Verona sta aspettando!

Бенволио опасливо озирался на собратьев и Капулетти, желая успеть перехватить того, кто первый решит кинуться на противника, развязывая драку. Не имея никакой уверенности в том, что перепалка Тибальта и Меркуцио все же не перерастет во что-то более серьезное, блондин желал иметь возможность вовремя огородить нерадивого друга — схватить за шиворот рубахи и, если понадобится, силой оттащить его. Однако любовники справлялись самостоятельно: Меркуцио просто выбежал из таверны куда глаза глядят и куда несут его ноги, совершенно забыв про верхнюю одежду. В груди Монтекки разливался обжигающий яд, стоило только Тибальту ринуться следом. «Меркуцио, дурак!» — в сердцах ругался юноша, заставляя себя перестать думать о холоде, что встретил снаружи паяцу и о камзоле, что он оставил. «У него есть Тибальт, пусть сами и разбираются. Не буду я в это лезть!» Вот только воображение продолжало рисовать страшные картины замерзающего Скалигера. Жжение в груди продолжалось разливаться по телу. Обида на самого себя, за свои же глупости и ошибки прошлого не могли отпустить. — Нет! Ну ты видел? Ты видел?! — негодовал Ромео, возмущённый и удивленный сценой, что закатил Скалигер, убежав, не дав никаких объяснений. — Я скоро! — бросил Бенволио Ромео, подрываясь со своего места, хватая фиолетовую одежду и выбегая на улицу, тотчас морщась от холодного, почти ледяного, дождя, который практически резал кожу. Все мысли были заняты только неугомонным Скалигером. Оглядываясь по сторонам, вдали Бенволио заметил красное расплывчатое пятно — Тибальт, что стремительно удалялся в поисках Меркуцио. Злость захлестнула Монтекки. И не понятно было на кого именно она была направленна: на глупого Меркуцио, на себя или Капулетти. Выдыхая, собираясь с мыслями, Бенволио пустился в бег в попытке догнать Тибальта. — Стой! — кричал он, и голос его тонул в шуме дождя. В сапогах хлюпала вода, с волос по лицу стекали капли, но Монтекки словно и не чувствовал холода, ноги несли его вперед, заставляя двигаться вопреки сбившемуся дыханию. Наконец преодолев расстояние, рука юноши упала на плечо Капулетти, тут же обернувшегося и хватающегося за шпагу. Бенволио опасливо отпрыгнул назад, переводя дыхание от бега по слякоти. Сейчас ему было глубоко плевать, если Тибальт зарубит его на месте. Может тогда терзание в груди его прекратится, позволяя обрести покой. Лишь бы Меркуцио не замерз. — Ты идёшь к нему, — он не спрашивал, а утверждал. Сердце упало куда-то в пол, хотелось схватиться за лацканы камзола Капулетти и врезать, но вместо этого просто протянул фиолетовый камзол. — Вот, отдай. Позаботься о нем. Меркуцио ранимый. Бенволио не знал, понимает ли Тибальт истинный смысл его слов — никогда не оставлять и не разочаровывать, но надеялся, что он облажается. Облажается настолько, что Меркуцио не захочет его видеть, что Меркуцио возненавидит его. Бенволио надеялся на это и одновременно боялся. Выдержит ли Меркуцио такого предательства? Бенволио надеялся, что он справится. К моменту, когда он вернулся в таверну, Капулетти и Монтекки не сдвинулись с места, забывая про существование друг друга. — Эй, ну и что? — тут же набросился Ромео, требующий узнать всех подробностей. — Да чего? — слишком раздражено огрызнулся Бенволио, падая на стул. Противное жжение в груди не унималось. — Меркуцио побежал направо, Тибальт — налево. Хоть морду друг другу не набили, и на том спасибо. Отдал камзол, пытался уговорить вернуться, но он захотел домой, вот и все, — без угрызения совести соврал блондин, пожимая плечами. — Ну во-о-от, — разочарованно протянул Ромео, явно потерявший интерес к сегодняшнему вечеру. — Пойдем тогда домой. Без Меркуцио тут делать нечего, — фыркнул младший Монтекки, поспешно поднимаясь со своего места. — Скучно… — передразнил блондин, — будто он тебе шут какой-то, развлекать, — неслышно пробормотал Бенволио, вмиг совестливо опуская голову. Его злость была из-за собственной дурости, которую он совершил тогда, пару лет назад, и сейчас, не имея другого способа, готов был срываться на близких. — Да, пойдем домой, — он вздохнул и выдохнул, успокаивая огонь, что сжигал его изнутри. Бенволио втянул шею в туловище, готовясь к новому порыву ветра, что чуть ли не сносил несчастных, решивших выйти на улицу. — Погода премерзкая, — бурчал Ромео, кутаясь в плащ и высоко поднимая воротник. — Я бы сейчас предпочел оказаться в объятьях Розалины, а не тут. Меркуцио обещал весело провести время в кои-то веки! Он же совсем забыл про нас! Пропадает целыми днями непонятно с кем… и ведь даже не говорит с кем! Еще друг, называется. Всю дорогу от таверны Бенволио стоически терпел обрушившийся на него град вопросов от взволнованного и буквально места себе не находящего брата, отвечая уклончиво и всеми силами пытаясь перевести тему на что-то более нейтральное и безболезненное. Однако даже обсуждение девичьих прелестей, прежде всегда работавшее безотказно, на этот раз не возымело должного эффекта. Бенволио с трудом сохраняет спокойствие. Сейчас ему больше всего хотелось покоя и тепла. Сохраняя равновесие на слякоти, по которой ноги так и разъезжались, блондин наплевал на чистоту подола, смирившись с грязными пятнами. Ткань намокла, становясь слишком тяжелой, липла к штанам, от чего ноги начали путаться. Верона была отвратительным грязным городом. В Вероне не было ничего красивого и светлого. Лишь тьма, что ревниво расползается по пространству, захватывая всех, кто ей попадется. Бенволио не был исключением, он это знал. Как и знал, что Меркуцио чуть ли не единственный человек со светлой душой, который остался в этом чертовом городе, что засосал его. Он лишь надеялся, что Меркуцио сможет вырваться из этой тьмы, что старательно пытается утянуть его на дно. Из мрачных раздумий юношу вывел возглас Ромео. Бенволио обернулся, желая приструнить кузена, чтоб тот вел себя потише, как взгляд его устремился вслед за глазами Ромео. Вглубь переулка, где в объятьях слились два тела, выкрашенные в лиловые и красные цвета. Племянник Монтекки напряженно думал о том, удалось ли Тибальту отыскать Меркуцио и помириться с ним, не замечая ничего вокруг, поэтому когда они приблизились к переулку, в котором выясняла отношения сладкая парочка, предпринимать что-либо было поздно. Зато теперь блондин знал наверняка: Тибальту удалось. И отчётливо понял, что знать таких подробней он не хотел. Не хотел видеть их в объятьях друг друга, не хотел видеть их поцелуй. Бенволио тяжело выдохнул, не отрывая от странной пары голубых глаз. Для Ромео же этот трогательный момент не был столь романтичным. Более того, когда губы двух врагов соприкоснулись, бедный Монтекки, кажется, перестал дышать. Однако в порыве негодования тот заменил, что его брат, Бенволио, ничуть не удивлен, от чего буря эмоций, и так переполнявших тело юноши, захлестнула того с головой. Блондин же до последнего надеялся, что их услышат и парочка займется разъяснениями, однако голубки не то их не заметили, не то решили не обращать внимания, ушли. Ушли и оставили его одного на один с Ромео, требующего объяснений сею же секунду. Бенволио чувствовал себя выжитым. — Ладно, всё, идем, — вцепившись в предплечье брата, потащил его Бенволио к дому, в то время как Ромео упирался всеми силами, стоя в переулке напротив того места, где разворачивалась сцена ревности и нежности. — Нет! Стой! Ты видел? Ты видел?! — кричал Ромео не то от переполнявших его чувств, не то пытаясь перекричать ветер. — Тебе что, все равно?! — вопреки сопротивлениям, Ромео все же тащился следом, не имея способность одновременно противиться и думать. — Ты почему не удивлен?! Бенволио! Да тебе словно вообще плевать! И вот теперь кипящий от праведного гнева Ромео тыкал пальцем попеременно то в стену, к которой несколько минут назад кошачий царь прижимал их друга, то в Бенволио, чьи барабанные перепонки нещадно терзали возмущенные возгласы брата. — Ромео, я видел то же, что и ты, успокойся, — с мученическим выражением лица Монтекки потер переносицу. — Ну и что с того? Меркуцио всегда тянуло к этому Капулетти. Тем более, не ты ли сам говорил, что любовь должна существовать отдельно от всех предрассудков? — Что?! Да не говорил я того! — чуть ли не закричал Ромео, глубоко дыша. Впрочем, в последний год он слишком много болтал о любви и едва ли был способен вспомнить, что было сказано вчера. — …может и говорил! Но если я и говорил, то говорил про любовь! А тут что? Какая у них любовь?! Неужели он все это время был с Тибальтом? Тибальтом Капулетти?! Да нееее, — Ромео отошел от брата на шаг, смотря на него так, словно увидел призрака. — Да не-е-е… Бенволио… — спустя минуту раздумий произнес Ромео. — А ты знал! — взревел юноша, не в силах справиться со своей обидой о предательстве брата и друга. — Знал и ничего мне не сказал! Так… — минуту молчания продолжил Монтекки, уже не вопя на всю улицу. — Ты думаешь, что это любовь? Кажется, душевное равновесие юноши не было способно вынести обрушившейся на него тайны. То краснее, бледнея и зеленея Ромео не мог выбрать состояние в котором стоит продолжать расспрашивать явно знающего про это все брата: со злостью, удивлением или обидой. — Нас с тобой это не касается, — пожалуй, чуть резче, чем следовало, оборвал младшего Монтекки. — Меркуцио уже взрослый мальчик и сам волен решать, что для него лучше. По крайней мере, теперь можно быть уверенными, что как бы наш друг ни лез на рожон со своими выходками, кошачий царь не насадит его на свой кинжал, — «Разве что на тот, что у него в штанах», — мысленно закончил Бенволио, тут же ощущая подступившую тошноту. Блондин опустился на корточки, поднимая выше ворот камзола и снизу вверх глядя на Ромео. — Я и сам узнал ненамного раньше тебя, — признался он, покачав головой. — И тоже по чистейшей случайности. Ни Меркуцио, ни Тибальт не желают того, чтобы их связь была предана огласке. Поэтому, Ромео, ради всего святого, лучше бы и тебе держать язык за зубами и помалкивать, если хочешь и сам остаться цел, и друга под монастырь не подвести. В доме напротив в окне второго этажа зажегся свет, и Бенволио перевёл взгляд с лица брата на тускло освещенный прямоугольник. — Я не знаю. Правда не знаю, любовь это или нечто иное. Но вспомни, когда прежде такое бывало, чтобы наш Меркуцио целый месяц не гулял налево, а Тибальт Капулетти делился с кем-то своей одеждой? — Знаешь, Бенволио, это наше дело, — выслушав брата продолжил свою мысль Ромео, не желая принимать выбор друга, — если что-то произойдет, Меркуцио пойдет жаловаться нам. — Ошибаешься, мой милый Ромео, теперь в случае, если что-то произойдёт, Меркуцио первым делом пойдёт плакаться в совсем другое плечо, — скептически хмыкнул Бенволио, запрокидывая голову и чувствуя, как камень стены холодит затылок, отрезвляя сердце. — Тибальта выбрал Меркуцио, этого достаточно. Не думаю, что при этом учитывалось мнение самого кошачьего царя. -Ну вообще-то я говорил том, что если они поругаются, нам придется утешать Меркуцио…ну да ладно! Зато, надеюсь, врагов меньше станет. Ну Мерку-у-уцио! Ну дает! Но Меркуцио-то меня особо не удивляет…он никогда головой не думал, только членом. Но Тибальт…вот это конечно история…как он только повелся на всю эту авантюру?! Но разве это не праздник? Такое не часто в Вероне случается, чтобы два враждующих сошлись. — Пожалуй, это можно было бы назвать праздником, если бы не последствия, грозящие обоим в случае, если об их отношениях кто-то узнает. Так что не выпить нам вина на этом празднике, по крайней мере пока, — вздохнул блондин, от всей души надеясь, что к моменту, когда они доберутся до дома, Ромео потеряет интерес к этому разговору. — Я никому не скажу, можешь положиться на меня, — Ромео протянул брату руку, помогая тому подняться на ноги. Племянник Монтекки ухватился за протянутую ладонь брата и неохотно встал, чувствуя лёгкое покалывание в затекших ногах. — А что ты там про одежду говорил? — юноша покосился на окно, в котором зажгли свет, и перешел на шепот. Пожалуй, этот разговор стоило перенести в более приватное место. — Ладно, пойдем домой. Ты мне расскажешь все и во всех подробностях! Дома Бенволио попытался скрыться в своих покоях, однако неугомонный брат имел на этот счёт свое мнение, заходя следом и выжидающе глядя на старшего, так что тому пришлось сдаться. — Ладно, помнишь тот день, когда Меркуцио на площади устроил то нелепое представление, начав переговариваться с этим Капулетти на французском? — юноша уселся на край кровати, подогнув под себя ногу. — Так получилось, что я понял, о чем был их разговор. Вот только подумал, что ослышался, и пришел к Меркуцио все разузнать. Кто же знал, что Тибальт заявится столь не вовремя… Ромео, клянусь, он был готов меня убить, — Бенволио вздрогнул, вспоминая побледневшее от гнева лицо и метавшие молнии глаза кошачьего царя. — По счастью, вмешался Эскал. Но, представь себе, Тибальт Капулетти, тот, кто все недоразумения решает посредством грубой силы, и пальцем не тронул Меркуцио! — блондин покачал головой, словно и сам с трудом верил своим словам. — Так что у нашего друга в изголовье кровати теперь висит бордовая рубашка, которую он искренне считает своей, и всегда открыта балконная дверь для ночного гостя, — заключил он, откидывая со лба лезущую в глаза светлую прядь. — Погоди, — мыслительный процесс явно подводил Ромео. — А за что он тебя так? Ну…с чего такая ярость? — Он решил, что мы любовники, — поморщился юноша, всем своим видом показывая, что одна только мысль о вероятности подобной связи недопустима и оскорбительна. О том, что в прежние времена на самом деле связывало Бенволио и герцогского племянника, не знала ни единая живая душа, а они сами предпочитают не вспоминать. Впрочем, было трудно не заметить, что Меркуцио всегда был ближе к старшему Монтекки, нежели к его брату. — Видимо, само понятие дружеских жестов Тибальту не знакомо. А Меркуцио тогда как назло был одет так… — блондин неопределенно взмахнул рукой, но Ромео понял его и без слов: друг неоднократно демонстрировал им, ничуть не смущаясь, обновки, по сравнению с которыми даже нагота переставала казаться вызывающей. — Короче говоря, кошачий царь оказался до ужаса ревнив, поэтому не удивлюсь, если он готов лишить жизни, в лучшем случае — покалечить любого, чьи действия по отношению к Меркуцио сочтет неуместными. Ромео задумался. Ему было чересчур сложно представить ревнующего Тибальта и Тибальта, который связался с Меркуцио настолько. Хотя Монтекки был уверен в неизгладимой любви Капулетти показывать свою доминантность к паяцу, но раньше это всегда показывалось через рукоприкладство. — Ну я, конечно, замечал, что Тибальт всегда был несколько ревнив по отношению к Меркуцио, однако это касалось побоев! А тут такие страсти, у-у-у, — улыбаясь протянул Ромео, раскачиваясь взад-вперед. Как обычно бывает, чужая личная жизнь всегда интересней своей. Вот и сейчас сын леди Монтекки напоминал Скалигера, ерзавшего на одном месте, словно у того шило в одном месте — уж слишком любопытно было брюнету, хотелось расспросить обо всех подробностях самого героя этой любовной истории. Ведь подобного дикого союза в городе никогда не было. — Тибальт всегда был ревнив к Мерккуцио, а сейчас особенно. Но… — Бенволио отвернулся к камину, дрова в котором горели алым пламенем, согревая не только комнату, но и душу. — он нежен с ним. Думаю. Да. Просто…не говори никому. А если хочешь подробностей, расспроси Меркуцио, Ромео. Я больше ничего не знаю, — У Бенволио не было сил. Не было желания что-либо рассказывать. Хотелось забыться на века. Оставив брата в покое, но явно не утолив своего любопытства в полной мере, Ромео ушел в свои покои, оставляя Бенволио наедине со своими демонами. В пламени камина он отчетливо видел фигуры двух сплетенных страстью и первой любовью тел. Бенволио видел их страсть, их жажду друг в друге, их необходимость быть рядом. И он видел, как один образ ушел, оставил того, чьи угольки погасли сразу, превращаясь в черный пепел. Юноша подошел к окну, вглядываясь в ночную темноту. Где-то там его уголек разжёгся вновь, но совсем с другим. Где-то там, в ночи, уголек превратился в пламя страсти. А он, тот, кто ушел, остался в этом камине один. Бенволио забылся сном, но вскоре проснулся от холода и темноты, что окружала его, обволакивала и затягивала. С окна шел сквозняк, напоминающий дыхание смерти. И Бенволио Монтекки понял, что случилось. Почему его уютная комната превратилась в склеп — пламя в камине погасло, оставляя лишь угли и пепел.