Дети пустого города

       — Он говорит, что видел, как Седрика Диггори убили...        — По его словам выходит, что он дрался Сами-Знаете-С-Кем...        — Да брось ты...        — Кому он мозги хочет запудрить?        — Ну не на-адо...        Эти взгляды... Они были по всюду. Они скользили по мне. Щупали. Исследовали.       Я с детства ненавидел чувствовать на себе взгляды. Может потому что на Тисовой любой признак того, что кто-то вспомнил о моём существовании означал только то, что мне сейчас за что нибудь влетит, может от природы, может по какой другой причине.        Особенно ненавидел, когда смотрели на шрам. Ну да, он у меня приметный, и если не знаешь, фиг поймёшь от чего он к тому же, но от того что причины взглядов были очевидны, мне легче не становились. В результате до Хогвартса я всё время смотрел одним глазом, а второй закрывал услужливо отрастающей чёлкой.        Когда я приехал в Хогвартс, я срезал её, решив, что если к холодной воде легче привыкать нырнув с головой, то лучше даже не пытаться спрятать шрам - всё равно все скоро узнают, что я тот самый мальчик-который-выжил, так в чём смысл тянуть? Я думал, что волосы, как и всегда при попытке вмешательства отрастут обратно через пару минут, но они этого не сделали. Видимо они всё-таки зависели от моих желаний по их поводу, просто не от всяких. Сейчас чёлка снова отросла, но всё равно не была такой, как раньше. Когда-то она в этом месте спускалась довольно низко и торчала из под линзы очков. Да, я уже тогда их носил. Я с рождения близорукий и первые очки получил лет в пять или шесть. Мог бы раньше, но этим "некогда" было заниматься пока я не пошёл в школу, где элементарно не мог нормально разглядеть цифры-буквы.        Теперь чёлка закрывала левую часть лба и слегка заходила на глаз, бросая тень на его нижнюю половину. Часть отметины всё равно можно было разглядеть, но именно разглядеть, а не увидеть случайно. Не сказать чтобы так я привлекал сильно меньше взглядов чем если бы щеголял шрамом, но по крайней мере создавалось чувство какой-то защищённости что ли. Словно не закрывая шрам я открывался спиной к врагу. Так вот я пытался сделаться невидимым. Незаметным. Исчезнуть. Сдохнуть наконец, только бы деться куда нибудь от этих взглядов, от этих людей, от этого всего..!       Забавно. А ведь мне иногда действительно этого хотелось.       Знаете, такое жутковатое чувство.       А сейчас я чувствовал себя так, словно на меня направлены огни рампы.       Даже по меркам Хогвартса новость о моей перепалке с Амбридж распространилась повсюду удивительно быстро.        И если раньше увидев меня все хотя бы притихали, то теперь, похоже надеялись, что я снова сорвусь и начну кричать, и тогда они смогут самолично услышать всё своими ушами.        Есть уже не хотелось.        Наоборот, желудок будто отказывался принимать в себя что-либо. Когда я, голодный, сидел на уроке прорицаний, я думал что как только приду ужинать то уничтожу всё съедобное в радиусе метра от меня. Хотя нет, двух метров. На пару с Роном, который тоже жаловался, что булочки, по которое мы взяли со стола, когда не поев шли с обеда, видимо сделаны были из воды. А теперь...        — Я вот чего не могу взять в толк, — сказал я нетвердым голосом, положив нож и вилку, которые трудно было держать, так дрожали руки. — Почему они все, как один, поверили этой истории два месяца назад, когда услышали ее от Дамблдора?..        — Дело вот в чем, Гарри. Я совсем не убеждена, что они даже тогда ей поверили, — мрачно проговорила Гермиона.        — То есть? — Не понял я.        — Ты не до конца понимаешь, как обстояли дела после того, что с тобой случилось. — Терпеливо сказала Гермиона. — Ты появляешься посреди лужайки с телом Седрика... Что произошло в лабиринте, никто из нас не видел... О том, что Сам-Знаешь-Кто убил Седрика, а ты сумел подраться и сбежать, Дамблдор сообщил нам на словах, и только.        — Но это правда! — Выпалил я.        — На нас не бросайся, мы знаем! — Вступил Рон.        — Да, — устало поддержала его Гермиона. — Но я хочу сказать что это ещё как бы не утряслось у них в сознании, а потом они всё лето читали что ты идиот и псих, а Дамблдор выживший из ума старик.        Я не знал что ответить, и молча смотрел в пустую тарелку. Рон и Гермиона ели, иногда бросаясь друг в друга ехидными репликами.        — Привет, Гарри!        Я оглянулся.       К нашему столу подошла Чжоу Чанг, и, - чёрт возьми! - она снова была одна. Я вспомнил прошлый год, как постоянно пытался застать её одну, чтобы пригласить на святочный бал. Она тогда вечно была в стайке хихикающих подруг. А второй раз подряд застать её без них было даже странно.       — Здравствуй... — Я чувствовал что краснею. Что-ж по крайней мере я сейчас не был вымазан смердящим соком. Чжоу видимо тоже подумала о том же.       — Вижу ты избавился от этой зелени...       — Ага...        И я, по старой, давно позабытой привычке чуть не добавил "то есть, "да" ". Но вместо этого попытался неловко улыбнуться. Вспоминать о последней встрече было одновременно смешно и стыдно. Впрочем, второго больше.        — Ну... Как провела лето?.. — Идиот. Она была подружкой Седрика. Как ты думаешь как у неё прошло лето после того как он умер?        В лице Чжоу что-то напряглось, но она ответила:       — Да, ты знаешь... Неплохо. А ты?       — Ммм... — Дело было даже не в истории с дементорами в Литл-Уингинге. Я всегда заминался когда меня спрашивали о летних каникулах. — В целом почти как всегда...       — Понятно... Знаешь, Гарри, я хотела сказать... — Но тут уже она замялась и замолчала. А не успела продолжить как в разговор вклинился Рон.       — У тебя значок "Торнадос". Ты разве за эту команду болеешь?       — За эту. — Немного удивлённо сказала Чжоу.       — Ты всегда за нее болела или начала с тех пор, как она стала выигрывать первенство лиги? — спросил Рон совершенно неуместным здесь по моему, прокурорским тоном.       — Я болею за нее с шести лет. — Прохладно ответила Чжоу. — Ну ладно... пока, Гарри.        Подождав, пока Чжоу отойдёт к Когтевранцам Гермиона буквально обрушилась на Рона.       — Верх бестактности с твоей стороны!       — Почему? Я только спросил ее...       — Разве непонятно было, что она хочет говорить с Гарри, а не с тобой?       — Ну и говорила бы, разве я мешал?       — С какой стати ты напустился на нее из-за команды по квиддичу?       — Напустился? Ни на кого я не напускался, я только...       — Кому какое дело, если она болеет за «Торнадос»?       — А такое, что половина из тех, кто носит теперь эти значки, купили их только в прошлом сезоне...       — Ну, и?       — Это значит, что они не настоящие болельщики, а просто примазались...       — Знаете что? Заткнитесь оба! — Рявкнул я и рывком встал из-за стола. На нас заоглядывались, но это сделало мне только хуже. — Вечно вы друг с другом цапаетесь! Сил уже нет.        Я ушёл из большого зала.        Никаких угрызений совести по поводу произошедшего я не чувствовал. Наоборот, что-то вроде мстительного удовольствия. Ведь правда, вечно они лаются, любой так с катушек слетит. С тем же фактом, что с такими приятелями, как Рон и Невилл мне не стоит и надеяться на пару минут разговора с Чжоу, без последующего желания уехать за границу, я уже смирился.        Взгляды в коридорах. Взгляды, взгляды, взгляды. Чёёёрт... Хотел бы я сейчас оказаться под мантией-невидимкой. Надо будет носить её у себя в сумке, и надевать когда совсем хреново. А то я так скоро и в самом деле крышей поеду. За окнами бил ливень. Я направлялся домой. Ну, то есть в дом факультета - Гриффиндорскую башню. Узнавшие меня студенты сбивались в кучки. На втором курсе тоже было подобное. Да и в конце прошлого. И я даже в какой-то степени к этому привык. В какой-то степени. А другой части меня всё ещё хотелось ощетиниться, заорать: "Вы чего? Почему? Я вам хоть раз, хоть что-то сделал?". Хотелось иногда до безумия. Но я молчал, стараясь ни с кем не встречаться глазами.       — Пароль?       — Мимбулус мимблетония.        Полная дама открыла проход. Я вошёл в гостиную, и тут же поймал на себя несколько десятков пар глаз. Н-да, напрасно я думал о гостиной как об убежище. Только Джинни сочувствующе улыбнулась мне уголком рта, и демонстративно продолжила болтать с девчонкой со своего курса, (кажется её звали Мэри, все студенты с одного факультета знали друг друга в лицо, но поимённо я большинство не помнил), которая даже отвечая ей что-то косилась на меня, словно я мог в любой момент обернуться соплохвостом.        Лучше уйти в комнату, что я и сделал. Надо начать что-то с домашними заданиями, а через двадцать минут мне двигать на отработку у... у Снейпа... Но ведь в этот день у меня ещё наказание у Амбридж... Снейпова отработка закончится в девять, но в шесть я должен быть уже в кабинете этой розовой шибзди...        Я бессильно расхохотался. Во ситуация! Первый день в школе, а я уже не могу выбрать к какому противному преподу на отработку переться. Вот ещё забота... Мой хохот перешёл в уставший стон. Я с сожалением соскрёб себя с кровати, на которую рухнул не заметив, и вышел из комнаты. Надо было идти к Амбридж, и просить её отложить моё сегодняшнее наказание. И, так как она меня пошлёт куда подальше, рассказывать ей причину, и предлагать отбыть потом дополнительные дни, и всё это придётся делать мать-её-за-ногу-вежливо, хотя хочется врезать по морде первому же встречному!!!        На выходе из комнаты я столкнулся с Роном.        — Мы с Гермионой кончили ругаться.        — Мои поздравления. — Буркнул я.        — Спасибо. Но она считает, что было бы мило если бы ты не срывал злость на нас, и понял, что мы на твоей стороне.        — Если!.. — Но Рон меня перебил.        — Я просто передаю её слова. Но я с ней в целом согласен. Если все подряд на тебя наезжают, мы причём?        — Ни причём. — Искренне сказал я, и продолжил, уже с убийственным сарказмом, — и вообще, прости друг, я был не прав что сказал то что думаю, а не как обычно, и...        — Ты обычно и говоришь что думаешь. Только фокус в том что когда ты этого не делаешь ты молчишь. Почти всегда молчишь.        — Мне извиниться, что я вообще рот открыл?..        — Осмысли что я тебе сказал, идиот, ты что, тролль? И вообще. Куда. Ты. Намылился?        — К Амбридж. — Кратко, и всё ещё агрессивным тоном ответил я.        — Зачем? — Изумился Рон.        — А затем, что она мне наказание оказывается назначила на то же время что и Снейп. А маховика времени, чтобы находиться в двух местах, у меня нет.        Рон сочувствующе присвистнул. Потом оглядел меня с ног до головы, судя по взгляду счёл моё состояние неудовлетворительным, ещё немного подумал и сказал.        — Ситуация... А знаешь что? Я не согласен с Гермионой. Тебе нужно хоть на ком-то выпустить пар. А иначе ты прямо на отработке с катушек слетишь, и не понятно на чьей хуже.        — И к чему ты клонишь?        — Не знаю. Ну поругайся со мной, ты ведь этого хотел. Можем драку устроить, если тебе так легче.        Внутри меня поднялось удивление и раздражение.        — Так ругаться неинтересно. — Ответил я с хмурой досадой. — Когда противник... сам же и... Ну ты меня понял.        — Ну тогда сделаем так. — И Рон, без последующих предисловий, втащил мне по лицу.        В левом глазу будто фейерверк взорвали. Разбитые очки отлетели в сторону, а я, от неожиданности пошатнулся и схватился за косяк. Рон оттолкнул меня в сторону от него, замахнулся опять, но в этот момент я инстинктивно врезал в ответ, разбив другу нос. Тот не остановился, и снова ударил меня, на этот раз под дых. Из меня выбило воздух, я согнулся от боли. Как тогда, на кладбище... Как ещё раньше, лет шесть назад, той драке с Дадли, первой когда я просто смирился, что не смогу дать сдачи и даже не вынул руки из карманов чтобы защититься...        Чёрт бы его побрал, Рона, он не собирался сдерживаться, кажется всерьёз стараясь окончательно вывести меня из себя. Но в этот момент я об этом не думал, ведь ему удалось. Вспышки-воспоминания, сильная боль и элементарный инстинкт самосохранения в купе с давно бурлящей внутри меня беспомощной злобой сделали своё дело, молотом ударили в мою голову. Во мне вскипело чистое бешенство. Резко разгибаясь, я одной рукой схватил Рона за ворот и дёрнул на себя, а другой, в этот же момент всадил ему в печень, услышав как он подавился у меня над плечом. И мы сцепились как не поделившие территорию псы, покатившись по полу, сбивая в кровь костяшки, разрывая одежду и пытаясь толи забить друг друга до смерти, толи задушить, толи просто уложить на лопатки. Рон в общем-то выше меня, а сейчас ещё и видел лучше, но из-за разницы опыта в области маггловских драк особого преимущества не имел. А я имел состояние безумия, и возможно одержал бы даже победу, если бы не одно обстоятельство: мы схватились на лестничной клетке, и вскоре вместе кубарем полетели вниз по ступеням.        Так как мы при этом друг от друга не отцепились, то прокатились вниз два пролёта, где оба крепко треснулись головами о ступень. Рон лбом, а я затылком. В глазах потемнело, всё вокруг закружилось, звуки стали какие-то смешанные, словно я слышал их из под воды, или из плохо настроенного радио. И прежде чем я пришёл бы хоть в относительную норму кто-то растащил нас с Роном за шкирки как нашкодивших щенят. Кажется, этот кто-то ругался. Я ощутил, что меня кто-то куда-то тащит, дёрнулся было, но голоса были какие-то хорошо знакомые, я уже мог это сообразить, и вдруг...        — Ааа!        — Бл*ть! Психи!!!       ...Меня окатило ледяными струями.        Как я понял, Рон с самого начала треснулся не так сильно как я, и понимал куда нас волокут близнецы, потому я и слышал звуки ругани и сопротивления. А притащили они нас в ванную своего курса, и засунули под холодный душ.        Я отчаянно брыкался, пытаясь выбраться из под потоков воды. Но с Джорджем не так то легко было сладить. Рон с права от меня точно так же, только с потоком нецензурной брани, пытался вырваться из рук Фреда.        — Да пустите дас, уб***ки!!! — Гнусаво взвыл он когда ему почти уже удалось выкрутиться из захвата семикурсника, но Фред снова его схватил и сунул братишку обратно под воду.        — Хватит! — Хрипло поддержал Рона я.        — Хватит? Полегчало значит!? — Рявкнул Фред, а Джордж встряхнул меня за шкирку. Судя по звуку с Роном сделали тоже самое.        — Да что за на х*р!? — Крикнул я.        — А то! Нашли время ссориться!        — А мы и не ссорились! — Хором рявкнули мы.        — Ах да! Они не ссорились! Джордж, отпусти ребёнка, ну что ты в самом деле, они же просто пытались друг друга убить к чёртовой матери! Они же не ссорились...        — Дам бдаслет ддужбы спдести чтобы вы поведии? — В голосе Рона проступило ехидство. Судя по всему он уже тоже притерпелся к ледяному холоду воды.        — Или может песенку дуэтом спеть? — Стуча зубами подключился я.        — А вот спойте! — Захохотал Джордж.        "Вот козлы!" подумал я.        — А вод споём, суч*ды! — Рявкнул Рон, и вдруг гнусаво заголосил, ужасно фальшивя:       Сидед да озеде дыбак,       В додке с удочкой ддемал,       И потоду де забечал,       Как да воды лёг тубад,        — А потом увидел он, — подхватил я,       Белый пар со всех сторон,       Что мне делать, как мне быть?       Как узнать куда мне плыть?       Как узнать куда мне плыть?        Та-да, та, та-а-да-да,        Та-да, та, та-а-да-да, — с жуткой фальшью надрывались мы, изображая проигрыш на гитаре, и стараясь, чтобы у Фреда с Джорджем пошла кровь из ушей.        — Посмотрел вперёд-назад!!!        И поплыл он наугад!!!        Но коснулось дна весло!!!        Берег рядом - повезло!!!        И рррыбак пришёл домой!!!        Дверь толкнул своей рукой!!!        Видит - в комнате жена!!!        Словно статуя она!!!        И не смотрит на него она-а!!!        Та-да-да!        Та-да, та-а та-да-да! — Эти проигрыши было орать легче всего остального, так стучали от холода зубы. Секунду передохнув мы снова заголосили,        — За окном застыла ночь!!!...        — Что здесь... — В душ заглянул Ли Джордан.        Оглядел он открывшуюся перед ним сцену, и тихонько вышел закрыв за собой дверь.        Мы набрали воздуха в лёгкие, собираясь было продолжить прерванный кошачий концерт, но близнецы торопливо сказали что-то вроде "чёрт с вами, только заткнитесь!", и отпустили нас, выключив воду. Мы одновременно сели прямо на месте, придвинувшись друг к другу, обоих колотило от холода.        — Тогда какого чёрта вы сцепились? — Задал резонный вопрос Фред.        — Неважно... — Я криво улыбнулся, — эй, Рон, а я понял твой план. Мы теперь можем смело плестись в больничное крыло, а пока нас там будут латать глядишь я уже и к Снейпу и к Амбридж уже опоздаю, и их наказания придётся переносить.        — Обдащайдесь, сэд! — Рон, с той же кривой улыбкой отдал мне честь. Фред и Джордж переглянулись.        — Вам в больничное крыло и больше не наливать. И... Именем Мерлина даже мы не умудрялись заработать два наказания от разных преподавателей в одно и то же время, в первый же учебный день... Как ты это сделал?        Я вяло показал Фреду язык.        — Айда в кдыло, — Рон с трудом поднялся на ноги.        — Айда. Акцио очки. Репаро.— Я нацепил очки, предварительно вытерев скользкий от воды нос, и тоже попытался встать. Повело. Меня подхватил один из близнецов. Крепко же я треснулся затылком.        — Вы, оба, как вообще? — Спросил Фред.        — Нормально, — буркнул я, стукнув зубами от холода.        — Нет мозгов - нет сотрясений. — Поддержал меня Рон.        В больничное крыло мы отправились под мантией - всё таки странно бы мы выглядели, если бы просто так шли по коридорам, такие вот мокрые, окровавленные, дрожащие, с разбитыми костяшками и порванной одеждой. Для мадам Помфри мы ограничили версию событий падением с лестницы, и холодным душем, и хотя про драку она явно догадалась, спрашивать не стала. Она на многолетнем опыте отлично понимала, что если станет каждому ученику задавать вопросы, и докладывать деканам о их недоговорках, странных травмах, и явных следах драк и дуэлей, то они перестанут не калечиться, а ходить к ней за лечением. А поэтому, делала вид что поверила, даже когда мы пытались выдать ядовитый укус дракона за собачий, а последствия оборотного зелья с волосом кошки за шутку Слизеринцев.        Залатав нас, и написав мне объяснительную записку для учителей, она лишь посоветовала нам постараться больше не наворачиваться с лестниц так, чтобы они нас избивали, и отпустила. Раньше чем я надеялся если честно. Хотя я и опоздал на отработку у Снейпа, к Амбидж я опоздал всего на пол часа, и по правилам всё равно обязан был на неё явиться, при этом извинившись перед преподавателем. Так что я сейчас направлялся на четвёртый этаж.        Придя к кабинету я вздохнул, и стукнул в дверь. Костяшки отозвались саднящей болью, Мадам Помфри видимо принципиально игнорировала их, а мы не стали сами просить залечивать, иначе бы драка была слишком очевидной, а наше враньё слишком нахальным.        — Входите. — Сахарным голоском отозвалась Амбридж.        Я открыл дверь, и шагнул за порог.        Я помнил этот кабинет при каждом из четырёх его прежних владельцев. Пока здесь был Квирелл, кабинет был завешан дольками чеснока и пропах им, за исключением чего был абсолютно пуст; когда его занимал Златопуст Локонс, стены были оклеены его же собственными портретами и всё пропитано запахом дорогого волшебного одеколона; пока здесь обитал Люпин тут почти наверняка можно было увидеть какое-нибудь диковинное Тёмное существо в клетке или аквариуме припасённое для урока (запах в кабинете зависел от существа); при самозванце, выдававшем себя за Грюма, кабинет был набит разнообразными инструментами и приспособлениями для раскрытия тайных козней. В нём витал аромат лакированного дерева, впрочем, в этот период я запахи уже особо не выделял.        Теперь, однако, кабинет изменился до неузнаваемости. На все поверхности были наброшены ткани — кружевные или обычные. Стояло несколько ваз с засушенными цветами, каждая на своей салфеточке, а на одной из стен висела коллекция декоративных тарелочек с яркими цветными котятами, которые различались, помимо прочего, повязанными на шею бантиками. Котята явно предполагались как милые, но вышли такие мерзкие, что я ошеломленно пялился на них и пялился, пока профессор Амбридж снова не заговорила.        — Добрый вечер, мистер Поттер. Вы опоздали.        Я вздрогнул и обернулся. Не сразу заметил профессора. Её мантия с ярким цветочным узором уж слишком хорошо гармонировала со скатертью, и даже тонкий запах приторно-сладких духов и косметики возникавший у меня в носу при близком появлении Амбридж здесь наполнял всё помещение, и дополнялся ещё какими-то, дурманными и цветочными, напоминающими кабинет прорицаний.        — Добрый вечер, профессор Амбридж, — деревянным голосом отозвался я. — Я прошу прощения, вот записка из больничного крыла о причине моей задержки.        Тьфу, как заговорил! А ведь при подобном обращении к МакГонагалл или Флитвику мне так не противно...       — Ну что ж, садитесь. Но за опоздание я вас задержу. — Сказала она, показывая на маленький столик, покрытый кружевной скатертью, у которого она заранее поставила стул с прямой спинкой. На столике, явно дожидаясь меня, лежал чистый пергамент. — И если вы и в следующий раз опоздаете, то это уже кончится ещё одним вечером наказания. Вы наказаны, мистер Поттер, и если решите отлынивать, я вам не позволю.        — Вы... — Н-да. Моё счастье что Рон перед этим выбил из меня всю дурь, иначе я не знаю что бы я теперь наговорил. — Я был в больничном крыле! Потому что упал с лестницы, и ударился затылком. Я по вашему специально это сделал? И пришёл бы я к вам вообще если бы решил отл...        — Прекратить пререкания с учителем, мистер Поттер, иначе количество отработок удвоится. — Без особого выражения сказала Амбридж.        Наши взгляды скрестились.        — Извините. — Буркнул я.        — Теперь, мистер Поттер, вы напишете для меня некоторое количество строк. Нет, не вашим пером, — добавила она, едва я потянулся к сумке. — Вы воспользуетесь моим пером, специальным. Вот, пожалуйста. Я попросила бы вас написать: «Я не должен лгать», — мягко сказала она.        Я посмотрел на перо. Оно было длинное, тонкое, чёрное, с острым, как уголок лезвия канцелярского ножа, кончиком. Внутри заворочалось какое-то смутное, неприятное предчувствие.        — Сколько раз? — Спросил я, опять имитируя вежливость.        — Столько, сколько понадобится, чтобы смысл впечатался, — ласково улыбнулась Амбридж. — Приступайте.        Она отошла к своему столу, села и склонилась над стопкой пергаментов, которые скорее всего были сданными на проверку письменными работами. Я снова посмотрел на острое черное перо, но понял, что кое-чего не хватает.        — Вы не дали мне чернил...        — О, чернила вам не понадобятся, — заверила его профессор Амбридж с крохотнейшей смешинкой в голосе.        Не нравилось мне это...        Всё это было чувствовалось довольно сюрреалистично, возможно из-за лезущего в нос пересладенного аромата. Но Амбридж сверлила меня противным, липким каким-то выжидающим взглядом. Так и не поняв что это значило, я поднес острие пера к бумаге и, не зная что делать выцарапал:        «Я не должен лгать».        У меня вырвался судорожный, хриплый вздох. Начав царапать на пергаменте я заметил, но постарался не обращать внимания на странное саднящее раздражение в руке, но оно перешло в режущую боль. А те же слова, что оказались написанными на пергаменте чем то тёмно-красным, возникли и на тыльной стороне моей правой руки, будто вырезанные скальпелем. Не успел я отвести взгляда от свежих надрезов, как их затянуло гладкой кожей — осталась лишь небольшая краснота.        И словно это всё из-за дурмана мне померещилось. Кроме остатков саднящей боли. Я оглянулся на Амбридж. Она смотрела на меня, растянув в улыбке большой жабий рот.        — Да-да?        — Нет, ничего, — сказал я тихо.        Я снова посмотрел на пергамент, поднес к нему перо второй раз, написал: «Я не должен лгать» — и опять боль. Вновь слова были вырезаны на коже, и вновь надрезы затянулись секунды спустя.        — Вы пишите-пишите, мистер Поттер. — Сладенько сказала Амбридж.        И так пошло дальше. Я раз за разом выводил на пергаменте эти слова, выводил, как дошло до меня, не чернилами, а собственной кровью. Раз за разом невидимый скальпель вырезал эти слова мне на коже, которая потом затягивалась, но только до того момента, как я снова касался пером пергамента. Задержка, с которой сперва появлялись надрезы исчезла. Теперь, выцарапывая надпись на пергаменте переносимой на перо кровью, я именно что вырезал её на своём запястье, которое, вскоре, начало сводить.        За окном кабинета Амбридж стало темно. Я не спрашивал ее, когда это кончится. Я ни разу даже не поглядел на часы. Я чувствовал на себе её взгляд, она дожидалась от меня признаков слабости, и я не собирался их выказывать, хотя время странно плыло и растягивалось в сладковатом запахе исходящем от стоящей на столе ароматической свечи. Специально что ли? А больно как... Всё равно. Я не спрошу об окончании, не посмотрю на часы, пусть даже придётся просидеть тут всю ночь, вспарывая этим пером собственную руку...        — Подойдите сюда, — сказала она наконец.        Собрав раздербаненное времявосприятие, я подумал, что скорее всего прошло несколько часов. Я встал. Правую кисть сильно саднило. Опустив на нее взгляд, я увидел, что надрезы затянулись, но кожа всюду красная, воспаленная, и кое-где отслаивается.        — Дайте руку, — промолвила профессор Амбридж.        Я протянул ей руку. Она взяла ее в свою. Когда она дотронулась до меня толстыми пальцами-обрубками, на которые были надеты уродливые старомодные перстни, я с трудом подавил судорогу.        — Увы, увы, увы, результаты пока скромные, — сказала она, с наигранным сожалением, — Что ж, продолжим завтра вечером, не так ли? Можете идти.        Я, без единого слова, вышел из кабинета. В школе было совершенно безлюдно; глянув из окна на большие часы я увидел, что уже перевалило за полночь. Я медленно двинулся по коридору, но, повернув за угол и зная, что отсюда она уже не услышит моих шагов, бросился бежать.