Verona sta aspettando!

Вопреки всеобщим слухам смерть в Вероне была явлением редким. На столько редким, что жителей это словно отрезвляло. Её редкость словно озаряла жителей, выталкивая их из сонного равнодушия, приводило в чувство и на день стирало причины царивших распрь.    Люди умирали в глупых стычках, когда толпа могла затоптать кого-то, когда кто-то в пьяном бреду удушил или удар кинжала входил слишком глубоко, унося с собой жизни и надежды…В действительности же, вопреки всеобщей ненависти друг к другу, никто никого не хотел убивать по-настоящему. В этом было несколько причин. Во-первых, за это следует вполне соизмеримое наказание-казнь. Во-вторых, какая радость от врага, что уже мертв? И в-третьих, если бы Веронцы убивали друг друга, то город вымер бы через месяц.   Тёмные облака страха и угрозы нависали над Вероной, как грозовая туча, готовая разразиться. Они окутывали город своей тёмной пеленой, напоминая о том, что внутри каждого может проснуться зверь ненависти. Смерть, словно беспокойная тень, шагала рядом, но обычно не прикасалась к живым. Но сегодня, возможно, она решила вспомнить о себе, напомнить, какими бывают её поцелуи, когда злоба берёт верх над разумом.   Она была беспощадна, как вихрь, и выбирала свои жертвы без лишних раздумий. Смерть прикасалась к тем, кто уже знаком с её присутствием, кто танцует на грани между жизнью и смертью, кому суждено было увидеть её слишком близко. И сейчас, Меркуцио отступая, ощущает жгучее пекло в боку. Ладонь, пытаясь остановить этот поток, оказывается в красном объятии. Горячая струя крови напоминает о хрупкости жизни. Медный запах тотчас донесся до обоняния, и юноша почувствовал этот вкус на языке. Стало дурно. Перед глазами начало плыть, и подступила тошнота. Перед взором маячил Маурицио, что испуганно роняет окровавленный кинжал на землю и отступает. Он пятится, судорожно качая головой, не веря, что действительно пронзил племянника Принца. Это конец для него. Для них обоих.   -Меркуцио?-Тибальт дрожащей рукой развернул к себе Меркуцио, смотря в зеленые перепуганные глаза. Они оба еще не понимали, что произошло. -Ты чего?   В воздухе летел запах крови и смерти, создавая невидимую паутину тревоги и ужаса, которая окружала их. Этот запах словно воплощал в себе весь ужас прошедших событий.   Скалигеру становилось все труднее стоять на ногах, начинало пошатывать. Земля мягко покачивалась под ногами, словно пытаясь вырвать его из реальности. Тело, которое когда-то было легким и подвижным, теперь словно было обвито свинцовыми цепями, делая каждое движение утомительным испытанием. Он осторожно убрал руку от бока, глядя на свою ладонь, покрытую страшным пятном крови.   -Зацарапали…до смерти, -шепчет Меркуцио с какой-то безумной улыбкой на губах и мертвым грузом падает на землю.    -Меркуцио! Меркуцио! -разнеслись отчаянные крики Бенволио и других Монтекки со всех сторон. В воздухе стоял хаос и тревога, словно невидимая рука потрясла основы городской жизни. Семейство Капулетти внутренне содрогнулось, осознавая, что они перешли черту.   Тибальт оставался неподвижным, словно он стал частью непостижимого кошмара. Его зрачки были расширены, и перед ним расстилалась белая пелена, как туман, заглушающий звуки мира. Сердце громко стучало, словно ритм некоего мрачного танца, а шум собственной крови звучал в ушах как грозовой гром. Глаза его были прикованы к телу Меркуцио на земле, словно он попал в гипнотический транс, отрезанный от реальности.   -Чего ты стоишь?!-налетел на него Бенволио, грубо толкая в спину и падая на колени перед Скалигером. Он прижал руку к ране, пытаясь остановить кровотечение, но кровь все равно проникала сквозь пальцы, словно хотела напомнить о себе. -Зови лекаря! Стражу! Эскала! Ну! - его голос был пропитан страхом и беспомощностью. Паника обхватила все сердца на площади, как удушливый туман, и все осознали, что теперь никто не сможет избежать последствий.   -Расступись! -рявкнул Тибальт. Он больше не может себе позволить бездействия. Надо брать себя в руки, пока еще возможно сделать хоть что-то.   Тибальт подхватил обмякшее тело Меркуцио на руки и кинулся ко дворцу, несясь по каменным улицам Вероны, не чувствуя веса на руках. Говорят, что человек без сознания становится тяжелее. Так это, по крайней мере, ощущается. Это чувствовал и Тибальт, но его мысли были сосредоточены только на одном – успеть донести Меркуцио до тех пор, пока смерть не поглотит его окончательно. Он еще жив, а значит, есть шанс вернуть его к жизни.   -Скорее! Лекаря!-закричал Капулетти, влетая в особняк Принца. -Скорее!-его пронзительный крик  был слышен в каждом уголке дома.   Зал гудел от его крика, как отзвук бедствия. Все вокруг начали беспокойно шевелиться, как муравьи, вызванные тревогой. Слуги, врачеватель, Эскал – все сразу взялись за дело. Стража перенесла Меркуцио в его спальню, а Тибальт остался стоять, словно потерянный ребенок, с окровавленными руками и горячими слезами на глазах. Дыхание было сбито, словно природа сама не могла дышать.   -Нет, нет, нет, нет!-как в бреду шептал Капулетти, стирая с ладоней кровь. Он тер руки о свои брюки, мотая головой как марионетка. Кровь Меркуцио на его руках…Кошачий Царь начал прогонять в голове последовательность последних событий: вот он извиняется перед Скалигером, дарит цветы и они целуются. И это был самый мягкий и самый сладкий поцелуй в жизни. Тибальт готов был вечность мять его губы, покусывая и зализывая. А потом…потом началась драка. Капулетти накинулись на них и разъединили. Тибальт потерял Меркуцио из виду, а когда нашел…было уже поздно.    "Кошачий Царь" – титул звучал как проклятие, вспоминая сцену с извинениями и поцелуем. А сейчас, все было переплетено в одно кровавое прошлое, как горький аромат цветов, забитых в гроб.   Скалигер как тень возрос перед ним, загораживая своей худой спиной. Вновь. Как тогда, когда он защитил его, Тибальта, от Сальваторе, так и сейчас, Меркуцио ринулся вперед, раскрывая свою грудь. Он получил удар кинжалом, что предназначался Тибальту.   Юноша упал посреди зала на колени и взвыл, бессильно колотя кулаками по плитке пола. Светлый зал дома Эскала неожиданно стал темнее пещеры. А тепло от свеч затмил могильный холод. Если Меркуцио не станет, он самолично задушит того, кто виновен, а затем покончит и со своей жизнью. Какой в ней смысл, если милого Меркуцио не будет рядом?    -Кажется мой кузен окончательно доигрался,-на лестнице показался Парис, с высока смотря на убитого горем Тибальта. -Жаль, что кинжал был не моим,-его едкая улыбка отравляла кровь. -А ведь как интересно получается…Меркуцио так долго страдал от всего этого в одиночестве, сносил угрозы и оскорбления, меня…а его хваленый Тибальт так и не пришел на помощь. Так и не защитил, как обещал,-он хмыкнул. -Даже мне бы хватило мужества уберечь дырку, что я трахаю.    Последняя фраза добила Тибальта. Он сорвался с места и столь быстро оказался на лестнице, что Парис ничего не успел предпринять, как кубарем покатился вниз по ступеням вниз.   -Ублюдок! -кричал Тибальт, рывком преодолевая расстояние и оказываясь над Парисом. -Ты посмел к нему прикоснуться! -он вспомнил фиолетовые отметины пятерни на шее Скалигера. -Я убью тебя!-шипел юноша, кидаясь на ненавистного врага с кулаками.   -Немедленно прекратите!- раздался рокочущий голос Эскала. Тибальт, словно выскочивший из транса, отбросил тело Париса, дыша тяжело. Глаза его были огнем, руки дрожали, а смута словно угасала, оставляя только страх и вину.   -Как он? Как Меркуцио?   -Идем, Тибальт. Сейчас же!-Эскал не намеревался ждать. -Расскажи мне все, что случилось.   Тибальт с трудом боролся с ошеломлением и трясущимися ногами. Его рассказ о событиях телом и душой растворился в зловещей тишине.   -Эти распри мне осточертели! А теперь пролилась и моя кровь! Клянусь, если мой племянник не выживет, я казню каждого, кто принял участие в том, что повлекло смерть Меркуцио!   Они оказались у дверей спальни Скалигера, где лекари искали путь обратно к жизни для Меркуцио. За дверью царил хаос – служанки носили окровавленные тряпки, вытирая пол и персидские ковры, кувшины с водой и кучи таинственных инструментов. И каждый раз, стоило двери приоткрыться, как Тибальт пытался заглянуть внутрь. Вот только вид бледного возлюбленного лишь сильнее пугал.    -Святая Дева Мария, позволь Меркуцио, рабу Божьему, выжить. Я построю церковь во имя Господа и никогда и ни в чем более не упрекну племянника. Прошу,-молился Принц сбивчивым шепотом, не сдерживая горьких слез, что градом начинали скатываться по его щекам. Таким Тибальт никогда не видел Эскала. Как, вероятно, не видел никто. И от этого зрелища становилось только страшнее.    Наконец спустя, как им казалось, вечность, из покоев вышли лекари, оттирая руки от крови. И вид их был не радостный.    -Ну? Что?!-воскликнул Эскал. Тибальт подорвался с пола. Его ноги то и дело подкашивались.    -Мы сделали все, что могли,-их голос резал сердце, и Тибальт готов был выть. -Он без сознания. Слишком много крови потерял. Либо сеньор Меркуцио очнется до вечера, либо он умрет.    Последнее слово было как удар. Капулетти пошатнулся и упал спиной о стену, прерывисто и шумно дыша.     -Это все я! Это все из-за меня,-шептал Тибальт, держась за голову. -Он защитил меня, снова. И напоролся на кинжал, что предназначался мне. О Меркуцио!-Капулетти сполз вниз по стене, падая на пол и хватаясь за волосы, чуть не вырывая себе клок.    Все это напоминало сон. Жуткий кошмар, что пробрался в реальность из самых потаенных глубин души, которая сдерживала весь этот ужас. Все это было выше возможности справиться. В особняке воцарилась тишина. Не скрепили двери и половицы, не стучали часы, не было слышно шагов слуг и шуршания мышей. Казалось, что все перестали дышать, что время остановилось, словно в следующую секунду Меркуцио не станет.    Внутри Тибальта все болело. Грудь разрывал невыносимый страх. Ему никогда прежде не было так страшно как сейчас. Он готов был выдержать ненависть дяди, вновь пережить тот ужас тоски по изгнанию из дома, все что угодно, лишь бы Меркуцио сейчас был здоров. Лишь бы Меркуцио смог бы выбраться из тьмы, в которую он провалился.    -Каков прогноз? -хриплый голос Эскала доносился словно откуда-то из другого мира. Он словно тихое эхо с «той» стороны, что пытается достучаться до живых.    Лекарь молчал, не решаясь произнести вслух те страшные слова, что у всех были на устах: -Готовьтесь к похоронам.    Тибальт видел, как содрогнулись плечи Принца, как внутри него все оборвалось, и как взгляд его потух. Весь мир вокруг словно почернел. Стало холодно. Очень холодно и пусто. И только сейчас Тибальт понял причину: Меркуцио был душою этого дома, он был душою самого Графа, и он был душою Вероны. Что будет с городом без этого шебутного повесы, что разбавлял серые дни? Что будет с Эскалом, если он лишится любимого племянника? И что будет с Тибальтом, если он потеряет того, рад кого обещал жить?    -Но ведь так не может быть,-Капулетти с трудом нашел в себе силы встать. -Так ведь не может быть,-улыбка на его лице была столь отчаянная, что вызывала у всех боль. -Это же Меркуцио…он выжил ребенком, когда потерялся в лесу, разве нет? И зимой, провалившись под лед озера…Меркуцио не может просто так взять и уйти, не оставив за собой последнего слова.    В это всем хотелось верить, но вот только даже самые яркие звезды однажды затухают и падают. Эскал молчал. Говорить что-либо не имело смысла.    -Кто-нибудь один может зайти в комнату,-лекарь смиренно кивнул и удалился, не решаясь сказать еще хоть слова.    -Иди,-хрип Эскала пробивал до костей. -Иди, Тибальт.   -Сеньор?-юноша не решался. Он виновато смотрел на Принца, не имея храбрости забрать ту ценную возможность дяде увидеть еще живого племянника.    -Если Меркуцио не станет, то ты успеешь попрощаться. А если ему суждено очнуться, то ты в ту секунду должен быть рядом с ним,-Граф не смотрел на Тибальта. И этого и не надо было, чтобы понять, какая боль в его старых глазах.    Юноша, что лишился семьи и вот-вот потеряет и свой смысл жить, тихонечко приоткрыл дверь, мягко проскальзывая внутрь комнаты.  Темнота. Темнота окутывала спальню, и Тибальту показалось это неправильным. Как и неправильный запах в ней: кровь, спирт, лекарственные травы. Это не комната Меркуцио. Это какой-то лазарет, где лежат больные, что в шаге от своей кончины. Тибальту стало плохо. Голова закружилась. Он резкими движениями распахнул шторы, пуская в комнату свет, и приоткрыл двери балкона. Его сразу же обдала прохлада, что нес с собой ветер. Так лучше. Пусть ветер заберет с собой всю эту предсмертную вонь.    Он избегал взгляда на кровать. Тибальт хотел оттянуть необходимость видеть милого сердцу Меркуцио, что борется за жизнь. Поэтому Тибальт позволил себе похозяйничать: он достал аромо-лампу, в чашу которой налил лавандового масла и зажег под ней свечу. В следующий миг комнату начал наполнять знакомый правильный запах, какой здесь и должен быть. Так правильно. Так и должно быть.    И взгляд серых глаз наконец упал на тело, что лежало на белых простынях кровати из пурпурного сердца. Меркуцио. Милый Меркуцио был бледен как эти простыни. Под глазами залегли страшные темные круги, которых не должно быть. Темные кудри раскиданы по подушке, белая рубашка, в которую он был облачен, смотрелась слишком неправильно. На Меркуцио должна быть его, Тибальтова, красная, что всегда пряталась у него под подушкой. В ногах Скалигера лежал черный котенок с зелеными глазками. Он свернулся в клубочек и тихонечко мурлыкал. Тибальт слышал легенду, что этим звуком они отгоняют смерть.   -Не замолкай сейчас, молю тебя,-прошептал Капулетти, погладив животное по черной шерсти. Котенок посмотрел на него своими изумрудами и зевнул. А Тибальт аккуратно присел на край кровати, беря руку Меркуцио в свои. Она была холодной, но не липкой как у трупа. - Oh mon chéri, Mon ciel (мое небо), и моя единственная удача,-он прижался губами к его пальцам, целуя их и шепча молитву. -Не уходи. Не оставляй меня. Молю…Дева Мария, не забирай его у меня. Не наказывай меня так…только не так. Я не сдержал своего слова и не защитил его, когда был должен. Прошу, дай мне еще один шанс. Последний,-тяжелые соленые капли упали на белое одеяло. Тибальт судорожно вытер глаза. -Я знаю, что там его ждут родители. И я знаю, что этот мир слишком грязный и злой, чтобы его светлая душа здесь обитала, но…молю, оставь его мне. Его брату и его дяде. Оставь…   Время шло, и Тибальт не мог сказать, сколько сейчас на часах. За окном стемнело и похолодало, поэтому ему пришлось закрыть балкон и развести камин. Вечерело стремительно, приближая их к ночи, к тому моменту, когда Меркуцио вздохнет последний раз. Тибальт следил за его едва вздымающейся грудью, за слабым дыханием, и сердце его замирало каждый раз, когда, как ему казалось, Скалигер переставал дышать. Он гладил Меркуцио по волосам, щекам, целовал его руки и все шептал и шептал. Он молился Богу, молился Дьяволу. Он молился всем, кто мог бы вернуть ему Меркуцио. Его губы иссохли от постоянного шепота, потрескались, голос сел и хрипел, но Тибальт не переставал говорить со сверхъестественными силами и с Меркуцио. Его глаза покраснели и опухли от слез, но он их еще не осушил.   -Родной…пожалуйста,-он сидел на коленях на полу, не выпуская ладонь Скалигера из своих рук. -Помнишь тот Рождественский бал? Я вот,-он горько усмехнулся,-не помню ничего и никого, кроме тебя. Знаешь, может быть тогда я даже догадывался о том, кто прячется под маской…может быть…может быть тогда я узнал твои глаза, и все равно пошел с тобой, потому что хотел ощутить тебя…почувствовать тебя…А помнишь, как я учил тебя играть на гитаре? У тебя с того раза стало отлично получаться. Правда. И ты так красиво поешь…Господи, я бы душу отдал за то, чтобы еще раз это услышать,-Тибальт упал головой в одеяло, содрогаясь в рыданиях. Он перестал плакать еще в детстве, когда понял, что слезы бессмыслены, что он просто должен стать сильнее. Вот только сейчас не было сил быть сильным. -Я тебя так сильно люблю,-выдохнул он те слова, что должен был сказать еще очень давно. -Так сильно люблю…   Часы в поместье пробили полночь, и Тибальт больше не слышал слабого дыхания Скалигера.    Неожиданно чужая ладонь в Тибальтовой руке едва ощутимо сжала его пальцы: -Эй…привет,-слабый срывающийся голос донёсся до слуха Капулетти.    Он поднял голову, воспаленными глазами уставился на все еще бледное лицо, на котором играла улыбка: -Меркуцио? О Боже, Меркуцио!-воскликнул Тибальт, подрываясь с колен и, не веря самому себе падая обратно. -Родной…,-он осторожно коснулся его теплой щеки, и Меркуцио прижался к горячей ладони. -Ты очнулся.   -Как тут было не очнуться, когда тут такие откровения,-зелёные изумруды выжидающе смотрели прям в душу.    -Так ты все слышал?-Тибальт не мог скрыть улыбку. Он улыбался, смеялся и плакал, не веря, что все это происходит на самом деле. -О Меркуцио, я тебя так люблю. И должен был сказать это тебе еще очень и очень давно, и точно не при таких обстоятельствах,-Тибальт целовал его ладони, каждый палец.    -Мне не нужны были слова, чтобы чуствовать твою любовь, Кошачий Царь. Однако нам обоим нужна была мотивация, что бы в этом признаться,-вопреки слабости, Меркуцио не переставал улыбаться. -Я тоже тебя люблю.   Тибальт кинулся целовать его лицо: губы, глаза, щеки и скулы: -Я тебя ни за что больше не оставлю. Прости меня за все. Прости меня, что ты справлялся с нашей болью один. И прости, что я допустил все это.    Скалигер не без усилий откинул одеяло и задрал рубашку, смотря на окровавленную повязку: -Всего лишь царапина…но шрам, наверное останется,-казалось, что его беспокоило только это. Повеса даже расстроено надул губы.    Тибальт разразился смехом, проводя рукой по щеке Меркуцио: -Клянусь, что буду любить тебя и со шрамом.   

***

Когда о самочувствии Меркуцио узнал весь дом, началась суета не меньше той, что утром, когда Тибальт принес бессознательное тело Скалигера. Лекарь обрабатывал рану, накладывал новую повязку, Эскал сидел в ногах племянника, не в силах сдержать свое облегчение и ту радость, что так играла на его лице. Тибальт же не отходил от Скалигера не на шаг, словно боясь, что тогда он просто исчезнет.    -Следов воспаления и заражения я не вижу, это хорошо. Если и дальше все так пойдет, то рана быстро заживет. Я приду через несколько часов, сменить повязку, а сейчас можете отдыхать, сеньор,-кивнул лекарь, покидая покои. Сегодня ему повезло. Не каждый день столь тяжело раненный пациент приходит в сознание. Кажется, сам Господь Бог любит этого суетливого повесу.   -Скажите мне, кто это был,-Эскал дождался, когда все посторонние выйдут из покоев.    -Дядя, это все не имеет значение,-Меркуцио покачал головой. Ему не хотелось рассказывать.    -Кто тебя ранил?-голос Графа был требовательным, не терпящий препирательства.   Юный Скалигер растерянно покосился на  возлюбленного, что заботливо укрыл его одеялом и прилег рядом столь осторожно и аккуратно, словно Меркуцио был фарфоровой куклой, что треснет от неосторожного движения. Тибальт лишь приобнял Скалигера: -Это был Мариуцио. Он хотел пронзить кинжалом меня, но Меркуцио меня защитил, подставив под удар себя.    -Я этого так просто не оставлю. Веронцы посмели пролить мою кровь. Столько раз я предупреждал их о запрете распрь и ненависти,-Граф разочарованно покачал головой. -Столько раз под страхом смертной казни запрещал драки, и что теперь? Они смеют поднимать руку на мою родню!   -Дядя, это все недоразумение,-Меркуцио порывался подскочить, но крепкая рука Тибальта не позволила ему и пошевелиться. Паяц удивленно уставился в серые чужие глаза, и не увидел в них ничего, кроме жажды справедливости.    -Они тебя чуть не убили, Меркуцио. И виновника будет судить суд по закону,-Эскал похлопал любимого племянника по ноге и, ласково улыбнувшись на прощание, вышел, оставляя влюбленных наедине.    -Тибальт. Это же был твой друг…из рода Капулетти, как ты можешь так легко обрекать его на смерть?   -Милый, кажется у тебя жар, если ты называешь этого подонка моим другом,-фыркнул Кошачий Царь. -Он отвернулся от меня, пытался убить. И чуть не убил тебя. И он уж точно не был мне другом. У меня нет друзей. Есть только ты. И я не позволю никому более причинить тебе вред. Хватило того, что я позволил Парису вновь сделать тебе больно. Это же он тогда оставил на твоей шее те следы, да?    Тибальт помог Меркуцио опуститься с подушек и удобней устроиться в постели. Рана нещадно болела, но тепло родного человека рядом облегчала боль.    -Мне тебя эту неделю не хватало…,-только и ответил Скалигер, не смотря в лицо Тибальту. Этого и не требовалось, он все понял и так.    Капулетти до скрипа в зубах сжал челюсть, борясь с желанием подскочить и пересчитать Парису все ребра: -Этот подонок ответит за все,-шипел юноша.    -И не сомневаюсь,-Меркуцио расслабленно прикрыл глаза, наконец успокаивая свою тревожную душу. Кажется все налаживается. Он способен вытерпеть и вынести все, лишь бы Тибальт был рядом.    В ногах что-то зашевелилось, замурчало и зафырчало. Котенок, достаточно поспав днем, сейчас, ночью, готов был реализовывать всю свою накопившуюся энергию. Он потянулся и, прицелившись, кинулся с когтями и зубами на ноги Меркуцио, что хоть и были спрятаны под одеялом, все равно прочувствовали на себе всю остроту когтей хищника.    -Ай! Черт!-воскликнул Скалигер, пиная котенка, что резво успел отпрыгнуть. -Забери это создание,-капризы юноши говорили о том, что он идет на поправку.    -Он видимо решил, что там мышь,-уголки губ Тибальта едва приподнялись, не позволяя себе излишнего веселья. Капулетти подхватил котенка под живот и притянул к груди, почесывая того за ушком. -Я тебя так и не поблагодарил за подарок. Спасибо. Она прелесть. Зря я был тогда так груб. Прости за это.   -Так тебе он все же понравился?-все недовольство Меркуцио сошло на нет. Сейчас он довольно улыбался, смотря в бездонные серые глаза. -Я уж думал выкинуть его обратно на улицу.   -Приму это за шутку,-Тибальт прижался губами к виску возлюбленного горячим поцелуем. -Он…она,-исправился юноша,- очень на тебя похожа. Такие же зеленые глаза. Думал назвать ее Мера. Как Меркуцио.    -Мне стоит радоваться или обижаться, что ты животное называешь в мою честь?    Тибальт вновь рассмеялся, так и не отвечая на этот вопрос. Все было слишком хорошо. Теперь все было так, как и должно было быть.   В камине тихо потрескивали дрова, наполняя комнату теплом, уютом и светом, разносился сладостный аромат лаванды, что растворялся в стенах, оседал на шторах и софе, прятался в ворсе персидского ковра. Под боком тихо спал Меркуцио, отдыхая от тяжелой битвы за жизнь и, на Тибальтовкых руках, посапывала Мера. И больше Тибальту ничего не было надо.