Verona sta aspettando!

Будучи ребёнком, устраивать потасовки, неизменно оканчивающиеся валянием в пыли и грязи, разорванной одеждой и нагоняем от тетушки, а в случае, если день оказывался совсем уж неудачным — от самого синьора Капулетти, до чьего слуха рано или поздно доходили вести о безобразных выходках племянника, и который мог часами отчитывать его за то, что он смеет порочить честное имя Капулетти перед самим Принцем, было делом естественным, привычным, и приносило даже если не радость, но удовлетворение — так уж точно. Когда ты взрослый юноша, а по веронским меркам и вовсе мужчина, и все вокруг ждут от тебя подобающих поступков, все то же самое — стыдно и в некотором роде унизительно. Теперь Тибальту семнадцать, и у него лучший учитель фехтования во всей Вероне, родом из самой Франции. Поэтому, невзирая на необходимость корпеть над книгами, юноше приходится большую часть времени проводить на свежем воздухе в не имеющих конца и края тренировках. Это положительно сказывается на его внешности: бедную кожу покрывает слабый, но все же заметный загар, некогда русые волосы выгорают до белизны под палящим итальянским солнцем, практически исчезают глубокие, до черноты, тени, залегшие вокруг глаз. Вот только в самих глазах все так же плещется какая-то звериная тоска, и изгнать её не могут ни хмельные пирушки с другими юнцами семейства Капулетти, ни самые очаровательные девушки и женщины, коих в постели у кошачьего царя за последние пару лет побывало немало. Но есть в мире неизменные вещи, как луна и солнце, сменяющие друг друга на небосводе. И дрожащий от зноя воздух с завидным постоянством по-прежнему разрывает окрепший, но не растерявший высоких нот голос Меркуцио со своим ставшим уже привычным «Ти-и-иба-а-альт». Вот только вместо кулаков в ход теперь идут шпаги, до поры до времени покоящиеся в ножнах у бедра. В такие моменты можно заметить, как тоска во взгляде Капулетти растворяется и ей на смену приходят озорные азартные огоньки. Меркуцио повзрослел, вытянулся, но, вопреки всему, оставался ниже Тибальта. Его волосы продолжали виться, расти в длину, и молодой делла Скала отказывался их состригать. Кожа приобрела аристократическую белизну. Однако из ребяческого возраста Меркуцио так и не выпал. Он не умел драться, не умел фехтовать вопреки лучшим учителям. Тяжелая рукоятка отказывалась ложиться в по-девичьи узкую ладонь, а холодный металл натирал нежную кожу. Меркуцио этого и не стеснялся. Казалось, что Скалигеру глубоко наплевать, что именно думают о нем ровесники, остальной народ Вероны. Меркуцио любил яркость, любил стразы, камни, любил кружево, бархат, шелк. Он любил выделяться, облачаясь в фиолетовые, лиловые, пурпурные цвета. Он был громок и шумен. Его всегда и везде было много. Меркуцио любил внимание публики. Меркуцио любил женщин, девушек. Любил их пышную грудь, их длинные ноги, узкие плечи и широкие бедра, тонкие запястья.   Его не воспитывали как королевскую особу, не воспитывали, как представителя семьи, и иногда местным могло показаться, что Принц напрочь забыл о племяннике со стороны покойного брата. Меркуцио не присутствовал на встречах с послами, он не проводил дни и ночи за обучением, он не путешествовал по городам Италии и другим странам. Меркуцио осел в Вероне, пустив корни, и расцвел. И Меркуцио, довольного жизнью, словно новорожденного щенка, устраивало все, как оно было.   Сейчас Меркуцио в компании своих неразлучных друзей Ромео и Бенволио гулял по улицам дневной Вероны. Скалигер шел, почти что плыл по каменной дороге, убрав левую руку за спину, а правой эмоционально размахивал в воздухе, тем самым сопровождая каждое свое слово. Поверх легкой рубашки был надет камзол, плотно облегающий его фигуру, пояс подчеркивал талию. Тибальт тем временем в очередной раз оглядел рыночный лоток с возвышающейся на нем внушительной кучей пестрых тряпок. Он торчал здесь уже битый час, и торговка, полная круглолицая женщина, начала с сомнением и подозрением коситься в его сторону. Со дня на день Джульетте, младшей кузине Тибальта, исполнялось девять, и теперь он отчаянно ломал голову над тем, что преподнести девчушке в подарок. Быть может, эту шаль? Или этот гребень, который так чудно будет смотреться в её светлых волосах? Джульетту юноша обожал без памяти. И был готов голыми руками прикончить любого произнесшего вслух то, в чем Тибальт страшился признаться себе сам: его любовь к ней, невзирая на разницу в возрасте, с течением времени все меньше напоминала братскую. Любовь чистая, нежная, трепетная, более глубокая, чем принято быть. И любовь эта была намного сильнее простого притяжениями между мужчинами и женщинами, такую любовь принято называть платонической. Меркуцио привел друзей на торговую площадь, где находился городской фонтан, у которого дышать в столь сухую погоду было намного легче. Меркуцио продолжал спор с Ромео, вновь влюбившегося в очередную прелестницу, когда заметил в толпе у одной из лавок знакомый затылок.   Скалигер хитро улыбнулся, набрал побольше воздуха и на распев протянул:  — Ти-и-иба-а-альт! — затем, смеясь, он широкими шагами подбежал к Тибальту со спины, и Бенволио, наблюдавший за разворачивающейся сценой, явно жалел, что не успел схватить друга.   Только этого недоразумения Тибальту сейчас не хватало. Юноша, в результате все же остановивший свой выбор на роскошной шелковой шали нежно розового цвета и как раз отсчитывавший на ладони монеты (торговка, не иначе как в качестве моральной компенсации, заломила за неё такую цену, что кожаный кошель на поясе Тибальта изрядно потерял в весе), вздрогнул, услышав за спиной знакомый голос. Несколько медяков с тихим звоном укатились куда-то под прилавок, но опускаться на колени и пытаться извлечь их оттуда выглядело бы по меньшей мере унизительно, в особенности на глазах у Скалигера, спустя мгновение уже оказавшегося вплотную к нему и без тени смущения на сияющем усмешкой лице уперевшего острый подбородок в плечо Тибальта. Капулетти не стал доставлять Меркуцио удовольствие застать себя врасплох повторно и оставил этот сомнительный жест без должного внимания, разве что недовольно поморщился, поводя плечом. Наверняка невысокому Скалигеру пришлось приподняться на носки, чтобы проделать этот маневр.  — О! Шаль! Решил принарядиться? — Меркуцио звонко рассмеялся, отстраняясь от заклятого врага и хватая с прилавка пурпурную ткань. — Мне нравится этот цвет! — Скалигер, со столь горящими от восторга глазами, разглядывающий женскую шаль, выглядел как нельзя нелепо и одновременно с тем гармонично.   — В отличие от тебя, меня мало прельщают женские тряпки, — презрительно бросил Тибальт, пряча сверток с покупкой под курткой, когда монеты наконец перекочевали в руки расплывшейся в довольной улыбке торговки.  — Переживаешь, что иначе перестанешь привлекать мужскую часть Вероны? — Юноша наигранно неохотно покосился на платок, стянутый Меркуцио с прилавка. Ведь не хотел же смотреть, но не сдержался. Впрочем, он не мог не признать, что вкус у герцогского племянника присутствовал, и был весьма впечатляющим, хоть и специфическим.   — А что, боишься, что переключусь на другого? Меркуцио носил каблуки, был худ, имел завидную шевелюру, и со спины точеную фигуру делла Скала можно было принять за девичью, если бы не одежда, явно принадлежащая мужчине. Тибальт нередко делал акцент на его излишнюю женственность, часто пытался задеть шутками, про странное внимание от других парней, надеясь, что это может как-то задеть неугомонного безумца и тот начнет вести себя более достойно. Однако подобное лишь больше заводило Скалигера. Он тотчас расплывался в улыбке, словно ему сделали комплимент.   Меркуцио любил внимание.   Ничего не отвечая и повинуясь внезапному порыву, Тибальт выдернул из длинных изящных пальцев тонкую пурпурную ткань и накинул на плечи Скалигера поверх лилового плаща. Фиолетовый — цвет безумия, а Скалигер весь облачен в него и его оттенки. Зеленые глаза затрепетали от восторга, не отводя восторженного взгляда от побледневшего лица Тибальта.   — Так ты ревнуешь?   — Ревновать? Тебя? — уголок рта Капулетти брезгливо дернулся, в миг осознавая, что за странный жест он себе позволил. — Я вижу, Скалигер, ты окончательно рехнулся. За кого ты меня принимаешь?   Но Меркуцио его уже не слушал, в миг потеряв интерес. Все внимание герцогского племянника привлекло его отражение в небольшом зеркальце на прилавке, где юноша отчаянно пытался себя рассмотреть. Вот он резковатым, но при том преисполненным достоинства движением откинул разметавшиеся по плечам волосы, пушистые локоны мазнули по щеке стоящего слишком близко Тибальта, и до Капулетти донося едва различимый аромат лаванды. Однако учитывая прямо-таки нездоровое пристрастие Меркуцио к фиолетовому, не было ничего удивительного, что этот цвет в форме запаха путался в его кудрях. — Какая красота! Мне идет? Если топтавшиеся в отдалении Монтекки ожидали хлеба и зрелищ, то Тибальт был вынужден их разочаровать. Заниматься рукоприкладством, ещё и у всех на виду, он не собирался, ситуация его забавляла, но не более, так что игра попросту не стоила свеч. Однако Тибальту никак не удавалось отвести взгляд от грациозно покачивающихся бедер Скалигера, в то время как тот продолжал самозабвенно вертеться перед зеркалом, слишком маленьким для того, чтобы разглядеть в нем хоть что-то. Впрочем, целью племянника Эскала, очевидно, было не столько полюбоваться собой, сколько покрасоваться перед молодым Капулетти, слишком призывно виляя бедрами.   Нет-нет, Тибальт ни в коем случае не пялился, а представшая перед его глазами по чистейшей случайности картина совершенно точно не впечатлила юношу. В обратном Капулетти не признался бы ни за какие сокровища мира. Не то, чтобы опасался осуждения, в Вероне, где разврат расцветал пышным цветом прямо средь бела дня, никто не заботился о нравственности и не проявлял щепетильность в вопросах удовлетворения своих желаний. Здесь можно было быть уверенным наверняка, что не удостоишься косого взгляда в свою сторону, ибо на каждый чужой грех у любого веронца находился с добрый десяток своих. Просто Тибальта коробило от одной мысли о чем-то подобном, становилось мерзко от самого себя даже в большей степени, чем когда он провожал преисполненным тоской и тщательно подавляемым желанием взглядом свою юную кузину, нежный бутон, год за годом распускавший лепестки у него на глазах, и который, ему было это известно наверняка, он никогда не осмелится сорвать.    — Вызывающе и пошло. Как раз в твоём духе, — наконец стряхнув с себя оцепенение, вынес вердикт Тибальт. — Пожалуй, гораздо больше мне бы понравилось увидеть это на твоём бездыханном теле, но, увы, моему маленькому желанию вряд ли суждено сбыться, — доверительно сообщил он Скалигеру, перехватывая концы шали и вынуждая Меркуцио вновь повернуться к нему лицом.   — О мой дорогой Тибальт! Ну разве я могу покинуть тебя? — Меркуцио ощутимо тыкнул Капулетти указательным пальцем в грудь, по-лисьи улыбаясь. Он принялся ковырять петли пуговиц, ожидая, когда терпению Тибальта придет конец, однако довести Капулетти до грани ему не дал Бенволио, столь кстати подошедший к «добрым друзьям». — Меркуцио, — блондин положил руку Меркуцио на плечо, привлекая внимание к себе, — это женский платок, идем, — Монтекки принялся оттаскивать от лавки и от Тибальта Меркуцио, на что Скалигер возмущенно взвизгнул: — Нет! Я не закончил разговор, пусти-и-и, — Скалигер, как клещ, вцепился в красную куртку Капулетти, не желая уходить.   — Не о чем нам с тобой говорить, Скалигер, — Тибальт выдохнул сквозь стиснутые зубы, когда чужая ладонь коснулась его предплечья. Памятуя о том, что разжать хватку Меркуцио практически невозможно, он в большей степени рефлекторно поймал того за локоть, нащупывая болевую точку, резко надавливая и в ту же секунду ощущая, как ослабевшие пальцы юноши отпускают шнуровку рукава. — Еще раз тронешь — лишишься конечностей. Они у тебя, судя по всему, лишние, — угрожающе прошипел Капулетти. — А теперь проваливай к своим дружкам, уверен, при твоих склонностях вы втроем времени зря не теряете.   Руку пронзило неприятное чувство, схожее с болью, и Меркуцио вынужденно разжал пальцы, выпуская красный кусок ткани. Он зло шикнул, выпрямляясь и потирая локоть. Пурпурная шаль упала с головы на плечи.   — Тибальт, не начинай пожалуйста. Драка ни к чему. Мы разворошим все лавки, — Бенволио завел Меркуцио к себе за спину, загораживая точеную фигуру своим синим камзолом. Племянник леди Монтекки выглядел обеспокоенным, взлохмоченным и несколько оскорбленным. — Тогда держите своего щенка на привязи, раз уследить не можете, — бросил Тибальт, отходя от прилавка, толкая Бенволио плечом. Монтекки выдохнул, опуская голову, благодаря Деву Марию, что сегодня улицы города не орошит кровь.   — Все, Меркуцио, идем, — Бенволио улыбнулся, замечая, как Скалигер, не отводя взгляд изумрудных глаз, сверлит взором удаляющуюся спину Тибальта. Монтекки устало вздохнул, хватая друга за предплечье, и потянул его в сторону фонтана, где их заждался Ромео.   — Да подожди, — спохватился Скалигер, снимая с пояса кошелёк с монетами. И только когда пурпурная шаль была законным образом оплачена, они наконец смогли вернуться к Ромео. — Меркуцио, Тибальт тебя точно рано или поздно убьет, — блондин склонился над фонтаном под холодными струями, охлаждая голову. — Хватит к нему лезть.   — Кошачий царь? Да он ласковый, как котенок, так, случайно оцарапать может, — Меркуцио самозабвенно махал шалью, явно довольный новой покупкой.   — Оцарапать?! — Бенволио сложил руки на груди, хмуря брови. — Забыл, как год назад он тебе нос сломал?   На это воспоминание Меркуцио помрачнел, скривился, оставляя пурпурную ткань в покое и, порываясь наваждением, провел указательным пальцем правой руки по когда-то прямому носу, сейчас заимевший форму с горбинкой. Мрачность на лице Скалигера смягчила Бенволио.   — Прости, не подумал.   — Не важно, — Меркуцио отнял от лица руку, накидывая на волосы пурпурную шаль. — У Тибальта кишка тонка меня убить. Заскучает ведь, — подул ветер, разнося заливистый смех Скалигера, трепая его пышные кудри и пурпурную шёлковую шаль, что так ему шла.