Сын шамана

Минхён всё же спрашивает:  — Как Вы это сделали? Как смогли обмануть меня? Вместо ответа НоНо оборачивается к нему и показывает раздвоенный на кончике язык, а потом возвращает взгляд к дороге, сидя верхом на молодой лошади песочного цвета — особый окрас породы, веками разводимой Ротонгами. И только ночью страж вспоминает ящерку, что выскочила из его сумочки в шатре Наследника. / В доме чисто, свежо, по-летнему опрятно. НоНо улыбается суетящемуся в его покоях ЛеЛе, когда не столько приказывает, сколько просит:  — Подготовь на первом этаже комнату для альфы,  — Альфа? А кто к нам едет? — мальчишка оборачивается, а потом вновь протирает и без того мокрый стол тряпкой,  — Сын лекаря, ДжиСон,  — Зачастили лекари в этот дом, — бубнит служка, а потом откладывает все дела и оборачивается к господину, — Надолго он?  — Навсегда полагаю? — НоНо пожимает плечами, потому как и сам не до конца уверен, Он просто знает, что Джисон выполнит пару поручений по пути до Мок-Акондоши, а потом придёт на порог его дома, чтобы учиться лекарскому искусству.  — Стоит потом отправить его к господину Тэёну в Мок-Сольдоши, — размышляет омега, — Я ведь не многому могу его научить,  — Вы будете учить? — ЛеЛе смеётся, — Если только этот сын лекаря — младенец малый, чтобы можно было его скидывать на нянек в лице меня и господина Чанбина!  — Он — твой ровесник, — серьезно замечает НоНо. И доказывает свои слова уже через неделю, когда с небольшим узелком в руках в подготовленную комнатку проходит Джисон. Он так и шмыгает носом, держит взгляд строго в пол, шарахается от второго стражника, как от огня, и держится ближе Минхёна. И, невзирая на все повторы, разъяснения, называет НоНо не иначе, как «господин Но». / НоНо возвращается из сада с букетом поздних ирисов. Он проходит на кухню, но тут же прячется за дверью. За широким столом друг напротив друга сидят ЛеЛе и Джисон. Они вместе перебирают зерна риса — наказаны поварихой — и тихо беседуют.  — У тебя разве не осталось родни? — спрашивает омега, на краткий миг поднимая глаза на альфу перед собой,  — Если кто и остался, то мне нужно очень далеко идти. А я итак, — мальчишка выразительно шмыгает носом, — Вечно больной. Я и за отцом поехал из-за этого,  — У нас на море тебя бы скоро вылечили от соплей! — коротко смеётся Хунец, — Солёный воздух оздоровляет,  — А как твоё полное имя? — спрашивает Мок, путая сорные стопки,  — А какая разница? Наш господин и сам только — 'НоНо', тогда как я могу быть кем-то больше 'ЛеЛе'?  — А всё же? — Джисон выпрямляется, чешет переносицу, собираясь чихать, но ЛеЛе вскидывает руку и зажимает его ноздри, смотрит сурово: один чих и час трудов насмарку,  — ЧенЛе, Альфа всё-таки чихает. НоНо глотает смешок и опускает взгляд на букет в своих руках. Он очень скучает по Джемину. / Крылья сокола рассекают гладь неба. Он несёт весточку от Джемина к дому мастера Хо. Внутри которого НоНо уже с утра поджидает крылатого гонца. Старик Ёнхо гладит птицу по спине, снимает с лапки крепление и разворачивает свёрток бумажки с коротким посланием своему 'правнуку'. Омега с уважением принимает весточку и читает:

«' Я в безопасности и здоров. Если отец будет в настроении, то попрошу твоей руки. Люблю тебя «'

НоНо едва не роняет записку из рук. Круглыми глазами смотрит на мастера Хо:  — Я не верю, — протягивает листочек тому, Ёнхо, пробежав глазами по строкам, вскидывает брови и широко улыбается:  — Я вот верю. И ты поверь, Омега оборачивается к окну, рассматривает синий мрак августовского неба и роняет, так по-человечески отчаянное:  — Поскорее бы он. И вот бы всё наладилось, всё бы прошло хорошо с его отцом,  — Джехан не так плох, как вам молодым то кажется, — хмыкает мастер Хо и садится на стул, откладывает послание Джемина дальше по столу, — Раньше он был сильным альфой, всему учился сам, на ходу осваивал десяток новых знаний, договаривался с племенами и своими руками возводил дома в Мок-Акондоши. И больше всего на свете он боится утратить заработанное,  — Нет, — парень качает головой из стороны в сторону, оборачиваясь к старику, — Больше всего на свете Великий Вождь боится забвения. Если его Наследник удержит власть, то имя ДжеХана потомки будут славить веками. Они будут величать его и сильным, и великим, и смелым, и мудрым. Потому что он своей жёсткой рукой создал городища, единую денежную систему и многое другое. Но если после него будет упадок, то в памяти всплывёт его жестокость, нетерпимость и презрение к другим племенам. А народная обида подавит все подвиги, предаст его забвению,  — Как думаешь, НоНо, много людей будет помнить наши с тобой имена? — Ёнхо поднимает на шамана свои глаза. Ёнхо молод и крепок, невероятно красив. В его руках косой лук, за плечами стоит девушка с такими же светлыми волосами, черты её лица мягкие, губы полные; её одежда проста и бесцветна.  — Сестра, смотри, что я смастерил! Он должен хорошо стрелять, — юный ещё совсем Хо оборачивается к сестре, видит усмешку на малиновых губах, — Да не смотри так!  — Ещё ни один из твоих луков не стрелял должным образом, Хо!  — ЁнХи! — альфа оборачивается к девушке, — Не говори под руку! Стрела его клееного лука идёт вбок, и девушка заливается смехом. НоНо моргает и видит другое воспоминание мужчины перед собой. Ёнхи передает брату в руки новорожденную малышку, широко улыбается:  — Дай имя этой девочке: все твои кони с особыми именами удачливы,  — Сравнила! — смеётся мужчина, укачивая сверточек с ребенком, — ДжунгХи — будет заботливой, хорошей хозяйкой. Шаман в своём трансе за секунду переносится в другое воспоминание.  — ЧанЁль! — молодой мастер Бин кружится на месте, — Так его зовут; а значит, я стану 'ЧанБин'!  — Ой, уйди уже от меня! — Ёнхо толкает старшего сына в плечо и смеётся, — Он хоть хороший человек?  — Лучше всех! Лица за лицами, и имена за именами — НоНо видит всю родню господина Ёнхо, щурится, стараясь запомнить их всех. Ловит сквозь дымку памяти взволнованный взгляд альфы и мягко улыбается:  — Вас будет помнить много людей. Одних только родственников около сорока человек. А скольким простым людям Вы помогли? Скольких научили держаться в седле, и скольких обидели грубыми словами по молодости? Вас будут помнить сотни людей, даже долго-долго после смерти, — уверяет омега, И мастер Хо ему верит. / В Мок-Акондоши Джемин приходит с ранними дождями. Племенное знамя истерто, блекло, вымокло. Воины Наследника понуры, и ряды их не столь полны.  — Наследник Туч, — хмыкает торговка средних лет, наклонившись к соседке, — Наследника Джехёна будут помнить Сбежавшим Мальчишкой, а этого — Сыном Гроз,  — Почему это? — ЛеЛе тянет женщину за рукав, обращая её внимание на себя,  — А ты верно и не должен знать, — хмыкает та, прикидывая возраст мальчишки, — В день его рождения была страшная гроза. В день смерти его матери средь зимы пошёл ледяной дождь. Вот и в день его возвращения в Мок-Акондоши холодный ливень! Служка оборачивается к стоящему рядом НоНо, однако тот никак не реагирует на эти слова. Он смотрит вослед удаляющейся колонне воинов и осознаёт, что этот поход если и можно назвать удачным, то с очень большой натяжкой. Ночью он уже привычными путями сбегает из дома. На шумных улицах, где вроде как празднуется возвращение Наследника, много народу, так что омеге не составляет труда затеряться в толпе и выхватить из потока людей самого виновника торжества. НоНо тянет Джемина за руку в тёмные проулки, подальше от света городских огней, песен и плясок, шума музыки, посторонних взглядов и голосов — выводит его к рыбачьей сторожке у реки. Омега подходит к самой кромке воды, скользит сапогами по илу, под взволнованное 'о-о-о! ' ловко выпрямляется и улыбается младшему. В ответ парень только тянет губы в стороны.  — Неужели всё так плохо, Джемини? — всё же спрашивает НоНо,  — Не так, чтобы было критично. Я вернулся с ничьёй, — Джемин сжимает ладони в кулаки, — И я не спросил отца о возможном браке,  — Всё в порядке, спросишь потом, — омега подходит ближе, осторожно касается плеч альфы, заглядывает в его глаза, вовремя останавливая себя от входа в транс, — Ты очень устал, и мне не надо быть шаманом, чтобы узнать это. Мне достаточно видеть тебя, и быть хоть капельку влюблённым,  — 'Капельку'? — оживает парень, — Раньше ты говорил о большем! Шаман смеётся, радуясь, что смог хоть немного, но стряхнуть уныние с любимого человека. Он делает ещё один шаг, опускает щёку на холодное плечо младшего, горячо выдыхает в шею того. А потом ощущает неуверенные поглаживания по спине.  — Джемини, — НоНо жмется теснее, желая поглотить Джемина, согреть своим нутром, — Я всё ещё принимаю любого тебя, и люблю всего тебя, Омега ощущает, как сильные руки крепче его сжимают, слышит порывистый выдох в самую макушку:  — Принимал бы я сам всего себя. / Джемин изменился. НоНо понимает, прекрасно осознает. Он и сам проходил через такое, и не раз видел, как меняются подростки после первой самостоятельной охоты, после первого собственноручно убитого зверя. И омега ещё помнит, как выглядели воины его племени, не успев смыть до конца воинственного окраса. Ему кажется, что Джемин тоже не смыл краски, всё ещё ходит под её слоями. Хоть и пришёл с дождем, как и сказала та женщина. НоНо рассчитывает прибыль с продажи цветов и вышивки за летние месяцы, переводит взгляд на свадебный наряд молодой девушки, которая вот-вот и станет чьей-то женой в этом одеянии. Она придет на выходных, чтобы примерить и одобрить все узоры. Хотя мастер Бин и твердит уже который день:  — Слишком роскошно для платья какой-то крестьянки! Но самому омеге не важна профессия невесты — его радует, что она будет самой красивой в этом платье.  — Господин, — входит в покои ЛеЛе, коротко постучавшись, — Посланник из дворца просит Вас прийти к конюшням,  — Какой посланник? Не от Джемина? — НоНо уже поднимается на ноги, бросает короткий взгляд за окно, проверяя наличие дождя,  — Не знаю: после его прибытия они сменили всех слуг, кроме мастера Хо,  — Ладно, Шаман всё же накидывает плащ с капюшоном и неуверенно идёт ко дворцу. Он часто оборачивается, ведомый недобрым предчувствием, дёргает плечами от холода и замирает едва не посреди улицы. Джемин не знает.

Он не знает

Не иди туда.

Ёнхо спит, он особенно устал от так часто меняющейся погоды — не поможет. Не иди туда!

Не иди! Все духи в унисон умоляли шамана не идти. И НоНо вернулся к себе домой. Он пропустил обед и проигнорировал ужин. И к полуночи осознал, что находится в большой опасности. И кажется, поэтому Джемин так горестно смотрел на него в день их последней встречи, в день, когда Наследник вернулся в городище с дождем. / НоНо старательно вышивает новый узор на рубахе торговца пряностями — мужчина средних лет был впечатлен талантом столь юного омеги и умолял расшить себе одёжу 'сугубо для особых встреч'. И шаман периодически смеётся, вспоминая этот момент. Прямо под боком сидит ЛеЛе, нанизывая на нить бисерины. Его тонкие, маленькие пальчики будто созданы для подобной изящной работы — ловко справляются.  — Господин НоНо, — зовёт служка шёпотом, — А обязательно отправлять Джисона в Мок-Сольдоши? Старший омега откладывает работу и оборачивается к младшему, вскидывает брови:  — Неужели лекарский сын так понравился тебе?  — Вовсе нет! — вскрикивает мальчишка, — Просто с ним весело, понимаете? Он, как и я, редко куда выходит, и мне не так одиноко становится в доме, Года три назад, не больше — мальчишка Ченле кружит на руках совсем маленькую девочку. Одеты они хоть и не богато, да и выглядят не очень сытыми, но мягкий загар на коже, широкие улыбки и звонкий смех выдают наличие счастья. К ним подходит ещё молодой мужчина, закусывает губу, а потом улыбается — одними только глазами. Следом входит девочка постарше, её платье, хоть и простое, но очень красивое, зелёного цвета с короткими рукавами.  — Ченле! Перестань кружить Циси!  — Простите, дядя! Шаман тепло улыбается своему служке:  — Джисон может остаться до тех пор, пока сам не захочет уйти.