позаботится об их ребёнке. Сбоку от неё, крепко ухватившись за коричневую ткань юбки, стоял мальчик лет восьми. С темными волосами, немного сутулый и с большими каре-зелеными глазами он был до ужаса похож на Педро. И тут неясно, кто из супругов в тот день был шокирован больше, старший Мадригаль, или же его жена. Хотя, наверное, наиболее досталось маленьким Джу и Пепе, чья жизнь так резко перевернулась в одно мгновение, на их же день рождения. Теперь у девочек появился старший брат. Не слишком разговорчивый, не совсем понятный, но он стал жить с ними, делить с двойняшками одну комнату, есть за одним столом, ходить с ними в школу. И все было очень даже неплохо, любящая жена и две открытые добрые детские души приняли потерянного сына главы семейства с, так сказать, распростертыми обьятиями. Застенчивый Бруно оказался старше своих сестёр на пять лет, хотя выглядел он немного младше своего возраста. И пусть временами было трудно, все шло своим чередом.
Своего дядю Камило не особо помнит, но уж точно лучше, нежели ещё одну ветку семейства, что уже около трех месяцев умещалась с ним под одной крышей. Что когда кудрявому было пять, что пятнадцать, мужчина, который несколько раз в год появлялся, чтобы поздравить родственников с Рождеством, именинами или Вознесением, почти не менялся, оставался тем самым. Не особо выделяющимся ростом, с копной темных кудрей, кое-где увенчанных сединой, жёсткой щетиной и болезненным цветом лица. И все же, несмотря ни на что, в том был какой-то шарм. Но сейчас не об этом.
Тот роковой осенний день, когда единственный сын Педро объявился в доме Мадригалей, положил начало долгой и непрекращающейся цепочке неудач, нещастий или же просто казусов в славном родстве. По словам сестры, звучавшими из телефона прямо в ухо Пепы, на старшую из внуков, любимейшую куколку Альмы, Исабелу прямо во время торжества свалилась высокая праздничная арка, засыпав именинницу множеством самодельных лиловых цветков, что их с таким старанием мастерили родители. Благо, девочка не пострадала, отделалась лишь слезами за испорченным праздневством. С тех пор главная красавица семейства терпеть не может прекрасных представителей флоры, даже забыла о своей детской мечте стать заведующей в ботаническом саду Боготы. Это был первый звоночек.
Далее, спустя всего пару месяцев нещастье приключилось и в семье самой Пепы.
Маленькая Долорес, на то время папина принцесса Долли, сильно ушибла барабанные перепонки из-за слишком громкого звука, что совсем близко от неё выдала огромная колонка. От вида дочки, что, скривившись от боли, закрывала ладошками уши, у рыжеволосой женщины жутко закололо в сердце, пришлось вызывать врача и ребенку и матери.
Малышка, кстати, была на удивление спокойна, казалось, больше из-за всей этой ситуации переживала мать. После этого единственная дочь Феликса не переносила громких звуков, даже собственный разговорный тон девушки снизился на добрых два полутона. Долорес стала меньше говорить, но больше слушать. Тогда-то они остаточно убедились в серьёзности происходящего, младшая из двойняшек даже нарекла череду бедствий семейным проклятием.
— Ох, это все Бруно, говорю тебе. Вот вечно из-за него проблемы. С него-то все и началось, — зло бормотала себе под нос зеленоглазая, прижав мобильный плечем к уху и пытаясь попутно засунуть тесто для пирога в духовку, — Всё-е по его вине…
Конечно, это женщина не со зла. Просто чересчур шаткой наградила её природа нервной системой. Брата она любила, правда. Просто не умела до конца справляться с бушующими эмоциями, часто давая тем волю.
В любом случае, такие речи от рыжей можно было услышать далеко не каждый день, только по какому-то конкретному поводу. Хорошо, что старший из детей Педро попадался той на глаза не так часто. Но все же ещё не одно проклятие слетит с тонких губ женщины, направленные в сторону братца. То Луизе на ногу упадёт кто знает зачем приподнесенная в подарок пятилетней девочке гантеля, то у Камило зеркало разобьётся прямо перед носом, то во время вечеринки на честь дня рождения Тонито на стол запрыгнет внушительных размеров соседская собака, гнавшаяся за пестрым попугаем, которому посчастливилось прошмыгнуть через незакрытую дверцу клетки. Перевёрнутый мангал, испуганные гости и ни одной уцелевшей тарелки. И это ещё не упоминая сорванной свадьбы. О, после того случая младшая из двойни Мадригаль не разговаривала с братом целых три года.
Одной лишь Мирабель посчастливилось провести свои пятые именины на ура. День рождения самой младшей дочки Агустина и Джульеты прошёл замечательно, хотя оба родителя все же не могли расслабиться ни на минуту, смотрели в оба, мало ли чего случится.
Несмотря на отдельные аспекты, в семействе Мадригаль в основном все же царила любовь и умеренное понимание. Жизнь протекала быстро, никто и не заметил, как быстро убежали года. Старшие Мадригали не успевают глазом моргнуть, когда обе девушки выходят замуж и, словно сговорившись, в один год у обеих семей рождаются двое прекрасных девчушек. Альма сразу же прикипает душой к своей самой первой nieta, которая была схожа с ней в молодости как две капли воды. Теперь уже Абуэла и Абуэло Мадригали со слезами на глазах прижимают к себе подросших внуков, и все с такой же нежностью заглядывают друг другу в глаза. Так, если не вникать в подробности, семейство жило счастливо. Небольшой Энканто уместил в себе всю их историю, печаль и радость.
Все изменилось одной такой же ароматной и солнечной осенью, как эта и как всякая другая. Уже несколько лет страдающий от неизлечимой болезни Педро умирает. Семнадцатого октября. Торжества в честь именин Джульеты и Пепы прекращаются. Камило тогда было шесть.
Мальчик не помнит, плакал ли в тот день, но он хорошо помнит своего дедушку. Что странно, ведь средний из детей Пепы был совсем мал. Но не суть.
Да, Камило помнил Педро Мадригаля, высокого, ещё не потерявшего свою статуру мужчину с добрыми умными глазами с застывшим в них полусном, еле тронутыми сединой прядями тёмных волос, небрежно собраных сзади и его приятный, и будто убаюкивающий, голос. Наверное, именно от него Джульете передалась такая приятная манера речи. Только вот последние годы жизни муж Альмы с трудом мог вести привычную жизнедеятельность, почти не спал, так как страдал от чувства удушья стоило старому телу опуститься на подушки. Поэтому мужчина много ходил, разгуливал в саду, где его дети обустроили своему отцу пасеку, и все бормотал что-то себе под нос. Прямо как его сын.
— А ты это что… с самой ночи не спишь?
— Да не сплю, мальчик мой, — окинул старший Мадригаль на тот момент единственного внука темными глазами, — топчусь вокруг ульев, выглядываю молодые годы.
Детская фантазия кудрявого тут же рисует разноцветные картины с теми самыми молодыми годами дедушки, что тот их так ждал в гости. Мальчик тихо смеётся, так, чтоб тот не услышал.
— И, что, приходят они, Абуэло?
— Да вот, все реже и реже, — спокойный голос мужчины звенел осенней ностальгией, — Разленились ли они, или же слишком далеко зашли, что уже возврату им нет?
— Грустно, — сделал очевидно простой вывод Камило в своей прямолинейной детской манере.
Словно отклик забытых радостей, из больной груди вырвался молодой смех, что хоть и отдавался режущим чувством в лёгких, но приносил Педро больше радости, чем что-либо в последнее время. Пока человек смеётся, пока и будет жить, как говорят. Широкая ладонь ворошит медовые кудряшки мальчика.
— Немного… Однако и теперь есть отрада для души, смотри.
Изумружные радужки мальчика следуют за подрагивающими пальцами самого старшего Мадригаля на рыжие макушки пчелиных домиков.
— Положишь руки на улей, вот тебе музыка, положишь глаза на звезды, вот тебе и утешение. Люди должны больше смотреть на звезды…
Эти его слова часто всплывали в памяти зеленоглазого, неважно то была глубокая лунная ночь, или же солнечный полдень. Почему-то это успокаивало уставший от ежедневной рутины мозг, на какое-то время заставляло подростка наконец поднять глаза кверху, всматриваясь в нежно-голубую или же шелково-фиолетовую небесную постель. Очень красиво.
Камило не любил солнце, точнее, он не любил жару. Иронично, учитывая климат его родной страны. Но, несмотря на это, оно всегда напоминало ему счастье. Солнце ведь тоже звезда.
Эта осень солнечная, даже очень. Значит, будет счастливая.
Не слишком печалило Мадригаля и безысходное возвращение за школьную парту, ведь как тут грустить, когда сентябрь радостно бьёт в золотые барабаны подсолнухов, которыми был так щедро усеян их задний двор. Хотя некая невидимая тяжесть все-таки уже ощущалась на юношеских плечах, как предсказание трудностей, что тому придётся через них пройти в последний учебный год. Уже немного устало вздыхая, парень и не пытался словить за прозрачный хвост ускользающее лето с его беззаботными деньками и жаркими ночами. Ну, почти беззаботными…
Кузина будет учится с ним в одной школе.
В одном классе.
Для полной картины не хватает только посадить её с Камило за одну парту. Это будет прекрасно. Офигительно.
Мирабель уже примеряет у себя в комнате школьную форму, крутится у зеркала, неимоверно радуясь ушедшему за последний месяц из загорелых бёдер десятку сантиметров. Резко отпрятывает и выбегает из комнаты, парень еле успевает отойти на приличное расстояние и напустить на себя непринуждённую гримасу, всем своим видом пытаясь доказать, что не смотрел только что на сестру через дверную щель. Ничего особенного. Он просто хотел убедиться, что кузине новая форма совсем не идёт. Вот и все.
Но его мать, как и отец, и как, собственно сами родители девушки твердят об обратном.
Да ладно, что уж с них взять. У Мадригаля, вообще-то, есть о чем своём подумать, кроме как насмехаться над сестренкой. Вот например, как восстановить сбившийся за время каникул режим сна? Или же что сказать Эмилио Монтойе, чтобы тот не завалил его просьбами помочь с домашкой с первых же дней учёбы? Куда пойти гулять с Эсти, если подросток терпеть не может жару, предпочитая в особо неблагоприятные дни отсиживаться дома, а блондинка любила часами пропадать на улице под прямыми солнечными лучами? Как все тяжело…
И главное, где, черт возьми, взять сил и вдохновения на учёбу, когда три месяца для тебя пролетели, словно один долгий изнурительный день? Осень прекрасна. Правда. Знания — это сила. Но вот только впихивать их в голову, оказывается, процесс совсем не лёгкий, как в теории, так и на практике.
Вот вам и сентябрь, днем надежный, ночью тревожный. Таким и люби его тогда, когда он пробуждает внутри предвкушение новой поры, и тогда, когда отрывает лето от земли и садит тебя за мудрость книг.
Ну ничего, это Камило переживёт, не пальцем, все-таки, сделан. Намного хуже со стороны психологической стабильности парня обстоятельств ситуация с другой проблемой.
— О, милая, тебе очень идёт. Я уверена, одноклассники глаз с тебя не смогут свести.
— Ай, tia Пепа, ну что вы…
— Mi vida, ты заставляешь её краснеть.
— Но красиво ведь! Камило, правда Мирабель идёт ваша форма? Камило?..
*
Мирабель ещё та заучка. Это факт. Но та умело держит это в секрете, не показывая уровня своей эрудированости ни одноклассникам ни учителям. Никто не любит ботанов. Это ещё один факт. И кареглазой об этом известно. Хитрая зараза.
Мирабель очень легко идёт на контакт с новыми людьми. Этот факт Мадригаль узнал только сейчас, поглядывая в сторону беззаботно болтающей с другими девушками сестры, будто это не её первый день в новой школе.
Что ж, сегодня просто день открытий. Мирабель, оказывается, не такая уж серая мышка, как он думал. Он и сейчас так думает. Просто…
— Гомес, чего ты туда зыришь?
— Мадригаль, почему ты не говорил, что у тебя такая… что у тебя есть сестренка?
Шатен лишь фыркает.
— Видать, хотел оставить все сладкое себе, а, Камило?
— Что ты, мать твою, несёшь, Монтойа?
— Да чего ты… К тому же, у нас в стране браки между кузенами не запрещены, все законно.
Оба парня смеются пока средний ребёнок Пепы закатывает глаза, продолжая с еще большим раздражением елозить по тарелке лист салата. Чёртовы олухи. Почему он до сих пор с ними общается?
«Потому, что это они каждый раз вытягивают тебя из любого дерьма, в которое только твоей безответственной заднице удаётся вляпаться. А кто вывел тебя из затяжной депрессии? Помог завязать с табаком, когда ты попал под влияние старшеклассников в четырнадцать? Тебе напомнить…»
Все, все… Ладно.
— Ты чего, у него же есть мелкая Андерсон. С такой малышкой я на других бы и не посмотрел.
Правильно, черт возьми. С какой стати он будет на неё… Что это она там делает?
Нет, скажите, что Мадригалю это напекло в голову…
Взгляд кудрявого прикипает к сестре, которая, мило улыбаясь, что-то быстро черкала на салфетке простым карандашом. Маленький квадратный кусочек бумаги быстро перекочевал в руки Карлоса Монтанера. Высокий парень отвесил картинный реверанс, чем вызвал смех у компании девушек, и спешно смылся из поля зрения.
В горле у Мадригаля першит, словно тому туда бросили горсть пепла. Голоса друзей противным зудом звенят на фоне. В эту секунду подросток понимает, пиздец только начинается.
*
Ярко жёлтый. Как крепкие сочные лепестки тех самых подсолнухов на заднем дворе, что звенели осенней радостью, такого цвета было коротенькое платье Мирабель Мадригаль. С юбкой-солнышком и нежно-голубым тонким поясом, подчёркивающим красивую талию. Конечно же без рукавов. Сестра, кажется, вприниципе была неспособна носить одежду, что скрывала бы плечи. Не было у её гардероба такой функции.
Что-то было в том, как шоколадный оттенок кожи младшей дочери Агустина и Джульеты сочитался с солнечной тканью. Шатен никогда не признает, скорее даже из-за того, что сам этого не осознавал, но зелёные глаза под нахмуренными крыльями бровей задержались на сестре дольше, чем это ему, им же самим, было позволено. Девушка вся светилась, будто украла свою улыбку у самого солнца и поселила внутри себя сотни маленьких лучиков.
Мадригали давно не отмечали день рождения двойняшек, но после того, как спустя всего несколько лет вслед за любимым ушла и Альма, все немного изменилось. Не весёлые пиршества, но уютные семейные праздники вернулись в дом, как добрые старые друзья. Только с той тонкой нитью горечи, что семейство, прежде всего, чтило светлую память Абуэло, и только после этого спешили поздравить двойняшек с именинами.
Камило оставляет свой подарок матери в родительской комнате с самого утра, успев проскользнуть туда, пока женщина удаляется в ванную и с чувством выполненного долга возвращается к себе, досыпать. Он всегда так делал. Это казалось намного интереснее. Когда мягкая кровать и прохладный душ наконец выжали из молодого тела остатки сна, Мадригаль спускается вниз к родственникам, что уже по очереди осыпали поздравлениями двух прекрасных женщин.
Подросток с лёгкой улыбкой на красивом лице облокачивается о дверной косяк, с почти что умилением наблюдая за семейной идиллией. Вот Феликс украшает тонкую шею возлюбленной красивым колье с бриллиантами-капельками, как весенним дождём, Антонио с пластелиновыми поделками, и…
— Дева Мария, какая красота!
Парень смотрит, как рыжеволосая, взяв в тонкие ладошки тёмную голову племянницы нежно, но крепко касается тугих кудрей губами, а затем по-матерински целует в лоб. Та же стремительно краснеет.
— Я сама сшила. Правда, давно уже этим не занималась, но для вас, tìa, старалась изо всех сил, — неловко заводит мешающую прядку за ухо, незаметно комкая пальцами подол платья.
Потухший взгляд подростка застывает на пастельно-синей ткани, что была щедро расшита жёлтыми и оранжевыми узорами, солнца и звезды, вроде. Такой себе жест соединения двух семейных ветвей. Хорошо придумано. Браво, кузина. До свидания.
— Prìmo!
Вдогонку за кудрявым летит писклявый голос, и у того внутри начинает закипать злость. Что тебе, блять, от него ещё нужно?
Боже, от неё аж сюда несёт корицей.
Он и не думает замедлить шаг.
Буквально летя вслед за братом по длинной лестнице, девушка пытается докричатся до парня, отчаянно веря в то, что тот станет её слушать. Наивная.
— Камило, tìa Пепа спрашивала, будешь ли ты спускаться вниз, мы будем на заднем дворе…
Пошла нахуй. Проваливай.
Ничего и близко походящего на более-менее позитивные мысли по отношению к двоюродной сестрёнке в голове старшего не было и в помине. Половина слов из её речевого потока проходила мимо ушей.
Просто прекрати. Развернись и уйди.
— Она хочет сделать фото… нас с тобой. На улице у сада. Помнишь, как когда-то…
— Не помню!
Он и правда это сказал? Точнее, он и правда это выкрикнул?
От неожиданности девушка, что как раз тянула к плечу кузена свою маленькую ручку в попытках остановить его, немного отступилась. Последняя ступенька предательски выскользнула из-под пятки, что заставило девичье тело опасно переклонится назад. Ещё бы секунда…
Камило смотрит в широко распахнутые тёмные глаза перед собой. На пылающую гладкую кожу щёк и приоткрытые, словно бутон весенней розы, карамельные губы. И думает. Думает, что же все это, блять, такое?
Его рука на женской талии не совсем аккуратно удерживает сестру от падения. Под длинными музыкальными пальцами теплое и, на удивление, упругое тело. От того солнечного огня, что поселилось под кожей у Мирабель, подростку стало в десять раз жарче. Но в голове от этого не стало пустее. Когда в последний раз они были так близко друг к другу?
Он все ещё думал над чем-то своим, словно это все было не с ним. Будто не его дыхание, а кого-то другого ставало все тяжелее и тяжелее с каждой секундой. Будто это не его живот налился горячим свинцом. Будто не его сознание сейчас увильнуло куда-то далеко под давлением головокружительного запаха, что, казалось, заполнил все вокруг. Корица, шоколад и персики.
В это время младшая Мадригаль пододвинулась ближе. Лицо зеленоглазого обдало до ужаса родным теплом. Родным до дрожи, почти до боли. Почему-то в самой дальней части юного разума замелькали жёлтые пионы. Это…
Брюнетка завороженно хлопнула длинными ресницами и под ними, в чёрных озёрах глаз засверкали крошечные искорки. Веки накрыли радужки, теперь расширенные до предела зрачки опустились до уровня мужских губ. Камило затуманено наблюдает, как кузина медленно сглатывает. Пальчики вцепились в ткань яркого пончо шатена на плече, вторая ладонь крепко держала того за локоть руки, что той он не давал ей упасть. Загорелое личико оказалось слишком близко.
Среди фрагментов с яркими цветами из далёкого туманного прошлого, перед глазами Камило виднеются картинки возможного будущего. Девичьи пальцы, затерявшиеся в его волосах, свой язык в чужом горячем рту, пропитанном коричным вкусом, собственные ладони, сжимающие гладкую кожу ног и трение друг о друга бёдер в поисках необходимого удовлетворения. И томный шёпот на ухо.
— М-м, Камило…
Пару громких окликов отца из кухни возвращают парня в себя. В
сейчас. Вот ладошка кузины скользит на его плечо, касается шеи. Черт возьми, как хорошо…
Только высшие силы не позволяют тёмным векам парня блаженно опуститься. Дыхание с ароматом какао, слетающее с тёмных губ напротив уже забралось в вены, оседает сладкой пыльцой на язык.
Он хочет её поцеловать.
— Иди, блять, к черту!
Тело кузины вмиг покрылось пламенем, не иначе. Потому что так резко, словно обжегшись о чужую кожу, старший Мадригаль отрывается от девушки, чертыхаясь и отскакивая от виновного объекта на добрых пару метров, на сколько позволяло пространство коридора. Мирабель в искреннем испуге смотрит на чёрное от ярости лицо шатена. Ещё бы секунда… Камило. Почему он злится? Что она снова сделала не так? Ведь он тоже этого хотел, хотел ведь… Она
видела. Тогда почему? А может это все её дурная надежда?
В этот момент ей страшно. Ледяная искра стреляет прямо в бешено сокращающуюся сердечную мышцу младшей Мадригаль. У кареглазой немеют кончики пальцев.
Глаза Камило бешено бегают по девушке, он смотрит на собственную раскрытую ладонь, что мгновение назад удерживала женскую талию, словно не веря.
— Не помню я тебя,
не помню, блять, как ты не поймёшь? Плевать мне на тебя и твои, блять, слова и твои фото. Мне все равно, ты мне не семья! Не хочу тебя ни видеть, ни слышать, поскорее бы ты уже съебалась отсюда. Не прикасайся ко мне больше никогда!
У кареглазой кружится голова, брат исчезает из её поля зрения. Она крепко держится за стену всем сердцем сейчас желая слиться с ней в одно. И чтобы навсегда. Чтобы никто ее не нашёл. Словно кладбищинские старцы, над девичьей душой стоят враз ожившие все её страхи и болючие раны, с еще не запекшейся на них кровью. Солнце выпадало и из подсолнухов, из глаз, и из души.
В прихожей громко хлопнула дверь.
– Пепита, милая, смотри кто к нам пришёл! – разнесся по первом этаже голос главы семейства.
– Феликс, чего ты кричишь... Бруно?
Мужчина, на вид чуть старше рыжеволосой неловко улыбнулся, протягивая сестре наскоро завернутый в праздничную обертку подарок.
– С днем рождения, hermana. А где Джу?
