Мир вверх дном

      Мирабель кричит. Внутри. Внутренний же Камило безмолвен.       Губы сестры тёплые, мягкие, немного соленые. Ему не верится в то, что он делает. Старшему не верится, а младшей хочется разреветься.       Девичье тело стоит параллельно его, будто совсем не причастное к тому… тому что происходит, стоит, словно не принадлежит хозяйке. Так же и его. Их соединяет только касание губ и двух длинных ладоней на смуглых щеках. Это было первое вкушение.       Парень медленно сминает женские губы, совсем неподвижные, только приоткрытые в немом шоке, что давало лишь самую малость проникнуть во влажную полость рта. Суховатые же уста шатена берут в плен ее нижнюю губу, потом верхнюю, язык обводит мягкую ткань изнутри, тут же обжигаясь от подобного контакта. Мирабель схожа с каменной глыбой. Она даже не удосужилась опустить веки. Он упал. В своих глазах, в её глазах, гордость насмешливо машет рукой на прощание.       Если бы только Мадригаля что-то из этого волновало…       Глупая, бесящая, отвратительная, ужасная… Она была вкуснее всякого плода.       Подросток отстранился и окинул блестящими зелёными радужками лицо перед собой, закусывая нижнюю губу смакуя осевшие на ней остатки её вкуса. Твою мать. Все это время…       В венах словно разливалось горячее вино, из самых глубоких подземельев прямиком ему в кровь. Внутри жар, а по коже бегал холодок. Неужели это она с ним делает? Не может быть…       Пальцы Камило незаметно для него самого переместились дальше, чем прежде, сейчас касаясь тёмных кудрявых прядей, что ниспадали вдоль мягкой кожи щёк и у шеи. Большие пальцы покоились на скулах совсем близко к уголкам глаз. Испуганных глаз. Измученных слезами. Прости, Мирабель.       Она тёплая под его ладонями, нежная, растроганная, заплаканная, напуганная, с блестящей темнотой из-под ресниц и блестящими от его стараний губами. Она была открыта для него.       Словно всегда ему принадлежала.       Словно только к этому все и шло.       Будто смотря на это со стороны, Мадригаль буквально видел невесомые импульсы, исходящие от его тела по направлению к её. Они звали его вперёд, дальше, к ней. Они кричали: «Ещё!»       Камило вздрогнул, когда почувствовал у себя на груди маленькую ладошку, а на своих пальцах её робкий, совсем невинный поцелуй и юношеское сердце словно окропили горячей водой.       Боже, девочка…       Это был не Камило Мадригаль. Нет, не он. Потому что настоящий Камило Мадригаль скорее бы подвергся средневековым пыткам, нежели по собственной воле коснулся своей кузины. Этот же Камило Мадригаль скорее бы выбрал сгореть заживо после, но не отпускать это тело под его руками сейчас. Этому Камило можно, ему было простительно. Имеет право. Все истекающие последствия он оставит на себя настоящего. На потом.       Сейчас же его пальцы глубже запутываются в тёмных локонах, он сжимает лицо младшей Мадригаль крепче, непроизвольно надавливая на линию челюсти, одна рука скользит на затылок. Последний судорожный вздох напротив собственных губ, что обещал парню сладость и забвение выбил из головы последний трезвый колокольчик, что ещё мог зазвенеть, когда все зайдёт дальше, чем было дозволено.       Она не сестра, а он не брат. Она не раздражающая и не глупая, а он ею не брезгует и не ненавидит. Они это просто они. Так можно…       Подростки рвутся друг к другу за новым поцелуем, словно голодали по этому тысячи лет. Тянутся сразу всем, губами, лицами, руками, всем телом. Сначала резко, потом медленнее, но глубже, затем поверхностно, лаская лёгкими касаниями. Это новый вкус, неизведаный, совсем иной. Вкус который подходил ему. Который он уже любил. Он был новым, но уже спустя пару мгновений к корню языка парня подкатила немая ностальгия, ощущаясь на нем нотками лайма и корицы. Мирабель тонкой иглой пробила в плотно наполненном мешке крошечное отверстие, не подозревая, что та тут же разрастется до размеров огромной дыры. Сыпкий песок безмолвных признаний высыпался прямо к её маленьким ножкам в белоснежных носках. Этот бой был выигран младшей Мадригаль, но следующая победа, он знал, будет за ним. А пока…       Её кожа касалось его, ткань её одежды шуршала от контакта с одеждой Камило, её кудряшки щекотали ему щеки. Парень сбивчиво дышал сквозь поцелуй, до боли жалея, что его руки не могут быть на ней всюду и сразу. Он метался от голых плечей и до подбородка, исследовал шею, затем зарывался в тёмные локоны сбоку, накрывая маленькое ушко, при этом надавливая на затылок пальцами, сжимал и снова отпускал смуглые ладошки, зная, что скоро обратно к ним вернётся. Не достаточно.       Руки сжали талию, прижимая, сокращая расстояние. Грудь младшей сдавливает от чужих действий, кислород застыл в лёгких, не желая выбираться наружу. Она делает быстрый глоток воздуха прямо напротив его рта и не успевает опомниться, как тот снова накрывает её собственный. Мирабель не против. Неосознанно поднимается на носочки, скользит по мужской груди, обвивает шею. Пара миллиметров, что разделяла молодые тела сейчас были подобны десяти километрам. Как быть ещё ближе?       Никто не заметил, когда все зашло настолько далеко. Он не заметил, когда ткань штанов натянулась от вмиг затвердевшего члена, доставляя ужасный дискомфорт, она не заметила, как оказалась усаженной на деревянную поверхность стола, прохлада которого, коснувшись оголенных бёдер девушки, отрезвила голову. Не до конца, правда…       Талия кузины, оказывается, идеально вписывалась в его руки. Держать её, поддерживать за спину, прижимать к себе за бедра было настолько удобно и банально хорошо, что в груди вибрировало удовлетворенное восклицание, но оно же и глушилось маленьким горячим ртом брюнетки. Гладких участков кожи, не прикрытой дурацкой тканью было настолько много, что тело в его руках казалось голым и распаляло желание все больше и больше. У Мирабель прекрасный вкус в одежде. Замечательный.       У Мирабель прекрасные руки и ловкие пальцы, что быстро справились с молнией тёплой кофты брата и приспустили её с плеч. Камило не хотелось прекращать контакт ни на секунду, но это оказалось необходимым. Собрав в кулак всю волю, парень буквально оторвал руки от горячего тела, те словно прилипли, приросли к ней, обретя свое законное место.       Молниеносно сбросив с рук лишний элемент гардероба на пол, при этом неотрывно глядя в чёрные глаза напротив, он вдруг застыл, оглядывая лицо сестры, словно видя его впервые. И тут, зеленоглазый почувствовал, как его временное и настоящее соединили в одно.       Вернулся Настоящий Камило. Вот только теперь они стали одним целым.       Сейчас он пронизывает Мирабель взглядом, как будто пытаясь вывернуть наизнанку её ранимую душёнку. Упирается ладонями в столешницу по обе стороны от разведенных бёдер и наклоняется все ближе, почти касаясь своим носом её. Он чувствует ее дрожь.       Внутри младшей немедленно разливается сомнение, она боится. Боится, что в эту секунду все может прекратиться. Все растает вместе с его удаляющимися шагами в коридоре или, ещё хуже, окажется сном. От таких мыслей захотелось кричать. Или хвататся за чужие плечи, одежду в попытках удержать.       Прошу, не уходи.       Можешь уйти, только потом. Дай мне ощутить.       Останься, поцелуй. Только на сегодня.       Сегодня мне плохо.       Я слишком долго ждала…       Горячий коричный воздух, что выходил из её рта с резкими выдохами, содрогал пространство между ними, добавляя напряжения. Она была почти уверена, что не сказала это все вслух. Она была почти уверена. Ведь по лицу парня было совсем непонятно.       Алая кровь подсвечивала изнутри загорелое лицо, влажные губы распухли от поцелуев, смольные кудри сыпались на лоб и липли к скулам, что их к ним притискали мужские ладони. Красиво. Это все так давно уже могло быть его…       Когда в уголках тёмных глаз, под пышными ресницами начала скапливаться солёная жидкость нутро юноши пробило раскаленным гвоздём, под диафрагмой заныло и задрожало. Мысль о том, что он снова может стать причиной её слез приносила почти физическую боль. Он не хотел. Больше никогда…       Но откуда Мирабель было об этом знать?       Она с замиранием сердца отщитывала секунды до конца, оглядывая лицо кузена напротив своего собственного, совсем каменное. Словно пытаясь запомнить его. Запомнить как это, быть вот так близко. Повинуясь мимолетному порыву смелости, она потянулась у нему. Ближе.       — Камило…       И в слове этом было столько любви, сколько ее в это простое имя не было вложено за все семнадцать лет.       Мадригаль уже был у её ног, а она все ещё боится, что тот развернётся и уйдёт. Оставит сидеть с разбросанными по полу осколками её розовых мечт, задраным платьем, искусанными губами, разметавшимися по голым нежным плечам локонами и горячим водопадом желания между ног. Лучше смерть, чем это. Она хоть не так болит.       Большим пальцем старший проводит линию под нижними ресницами девушки, предотвращая неуместные сейчас слезы и вздергивает уголок губ. Мирабель глотает обиду, она готова принять поражение. Глаза её брата горят усмешкой.       — Без ума от тебя, маленькая ты дура.       На языке Камило это значит «я люблю тебя». Кареглазая не успевает сделать вдох.       Не давая той сделать и шагу отступления, брат врывается в нее языком, глаза тут же застилает туман морока. В груди начинает распускается крупный цветок самого настоящего детского счастья, вытесняя воздух, сердцебиение и приток крови к голове. Простая кофта кузена без пуговиц или застёжки. Девичьи пальчики задевают края, но попытки стянуть с кудрявого совершенно ненужный кусок ткани оказываются в корне пересечены огненным, словно ожог от сигареты поцелуем в шею.       Мирабель вскрикивает. В почти что панике хватается за густые волосы одной рукой и за край стола другой. Под веками рябит, рябит в голове, в животе и между ног. Словно та картинка телевизора в гостинной, когда на улице плохая погода.       Камило прикусывает, целует и вылизывает ямку между шеей и плечиком, будто та, как минимум покрыта шоколадом. Оттягивает вниз и в сторону тонкую лямку, пока та не рвётся, вызвав у сестры очередной испуганный визг. Ткань сарафана опускается ниже, открывая вид на мягкие холмики грудей. Парень облизывает губы и, напоследок крепко поцеловав уже измученную кожу, возвращается к излюбленным губам. Под музыкальными пальцами карамельная кожа покрывается мурашками, шоколадные соски твердеют. Когда лицо кузена исчезает из её поля зрения, а одну из горошин обдает адским жаром, младшая задыхается собственным голосом. Сколько ещё таких прикосновений хватит шатену, чтобы свести её с ума?       — Не кричи так, нас же услышат, — тихий бархатный шёпот поднимает волосы на ее затылке.       — П-прости…       Мадригаль улыбается сквозь поцелуй, попутно ведя ладонями по тёплым бёдрам.       Мирабель, ты так блядски прекрасна в своей офигенно-очаровательной неловкости. Особенно полуголая.       Руки скользят от ног, вверх по талии, спине, пока прямо во рту подросток ловит ее тихое скуление. Только сейчас он осознает, что активно трется о нее пахом сквозь одежду, словно был уже там, внутри. И ещё то, как же удобно его худые бедра умещаются меж её.       Каменный стояк спешит напомнить о себе, щиплет желанием в слишком тесных штанах и просится наружу. Наружу и в неё. Немедленно. Вся еще оставшаяся трезвость ума и мышление против воли уходит от головы в низ живота. Контролировать себя становится все тяжелее, шатен морщится, скалясь, словно от боли, прямо ей в губы, прижимается лбом. Кузина остраняется в свою очередь, убирая упавшую на глаза чёлку и, не теряя времени хватается за чужие брюки. Удивительно быстро расстегивает ширинку вместе с металлической пуговицей и поднимает голову в попытке заглянуть в глаза. Попросить, поторопить.       Он мог бы выдавить из себя подобие усмешки на такие выходки со стороны малышки Мадригаль, мог бы выдать что-то, что заставило б её заалеть больше прежнего и отвести взгляд. Мог бы не спешить, медленно стянуть с девушки простые хлопковые трусики нежно голубого цвета, спустив вниз по ровным ножкам, пропустить внутрь пальцы, подготавливая, наверняка, узкую дырочку к своему органу. Он мог бы хотя бы подумать обо всем этом.       Но рядом с ним Мирабель. Это не была Эсти Андерсон, Ребека Наварро или кто-нибудь ещё из тех, кто ранее побывал в его руках. С этой девчонкой все было иначе, все мешало, все путалось. Мир будто ставал вверх дном.       Он приспускает брюки с боксерами к коленям, едва ли не стонет от ощущения свободы. Стоящий колом член блестел капелькой смазки на головке. Сестра глубоко дышит, глядя вниз. Аккуратно накрывает своими пальцами его ладонь, обвитую вокруг ствола и медленно делает пару движений. Все выглядит как сон. Но это реальность, и Камило понимает, что не выдержит вне этой девочки больше ни секунды.       – Мирабель...       Сестра не мешкается, поднимается на руках, освобождая себя от тонкого промокшего куска ткани, зеленоглазый в остервенении тянет его вниз, белье одиноко падает на прохладный пол. Внутренняя сторона бёдер липкая от соков, девушка дрожит желанием и это совсем не помогает. Не отрезвляет, делает ещё хуже. Кажется, это конец.       Камило толкается в женское лоно. Мирабель выкрикивает его имя. Теперь по-настоящему. Прямо здесь и сейчас, над ухом шатена звенит её полный удовольствия голос. В этот момент расплавленный в густую кашу мозг парня осветляет яркая вспышка.       Он не первый.       Мать вашу, не первый.       Зеленоглазый утробно рычит от этого невероятного чувства горячей влажности, пока наравне с эйфорией за свое место борется необоснованная ребяческая злость. Он толкается глубже, яростно выпуская через нос воздух. Черт возьми…       Кто-то уже был в ней.       Кто-то обнимал, целовал и раздевал её до него. Какой-то ублюдок уже все это сделал. И это был не Камило. Не он. Но… Что же наделал сам Камило?       Если бы она и вправду была девственницей, он сделал бы ей больно. О чем Мадригаль только думал? Ублюдок здесь только он.       Камило пытается восстановить дыхание, сфокусировать взгляд перед собой, на ее лице. В уголках крепко зажмуренных глаз поблескивают слезинки. Её грудь напротив груди парня быстро вздымается от тяжёлого дыхания, рот приоткрыт в немом крике. Такой сладкий. Кудрявый подаётся вперед, целует каждую слезинку, забирая жидкую соль в рот, потом прикасается к полным губам. Этот жёсткий означает «прости». Пора заводить словарь.       Кузина в свою очередь стонет и жмется ещё ближе, хотя казалось, ближе уже некуда.       Мадригаль делает аккуратные толчки вперед, из последних сил держась на грани ума и безумия, как над пропастью. Тяжело. Тело будто имело собственный разум, могло двигаться само по себе, стоило лишь на мгновение упустить поводья. Лоб тесно прижат ко лбу сестры, а зубы стиснуты чуть ли не до скрежета. Он должен. Мирабель сычит, резко втягивая в себя воздух. Шатен поднимает на нее темный озадаченный взгляд.       — Большой… — неловко шепчет она, разлепив густые ресницы и стыдливо глядя на брата снизу вверх.       Сквозь пелену блаженства Камило вдруг хочется засмеяться. Вголос, громко, заразительно, так, чтобы все могли услышать. Потому что малышка Мирабель только что похвалила его член. Это казалось настолько же офигенным, насколько и сюрреалистичным. Мог ли он, проснувшись сегодня утром, подумать о таком?       Из груди вырывается некое подобие смешка, но именно в этот момент, он начинает терять себя. Зеленоглазый сильнее стискивает женские голые бедра, оставляя бурые отметины, и срывается на более быстрый темп, не в силах больше контролировать желание. Брюнетка ловит ртом воздух от непередаваемых ощущений, хватается за крепкие плечи, дабы не упасть. Под веками танцуют горячие оранжевые звезды, младшая уже не понимает, открыты её глаза или нет. Они повсюду.       Мебель начинает сильно трясти, столешница бьётся о стену. Кудрявая не сдерживает громких стонов, вместе с ними комната наполняется звуками хлопков от столкновения двух тел, тяжёлым дыханием и скрипом старого дерева. Его лицо покоится у её шеи, пока старший не прекращает быстро входить в горячее тело девушки до предела, почти что грубо. Оба знают, надолго их не хватит.       Шатен не делает передышек, не замедляет темп, не прерывается на нежные поцелуи, ему надо срочно уталить потребность в Мирабель. Ровным счётом, как и самой Мирабель.       Парень подхватывает обе ножки, что до этого удобно покоились на его бёдрах, под колени и меняет угол проникновения. Он натягивает малышку на себя до предела. Она кричит, пальчиками оттягивает назад его кудри. В ушах шумит кровь и её голос. Внутри слишком хорошо, так, что Мадригаль готов был жениться на этой девочке прямо сейчас. Если бы в этот момент комната начала рушится, по стенам поползли трещины, а уламки потолка посыпались градом прямо на двоих молодых Мадригалей, вряд-ли они бы заметили.       Хриплые стоны Мирабель сменяются судорожным тяжёлым дыханием, из груди её слышится тихий свист. Она близко. Нет, подожди, он хочет это видеть.       О, Господи…       Чёртов старый канадец. Он был прав. Она превратила его в щепки.       Вид открытого в экстазе горячего влажного рта был невыносимым, бисеринки пота, что поблескивали на губах и висках делали её придавали ей божественный вид. Невероятно.       Привязала к кухонному табурету, разбила его трон и остригла ему волосы. А сейчас, перед тем, как он взорвётся внутри неё, делая это тело своим, она вырвет у того из груди его поражение. Камило достигает своего предела следом за ней, не в силах выдержать этой прекрасной картины. От осознания того, что автором этого шедевра является он сам, лучше вдвойне. Он кончает в неё, изливаясь до последней капли и ощущается это, как полет, как падение с десятого этажа, только вместо страха — любовь.       Сильные руки втискивают маленькое тело в свое настолько крепко, насколько позволяли оставшиеся силы, и старший глубоко дышит, вороша кудри на темной макушке. Худые ноги и бедра дрожат после ослепительного оргазма. Мадригаль все ещё в ней, в это время тихие звуки чужого удовольствия приходятся подростку куда-то в район груди. Аллилуйя…       Парень устало опускает веки.       Тут же разлепляет.       — Что?..       Зажатая меж его рук Мирабель сотрясается еле слышным смехом.       — Ничего…       Камило подцепляет женский подбородок пальцами, заставляя посмотреть в глаза. У неё они тёмные, влажные.       Кузина улыбается.       — Не знала, что ты настолько религиозен…       Пиздец.       Скулы заливает краска, Мадригаль скалится и убирает кудряшки, мешающие его обзору на милое личико. Чертов его язык, он никогда не обретёт над этим полный контроль. Да плевать.       Бросив что-то на подобии «иди к черту», шатен обводит пальцами ее горящие скулы и долго целует.       Словно в подтверждение того, что она теперь его.       Закрепляет за собой право на её тело и душу, ставит невидимую печать. И наконец понимает, черт возьми, слишком хорошо понимает, почему все вокруг так безумно гонятся за этим… чувством. Или лучше осознанием. Да, осознанием чей-то потребности в тебе. И своей потребности в ответ. С этим ничто не сравнится. Разве что любовь. Но этого Камило пока знать не мог.       Мирабель стискивает их сплетенные ладони и нежно поглаживает большим пальцем его.       Или мог?       Кто знает. Кудрявый над этим пока не задумывается. Не успевает. Мадригаль только одно знает наверняка — она нужна. Очень. Как оказывается. А всю глубину чувств они поймут со временем. У них его ещё навалом. По крайней мере, в это хочется верить.       Камило натягивает штаны, справляется с ширинкой и едва успевает словить сестру под локоть, когда у той подкашиваются ноги, только коснувшись пола. Бережно кладёт руку на спину, а ладошка девушки ложиться на его грудь. Лицо её полно смущения.       — Аккуратней, — брюнетка блаженно закрывает глаза от тёплого шепота на ухо. Такая картина не оставляет парня равнодушным, он улыбается, перебирая пальцами чёрные локоны.       Младшая Мадригаль уже было хотела вымолвить своим милым ротиком что-то по-девчачьи остроумное, но вмиг оба едва ли не подскочили на месте от громкого голоса Пепы, что доносился из коридора. У подростка в венах леденеет кровь.       Нет, черт… Господи.       — Мирабель! Камило?!       Как они могли забыть. Что они наделали? В полном людей доме, поздно вечером… Он облажался, он подставил и её и себя.       В защитном жесте прижав кузину ближе за руки, парень повернулся вокруг оси, меняя местоположение сестры относительно двери. Теперь между ней и кареглазой находилось высокое кудрявое препятствие в виде старшего Мадригаля, на лице которого отображалась твёрдая готовность к чему бы то ни было. Он был готов принять удар, но в ярких глазах все же поблескивал неподдельный страх.       Они им ничего не сделают, ничего. Не имеют права. Он не позволит.       Камило делает шаг от сестры к выходу из комнаты, но тут же оказывается в плену горячих ручек.       — Да, tìa Пепа? Что-то случилось?       Мирабель?..       Мирабель только крепче сплетает их пальцы и говорит четко, без намёка на волнение в голосе.       Пепа топчется за дверью, мешкается.       Что ты делаешь?       Зеленоглазый теряет дар речи, не понимая, как ей удаётся сохранять спокойный вид.       — Sobrìna, милая, ты не видела Камило? Нигде не могу найти. И… — дверная ручка дёргается, — ты заперлась?..       — Мне плохо… не проходит насморк совсем. Вам лучше не заходить, а prìmo я не видела, нет.       — О, corazòn… Может ты и в самом деле вирус подхватила? Тебе помочь? У нас есть…       Шатену думается, что он спятил. Под звук материнской трели кареглазая зарывается носом ему в кофту в попытках подавить рвущийся наружу смех. И это в то время, когда от переживаний у того пульсирует в голове. Может быть он был прав, его кузина и вправду поехавшая?       — Мирабель? Ах, если что-нибудь понадобится, то обязательно скажешь. А если увидишь своего брата передай, что Антонио расстроился. Мы же все вместе собирались смотреть на звездопад, а тот как сквозь землю провалился. Ну ничего, мы оставили на заднем дворе погром, так что завтра ему все это убирать. Сладких снов, милая!       Постукивая низкими каблучками женщина удаляется а ее средний отпрыск думает о том, что он идиот.       Звезды. Они собирались смотреть на обещанный по новостям звездопад. Как когда-то с Абуэло. Они все были там, снаружи. Всё это время. А Мирабель знала. А он чуть с ума не сошёл от страха. Куда все катится?       Плечи под его руками сотрясаются от смеха, он грозно переводит на девушку взгляд.       За-ра-за. Вот что могла бы прочитать в зелёных глазах девушка, если бы не была так сильно занята тем, что всем своим видом насмехалась над ним. Мадригаль тоже внутренне усмехается. Ничего. Пусть смеётся пока может. Завтра взрослые собираются в гости к Гузманам, Тонито наверняка будет с ними, и все, что она будет способна делать этим ротиком, это кричать. Кричать его имя. Долго. Часами. В его комнате. А пока пускай ребёнок радуется.       Погодите, насморк?..       Понимание приходит к нему, прежде, чем подросток успевает озвучить вопрос. Кузина хотела посидеть в одиночестве. Без лишних слов. Поплакать…       Придурок. Подлец. Негодяй. Какое ещё прозвище ему нужно было себе придумать, чтобы наконец получить по заслугам?       Со стремительно нарастающимчувством тяжести в грудной клетке Камило целует девушку на прощание коротко и нежно, поглаживая скулу. Так мало, по сравнению с тем, что ему хотелось сделать, но ему нужно показаться матери. Иначе будет несладко.       Это, на самом деле, не так просто сделать. Малышка невероятно милая в потрепанном платьице, с розовыми щеками и распухшими влажными губками. В воздухе до сих пор витал тонкий запах секса, а её кровать выглядела уж очень заманчиво.       Интересно, каково это, засыпать с ней?       В объятиях, с загорелой ножкой сестры на бёдрах… Должно быть невероятно. Но Камило уходит.       Особо не жалея. Ведь завтра, он уверен, принесёт ему намного больше открытий, нежели сегодня.       Мамита, на удивление, не сильно ругалась. Отчасти из-за того, что была довольно уставшей. Почти полночь как-никак. Деткам и родителям давно пора отдыхать. Парень также чувствует усталость. Приятную. Тянучую. Согревающую щеки и шею жидким жаром от таких живых воспоминаний. Черт, почему память имеет свойства записываться? На какой-то чип в голове, чтобы была возможность прокручивать самые любимые моменты снова и снова, словно пультом управления, как в Чёрном Зеркале.       «Ничтожное человечество…»       Не лучшие из тех дум, под которые следует засыпать, но сегодня Мадригалю сложно следить за потоком мыслей. Как и за всем остальным. Для одного дня это слишком много. Парню начинает казаться, что он все ещё не в себе. Осознание того, во что вылилась эта история не была похожа ни на одну из возможных реальностей. В левом ухе зазвенел женский голос.       «Тебе же нравится Мирабель, верно?»       Изнутри по инерции рвалось привычное отрицание, но какое, мать вашу, отрицание может быть, если у тебя до сих пор горит кожа там, где недавно были её руки? Какое отрицание может быть, если ты перечеркнул все свои принципы, стоило тебе коснуться её губ? Камило сдаётся…       «Мне нравится Мирабель…»       Так, хорошо. Это не сложно. Ещё раз.       «Мне нравится Мирабель, я хочу Мирабель. Хочу Мирабель, я трахнул Мирабель. Господи…»       Нет, не так.       Язык словно резануло, хотя тот даже не сказал этого вслух. В любом случае, это звучало максимально плохо. Нехорошо, неприятно и неправильно.       «Я занялся любовью с Мирабель».       Так лучше.       — Блять… Ну что за хрень?       Помолимся, чтобы это стало последним, что за сегодня услышит подушка парня.       Любовь. Немного страшно было называть все это таким… сильным словом. Но ничего другого в голову просто не приходило. Страшно, слишком рано. Камило всего шестнадцать.       Но Мирабель так не думает. Подросток опускает веки, погружаясь в полную темноту, и в черноте его подсознания проектируется её лицо. Перекошеное от удовольствия, на своём пике, в эйфории. Из-за него.       Низ живота и сердце сразу же свело приятной истомой. Кузина и её сладкий рот… Глаза полные нежности и обожания. И её губы с застывшим на них шёпотом. Кудрявый не слышал сквозь пелену собственного безумия, но был уверен, это были они. Те самые слова. Мирабель их не боялась.       И он не будет.