Сын шамана

НоНо накидывает на плечи плотную ткань курточки, выходит из конюшни, ведя на поводу за собой старого мерина. Омега поднимает глаза в небо и хмурится: сегодня вновь обманчивый день, когда утром ярко светит, а после обеда будет ливень. Конь утопает в грязи, едва не теряет подковы, и сын шамана вдруг видит перед собой так ясно-ясно Маленький Джемин гладит молодого ещё мерина ладошками по жёсткому боку, восторженно смотрит на мышастого цвета шерсть того, на коротко стриженные волосы. Альфочка ныряет под живот, становится с другого бока и пытается враз запрыгнуть на коня, но нелепо скатывается на землю. Ёнхо же смеётся из угла, крутя в руках ещё новую подкову: — Молодой господин так жаждет оседлать этого коня? Но, уж но, попытайтесь ещё разок! Мирный выдержит все Ваши попытки, не зря я его так назвал! Мужчина ударяет себя в грудь, крепче сжимая в руке подкову. НоНо приседает на корточки, касается мизинцем подковы, указательным и средним — ноги Мирного, чтобы продолжить видение. Своё первое видение. — Мастер Хо! — Джемин в уже другой одежде скачет рысью верхом на Мирном по внутреннему полю вокруг конюха, — Хочу себе коня, резвого и вороного! Чтобы несся вперёд стрелой! — Скорее любой стрелы есть взгляд, а скорее него только — свет, — взрослый альфа тянет пухлые губы в ухмылке, — Разве не лучше иметь в помощниках Преданного, или Верного? Почему именно Стрела? Мальчишка останавливает мерина и рассматривает холку того, а потом говорит: — Ясный. Назови мне хорошего коня таким именем, Сын шамана вскидывает голову, сталкивается взглядами с Мирным и будто слышит его: «Спасибо. Я хорошо тут поработал, был верным другом многим людям. Хочу теперь и сам стать человеком. Здорово же быть человеком?» НоНо неуверенно кивает, одними губами отвечает: — Лучше всех прочих, человеком так здорово быть, Душа мерина благодарно улыбается в ответ, и Мирный сам делает шаг вперёд. Он идёт в отстойник, чтобы дождаться, когда у старика Ёнхо поднимется на него рука: у обоих больше нет сил терпеть неизбежных болезней старости. Омега всхлипывает, и на его нос падает капля ледяного дождя. Но нет сил сдвинуться с места. Нет сил поднять рук и накинуть капюшона. Зато изящные руки Джемина делают это за него. Альфа становится рядом с НоНо, смотря на отстойник: — Мы все учились верховой езде на Мирном. Но я сомневаюсь, чтобы он хоть раз выходил за пределы городища, — Можно увести его за собой, чтобы хоть разок? — сын шамана оборачивается на Мока, умоляет одними глазами, И сын вождя кивает, но когда НоНо срывается с места, перехватывает того за предплечье: — Я хочу сам. Я — его последний ученик. / Дожди идут днями, и ночами. В такую пору Инки собирались в домах друг друга, грелись, шили или перешивали более теплую одежду — омеги больше сидели по домам, альфы же ходили рыбачить, или на охоту на не начавших ещё свои перелеты птиц. НоНо бросает взгляд на подаренный Джемином браслет, что носит на левой руке, на выгравированного филина и усмехается: — Хорошо, что не сова, — Сова? — мастер Бин отбрасывает чьи-то штаны в сторону и хмурится, — Совы — полуночники, страшные создания, хранители секретов и сеятели новых тайн. Филины куда дружелюбнее, — сын шамана неловко улыбается и выходит из ткацкой мастерской. Он выглядывает в окно в галерее, рассматривает тяжёлые тучи и думает, что сейчас была бы отличная пора обернуться ему шустрым лисом. НоНо всё же накидывает капюшон и бежит в свой домик по улицам городища, около дворцовых ворот сразу представляется и проскальзывает на ладно уложенные доски, чтобы проще и суше было оказаться под крышей тёплого дома. Старик Ёнхо сам топит печь, когда вздумается, так что о своем здоровье омега не волновался. Он здоровается с мастером Хо, семенит в свою комнатку, успевает за считанные секунды раздеться едва ли не полностью, но слышит характерное прокашливание. Глаза НоНо вмиг становятся круглыми. Парень медленно оборачивается и в темноте различает силуэт Джемина. Альфа сидит за его рабочим столом вполоборота, подперев щёку рукой: — У мастера Хо самые тёплые комнаты. Раньше я и сам спал на этой кровати: ноги у печи, голова под окном — так уютно! — Прости, — растерявшись, омега не находится с ответом, кланяется, вновь просит прощения, — Все в порядке, — сын вождя чиркает огнивом, поджигая пару лучинок на столе, и продолжает, не оборачиваясь, — Только вот я тут знаю все ходы и выходы. Так что завтра к тебе подойдёт тётушка Су и переведёт на какое-то время в другое, безопасное место, — Почему? Я провинился? — НоНо подходит к Джемину, тянет подол нижней рубашки к коленям, — Ты — омега, — тот вскидывает голову, жадным взглядом рассматривая влажные волосы на плечах омеги, его сильные руки, обнажённые колени и щиколотки с дивно выступающими косточками, Сын шамана краснеет, теряется под таким взглядом, а потом смущается только сильнее, мнёт одежку, когда слышит вопрос, шёпотом: — Я могу узнать твой аромат? Глаза Джемина отражают свет огоньков и образ самого НоНо. — Можешь накрыть шею ладонями, а я спрячу руки за спиной, — парень вскидывает бровями, Омега колеблется. Предложение сродни непристойности. Но внутренние чувства, первая влюблённость, приближающиеся дни течки сбивают здравые мысли, заставляя кивнуть, поднять ладони и накрыть ароматные железы пальцами, опуститься коленями на пол, подставляя ароматно пахнущую макушку. Альфа удивлённо выдыхает, тут же пряча руки за спину, начиная медленно склоняться к подставленный голове. Он делает пару резких вдохов, потом склоняется ещё ниже, касаясь крыльями носа отдельных волосинок — так что у Инка мурашки начинают забег по спине. Джемин прикрывает глаза и снова вдыхает. Сводящий с ума аромат лилейника. Тонкая медовая нотка, невинность и ландышевая чистота. Внутренний взор альфы отправляет всё тело, все мысли в поле, в знойное лето, яркое солнце и бурлящую кругом жизнь. Тонко, красиво, чувственно. Игра красок, света, ароматов. Так прекрасно, что Джемин едва не валится со стула, теряя рассудок. Он вновь занимает устойчивое положение с протяжным «ооох», роняет «спасибо» и наблюдает, как НоНо поднимается на ноги, смотрит так испуганно. И альфе не приходит в голову ничего лучше, чем: — Ты тоже можешь, — Правда? — омега поджимает губы, — Да, конечно, — Джемин сам хватает его ладонь, опускает ту на своё плечо, давая точку опоры, опускает подбородок, НоНо наклоняется чуть скорее, неловко тыкается носиком меж прядей, посмеивается в кожу «прости» и слышит такое же смешливое «порядком». Аромат альфы переносит омегу к городской окраине: тут пахнет мокрыми камнями и дорогой, рассыпающейся по ветру пудрой, фиалками на чьих-то окнах, но всё ещё уникальными, многогранными ирисами. Сын шамана резко выпрямляется, крепче сжимая острое плечо Мока: — Ты дивно пахнешь, — Спасибо? — Джемин неловко улыбается, выдает короткий, смущённый смешок, — Я пришёл предупредить, что на месяц уеду наводить порядок в соседнем городище. Возможно, что дальше я буду жить именно там, и потому важно уже сейчас заполучить любовь местных. Но всё может затянуться. НоНо, только ты уж дождись меня, Парень перехватывает ладонь старшего, крепче сжимает ту, в ожидании кивка. И только получив тот, поднимается на ноги. — Стой! — НоНо вскрикивает слишком громко, пугаясь сам себя, Он резко дёргает головой из стороны в сторону, а потом в один прыжок оказывается перед сундуком и достаёт из того свой платок, расшитый под себя, с синими полевыми цветами раннего августа. Долго играется подушечками пальцев с нитями, с гладью, а потом протягивает дорогую сердцу вещь Джемину: — Возьми, и не забудь вернуться, Сын вождя двумя руками принимает дар. Рассматривает цветы и усмехается: синие, как ирисы. Он прячет платок в рукав под один из шнурков и на прощание долго-долго вглядывается в омегу, во всего него, стараясь как можно больше запомнить, стараясь не пропустить ни одной детали, не забыть ни единой черточки или мягкой линни: будь то робкая улыбка, или изгиб колена.