Сын шамана

Дни холодного ожидания идут одинаково серой чередой. Джемин уже пристрелял новый лук, мастер Хо поправился, а Джисон, ко всеобщему удивлению, вернулся из Мок-Сольдоши с полными сумочками всевозможных лекарств и необходимых снадобий. Так что мирная и спокойная жизнь ЛеЛе резко подошла к концу, превратившись в ежедневный надзор за косолапым альфой, который то оступится и опрокинет за собой скатерть со всеми приборами и блюдами, то чихнет не к месту. Впрочем, помимо него бедный служка пуще прежнего следил за своим господином, страдающим от ожидания и тоски тем же недугом — неаккуратностью к самому себе. НоНо заполнял дни работой, порой успевая отхватить себе хотя бы взгляд Джемина в переходе галерей, или на улице, когда Наследник тренировался. Упорно, до трясущихся рук и отчаянного рыка. И к омеге так не вовремя приходит течка, делает его слабым, беззащитным, бесполезным. Чанбин суетится, наводит шуму, отвешивает оплеухи всем проходящим около отчего домика: и парням, и девушкам. И пуще прежнего стережет двери НоНо от Джемина. Потому что альфа хоть и не рвётся, но кружит вокруг вечерами, действуя на нервы и без того нервному омеге.  — Молодость, — смеётся мастер Бин, когда тётушка Су ставит на порог поднос с блюдами,  — А вспомни своего мужа! Мастер Хо не мог тебя уберечь, — журит женщина,  — Разумеется! Я же сам сбегал! — гордо ударяет себя в грудь мужчина, Они неуместно гнетущей ситуации задорно смеются, делятся и прочими воспоминаниями молодости. / НоНо просыпается от шума под дверью: возмущенное шипение мастера Бина и рычание Наследника:  — Пусти меня,  — Нет, ни за что,  — А теперь послушай и подумай ещё раз: с рассветом я поеду на передовую, буду стоять в лучниках, второй линией, Шаман резко садится на кровати. Он полностью обнажён, на матрасе есть следы, набитое лебяжьим пухом и льняными колосьями одеяло хоть и прячет аромат, но не скроет всего прочего. И всё же омега решается, кричит:  — Мастер Бин! Разрешите! В возникшую тишину за дверью, НоНо оборачивает себя одеялом, поджимает ноги, стараясь прикрыться. И как раз в этот момент Джемин распахивает дверь. Он стоит мучительно долгие секунды на пороге, пока Чанбин не вталкивает его вовнутрь:  — Давай парень, только быстро: раз уж он так просит. Но я слежу за вами! Альфа скорым шагом доходит до постели омеги, садится в ногах и привыкает дышать густым воздухом прелых полевых трав.  — Джемини, — зовёт НоНо, поднимая одеяло к подбородку, Джемин вскидывает голову и в один краткий миг утягивает старшего меж своих широко разведенных ног, устраивает так, как обычно матери усаживают своих подросших детей на коленях: держит под холодными коленями и за горячую спину, не позволяя одеялу спасть. Альфа вжимается носом в висок омеги, не обращая внимания на безобразие на простынях, на влажные ткани. И НоНо высвобождает руки из одеяла, цепляется за плечи младшего, приподнимается и сам утыкается носом к шее, под шарф, что парень будто нарочно неизменно носит. Джемин осторожно касается губами места у ушка, проводит носом прямую до челюсти, срываясь на мгновение в своём отчаянии и страхе — покрывает поцелуями шею и горло, слизывает медовую росу солёного пота с ключиц. Останавливает себя только тут — видит, как судорожно дышит НоНо: как грудная клетка расширяется и с мелкой тряской опускается на волнующих выдохах. Сглатывает вязкую слюну и поднимает голову, прижимается своей щекой к мокрой щеке омеги. Он затылком ощущает, как тот умоляюще, но сдержанно стонет, сейчас особенно болезненно просит остаться, но Наследник должен уходить. И этот момент — его обещание дорогому человеку непременно вернуться.  — Я вернусь к тебе, — Джемин всё же заглядывает в глаза старшего, ловит там осознанное удивление; грустно усмехается, — Ты уж дождись, Шаман часто-часто кивает, обхватывает щёки альфы ладонями, проводит большим пальцем по очертаниям крыльев носа, спускается к верхней губе, проводит по контуру дугу. Запоминает. Он медленно моргает, боясь, что явление альфы — сон его. Но землистый аромат стойких ирисов успокаивает, горячие руки так и держат, будто крепче прижимают к груди.  — Подержись немного сам, — Джемин осторожно опускает НоНо из своих объятий, скорыми движениями снимает шарф и накидывает тот на плечи старшего, мягко улыбается, — Чтобы тебе было не так больно, когда я сейчас уйду, Омега поджимает нижнюю губу и всхлипывает — что ему этот жалкий кусок ткани, пахнущий кислым потом и густым ирисом, холодным ветром и моросью гниющих листьев? Хочется этого альфы, целиком и полностью. Джемин ссаживает старшего с колен, устраивает на сухом месте матраса, гладит по спутавшимся волосам и напоследок обнимает, оставляет несколько поцелуев на макушке и плавно отстраняется. Под встревоженный взгляд мастера Бина парень выбегает из дома, сразу на боевой марш до назначенного места. И когда Чанбин заглядывает в комнатку НоНо, то не решается войти и потревожить того: омега беззвучно плакал, держа шарф Джемина двумя ладонями у самого носа. / Мок-Акондоши нельзя окружить хотя бы потому, что не все понимают, где оканчивается городище: на холме есть поля, рядом — река с рыбацким поселением, с третьей стороны — глухие леса, через которые попадаются охотничьи сторожки, в которых живут сильные и смелые люди, владеющие мечом и прекрасно ориентирующиеся на местности. Прошёл сумасшедший месяц, но на улицах Мок-Акондоши ещё не было пролито ни капли крови Моков. Местные, вспомнив молодость, сказания предков и увещевания отцов, подоставали из погребов своё оружие, и быстро расправлялись с теми, в ком не могли признать соседа или родственника, знакомого или даже ростовщика. Патрули Великого Вождя раз в сутки находили тела Ротонгов, с которыми справлялись сами местные. В какой-то мере это стало даже забавлять. И сам Джехан сказал своему дядьке Ёнхо:  — Этак мы лет пять будем их истреблять, пока крестьянин или пьяный завсегдатай кабака не вскроет последнему Ротонгу глотку!  — Не шутите так, — старший конюх держит спину ровно,  — Будьте готовы к скорому массовому наступлению, — грустно роняет советник Иль,  — Что ты имеешь в виду? — Великий Вождь хмурится,  — Они ждали, чтобы у каждой семьи была потеря: чтобы все поднялись в наступление на городище ради мести. И чем больше мы убиваем их, тем яростнее будет сражаться армия, — мужчина подходит к окну, опускает руки вдоль тела, — Великий Вождь, если Вы не сможете поднять меча, рекомендую бежать из Мок-Акондоши,  — Чтобы я?! Я — Великий ДжеХан — бежал? — альфа подрывается с места, — Пусть в моих руках нет прежней силы, и меч не подвластен, но я всё ещё могу приложить паре ублюдков кулаком по шее!  — Можешь, но боюсь, что не успеешь, — НоНо помогает девчонкам в дворцовом хлеву, счищая граблями прогнившее сено для топки подворенных домов. / Мок-Акондоши считается развитым городом. Кто-то поговаривал о княжестве — новом, более расширенном народном строе. Сами местные были уверены в своём превосходстве и силе, талантах. И потому никто не был готов к человеческой волне Ротонгов. Дикари в шкурах и простых льняных штанах, чумазые и с каменными топориками, кривыми луками и без обуви. Разве вот они — представляют опасность? Да: берут сугубо числом и напором. Западной части города, как и южной досталось меньше — туда Ротонги даже не шли. Целенаправленно во Дворец, за головой Великого Вождя. Их вела женщина-альфа, Великая Мать, чтимая традициями и верованиями, супруга Великого Отца, которого захватила случайная стрела в ходе летнего похода. И Мать Арым шла в Мок-Акондоши за местью, и за местью шли её отчаянные воины: такие же смелые мужчины и женщины, старики и дети. На последних у Отонтов не поднимались руки, так что коренные Моки вновь слыли жестокими воинами, достойными слугами Великого Вождя Джехана.  — Народная слава глупа, — мастер Хо рассматривает всех своих подопечных: слуг и дворцовых мастеров, что сейчас прятались в дворовых постройках, — А история — продажна. Однажды мы станем сказкой, легендой; про нас сочинят небылицы, а кто будет знать правду — будет считаться помешанным, Молодежь слушала его слова с внимательным благоговением. И только ЛеЛе иногда цокал: он знает, что такое набеги и войны, что такое симпатия толпы и пересуды. Он поднимается на ноги и идёт в соседнюю комнату. Тут прямо под дверью спал уставший Джисон. Рядом с ним на корточках сидел НоНо. Заметив служку, парень махнул ему рукой и подскочил на ноги:  — Иди сюда, а я пойду,  — Куда? — ЛеЛе всё же подходит ближе, но старший не отвечает — сразу выскакивает за дверь. Через открытые дворцовые ворота шаман выходит на улицы городища. В оборванной тунике, плетёной обуви, пропахшего землёй и древесным дымом — на него не обращают внимания. Командир Отонтов даже отдает поручение: ловит за шиворот и шипит в самое ухо:  — Неси воды, Растерявшись, из трясущихся рук мужчины омега берёт пустое ведро и бежит до внутреннего дворцового колодца. Пока крутит ручку, поднимая воду наверх, бросает взгляд и на сам Дворец. Там сейчас остались верные Джехану люди, сам Великий Вождь, и советник Иль. Господин Джеюн отправился вместе с другими омегами и некоторой знатью в Мок-Сольдоши, а может и в какой другой западно расположенный городище — ему больше нечего делать в этих окрестностях. НоНо даже становится жалко этого омеги — он умрет один, позабытый в своём величии и некогда богатстве, откажется от помощи Джемина, справедливо вспомнив своё к тому плохое отношение; он не надолго переживёт супруга, но до последнего вздоха сохранит остатки гордости и царственной надменности, разочарование в младшем сыне Джехене и равнодушие принятия по отношению к старшему. Шаман протягивает ведро прежнему командиру, ступает дальше по улицам. Иллюзия мира и покоя, безопасности в месте, где есть каменные стены.  — Пока у дома есть крыша — там безопасно, — убеждает кого-то из дальнего союзного племени молодой воин Мок-Акондоши, тыча пальцем в деревянный треугольник крыши пекарни, НоНо на это только улыбается: видимо, все парни этого племени похожи. И сворачивает в проулок. Он целенаправленно ищет встречи с Джемином: необходимо сказать, что скоро всё это закончится. Посреди улицы с лавкой кожевника стоит прежний синий шатёр, несколько охранников рядом. Омега неспеша подходит ближе, но воины сами расступаются, один даже поднимает полог — запомнили его, по-своему привязались, полюбили как человека, помогающего им всем по мере собственных сил, помогающего лекарям и чудом находящего потерянных людей, искренне заботящегося о Наследнике и их смелом военоначальнике. В шатре тепло. Теплее, чем везде в ноябре в этом городе. Джемин с характерным звоном точит стрелу, и только сейчас поднимает голову от наконечника той. Он долго рассматривает НоНо, хмурится, кивает тому на футон рядом с собой, берёт в руки следующую стрелу и глухо произносит:  — Ещё пять, всего лишь пять, дождись, Омега только кивает и садится рядом. Он наблюдает за работой альфы, наслаждаясь настоящим отдыхом, а не тем, что тянет жизненные силы в подворьях под бесконечные рассказы мастера Хо.  — Ещё немного, Джемини, осталось всего-ничего переждать,  — Хорошо, — парень кивает, берёт третью стрелу, — Где твои тёплые вещи? Хотя бы какой плащ?  — Кому-то отдал. Уже не важно, — улыбается НоНо, — Почему ты не обедаешь? Поля не тронуты, неурожай и голод не грозят Мок-Акондоши, а вот болезни…  — Не люблю есть перед сражением, — Джемин отрицательно машет головой, откладывает точило и стрелы в сторону, пересаживается на футон к омеге, несильно сжимает сбитыми пальцами его плечи повыше локтей, Шаман наклоняет голову, касается носом подбородка младшего, пытается поймать аромат того, но чует только… Кровь и холод черноземной грязи, пыль глины и костровый дым. От былого очарования альфы почти ничего не осталось. НоНо вскидывает голову и видит перед собой прежнее лицо Джемина: сосредоточеннее выражение, благодарная улыбка на треснувшей коже губ. Он тот же; тот же, но другой. Омега обхватывает ладонями его щёки, пытаясь рассмотреть ближе и до конца осознать изменения. Но замечает только усталость альфы, его упорство и потаённую глубоко в душе надежду, что искрится через глаза ясным светом.  — Каждый раз с тобой боюсь быть последним, — шепчет Джемин, скользя ладонями по бокам шамана, — Каждый раз говорю тебе 'дождись меня', и каждый раз боюсь не вернуться,  — Каждый раз обещаю дождаться и дожидаюсь тебя, — убедительно моргает НоНо, — Каждый раз говорю тебе, что ещё не конец, и каждый раз ты мне не веришь,  — Да если бы я верил, то не переживал бы о себе, — усмехается парень, опуская взгляд на коралловые губы, — Бежал бы дураком с палкой на перевес, и точно бы не вернулся… А так я думаю, что должен сделать всё, чтобы вернуться к тебе, — он запускает руку под свою нижнюю рубашку и достаёт истертый платок с синей вышивкой, который омега подарил в первую их разлуку, Шаман рассматривает свой дар какое-то время, неуверенно кивает, позволяя Наследнику вернуть тот на прежнее место, и утягивает альфу в объятия, устраиваясь полулёжа, чтобы ласкать пальцами свалявшиеся пряди.  — Перестань, — Джемин поднимает глаза на НоНо, но не предпринимает попыток вырваться или остановить старшего, — Я могу так совсем расслабиться и уснуть,  — Тогда спи, — омега касается губами его горячего лба, обнимает коленями талию, — Я буду надёжно стеречь твой сон, надёжнее стражей снаружи, Альфа только фыркает, но закрывает глаза. И через несколько секунд погружается в глубокий, такой необходимый сейчас сон. НоНо не знает, как долго держит Джемина в своих руках. Но вот на его плечо опускается ладонь одного из стражей, вот он слышит его вкрадчивый голос, умоляющий проснуться и уходить поскорее, потому что время, потому что Ротонги, потому что Наследник должен командовать.  — Я сейчас, — омега резко садится, кивает, — Спасибо, — вновь кивает смущённо улыбающемуся воину, прослеживает, как тот выходит из шатра, и легонько трясёт альфу, — Джемини, пора, просыпайся,  — Если бы ты только догадывался, как я не хочу… — он сладко зевает, раскрывает глаза, вмиг становится серьезнее, — Меня ждут?  — Тебя ждут, — кивает омега, И Джемин подскакивает с места, крепко-крепко обнимает НоНо, поднимает их обоих. Он порывисто целует растерявшегося омегу в губы, в щёки, в шею. Не размыкая объятий выходит со старшим наружу, и только тут резко отталкивает его в руки прежнего стража:  — Мастер Кун, проводите НоНо до дворцовых ворот, Наследник срывается с места, на бегу поправляя одежду и нехитрую защиту, проверяет наличие стрел в колчане уже скрываясь за поворотом улицы под ожидающие крики бывалых воевод.  — Пройдёмте? — мастер Кун встаёт рядом с НоНо, учтиво кланяется тому, накидывает поверх ещё теплых плеч свой плащ, — Давайте, скорее, чтобы Наследник Джемин не волновался, И эти слова действуют.