Настоящий колдун!
Нет, настоящий человек!Раньше я носила нечто подобное! Ты теперь представитель высшего общества!
Ты переродился! И за последнее сын шамана цепляется особенно. Переродился, изменился. И скоро, согласно традициям этого народа, получит другое имя, станет совсем другим человеком. Как это — быть светловолосым Джено? В дубовую дверь робко стучат, но НоНо не отвечает, с места не сдвигается. И через минуту в его комнату влетает мастер Бин: — Всегда подавай голос, когда стучат! Хотя бы ответь, что ты жив! Он замирает на месте, разглядывая изменившегося молодого человека, хмурится, а потом вдруг улыбается: — А ты краси-ивый! — обходит со спины, ударяет в ладоши и тыкает пальцем на вошедшего следом светловолосого мальчишку, — Это ЛеЛе, он будет твоим слугой, помощником и другом. А вечером заглянет советник Иль — он будет тебя обучать. НоНо хотел бы что-то спросить, только вот Чанбин со словами 'ай дела-дела! ' уже выбежал из дома, а приставленный служка почтительно опустил глаза в пол, переминаясь с ноги на ногу. И сын шамана не находит в себе сил, чтобы познакомиться с тем, перекинуться словами — просто падает на высокий стул и отворачивается к окну, разглядывая торговую улицу, где через несколько домов живёт сам мастер Бин. ЛеЛе садится на сундук в углу комнаты, также не обращая внимания на своего господина, ещё непривычный к местным традициям и не знающим толком своих обязанностей. Занимаясь своей работой, ткач Бин смеётся: — Кто из этих двоих более бестолковый? НоНо, который тут полгода на конюшнях? Или ЛеЛе, который был у соседа три года в дворниках? В любом случае, мужчина уверен, что подобрал мальчишке правильного компаньона: юного, тихого, трудолюбивого. / Господин Тэиль смеётся. Потому что его новый воспитанник такой забавный. И всё же стоит отдать должное его уму: в столь раннем возрасте у мальчишки уже есть строгие принципы и правила, доброта в сердце и, определённо, талант к знаниям. Мужчина никак не может определить племя того: смущают торчащие соломой волосы и привычка округлять глаза, а весёлый служка ЛеЛе, постоянно крутящийся около НоНо, только больше сбивает с толку. — Ты похож на Джемина, — улыбается советник, откладывая свою книгу, когда занятие подходит к концу, — Но он куда сосредоточеннее тебя, да и писать уже умеет, Вместо ответа омега только тепло щурится, обещаясь стараться лучше, быть прилежнее. / Джемин красит печь в домике мастера Бина. За его спиной сидит НоНо. С того момента, как омега стал правнуком мастера Хо, они видятся реже: сын шамана постоянно обучался тем или иным навыкам, этикету, письму. Его дни стали наполняться более важными делами, требующими усидчивости и сосредоточенности. НоНо понравилось писать иероглифы и вести счёт, составлять простые предложения на пергаменте и злить советника Иля личными убеждениями, которые так отличались от традиций Моков. Сам Джемин доставал господина Тэиля не меньше: задавал сотни уточняющих вопросов, научившись уже раскручивать мужчину на эмоции, для прояснения тех или иных текущих проблем, в которые до недавнего времени не был посвящён. А ещё он всё чаще выезжал с отцом по окрестностям, чтобы точно знать кто какими владеет полями, с кем лучше вести торговлю, а кого лучше вовсе — избегать. Одним словом, он плавно перенимал бразды правления. И этот момент уединения в доме мастера Бина казался обоим благословенным. Альфа грустно выдыхает, проводя мягкую зелёную линию стебля алой розы, оборачивается на омегу: — Скоро будет празднование нового года: наступает весна, — Я уже выучил несколько танцев вместе с Советником Илем, — уверенно отвечает НоНо, И Джемин откладывает кисть, оборачивается к старшему: — Тогда я буду танцевать с тобой. Каждый танец — только мой, — он серьёзнее всматривается во взволнованного парня перед собой, и добавляет с напускной угрозой, — И не вздумай соглашаться на приглашения других горожан! Шаман краснеет от этих слов, пропускает пару неловких смешков. Наследник вновь хватает кисть и опускает её в глиняную мисочку с алой краской, только касается не выбеленных камней печи, а мягкой щеки омеги. Он оставляет яркую точку чуть ниже скулы, и с выжидающей улыбкой смотрит на НоНо. — Что это значит? — Я распишу тебя, — смеётся альфа, наблюдая за ещё более смутившимся омегой, — А я? — Ты тоже можешь, — отмахивается парень, оборачиваясь к зелёной краске, Они усаживаются поудобнее, и Джемин касается самими пальцами острого подбородка НоНо, удерживая лицо того на месте. Он поглощён рисованием и не замечает, как дрожат ресницы омеги, как тот скользит взглядом с его глаз на поджатые губы. — У тебя тут — родинка, и тут, — Джемин пропускает кисть меж пальцев, касается подушечками замеченных мест; вторая ладонь увереннее обхватывает щёку НоНо, большой палец гладит местечко под носом, ловя резкие выдохи, — Для человека, жившего в деревне, наслаждавшегося солнцем все возможные минуты, у тебя поразительно светлая кожа, — он делает глубокий вдох, наполняя всего себя невесомым ароматом лилейника, встревоженной сладостью танцующих степей; теряет фокус, улетает дальше этой комнаты вослед за омегой, — Дивный, Коралловые губы НоНо приоткрываются, он отчаянно всматривается в поплывший взгляд альфы перед собой, первым наклоняется к его лицу — не желает сходить с ума в одиночестве, они должны разделить это чувство на двоих. Ближе, ещё миллиметр. Опустив голову, случайно обращает внимание на острый кадык, сглатывает, когда ощущает неуверенные поглаживания по щеке. Пальцы альфы сжимают выбеленные волосы, чтобы омега поднял голову, чтобы посмотрел на него своими невозможно круглыми глазами, чёрными сейчас — от испуга и желания. Но в какой-то миг Джемин собирает всего себя в единый стержень, и приникает губами к чистой щеке, в сантиметре от закрытого глаза, прямо к косточке. Выдох. Губы альфы всё ещё на лице омеги. Отрываются от кожи на секунду, чтобы коснуться местечка ниже. Стук. Кисть падает на деревянный пол. Ладони НоНо опускаются на колени Джемина, чтобы не терять равновесия, им обоим. Носом альфа ведёт по линии роста волос омеги, мчась в мыслях дальше по цветущим полям, с головой утопая в высокой осоке, проваливаясь в быстрый, ледяной ручей, хватаясь руками за тонкие ветви ивы. Шаман облизывает свои пересохшие вмиг губы, крепче сжимает ткань в кулаках, подставляется под поцелуи, не замечая, как сам растворяется в Джемине. Как на каждом вдохе городской проулочек становится шире, а стены домов — выше, и по ним вверх поднимается плющ, и так по шпилю до самого неба. И на омегу падают капли живительного дождя, прибивая к земле пыльцу редких растений. Альфа всё ещё не касается губ. Как бы НоНо не крутил головой, какие бы звуки не ронял, и как бы не сжимал сильные бедра Наследника, Джемин всё ещё держал себя в руках, всё ещё соблюдал эту грань приличия, какого-то таинства первого касания. — Как работа? — мастер Бин замирает в дверях от увиденной картины, и тут же вылетает из собственного домика, А Джемин с НоНо только сейчас отрываются друг от друга. Омега снова смущается, подрывается на ноги и падает. Отнекивается на предложение помощи, отталкивает протянутую руку альфы, ползёт в сторону сенцов и только тут снова выпрямляется. Накидывает на плечи шубку и вылетает за дверь.