Verona sta aspettando!

Полная женщина смерила пришедших недовольным взглядом — она терпеть не могла посетителей в своей кухне, особенно юного хозяина, который то и дело приставал к молоденьким служаночкам, приводя рабочий процесс в потеху для девиц, хихикающих от внимания к себе. Сейчас кроме этой «злой тетки», как ее называл сам Меркуцио, не раз получавший по рукам, когда тянулся к сладким пирожкам, и половником по голове, когда окончательно выводил женщину из себя, никого не было. Парень по-хозяйски взял поднос и начал набирать им с Тибальтом еды, от полноценного позднего ужина, до кучи сладкого. — А здороваться холеного паскудника не учили? — сеньора Тереза поставила руки в бока, хмуро оглядев своего господина, под ее тяжелым взглядом опустившего глаза, здороваясь. Эта женщина единственная в доме, кроме, разумеется, Эскала, кто заставил Меркуцио ее уважать и относиться с почтением: поварёшкой по мягкому месту — пожалуй очень действенный способ, научить избалованное дитя манерам. Сама кухарка сложила руки на груди и минуту недовольно созерцала мальчишку и его любовника, после чего махнула на них рукой и вернулась к делам. Дома Тибальт редко бывал на кухне, полагая, что подобное не пристало мужчине, хотя сеньор Капулетти придерживался иного мнения, нередко самолично наводя там порядок среди прислуги. Как правило, вечерние набеги за едой совершала Джульетта, после чего вваливалась в комнату брата, сгружая свою ношу, невесть как удерживаемую в худеньких девичьих руках, прямиком на разложенные перед сидящим за письменным столом Тибальтом бумаги. В такие дни они засиживались допоздна за чтением или болтовней о всяких мелочах до тех пор, пока их не прерывал настойчивый стук в дверь: кормилица напоминала девочке, что пора отправляться в постель. Оказавшись на кухне делла Скала, Тибальт не сумел сдержать усмешку, заметив, как стушевался Меркуцио перед кухаркой, тут же проникаясь к женщине невольным уважением: неужто кому-то в Вероне, не считая, разумеется, самого Эскала, удалось найти на паяца управу. Впрочем, под брошенным на вторгшихся в чужие владения любовников хмурым взглядом Капулетти и сам ощутил себя нашкодившим мальчишкой. Скалигер впихнул ему в руки поднос, уже наполовину заставленный тарелками и продолжил деловито расхаживать по помещению, заглядывая во все кастрюли, сковородки и котелки. — Меркуцио, нас только двое, — осторожно напомнил Тибальт чересчур увлекшемуся любовнику, когда на подносе не осталось свободного места. — Да-да, Тибальт, я помню и про тебя, — самозабвенно ответил юноша, продолжая заглядывать во все кастрюли и сковородки. — Я проспал оба завтрака и пропустил обед, ну и на ужин опоздал. Да и тебя надо накормить еще. Поверить в то, что миниатюрный Скалигер, пускай и очень голодный, в состоянии в одиночку навернуть такую гору снеди, Тибальт мог с трудом. В него самого, пожалуй, вряд ли влезла бы даже половина содержимого подноса. Впрочем, останавливать Меркуцио, со свойственным тому рвением продолжившему сметать все, что под руку попадалось, явно задавшись целью не дать племяннику Капулетти умереть от недоедания, он не решился: вероятно, подобным образом паяц справляется с пережитым эмоциональным потрясением. — Надо еще вино взять, — Меркуцио принялся оглядываться по сторонам, однако нарвавшись на гневный взгляд кухарки стушевался, ретируясь к двери. — В другом месте возьмем, — Тереза уже схватилась за полотенце. В коридор Тибальт выбежал следом за Скалигером, прикрывая тому тыл. На выходе юноша затормозил, оборачиваясь и кидая на разгневанную кухарку виноватый взгляд. Однако надолго задерживаться и рассыпаться в извинениях кошачий царь не рискнул: очень уж решительно была настроена эта сурового вида женщина, замахиваясь скрученным полотенцем, в её руках выглядевшим весьма грозным оружием. — Кто бы мог подумать. Бесстрашный Меркуцио Скалигер удирает от прислуги в собственном доме, — рассмеялся Тибальт, поудобнее перехватывая поднос, который он все же надеялся дотащить до покоев любовника в целости и сохранности, и ловя взгляд Меркуцио, уже отнюдь не выглядевшего испуганным, а, напротив, весьма довольного их ночными приключениями. — Ой! Вообще молчи, кошачий царь, сам же бегом удирал, — с нотками обиды в голосе воскликнул Меркуцио, не удержавшись от заразительной улыбки. — Если ты не заметил, я прикрывал твою задницу, которая прямо-таки напрашивалась огрести тем чýдным полотенцем, — в тон Скалигеру отозвался Тибальт, в наигранном негодовании хмуря светлые брови, последовав за Меркуцио по переплетению многочисленных и крайне однообразных коридоров особняка, не оставлявших юноше ни малейшего шанса запомнить путь к покоям любовника, и внутренне замирая каждый раз, когда паяц неловко кренился в сторону под тяжестью своей ноши: из-за занятых рук подхватить того и удержать от падения племяннику Капулетти не удалось бы при всем желании. В спальне им удалось сгрузить свою ношу, и Тибальт, сняв с себя рубашку, подошел к Меркуцио, развязывая и снимая с того халат. — Я не хочу сейчас, — юноша склонил голову в бок, закрывая глаза, устало вздыхая. Однако вместо ожидаемых прикосновений к телу, плечи его накрыла приятная легкая ткань. Скалигер распахнул глаза и посмотрел на свое отражение, глупо улыбаясь, протягивая руки в рукава красной тибальтовой рубашки. — Тебе надо отдохнуть и прийти в себя. Поедим и спать, — блондин кинул подобие халата на софу, с какой-то несвойственной нежностью смотря на Меркуцио, которому его рубашка шла как нечто совершенно само собой разумеющееся. Он казался Тибальту донельзя домашним и родным. В то время как Скалигер устраивал на постели импровизированный пикник, ничуть не заботясь о возможности запачкать дорогое покрывало, кошачий царь забрал с комода бутылку вина, ловко вгоняя в пробку кинжал, извлеченный из болтающихся на перекинутом через спинку кресла поясе ножен, после чего присоединился к любовнику, ложась на живот и вытягивась во весь рост поперёк кровати. Приподнявшись на локте, он сделал из всё ещё сжимаемой в руке бутылки внушительный глоток, поморщившись от боли в потревоженной губе, после чего протянул её Меркуцио. Скалигер отмахнулся, куда с большим удовольствием откусывая нежное мясо от куриной ножки: — Давай сыграем в покер на костях? — Не доводилось. Я не слишком хороший игрок, — признался Капулетти, пожимая плечами. Обычно про таких как Тибальт, говорят «не везёт в картах — повезёт в любви», однако кошачий царь в данном случае был исключением из правил, благополучно терпя поражение по всем фронтам. — Там легко, давай научу? — воспрял энтузиазмом Меркуцио. В компании Монтекки Меркуцио научился играть как в покер на картах, требующий больше времени и умений держать лицо, так и в покер на костях, более простое развлечение, имеющее меньше комбинаций и потому проще запоминающееся. В ответ на предложение Меркуцио Тибальт лишь закатил глаза: поставленное условие было как раз в духе неугомонного Скалигера. Однако его воодушевление и энтузиазм передались и Капулетти, который был отнюдь не прочь привнести в их времяпровождение еще немного разнообразия, на которое и без того был богат нынешний вечер. Меркуцио, не дождавшись ответа, подскочил с кровати, вытаскивая из комода мешочек и возвращаясь обратно. Тибальт тяжело вздохнул, кутаясь в плед, несколько жалея о том, что согласился. — Все просто, — продолжил Меркуцио, вываливая на кровать гранатовые кубики, что тотчас привлекли внимание Капулетти, удивленным не фиолетовым цветом костей. — У каждого по пять кубиков, из которых и получаются комбинации. Раунд состоит из трех попыток до двух побед. Теперь по комбинациям: сначала идет одна пара цифр, например, 2 и 2, потом две пары — 2:2; 4:4, например, далее тройка цифр, стрит — подряд выпадают пять цифр, потом фулл-хаус — тройка и пара, например 3:3:3 и 5:5, далее четверка одинаковых цифр — успех, и покер — это пять одинаковых цифр. На каждой попытке можно два раза кинуть кости, перекинуть ту комбинацию, которая тебе не понравилась, например, ты кидаешь, выпадает пара двоек, потом можешь перекинуть три кубика, чтоб увеличить шансы на выигрыш, — тараторил Скалигер, всеми силами пытаясь объяснить правила игры. Пока Меркуцио самозабвенно пытался донести до Капулетти суть игры, тот не менее увлеченно исследовал содержимое тарелок. В очередной раз кивнув в такт словам любовника, давая тому понять, что он внимательно его слушает, кошачий царь, не меняя удобного положения, потянулся к сырной нарезке, задумчиво подцепляя один ломтик острием кинжала, который по старой привычке зачем-то положил рядом с собой. — И на что играем? Скалигер пожал плечами: — На раздевание? — Это будет короткая игра, — хмыкнул Тибальт, скептически окидывая взглядом немногочисленную одежду паяца. Впрочем, сам он был одет схожим образом, что уравнивало их обоих в шансах на выигрыш, хотя юноша уже заранее догадывался, кто на этот раз выйдет победителем: у любовника явно был немалый опыт в азартных играх. — Полагаю, что на это ты играешь с Монтекки? Меркуцио насупился, склоняя голову в бок, забавно морща нос: — Иногда мы играем на желания… В покер играют либо ради денег, либо ради секса. Игра на желание удовлетворяет и одному и другому, а вдобавок можно затеять очередную авантюру. Например, когда я в детстве из вашего сада яблоки таскал. — А я то все думал, чего это тебя понесло за яблоками именно под мои окна, — уголки губ Тибальта дернулись в усмешке, а из груди вырвался смешок. — Ты тогда довольно опасно спрыгнул с дерева, унося свои ноги. — Да-а-а, — протянул Меркуцио. — Я тогда ногу то и сломал. А выяснилось это только дома. Представляешь, на каком адреналине я удирал от тебя? Скалигер лукаво прищурился, отправляя в рот дольку запеченной со специями картошкой. Тибальт замер, удивленно косясь на любовника, ожидая что он вот-вот разразится хохотом, однако по выражению лица брюнета кошачий царь понял, что то была не шутка. Вопросов у Тибальта к Меркуцио стало еще больше. — Ладно, давай на желание, если я что-то упустил, разберёмся в процессе, — не то чтобы объяснения Скалигера были слишком путаными или непонятными, но Тибальт всегда предпочитал практику теории. Крайне неохотно поднявшись и приняв сидячее положение, кошачий царь сгреб к себе свою часть гранатовых костей, слишком приятно ложившихся в ладони. Капулетти только представить было неловко, сколько стоила эта работа. Красный гранат — сам по себе дорогой камень, а еще и гравировка цифр, шлифовка… Тибальт в который раз позавидовал цацкам, что Эскал дарил племяннику по его малейшей просьбе. — Почему гранат? — блондин подкинул кости в руке. — Да так, красивый цвет, — уклонился от ответа Меркуцио, пожимая плечами. — А что? Нравится? Знаешь, они твои, — юноша радостно подпрыгнул на месте, смотря, как лицо Тибальта вытягивается в удивлении. — Меркуцио, ты что? Это очень дорогой подарок! Нет, нет! — Гранат — символ мужества, Тибальт, этот камень тебе подходит как никому. Пусть он будет твоим оберегом и принесет удачу. Камни имеют сильную энергию. И я даю тебе немного своей, — Меркуцио подался вперед, легонько, почти невесомо касаясь его губ и тут же откидываясь назад. — А теперь кидай, Ти-и-иба-а-альт. — Меркуцио, ну я же просил, — попытался возмутиться Тибальт, услышав из уст любовника очередную вольную интерпретацию своего имени, однако тут же осекся: Скалигер всегда принципиально делал так, как нравилось лично ему, а препираться сейчас кошачьему царю совершенно не хотелось. Кроме того, Капулетти с удивлением отметил про себя, что нелепые вытягивания, придуманные паяцем, отнюдь не вызывают у него прежнего раздражения. Не то чтобы он был готов привыкать к ним и позволять использовать регулярно, но вполне мог перетерпеть раз-другой. Капулетти кинул кости. Они кровавыми каплями упали на одеяло, каждый вставая на свой бок. И что-то беспокойное появилось в груди Тибальта, при виде этих «пятен» на кровати Меркуцио. «Нет, они не должны быть здесь. Крови в спальне Меркуцио быть не должно». Выпала комбинация из 522 41 — пара двоек. Несмотря на то, что этим вечером удача была на его стороне, с пледом кошачьему царю пришлось расстаться в первом же раунде, предоставив Скалигеру возможность созерцать покрытый как старыми, так и совсем недавними шрамами торс сколько душе угодно, чем тот не преминул тут же воспользоваться. Паяц, будучи не в состоянии усидеть на месте спокойно, лениво вился вокруг и лез под руку, всячески отвлекая любовника от игры, но был столь нежен, что Тибальт и сам не мог удержаться от того, чтобы не ответить на его прикосновения, обнимая Меркуцио за тонкую талию и то и дело оставляя на его лице лёгкие поцелуи. — Я выиграл! — Меркуцио упал на подушки, поднимая ноги и облокачивая их о колонну. — Ты должен мне желание. Тибальт наигранно раздражённо вздохнул, любуясь Скалигером в его красной рубашке. Он протянул руку и мягко коснулся затылка Меркуцио, зарываясь пальцами в короткие волосы. — Какое желание ты хочешь? — Покажи свои шрамы на спине, — осторожно попросил Меркуцио, наблюдая, как Тибальт недовольно морщится, отворачивая голову. — Пожалуйста, Тибальт. Я сегодня рассказал тебе то, что никому не мог рассказать. Окажи мне такое же доверие. Тибальт не мог спорить. Меркуцио оголил перед ним душу, поведав такое, что не принято рассказывать и близким, но он, Тибальт, вывернул натуру Скалигера наружу, обнажая, и должен оплатить тем же доверием. Кому как не Меркуцио, отныне, он может столь доверять. Кошачий царь шумно вздохнул, разворачиваясь спиной к Меркуцио и замирая, слушая, как охает паяц, с болью в зеленых изумрудах смотря на покрытую грубыми рубцами кожу. — Это сделал твой дядя? — Меркуцио не касаясь пальцами водил по шрамам, и Тибальт ощущал тепло, что от него исходило. — За что он так с тобой? — Он не совсем мой дядя…вернее это сильно притянуто, — Тибальт развернулся лицом к Меркуцио, который забавно нахмурил брови, не понимая, о чем речь, но определенно жаждал узнать. — Я бастард, незаконнорожденный. Мой отец заимел связь со служанкой, и в ходе их любовных отношений появился я. Жена отца не могла не простить, но все время, смотря на меня, напоминала ему тот случай. Она была зла и расстроена. Тогда отец решил сослать меня своей сестре, моей тете — Лучии Капулетти. И, по сути, ее муж, мой дядя, вынужден меня содержать, так как тех денег, что ежегодно присылает отец, не хватает. И Сальваторе Капулетти явно от этого не в восторге, срывает на мне всю свою злость. Практически как Парис на тебе. В памяти всплывают неприятные болезненные воспоминания, как маленький Тибальт стоит на ковре перед дядей с оголенной спиной, принимая от того грозную тираду, что сыну Капулетти непозволительно устраивать перепалку на улицах города, валяясь в пыли и грязи, а затем воздух разрезает противный, звонкий звук плети, что в следующую секунду обрушивается на мальчиковую спину, разрывая загорелую кожу, оставляя кроваво красный след, что спустя время превратится в грубый рубец. За одним ударом следует второй, третий, четвертый, и маленький Тибальт кричит от боли. Красные капли крови гранатовыми зернами падают на ковер, вызывая лишь больше гнева у сеньора Сальваторе. — Почему твой отец позволяет такое отношение к своему сыну? То, что ты бастард ничего не меняет! Ты же его кровь… — Меркуцио, заходясь жутким возмущением, подскочил на кровати, мотаясь из стороны в сторону и, как казалось Тибальту, готовый вот-вот подорваться и высказать все свое возмущение напрямую сеньору Капулетти. — У меня есть старший брат, Валенцио, и, кажется, младшая сестра Сильвия. Так что моему отцу глубоко плевать на ту кровь, что течет во мне, — Тибальт безэмоционально пожал плечами. Он привык, что до него нет дела. Он привык быть тише воды, ниже травы. Привык, что дома его могут не замечать, пока сеньор Сальваторе не решит выпустить пар. Тибальт привык тихо приходить домой и покидать комнату с первыми лучами солнца лишь бы лишний раз не попадаться на глаза дяди. А вот на Меркуцио, похоже, этот рассказ оказал слишком сильное влияние. Меркуцио, ранимое создание, представить не мог, чтобы родителей не любили своих детей. — Теперь я понял, почему твоя комната так обставлена… — Ну все, Меркуцио, не надо меня жалеть. Как я не испытываю к тебе жалости, так и ты ко мне. Эта семья кормит меня и дает кров. Они пытаются устроить мне будущее, единственное, которое позволит мне жить если не богато, то не голодая. Я обязан им вопреки всему, что делает сеньор Капулетти. Не надо меня жалеть, Меркуцио. Тибальт знал где-то глубоко внутри, что совершенно точно не обязан никому и ничему. Он хотел, чтобы так было, не до конца осознавая действительность. Единственное, что Тибальт действительно знал, так это что у него нет выбора. Не здесь, не в этом проклятом городе. Не в Вероне. Тут у него не было права голоса. Не было права выбора. Не было свободы, как не было и фамилии. Тибальт прекрасно знал, что не имеет наследства, не имеет дохода. А покинуть Верону ему не позволяло чувство долга перед юной Джульеттой — своей единственной, до недавнего времени, отрадой. Точно такой же, какой он сам является и для нее. — И что же то единственное, которое не даст тебе умереть с голоду? Сердце Меркуцио болело, не в силах представить столь жестокий поворот судьбы, вынуждающий Тибальта напрочь забыть о своем благе. Здесь, за стенами герцогского дома, Тибальт заимел другую тайную жизнь, которая была наполнена теми простыми радостями, которых он был лишен. Здесь был его Меркуцио, который дал ему этот шанс. — Женитьба на какой-нибудь богатой вдове…не хочу сейчас об этом говорить, — кошачий царь вымученно улыбнулся, серыми, как туман над лесом, глазами смотря на любовника. — Уже поздно, давай отдыхать. Меркуцио поднялся с кровати, убирая подносы с остатками их ужина на столик и складывая гранат обратно в мешочек, протянул Тибальту: — Пусть они тебя защищают от гнева сеньора Сальваторе, Тибальт. Меркуцио снял брюки, оставаясь в рубашке и залезая под одеяло, спиной прижимаясь к груди Тибальта, чувствуя, как руки его обвивают талию Скалигера, притягивая к себе как можно ближе, а губы его невесомо целуют в шею, шепчут на ухо слова о доброй ночи. И Меркуцио тает, растекается и засыпает с чувством полного покоя и безопасности.