Сын шамана

НоНо, хоть и омега, но всё ещё сильный парень: уверенно держит в руках изящную саблю.  — Пойдёт для обороны, — хмыкнул тогда мастер Хо, позволяя шаману сбежать из подвала зернового хранилища — куда перебрались все люди близ Дворца — и ворваться едва ли не в самую гущу событий. И хотя вскоре рядом с НоНо возник мастер Кун, омега не выпускал оружия из рук, и уверенно наносил удары по разъяренным Ротонгам. Он знал, что сегодня будет очень длинный день, который закончится вместе с жизнью наследника атакующего племени.  — Просто нужно дождаться, — вновь и вновь повторяет НоНо, когда руки по локоть в чужой крови, когда ноги едва держат, а мастер Кун умоляет уже бежать с поля боя,  — Ещё немного, — шаман опрокидывает на себя ведро воды, приходя в чувства после того, как собственными руками убил мальчишку-подростка, Это страшно, это отвратительно. Инк только сейчас понимает слова Джемина о ненужности обеда перед выходом на битву. И вспоминает слова мастера Хо о продажной воинской славе. Убивать детей — жестоко. Но когда ты обороняешься от их пыла, когда только упорство и возрастную силу можешь противопоставить их ярости, их ловкости, их отточенному с младенчества мастерству, то забываешь о лице человека перед собой, о возрасте и поле. НоНо не рисовал особых военных узоров племени Инко: когда он покинул зернохранилище, его лицо уже было в пыли и грязи, а часы битвы добавили ярких цветов, ставших теперь такими же чёрными. Горн. Звук горна призывает всех остановиться. И в Мок-Акондоши повисает пугающая тишина. Глашатаи разбегаются по улицам, разнося весть о перемирии между двумя племенами:  — У племени Мок нет прошлого, но у нас может не остаться будущего! Великий Вождь Джехан умер! Умер и сын Великой Матери! Наследник Джемин позволяет нам уйти с миром, доверяет нам торговлю отличными лошадьми, и благословляет на заботу о других потомках Ротонгов!  — Это всё? Совсем всё? — НоНо роняет саблю из рук, отходит дальше от своего противника, встаёт за спину стража Куна, И не зря. Потому что некоторые воины, не веря, не желая верить, с новым силами решаются продолжить бой. И даже явление самой Арым не приводит их в чувства. Только когда меч женщины одним движением срубает голову самого гневного военоначальника, наступает настоящее перемирие. / Восстановление городища идёт в скором темпе: до весны шесть племён (вместе с Ротонгами) должны уложиться с перестройкой домов и мастерских, очисткой улиц и обеспечением всего населения необходимыми продуктами, вещами. На старые места возвращается знать, упрощая этот процесс, а также приходят новые люди, ведомые за «своими». Джемин не успевает спать, ест на ходу вяленое мясо, пишет указы и лично проверяет работы на пекарнях и перестройки даже окраинных домов. Советник Иль понуро следует по пятам за молодым альфой, прекрасно осознавая важность каждого их дела, но просто на успевая за энтузиазмом нового Великого Вождя. Мастер Хо радостно подготавливает денники для новых лошадей, мастер Бин зашивает попоны и правит сёдла вместе с одним из своих детей. Джисон оказался занят не меньше самого Джемина: он остался вторым лекарем на весь Мок-Акондоши, и потому постоянно находился у раненых и больных. В выходные он всё же привез из Мок-Сольдоши своего учителя, господина Тэёна. И хотя глаза того стали подводить только больше, природная чуйка и опыт делали своё дело. ЛеЛе крутился рядом с ними, всё больше помогая пожилому альфе, который часто терялся на местности, или опрокидывал столовые приборы. Однако служка за считанные дни всем сердцем прикипел к лекарю, напрочь забыв про своего господина. Потому что домой НоНо возвращался далеко за полночь, или вовсе — на рассвете. Он проводил дни за обрядами очищения и благословения, просил прощения у предков и изгонял злых духов умерших, гулял по городищу, мелькая то тут, то там, отвлекая детей от насущных проблем и помогая Мокам или оставшимся Отонтам с Хэлеями с мелкими поручениями самого разного толка. А потом часами пребывал в медитациях, общаясь с немногочисленными в раннюю зимнюю пору духами леса. Больше прочего ему понравилось общаться с мышью-полевкой, которая за горсть зёрнышек травила такие байки шаману, что мама не горюй! И только с ней омега отдыхал душой, кутаясь теплее в медвежью шубу, накинутую на его плечи несколькими днями ранее самим Джемином. Они редко видятся в последнее время. НоНо понимает, и ждёт его. Отгоняет от себя тоску, уходя к рыбакам за утренним уловом и собирая нужные травы или коренья по просьбе Тэёна, подметая улицы и вставляя слюдяные окна, вбивая гвозди в рамы и лёгкой рукой латая чьи-то простыни. У него не столь великие дела, но как оказывается, кому-то очень важные. Стражи и воины, вчерашние командиры и местные заново спрашивают его имя. Сейчас от прежнего мальчишки-Инка, или от внука мастера Хо мало чего осталось. НоНо возмужал, окреп. Его волосы вновь стали чёрными, волнистыми прядями спадали на плечи. В его глазах помимо радости веры в светлое будущее и страстного желания жить и дарить жизнь всему вокруг, лежала и горечь вины за унесённые жизни, осознание отчаяния и готовность выстоять против новых напастей. На ладонях не успевали заживать мозоли, а подушечки пальцев так и оставались покрыты шрамиками от случайных уколов иголкой или колючек. Парень одевался так, как хотел, в зависимости от того, куда и к кому шёл. Но все люди признавали в нём 'доброго, знатного, многое пережившего господина'. Омега просто не разочаровывал их: ему бы самому знать, кто он теперь? / Танцовщица идёт трусцой по снегу. НоНо возвращается в Мок-Акондоши из охотничьего домика с парой шкурок, годных на шапки или воротники курточек для детей. Омега спокоен и расслаблен. А потому искренне пугается, когда сквозь одинаково черные стволы деревьев различает верхового. Его конь переходит на шаг, выходит из тени ветвей, являя узнаваемую медвежью шубу под ярко-синим знаменным плащом. Джемин робко улыбается, пришпоривает Сильного, приближаясь к НоНо. Становится стремя в стремя, опускает глаза.  — Я дождался тебя, — меж коралловых губ омеги вылетает клуб пара, Альфа вскидывает голову, в удивлении рассматривает старшего, робко закусывает нижнюю губу:  — Прости, НоНо, — отводит взгляд, — Прости, что тебе пришлось так долго ждать,  — Я не успевал скучать: не сидел без дела, — усмехается шаман, хлопает ладонью по небольшому тюку со шкурками, потом протягивает руки, показывая прежний браслет с филином и зажившие шрамы, — Думаю, что теперь твой дом снова 'безопасный', — строит домик над своей головой, смеясь с ползущих на лоб бровей младшего, — А значит, ты можешь вести меня к себе домой — туда, где безопасно, Альфа сперва только прыскает пару раз, а потом перекидывает ногу через голову своего коня и пересаживается на лошадь за омегой. Обнимает старшего, разворачивает в своих руках, ныряет головой под его капюшон, замирая в паре сантиметров от манящих губ. Он долго рассматривает лицо омеги, на выдохе потирается своим носом об его, прикрывает глаза, и только теперь целует. Осторожно, будто разучился, будто забыл, а теперь вспоминает. Робко касается губ на секунду-другую, чтобы тут же отстраниться. НоНо так и не ощущает прежних ирисов, всё ему чудится жар битвы, железо оружия и крови. И не знает, что Джемин растерян не меньше, не ощущая прежней сладости лилейника — только дым, соленый пот и горькое снадобье от простуды.  — Кто я теперь? — НоНо вдруг отстраняется, пытливо заглядывает в глаза альфы,  — Теперь ты будешь моим женихом, господином НоНо из племени Инко, сыном шамана, и наследником дворцовой конюшни — преемником мастера Хо, — выпрямившись, деловито перечисляет парень, а потом широко улыбается, — Я назову тебя ДжеНо, зачарую тебя,  — Только сейчас? Я сделал это давным-давно: зачаровал тебя ещё тем летом, — хмыкает омега, несильно ударяя лошадь пятками,  — Как? Что именно ты сделал? — Джемин крепче обхватывает стан шамана, даже не удивляясь тому, что Сильный послушно идёт рядом,  — Джемини, — шепчет шаман, и младший вмиг понимает, Ласковое прозвище для третьего сына Великого Вождя, которого никто тогда не воспринимал всерьёз. Он был и глупым Мин-и, и важным господином Джемином, но только для этого омеги стал чем-то большим. / Советник Иль ходит по дворцу бледной тенью. Он сильно устает, но всё ещё исправно выполняет свои обязанности. Сегодня после полудня к нему зайдет господин НоНо, которого необходимо вписать в книгу почётной знати, как новоприбывшего городского ткача со своим слугой — формальность, мелочь, которая делала безвестного, когда-то взятого в плен Инка человеком, достойного брака с самим Великим Вождём Моков. Альфа хмыкает, рассматривая шамана перед собой: если не приглядываться, то юноша, в самом деле, не был похож на себя прежнего, и воздушный обман о родственности с мастером Хо рассеивается утренней дымкой над морем. Тэиль немного скучал по морю, хотя и видел то всего один раз.  — Чтобы внести тебя в книгу, ты должен назвать имена родителей и самого первого своего предка, место рождения и название племени, род занятий и возраст на данный момент, ещё в этот год, — советник Иль усаживается за стол, тянет на себя деревянную табличку, готовясь вырезать всю информацию, оставив её потомкам,  — Моё имя — НоНо, — уверенно кивает омега, — Омега, восемнадцать полных лет. Я из племени Инко, северная деревня Кошото — так её называл торговец ОхТо. Мой отец — шаман ГоНо; аппа — ИнХо, собиратель. Первый предок — ОнТо Чёрный Волк. Занимаюсь пошивом одежды. Прибыл со слугой-Хунцем по имени ЧенЛе; тот омега, шестнадцать лет, Тэиль то улыбается, то хмурится, но уверенно вырезает иероглифы, периодически бросая заинтересованные взгляды на человека перед собой. Он хорошо поработал с ним, многому научил, многое объяснил и привил. Закончив с главным на сегодня делом, альфа пару раз кивает из стороны в сторону:  — Так ты… Вы, в самом деле собираетесь работать ткачем, жить в прежнем доме мастера Хо? И планы Вождя Джемина на… на Вас столь серьезны? — он заикается от непривычки звать вчерашнего мальчишку на более вежливый манер, ладить с тем согласно его званию,  — Думаю что так, — НоНо просто пожимает плечами, — Надеюсь получать и дальше Вашу помощь, Советник Иль, — он вежливо кланяется, по-знатному элегантно, И советник Иль довольно хмыкает, отмахиваясь от парня. Что ж, он, в самом деле, даже рад такому супругу Великого Вождя. / Вернувшись в прежний дом, что мало пострадал, НоНо, кроме ЛеЛе, перевозит к себе и лекаря Тэёна, а также дожидается возвращения стража Минхёна с семьёй. Он переставляет мебель в своей комнате на свой вкус, перетряхивает старые вещи, выделяет сундук под монеты и ларец под украшения, ладит новую бочку для купаний. Которую сразу же и проверяет. Накупавшись вдоволь, омега поднимается к себе в нижней рубахе, желает на ходу добрых снов старику Тэёну, бросает удивлённый взгляд на раскрасневшегося ЛеЛе, но всё же толкает дверь в свою комнатку и замирает на пороге. На стуле в углу, меж раскрытого сундука с вещами и старенького дивана, сидит Джемин. Альфа оборачивается на вошедшего и широко улыбается:  — Я соскучился, Шаман прикрывает за собой дверь, подходит ближе к младшему, касается его щёки и устало выдыхает:  — Я тоже, еле дождался тебя сегодня,  — Ты ведь только помылся, верно? — Джемин поднимается на ноги, бегает глазами по всей фигуре омеги, ловит неуверенный кивок, — Я хочу ощутить твой свежий аромат, Растирает руки, избавляясь от уличной пыли, но останавливает движения под строгим взглядом старшего:  — Что?  — Иди сюда, умой лицо и ополоскни руки! — НоНо выразительно цокает языком, подходит к бадье с водой в другом углу комнаты, кидает на плечо короткое полотенце и терпеливо ожидает альфы, Великий Вождь коротко прыскает, но слушается. Вода под его руками мгновенно окрашивается в землянисто-серый, так что шаман повторяет «вот, вот оно как, грязными руками». От этого им обоим становится только смешнее. И когда ладони Джемина уже касаются полотенца, когда НоНо сам становится почти вплотную, альфа обхватывает его подбородок пальцами, открывая шею. Не успевает омега отреагировать, как ощущает горячее дыхание под подбородком. Он крупно вздрагивает от щекотки, от волнительности момента, но позволяет. Джемин ловит тонкую полевую ноту цветущего лилейника. Не тягучий мёд, и не невесомая невинность, но уверенность и некая свобода магической жимолости. И это только больше сводит его с ума. Альфа не сдерживается, касается губами бьющей венки на шее омеги, слизывает побежавшую каплю пота, замирая на самой ароматной железе, балуя себя этим вкусом. Ему не хватало такого НоНо: смелого и нерешительного, уверенного в себе и трясущегося под его касаниями. НоНо хватается за плечи младшего, не уверенный в своих ногах, жмурится, боясь резко дернуться, испортить момент. Но Джемин первым отстраняется, устраивает ладони на его талии, заглядывает в глаза:  — Ты тоже… И запрокидывает голову. Омегу ведёт. Ему нравится, как выглядит этот альфа, и его влечёт изменившийся аромат стойких ирисов, отдающий всё больше мокрыми камнями и малиновой настойкой — крепость, уверенность и мужество, зрелость. НоНо не замечает, как трётся носом по железе, как целует горло, спускаясь губами ниже под рубаху, с завязками на вороте которой уже ловко справились собственные пальцы. Когда Джемин пытается оттянуть его от своей кожи, омега едва слышно всхлипывает от отчаяния, разочарованно заглядывает в помутненные глаза напротив. На плечах Джемина тяжёлая шуба. Он сидит верхом на Сильном и задорно смеётся — до морщинок у глаз, указывает рукой в сторону. Обернувшись, шаман видит мальчика, увязшего по пояс в сугробе. На его губах широкая — Джеминовская улыбка, без переднего зуба, а красный нос, выглядывающий из-под лисьей шапки, напоминает свой собственный, как и характерный в улыбке прищур — когда детская ручка тянет за хвост шапку на положенное место:  — Отец! Помоги же мне!  — Что такое? — Джемин серьезнее рассматривает отрешённое лицо омеги, поглаживает его щёку большим пальцем,  — Всё в порядке, — улыбается НоНо. / НоНо из-за угла наблюдает за своим служкой. Тот отчаянно строил глазки ничего не подозревающему Джисону. За последние пару месяцев, не дожидаясь весны, нового года, альфа вытянулся, приобрёл даже определенную стать, а постоянная работа лекарем, даже при простых заболеваниях вроде простуды или переохлаждении, воспитала в нём стойкость и спокойствие, терпимость к ближним. И напрочь отбила обоняние. Джисон не сразу, но признался шаману, что своим и без того вечно текущим носом уже не различает не то, что ароматы людей, но даже тяжёлый дым горящего меха и вонь отхожих мест. Как будущий лекарь, он очень переживал по этому поводу, а потому всё больше полагался на свои неуклюжие руки и острый ум, память и наблюдательность. Только подозревающий о недуге Джисона ЛеЛе постоянно дразнится:  — Был бы ты у Хунцев, мгновенно бы исцелился, И хотя все это шутки, НоНо задумывается над словами служки. И старательно готовится к тому, чтобы при первой удобной возможности отправить этих двух к морю: навестить родню и попытаться поправить здоровье. А потому в свободное время вышивает на двух рубашках узоры, откладывает в два мешочка по свободной монете к концу каждой недели — задолго до нужного момента собирает их в дорогу. Поймав НоНо за этим делом, Джемин предлагает:  — Давай я снаряжу их? Советник Иль тоже мечтает вырваться из дворцовых стен, боясь покрыться чёрной плесенью — так им всем должно быть сподручнее, разве нет? И безопаснее,  — Так и сделаешь, — кивает омега, дёргая подбородком, — Только летом: сейчас ты нуждаешься в помощи советника Иля, а Джисону предстоит многому научиться, да и… Он не договаривает, потому что и сам не знает, что ещё можно добавить кроме того, что уже давно дожидается дня свадьбы. НоНо уверен, что сейчас с ним всё в порядке, и что у Джемина появляется больше свободного времени. Так что же их держит? Великий Вождь не умеет читать мыслей, но он научился ловить настроение одного особенного омеги, а потому накрывает его ладонь своей, сжимает:  — Через неделю на Совете я хочу представить тебя своим женихом, — шаман вскидывает голову, вглядывается в его глубокие глаза, — Советник Иль посоветовал обождать ещё месяц, чтобы объявить эту радостную весть уже в новом году, оставив все беды осени в прошлом,  — Это… Это мудрое решение — обождать ещё месяц, — НоНо нервно выдыхает, — И я дождусь тебя. / Встречу нового года шаман снова проводит в своём саду. В этот раз в круг его свидетелей входит и Джемин, и вся семья Минхёна, мастер Хо и даже Тэён с Джисоном. На зов НоНо отозвалась прежняя вишня, которая ждала его, жаждала этой встречи, проснулась раньше прочих деревьев. И в благодарность омега поверх старой ленты вяжет на её молодую ветвь новую — жёлтого, цвета солнца. Он решительнее бьёт себя в грудь, ниже пригибается к земле: на стук его сердца откликается и мышь-полевка, и волчья стая в родных лесах, и спящий днём филин. В крови молодого шамана течет великая сила, что пробуждает всё живое, взывает к душам предков и отгоняет прочь заблудших духов. Перед мысленным взором предстает один только аппа с гордой улыбкой на губах:  — Как же ты вырос, скоро станешь совсем взрослым, ещё год-полтора и сам станешь аппой, Он касается волос растерявшегося сына, вынимает пёстрое соколиное перо, игриво касается им своих губ:  — ГоНо решил, что нам пора идти в круг перерождения, и потому пошёл раньше меня — чтобы потом достойно встретить, — омега счастливо смеётся, — В следующем году тебя будет встречать ОнТо Чёрный Волк или его супруга ТэХо Жёлтая Ветвь, или они вдвоём, — он снова смеётся, играется с волосами сына, но тут же срезает их из ниоткуда взявшимся плоским ножом Черные пряди медленно опадают на землю, разрастаясь черничным кустом. И видение прекращается. НоНо хмурится, наблюдая, как в считанные секунды назревают ягодные плоды, как меняется обрядовая вышивка на тунике, собираясь вихрями нитей у живота, расцветая дивным пионом. Налюбовавшись новым рисунком, НоНо собирает в подол чернику и подходит к каждому своему наблюдателю, угощая. И только Джемин долго катает ягодку меж пальцев, а потом, наклонившись к самому уху омеги, шепчет:  — Этот узор — особенный,  — Они все особенные, — отвечает шаман,  — Но я знаю значение этого, — кладёт чернику под язык, наслаждается растерянностью Инка, наклоняется ещё ближе, и шепчет по слогам, — Будешь ждать ребёнка, Он прокусывает кожурку плода, черничный сок вместе с семечками стекают с языка в горло. Краска приливает к лицу НоНо, волосы становятся прежней длины, но рисунок не меняется. Листья опадают с черничного куста, ветви сыпятся на землю, становясь перегноем, но Джемин только вскидывает брови. В саду снова становится ещё по-зимнему холодно, Тэён накидывает на голову Джисона капюшон, тянет своего ученика за рукав в дом, но шаман не может отвести взгляда от лица альфы перед собой. Потому что всё вернулось на круги своя, кроме узоров на рубашке.