Дети пустого города

       В каморку заглянул Филч, понять что за шум. Нотт просто кивнул на меня. Филч, видимо решив, что давно не бывав в этом кабинете, я забыл про то, что стулья тут с подвохом, на это лишь усмехнулся.        — Да, мистер Филч? — С вежливостью спросил Кармайкл.        — Ничего, проверяю что за шум. — Ответил он, ещё раз усмехнулся, и закрыл дверь.        Я, с немой яростью, уставился на здоровяка.        — Да так, — сказал он, в ответ на мой взгляд, — поговорить хотели.        Я зашевелил губами, активно играя мимикой, словно распинался о каком-то философском явлении.        — Мы хотели с тобой поговорить, а не чтобы ты с нами говорил. — Сказал Нотт, поняв мой "намёк". — Думали подойти где нибудь в коридоре при случае, но раз случай предоставился сейчас, то почему-бы и нет? Так ты не против поболтать?        Я закатил глаза, всем своим видом выражая фразу "ты серьёзно?". Если ты не в силах что либо предпринять попав в подобное положение - лучше всего просто вытерпеть ситуацию, сохранив, по возможности столько гордости, сколько удастся. К тому же когда смотришь на происходящее под таким углом, над ним легче иронизировать, так что можно даже самому поиздеваться над обидчиками. Правда что они тебе за это будет - уже следующий вопрос, но поводом отказать себе в удовольствии смотреть на эти рожи это для меня никогда не становилось, что, порой, заканчивалось для меня печально.        — Молчание - знак согласия. — Хмыкнул Эдди Кармайкл. — В данном случае оно ещё и по глазам прям читается...        Я, взглядом, спросил: "а тебе то до этого какое дело", но тот лишь усмехнулся.        — Как тебе новый профессор? — Спросил Слизеринец, что ранее не вступал в разговор, создавая, как и ещё несколько человек, находящихся здесь, впечатление обычной "статуи".        — Как учитель, конечно, полный отстой, да, — признал здоровяк, — но в целом тётка производит впечатление, а?        Я от души изобразил рвотный позыв.        — Похоже, на тебя произвела. — Усмехнулся Нотт. — Так вот она дело говорит. Не высовывался бы ты так часто.        - Я никогда нарочно не высовывался и не стремлюсь это делать, но и сидеть в стороне и смотреть как творится хрень я не собираюсь!        — В это входят не только твои вопли о возродившемся тёмном лорде, — сказал Нотт, похоже растерявшись на секунду из-за чего-то, но из-за этого только сильнее разозлившись, — настоятельно рекомендую: не лезь в мои дела с братом.        Я насмешливо двинул бровями. На Нотта это подействовало как красная тряпка на быка. Тот сорвался с места и треснул кулаками по спинке моего стула, рядом с моими плечами, наклонился надо мной, и заговорил, выделяя каждое слово:        — Я не шучу, мать твою, ясно тебе?!...       ...Вот мать мою попрошу не трогать.        — Это разборки семейные, это мой брат...       ...Был твой, стал наш, с того момента, когда поступил на Гриффиндор.        — МОЙ!!! И я имею право говорить с ним так, как хочу, я с ним всё равно разберусь, ясно тебе..?        ***        — Я с ним разберусь.        Дядя Вернон кивает разгневанной миссис Криспи, и берёт меня за плечо. Его тон сух и спокоен, но по тому с какой силой он стиснул пальцами мою руку, можно понять, что он в бешенстве.        — Да уж, надеюсь, — говорит миссис Криспи, поджав губы.       Кабинет директора начальной школы залит весенним солнцем. Его блики играют на всём, что хоть как-то в состоянии блестеть. За окном, внизу смеются первоклассники, играя на физкультуре в вышибалы. Вечный синяк на моём плече из-за постоянной чьей-нибудь хватки, опять болит под пальцами дяди. Хочется свободной рукой почесать шею, или прокашляться, чтобы убрать свербение в горле, но это лучше сделать, не на глазах директрисы, иначе на Тисовой мне ещё сильнее влетит. Так что я жду, когда дядя с ней раскланяется, и мы выйдем из кабинета, но при этом отчаянно этого не хочу, ведь это приблизит момент, когда мы окажемся в доме четыре.        Он говорит ей ещё что-то про то, что со мной непременно разберётся дома.        В горле скребёт. От ели сдерживаемого кашля левый глаз заслезился, и его снова стало неприятно дёргать.        Меня наконец дёрнули за плечо, надо было идти.        За окном опять смеются.        Я гадаю, что именно мне будет на Тисовой, и где именно в доме он начнёт со мной "разбираться". От этого зависит, какой именно предмет первым попадётся ему под руку в момент бешенства.        Мне не до смеха.       ***        Внутри меня нехорошо закопошилась злоба. Я окинул взглядом Нотта. Прикинул примерно своё положение. Чёрт возьми, ни по морде ни дать, ни на х*р послать... Оставалось одно...        Я снова вскинул брови, и беззвучно усмехнулся.        Нотт на миг замер, видимо не понимая к чему я это.        Давай, ударь меня, разве я не обнаглел?        Нотт замахнулся правой. Заранее ожидая удара, я сумел подавить инстинкт, требующий дёрнуть головой, а вместо этого оскалил зубы, и "поймал" удар так, чтобы он пришёлся по ним.        Ну, твёрдо?        Нотт морщился и шипел сквозь зубы, рассматривая рассаженные костяшки. Я втягивал носом воздух, сжав губы, стараясь унять нытьё уже своих зубов. Проведя по ним языком я ощутил знакомый солоновато-металлический привкус.        Нотт снова замахнулся...        — Нет, Тео. Сюда ведь скоро Филч заявится, ты забыл? Будет неловко, если последствия нашей беседы будут видны невооружённым глазом.        Он застыл с поднятой рукой.        — Но ты, Поттер, надеюсь, понимаешь, что будет, если мы решим подойти к тебе в более подходящее время. — Сказал "человек-статуя", что видимо на самом деле был авторитетом для остальных.        Нотт начал опускать руку.        Он всё ещё стоял очень близко к стулу где я сидел.        Зубы уже проходили.        Ладонь была на уровне моей головы.        Я, вместе со стулом, рванулся вперёд, и впился зубами в эту ладонь.        — А-а!!! Псих! Выпусти!!! Помогите, он ё**улся! — Орал Нотт       После секундного замешательства к нам тут же подскочили, и здоровяк сходу попытался отодрать меня от Нотта, но я только крепче вцепился зубами в его руку.        Вот так, нет, сильнее, ещё..!        Нотт взвыл от боли, больше не в силах орать что-то связное, мою голову оттягивали назад за волосы, кто-то додумался зажать мне нос, кто-то кидался какими-то хлёсткими чарами, но боль заставляла меня только сильнее сжимать челюсти.        Сильнее... ещё чуть-чуть... пусть хрустнет... пусть следующей на зубах будет уже его кровь... Есть!        Солоноватый привкус по рту усилился. Нотт взвыл ещё сильнее.        Вспышка очередного заклинания, только уже менее безобидного. Меня резануло по загривку, я словно подавился, но прежде чем я расцепил зубы, мои челюсти на миг наоборот стиснулись ещё сильнее, ладонь наконец-то хрустнула в зубах.        Есть..!        Стоп. Очнись!        Я, оторвавшийся от противника, тряхнул головой. Провёл языком по зубам, снова ощутив привкус металла и соли.        Прокусил-таки!        Почему это вдруг стало так важно?        — ...КАКОГО ЧЁРТА, КРЕТИН??? — Орал Нотт.        Но тут, с последним наказанным, заявился смотритель.        — Да, мистер Филч? — Снова спросил Эдди.        — Что происходит? — Спросил Филч, глядя, как вокруг Нотта собрались все стоячие.        Вот только по пробуй сейчас вякнуть, что мол это я такой шизофреник, и "как его вообще без намордника выпустили", а вы только пошутить хотели! Почти все здесь с вашего факультета, они естественно сделают вид, что ничего не было, Кармайкл тоже скорее всего, откажется высказываться, он никогда ни во что не лезет, предпочитает роль наблюдателя (его даже клиенты всегда сами находят), но хотя бы один из пуффендуйцев точно всё расскажет, вот только сейчас они, похоже, как и я, под селенцио...        — Я... значок своего кружка уронил... — Прерываясь, на хриплые, от боли вздохи, сказал Нотт, — мне случайно... на руку наступили пока я шарил по полу, искал... у меня кровь... из под ногтя... я отойду в крыло? — Спросил Нотт.        — Ну отойди. — Недовольно разрешил Филч, увидев, что с руки Нотта и в самом деле капает кровь. — Но правила ты знаешь. Не вернёшься - из школы вылетишь. Остальные - сесть. Ты тоже, Нажил...        — Меня зовут Найджел! — Звонко перебил второкурсник-Львёнок, пока один из Слизеринцев статистов, курса с седьмого, произнося контр-заклинание одними губами, снимал со всех связанных заклятье селенцио.        — Чего? А фамилия?        — Натан.        — Ну какая разница?! Нажил - Натан! Всё равно сядь!!! Итак...        И Филч принялся за привычные разглагольствования на тему его излюбленных запрещённых наказаний.       ***       Тем временем в Больничном крыле Хогвартса        — Мадам Помфри? — Позвал Теодор Нотт.        Медсестра появилась из-за ширмы, направилась к Слизеринцу.        — Ну, что случилось?        — Да вот, запястье отдавили сильно. — Запинаясь, пробормотал Нотт.        Мадам Помфри изумлённо вскинула брови, увидев запястье.        — Вы уверены? — Только и смогла произнести медсестра.        — Возможно не совсем. — Уклончиво ответил студент.        Мадам Помфри покачала головой, жестом велела дать ей повреждённую руку и принялась исследовать запястье. Было чему впечатлиться. С обеих сторон, на ладони парня была свежая, расплывчатая, синюшная гематома по форме подковы, по её середине шли отпечатки зубов. В этих отпечатках были продавленные ранки, сочащиеся кровью. Ладонь стремительно опухала. Из-за всего этого, и из-за чего-то ещё, ускользающего от глаз чуждых к медицине людей, запястье выглядело слегка неестественно, деформировано...        Чем дольше мадам Помфри изучала кисть Нотта, тем большее изумление, непонимание, и даже испуг, отражались на её лице.        — АУУШШ!!!        Нотт зашипел от боли, когда чуть надавила на особо больное место пальцами.        — Ну, дорогой мой... — медленно сказала мадам Помфри, поводив над запястьем палочкой, — переломы двух костей кисти... трещина в третьей... чем же это вам её так отдавили?        — Да так... — Студент заметно растерялся. — А что?        — Да так, мистер Нотт, просто поверьте мне, ведь... челюсти обычного человека с такой силой сжиматься не могут.        — А... чьи могут? — Резко спросил Нотт.        — Человека, — мадам Помфри явно сомневалась, стоит ли это говорить, или лучше сказать когда Нотт признается кто это был, — усиленного, например магией, зельем, болезнью, особенностью организма... Но вам ведь это не интересно, мистер Нотт, запястье ведь просто отдавили? — Сказала та, с насмешкой.        — А... Д-да, мадам Помфри. — Сказал Нотт.        Мадам Помфри вылечила его руку, хотя и замотала запястье эластичным бинтом, чтобы "не напрягал". Нотт вежливо поблагодарил её, и ушёл, думая о случившемся и не зная, что новая запись о попытке сокрытия студентом причины его травмы в дневнике медсестры подчёркнута красным, и обведена как особо опасный случай.       ***        Отвязав всех от стульев (наконец-то, блин, я затёк весь!), Филч провёл нас, а так же вернувшегося из крыла с забинтованной рукой Нотта, к Снейпу. Я по дороге растирал след от того последнего заклятья на загривке, который довольно сильно саднило. Эти пару часов я ели вынес, впрочем и не ожидал ничего другого от Слизеринцев во главе с деканом. Снейп не напоминал о перепалке в классе, но я почему-то не удивился, когда Нотт чуть ли не на глазах подменил мой котёл на свой, почти не начатый, а когда я попытался возмутиться и поменять котлы обратно, то потерял баллы и получил выговор за отлынивание.        Когда я почти что отчистил этот котёл, кипя от ярости, мне вдруг подсунули ещё один. Слизеринец-авторитетная-статуя нахально усмехнулся. Когда они в третий раз повторили этот фокус я не выдержал, и с силой надел этот котёл на голову "статуе", за что потерял пятьдесят баллов. Этот котёл правда всё равно пришлось чистить, теперь ещё и от рвоты вдохнувшего дивный аромат Слизеринца. Потом я ещё и получил втык за "медлительность", ведь каждый должен был начистить по пять котлов, а мне четыре почти оттёртых котла засчитали за один (да, я потом чистил ещё три). Мои пальцы потрескались от длительной работы со средством миссис Чистикс без перчаток.        Следующим нашим заданием оказалось натирание наград без особого присмотра. Видимо это должно было носить воздействие психологического характера, мол эта табличка могла бы быть в твою честь, а вместо этого ты оттираешь её от налёта какой-то вонючей химозой. Судя по всему на самых младших: третьекурсника с Пуффендуя, первокурсника со Слизерина, и нашего Найджела, это производило эффект. Я лишь мысленно и беззлобно посмеивался над ними, начищая чей-то кубок почти без добавления средства (я умел работать с металлами практически не используя очистителей.). На одной из новых наград было моё имя. За особые заслуги перед школой. Натирать её было ещё не надо, она появилась два с лишним года назад, а заговорённый металл так быстро не тускнеет, но я-то помнил и даже увидел мельком, когда мы проходили мимо. Рядом, такая же доска с именем Рона. В тот день когда мы получили их, Рон впервые по настоящему превзошёл всех своих братьев, получив награду, которой не было ни у кого и них. Мы были тогда второкурсниками, такими, как тот же Найджел, только мы заканчивали курс, а этот начинает...        — Эм... Г-Гарри!        Ну вот, вспомни солнце - вот и луч.        — Чего, Найджел? — Спросил я.        Обычно я не позволял кому-то, кроме более-менее близких друзей называть меня по имени. Разве что, если придётся какое-то время взаимодействовать, мог сказать, что мне без разницы и потом терпеть. Найджел же, был из тех людей, которые со всеми общаются по свойски не спрашивая разрешения, но он не навязывался и почти не пялился на мой шрам, так что на него я не ругался. Сейчас же он был одним из тех, кто меня не избегал, но при этом не лез, из-за чего я бы даже рад его компании, хотя до этого момента мы тут словом не обмолвились.        — Эти... они творят что-то странное. — Тот указал на Слизеринца-здоровяка, Слизеринца-статую, и Кармайкла, бросивших вёдра-тряпки и обсуждавших что-то, с подчёркнутыми покерфейсами. Нотт стоял рядом, словно на стрёме. Как-то нехорошо это было.        Я коротко кивнул Найджелу, жестом велел ему оставаться на месте и бесшумно двинулся к компании.        Шаг, шаг, шаг... Зал с кучей золотых, серебряных, бронзовых табличек, статуэток и кубков... Трое подростков совсем рядом со мной... Последний раз я так где-то с пол года назад делал, пригождается же иногда, чёрт возьми!        — ... я уже сказал. Двойная оплата, и точка.        — С какого это Мерлина, в который раз спрашиваю?        — А я в который раз отвечаю, я не рассчитывал, что книгу нельзя будет взять. Вы сказали, что информация будет в запретной секции, но о том, что книга из тех, которые нельзя выносить, и с которыми даже копирующее заклинание не работает, как бы тоже надо как-бы упоминать!        — Мы то откуда знали? Мы заказали у тебя информацию, объяснили где её искать, мы решили платить за это тебе, потому что у тебя хорошая репутация, а ты даже не предупреждаешь о таких надбавках в цене...        — Мне плевать, почему вы заказали информацию у меня! Вы это сделали, я предоставляю, я ради этого пять страниц из книги в ручную переписывал, если вы отказываетесь за это платить, но можете считать, что я вам анонимность уже не гарантирую. А это для вас чревато, учитывая то, о чём вы хотели узнать.        — Ну и что? Нам чисто для теории...        — Ага, для теории! И вы ради пополнения чисто теоретических знаний согласились отдать кругленькую сумму за то, чтобы получить фолиант из закрытой секции библиотеки, или хотя-бы пять конкретных страниц, где никакой теории нет, есть только инструкция по созданию и зачарованию одной довольно не безобидной штучки.        Возникла пауза.        — Понимаю, так себе ситуация вышла, но мы и так тебе платим пятнадцать галлеонов, плюс прибавка за то, что мы назначили такие меры конспирации, а ещё что-то... это грабёж!        — Ладно, надбавка за охренительное место сделки не удваивается, удваивается только плата за саму инфу. Максимум того что я готов уступить.        — А читал ты, в сборнике магических историй разных народов мира, сказку о рыбаке и рыбке? — Прищурился "статуя".        — Спасибо за сравнение с золотой рыбкой, но...        — А я думал Когтевранцы умные. — Усмехнулся Нотт.        — Вот сумма, как договаривались, и подавись ты этим. — Закончил "Статуя".        — То есть анонимность вам не нужна?        — Ты всё равно её сохранишь, если не хочешь неприятностей.        — Ну нет уж, так мы не договоримся...        — Фоули, действуй, он слов не понимает.        Кивнув, здоровяк Фоули засадил Эдди в живот, после чего, к моему изумлению, начал методично и совершенно по-маггловски его избивать. Когда мы с Роном нарвались на эту отработку на втором курсе, тут тоже постоянно творилась какая-то дичь, но я от неё как-то отвык. Кармайкл вскрикивал и неумело пытался сопротивляться. Свиток пергамента, который он и собирался передать Слизеринцам в обмен на деньги, выпал у него из рук, и откатился в сторону, его поднял "авторитетная статуя".        — Не шуметь, — Велел он другим отрабатывающим "статуям", что повернулись к ним на звуки, — а то Филч придёт, никому от этого лучше не будет.        Послушаться или нет?        Не то чтобы я жалел Эдди, ему то всегда на всех было пофиг, но мне не нравилась ситуация в целом. Ведь чего бы там Слизеринцы не задумали, ничего хорошего от фокусов с информацией из запретной секции в их исполнении ожидаться не могло.        Чем же вызвать шум, не привлекая внимания напрямую?        Нужно было, чтобы шум был не с моей стороны. На своё счастье, я осознал, что так и не положил на место кубок, который чистил, когда ко мне подошёл Найджел. Он до сих пор был у меня в руке.        Гора потускневших медалей, сваленная на стол; металл в пальцах, металл выскальзывает из пальцев в броске, тяжёлый кубок летит в направлении стола.        Оглушительные грохот и звон стали результатом.        — Вы что там творите??? — Раздался вопль Филча из какого-то из недалёких отсюда коридоров.        — Какого хрена?! Кто это сделал?! — Заорал Фоули.        — Я наверное. — Саркастически сказал я, решив раскрыться.        Плёнка изменённого состояния лопнула, как мыльный пузырь.        Что ни говори, а я никогда не мог перестать наслаждаться физиономиями людей, что пытались понять как они не обратили внимание на то, что к ним подошёл, и стоит рядом уже какое-то время, человек.        — Какого чёрта ты тут делаешь?! — Спросил "статуя"        — Стою.        Блин, а ведь мог бы поиронизировать. Мол, то они спрашивают кто это делает, то спрашивают что он вообще делает...        — Мы заметили! — Рявкнул Нотт, и ринулся на меня, но я, даже толком не включившись, отскочил в сторону.        — Насколько давно?! — Крикнул я, зная ответ.        — Что здесь происходит?        Это ворвался Филч.        — Да ничего особенного. Поттер поскользнулся и врезался в стол с медалями. — Наскоро придумал "влиятельная статуя".        — Ага. — Меня как толкнуло всё не уходящее мстительное вдохновение. — Это из моей сумки выпало, кстати. Спасибо, что поднял. — Сказал я, забирая из рук приофигевшего от моей наглости "Статуи" свиток.        Эдди, только отдышавшийся, изумлённо поперхнулся.        Филч, пошаркавший было от нас прочь, проверять остальных работающих, обернулся на этот звук.       — Да, мистер Филч? — С готовностью спросил я, прежде чем кто-либо успел возразить.        — Ничего. Иди чисти давай!!! — Рявкнул смотритель.        — Непременно.        Кивнув, я как можно скорее двинулся к своему кубку, у которого меня ждал Найджел.        — Правда, как ты это сделал? — Спросил Найджел.        — А что я сделал? — Вздохнул я.        — Ты просто... подошел к ним..! — Найджел всё равно продолжал пытаться объяснить мне это. — Все видели как ты к ним идёшь, и я видел, но это было словно бы... нормально... я искал тебя глазами, но когда находил, то... это я сейчас помню, что находил... а тогда... я тебя видел, но... — Окончательно запутавшись Найджел непонимающе посмотрел на меня.        — ...но я тебя не интересовал. — Закончил я. — Ты просто не воспринимал того меня, который шёл к компашке, как меня, которого ты пытался разглядеть. Я был для твоего восприятия чем-то непримечательным, предметом мебели. — Я усмехнулся. — И для остальных тоже. Когда я обратил на себя их внимание, они вспомнили, что давно уже меня увидели, просто не отреагировали на то, что их слушают, потому и взбесились. Непонятное часто пугает.        — Да! Но как..?        — А вот так.        — А почему ты так не делаешь, когда все на тебя смотрят в коридорах? — Спросил он.        — Потому что потом они тоже могут начать задавать вопросы. Странно, знаешь ли, стабильно вспоминать, как человек, на которого ты в упор смотрел просто ушёл, а ты потерял его взглядом, словно тот растворился. Особенно если человек этот один и тот же. Да и вообще... в общем это для других ситуаций.        — И об этом молчать как камень? — Задал риторический вопрос Найджел.        — Да нет, — я улыбнулся, — можешь кому угодно рассказывать, у тебя даже описать это нормально не выйдет. Да ты не вози этим комком тряпки по бронзе, тебе так даже средство не поможет, намотай на пальцы и драй нормально!..        Остальное время отработки прошло на удивление мирно. От Слизеринцев я старался держать дистанцию. Так как при их попытке подойти и выяснить отношения как только Филч отошёл, я снова поднял шум, тот от нас больше не отходил, чтобы мы не разнесли помещение. Когда он передал нас МакГонагалл стало ещё проще, та попросила нас помочь подготовить кабинет для очень важного практического занятия с шестикурсниками, и я просто встал от них подальше. Профессор трансфигурации конечно не могла не заметить, что они пытаются ко мне подойти и пару раз пресекала попытки. Даже тихо спросила, всё ли у меня в порядке, когда передавала нас учителю заклинаний. Я понимающе кивнул и сказал, что особая помощь не нужна.        Потом мы помогали Флитвику. Время было обеденное и я ощутил, как меня тронули за плечо. Из пустоты, а точнее из под моей-же мантии-невидимки, высунулась заляпанная веснушками рука с бумажным пакетом, внутри которого прощупывался сэндвич, а когда я его забрал тут же высунулась снова, с термосом. Передав его мне и стукнувшись со мной кулаками, рука исчезла, а я сунул еду в сумку, чтобы дождаться момента.        После этого мы переразбирали и чистили телескопы на астрономической башне.        Потом подрезали больные ветки у гибрида магического подвида гортензий и обычных роз. Из-за того, что меня часто заставляли ухаживать за растениями на Тисовой, я справился быстрее остальных, и получил от довольной результатом профессора Стебль разрешение отдохнуть на подоконнике, где и захомячил свой-Ронов сэндвич. Хотя, Рон, скорее всего, попросил сделать его Гермиону или Джинни - сами мы так бы не заморочились.        По каким-то неуловимым признакам - по хрустящим тостам, которые мы сами так поджаривать не умели; по куче аккуратно-тоненьких помидорных и огурцовых кусков-кружочков в начинке; по тому, как аккуратно было всё нарезано; по наличию соуса было ясно, что сэндвич был сделан девчонкой. Скорее даже Джи, судя по фирменно-Уизлевскому быстрому чесночному соусу и лимонному леденцу в салфетке, вместо характерной для Гермионы зубочистки. Впрочем, я не возражал - это был приятный сюрприз. Как, скорее всего, и для большинства мальчишек, недостаточный, чтобы пытаться так готовить самому; но достаточный, чтобы впиваясь зубами в хрустящий хлеб и чувствуя тут же хлынувший на язык сок начинки, чуть ли не урчать от голодного удовольствия.        После этого мы помогали Граббли-Дёрг с устроившими бадабум в своём вольере низзлами. Это были словно обычные коты, но при этом с более яркими цветами шерсти, агрессивнее, а ещё они умели улыбаться, и даже растворяться в воздухе на какое-то время. В другое время я радовался бы, но без Хагрида здесь было совсем не так.        Последнее задание было под присмотром Филча. Тот запер каждого в отдельный кабинет со шваброй и ведром, и сказал, что мы сможем идти, когда тот решит, что пол вымыт "сносно".        Это была наглая ложь. Ему нужен был идеально вымытый пол. Я был уже вымотан вдрызг, я ели на ногах держался от усталости, но мне всё равно пришлось себя собрать, и драить эти чёртовы половицы, прикладывая все усилия. Ещё и тряпку на швабре надо было выжимать вручную, а вода ледяная! Не представляю, как чувствовали себя остальные, если и не проведшие всю жизнь в мире волшебников, то уж точно не занимавшиеся какой-то работой по дому постоянно. Их, скорее всего отпустят уже перед самым отбоем и потому что "всё равно нихрена не умеют, толку ноль, бестолочи!". Я же, хоть и с третьего раза, но получил разрешение "валить ко всем чертям", и, естественно, сразу свалил.        В Доме Гриффиндора все были слишком умиротворены, чтобы пялиться на меня. Никто даже не оглянулся на звук открывающегося портрета. Я скинул сменные полуботинки и прошёл к нашему любимому громадному, разложенному дивану, на котором расположились, видимо заняв это место первыми благодаря Гермионе, все Уизли с ней во главе, а так же Невилл, и, как ни странно, Альк. Все что-то писали на приложенных к книгам и планшетам пергаментах, изредка макая перья в висящие в воздухе чернильницы-непроливашки. Правда далеко не все они были заняты домашкой - близнецы вели какой-то список, а Джинни вообще что-то рисовала, как постоянно делала, чтобы отвлечься. Я улыбнулся, и коротко поприветствовал их, подойдя к дивану - на длинные предложения не было сил. Мне ответили тем же - тёплыми улыбками, кивками, и короткими: "ага, привет".        — Как дела, — спросил Рон, рассеянно.        — Нормально. — Сказал я и скинул с плеча сумку. Об украденном свитке при Гермионе решил не рассказывать.        — Сильно устал? — Спросила Гермиона. — Хотя, можешь не говорить, у тебя в глазах всё написано.        — Когда люди перестанут постоянно читать мои глаза? — Спросил я, бухнувшись на диван лицом вниз.        — Очевидно, когда ты станешь чаще говорить правду в слух? — Сказал Рон.        — Зану-уды... — Я лениво потянулся, неосторожно задев ногой Живоглота, который воспринял это как вызов, стянул с меня носок, и стал на него охотиться. Я стянул ногой второй носок, и с удовольствием зарылся в плед босыми ногами.        — Так значит ты готов, что речь пойдёт о том, почему бы тебе не заняться уроками и успеть сделать хоть что-то сегодня? — Невинным тоном спросила Гермиона.        Я посмотрел на неё замученно и с недоумением.        — Лучший отдых - смена деятельности. — Пожала она плечами.        — Короче вот, — сказал Рон, швыряя в меня свою сумку. — Третий свиток справа, чернильница в кармашке, перо-пергамент призовёшь, держи и списывай.        Я поймал сумку, с улыбкой глядя на Гермиону. На её лице появилось неизъяснимое выражение, говорящее о том, что она разрывается между сочувствием, и правилами.        Близнецы притащили чипсы и ледяное хвойное пиво. Шипучий, шишечный, пахнущий хвоей напиток. Алкоголя, как и в сливочном, в нём было немного, но из-за каких-то тонкостей приготовления эти напитки, продающиеся с двенадцати лет и способные как следует опьянить только маленьких детей да эльфов, назывались гордым словом "пиво". Я полулежал на диване в гнезде из пледа, диванных подушек и людей. Мы с Гермионой с двух сторон повалились на Рона, тот вытянул ноги, и положил их на Джинни, которая уже перестала рисовать, и писала что-то по истории магии, облокотившись сбоку на мои колени, одна её нога была подтянута, а вторая лежала на груди недовольного этим обстоятельством Фреда, однако когда тот начинал возмущаться тут же просыпался сопящий Джордж, и напоминал близнецу, о том факте, что вообще-то тот сам лежит на нём. Лишь Невилл и Альк постеснялись участвовать в этом клубке рук и ног, Невилл писал на стоящем рядом столе, а Альк несмело притулился с краю к Гермионе.        Я пил хвойное из стеклянной бутылки, грыз чипсы (то же самое, переодически отрываясь от своих занятий, делали и остальные, даже Джордж периодически "лунатил"), и списывал у ребят, стараясь не перекатывать всё под частую: наши учителя были слишком умны, чтобы не заметить такого.        Такая уж тут была система на всех уроках, кроме защиты от тёмных искусств, зельеварения, прорицания, и истории магии.        Объясняли чаще всего интересно, по фактам, и довольно понятно, но и учить заставляли всерьёз, за несделанную домашку или невнимание на уроке без веских на то причин влетало крепко, и списывания, по крайней мере откровенного, никто не позволял. Так же, например, как количество еды на ученика никто не ограничивал и каждый мог съесть сколько угодно; но вот только вымотавшись на уроках да намотав за день километры бытрго шага и беготни по всем этим бесконечным лестницам и переходам, когда только надземных этажей было восемь, а вглубь замок кое-где уходил примерно настолько же, такая благость казалась уже не даром, а суровой необходимостью. Ученики тарелками сметали со стола еду, но при этом в замке не было ни одного по настоящему толстого студента, все первокурсники, даже что приехали пухляшами, быстро вытягивались и крепли.        Я читал сочинения Рона и Гермионы, и абзацы с общим смыслом переписывал своими словами. На такое Гермиона согласилась, при условии, что я буду максимально вникать.        Я думал, что займусь уроками не раньше чем завтра после завтрака, но здесь мне было уютно. Особенно когда я с травологии, на теоретической части       которой чувствовал себя весьма неуверенно, перешёл на заклинания, где хорошо ориентировался. Они были для меня не то чтобы любимым предметом, но нравились, и были не очень сложными. Мне нравилось, в какой-то степени, даже лазать в их корнях и сути. Это как раз было задание по составлению нужного заклинания путём складывания ключевых слогов по формуле. Обычно мы в эти дебри углублялись на трансфигурации, только вот там мы закапывались чуть ли не до каждой отдельной буквы, что было, конечно, жутко интересно, но при этом безумно сложно. А здесь же, как я считал, в самый раз.        Мы любили вот так подолгу сидеть на креслах, или на диване в гостиной, поближе к камину. Мы здесь делали домашку, читали учебники по истории магии, играли в волшебные шахматы, карты и плюй-камни, болтали между собой. Я любил нашу большую гостиную, с её большим камином, тремя диванами, кучей мягких кресел, и парой столов. Освещение было неяркое, а все, кто что-то писал или читал, выпускали карманных светлячков или наколдовывали себе шарики света. На мягком ковре было очень приятно стоять босыми ногами, и по этому в небольшой прихожей вечно была свалка из почти одинаковых пар обуви, скреплённых шнурками между собой, и обычно с подписанными подошвами, или какими-то ещё отличительными знаками. В холодное время это были сапоги, а в более тёплое - полуботинки. И то, и то было не то чтобы форменным, но разрешалось только в четырёх вариантах, говорят, после того, как в семидесятых или восьмидесятых студенты начали пытаться перещеголять друг друга с помощью обуви - единственного предмета одежды, который могли носить какой угодно. Впрочем и сейчас никто не сдался. На всех парах обуви были какие-то наклейки, нашлёпки, шипы, утолщённая магией подошва, заплаты из драконьей кожи, вырвиглазно-яркие шнурки и так далее.        Остальные студенты расходились, кто-то уходил спать, кто-то делать домашние задания в Учебных комнатах, где стояли столы, стулья и книги со справочниками, но мы любили заниматься именно здесь, зачастую оставаясь в гостиной позже всех остальных. Я то снова погружался в формулы заклинаний, то задрёмывал, положив голову на подтянутые к подбородку колени, или откинув на плечо Рона. Джинни, уютным теплом давившая мне на ноги, уже ушла спать, близнецы тоже куда-то отошли. И Невилл. Альк оставался с нами довольно долго, сперва писал, а потом просто смотрел в огонь. Но потом мы остались в гостиной совсем одни.        — Заканчиваешь? — Спросила Гермиона у Рона, писавшего ответы на вопросы по астрономии.        — Нет. — Лаконично ответил Рон.        — Самый большой спутник Юпитера - Ганимед, а не Каллисто, — она показала пальцем на строчку в сочинении Рона, — а вулканы — на Ио.        — Благодарю. — Буркнул Рон, зачеркивая ошибку.        — Извини, я просто...        — Ну да, заговариваешь только чтобы критиковать...        — Рон...        — Некогда мне слушать нотации, ясно? У меня тут работы по горло.        — Да посмотри!        Гермиона показала на ближнее окно. Снаружи на подоконнике стояла красивая сипуха и смотрела на Рона.        — Не Гермес ли это? — С сомнением Гермиона.        — Ух ты, он! — Тихо сказал Рон и вскочил, бросив перо. — С чего это Перси мне пишет?        Он открыл окно, Гермес влетел в гостиную, опустился на сочинение Рона и протянул лапу с привязанным письмом. Рон снял письмо, и птица тотчас улетела, оставив чернильные следы на рисунке Ио. Рон прочел надпись на свитке: «Рональду Уизли, Гриффиндор-Хаус, Хогвартс», и сел на диван.        — Почерк Перси. — Он поднял глаза на меня и Гермиону.        — Ну, что?        — Открывай! — Нетерпеливо сказала Гермиона, и я кивнул.        Рон развернул свиток и начал читать. Чем дальше скользили его глаза по свитку, тем сильнее он хмурился. Когда закончил, на лице его было написано отвращение. Он бросил письмо мне и Гермионе. Мы наклонились друг к другу, и прочли его вместе.        "Дорогой Рон! Я только что услышал (не от кого иного, как от самого министра магии, который узнал это от твоей новой преподавательницы, профессора Амбридж), что ты стал старостой Дома Гриффиндора в Хогвартсе. Я был приятно удивлен этой новостью и раньше всего хочу тебя поздравить. Должен признаться, я всегда опасался, что ты пойдешь, если можно так выразиться, «дорожкой Фреда и Джорджа», а не по моим стопам, поэтому можешь вообразить, с каким чувством я воспринял известие о том, что ты перестал пренебрегать требованиями руководства и взял на себя реальную ответственность.        Но хочу не только поздравить тебя, Рон, я хочу дать тебе некоторые советы — почему и посылаю это письмо ночью, а не, как обычно, утренней почтой. Надеюсь, ты прочтешь его вдали от любопытных глаз и избежишь неудобных вопросов. Из того, что говорил мне министр, сообщая о твоем назначении, я заключил, что ты по-прежнему часто общаешься с Гарри Поттером. Должен сказать тебе, Рон: ничто не угрожает тебе потерей значка больше, чем продолжающееся братание с этим учеником. Не сомневаюсь, мои слова тебя удивят, и ты, безусловно, возразишь, что Поттер всегда был любимцем Дамблдора, — но должен сказать тебе, что Дамблдор, вероятно, недолго будет оставаться во главе Хогвартса, и влиятельные люди совсем иначе — и, наверное, правильнее — оценивают поведение Поттера. Распространяться не буду, но если ты просмотришь завтрашний «Ежедневный пророк», то получишь хорошее представление о том, куда дует ветер... и, быть может, наткнешься на имя твоего покорного слуги!        Серьезно, Рон, нельзя, чтобы считали, будто вы с Поттером одного поля ягода. Это может очень повредить тебе в будущем — я имею в виду и карьеру после школы. Как тебе должно быть известно, поскольку в суд его провожал наш отец, этим летом у Поттера было дисциплинарное слушание перед Визенгамотом в полном составе, и прошло оно для него не лучшим образом. Его оправдали чисто формально, если хочешь знать мое мнение, и многие, с кем я говорил, по-прежнему убеждены в его виновности. Возможно, ты боишься порвать отношения с Поттером - я знаю, что он бывает неуравновешен и даже буен, но, если ты обеспокоен этим или заметил еще что-то тревожащее в его поведении, настоятельно рекомендую тебе обратиться к Долорес Амбридж. Эта замечательная женщина, я знаю, будет только рада помочь тебе советом.        Перехожу ко второй части. Как я уже заметил выше, режиму Дамблдора в Хогвартсе, возможно, скоро придет конец. Ты должен быть предан не ему, а школе и Министерству. Я с огорчением услышал, что в своих попытках произвести в Хогвартсе необходимые изменения, которых горячо желает Министерство, профессор Амбридж встречает очень мало поддержки со стороны персонала (впрочем, с будущей недели ей станет легче — смотри опять-таки завтрашний номер «Ежедневного пророка»!). И скажу ещё: ученик, выказавший готовность помочь профессору Амбридж сегодня, года через два получит очень хорошие шансы стать старостой школы!        Жалею, что редко виделся с тобой этим летом. Мне больно критиковать родителей, но боюсь, что не смогу жить под их кровом, пока они связаны с опасной публикой из окружения Дамблдора. (Если надумаешь писать матери, можешь сообщить ей, что некий Стерджис Подмор, близкий друг Дамблдора, недавно заключен в Азкабан за незаконное проникновение в Министерство. Может быть, это откроет ей глаза на подлинную сущность мелких преступников, с которыми они теперь якшаются.) Считаю большой удачей для себя, что избежал позорного общения с такими людьми — министр проявил ко мне величайшую снисходительность, — и надеюсь, Рон, что семейные узы не помешают и тебе понять всю ошибочность взглядов и поступков наших родителей. Я искренне надеюсь, что со временем они сами осознают, насколько они заблуждались, и, если настанет такой день, с готовностью приму их извинения.        Пожалуйста, обдумай хорошенько всё, что я здесь написал, в особенности о Гарри Поттере, и еще раз поздравляю тебя с назначением старостой.        Твой всё ещё любящий брат, Перси."        Я повернулся к Рону.        — Ну что ж... — Сказал я с широкой улыбкой, словно воспринял все это как шутку. — Если хочешь... Что там у него? — Я заглянул в письмо. — Ага, порвать со мной отношения, клянусь, я не буду буянить...        — Дай. — Рон протянул руку. — Он... — Рон разорвал письмо пополам, — ...самый... — разрывая на четыре части, — ...большой... — разорвав на восемь, — ...гад, — разорвав на шестнадцать, — ...на свете. — С силой швыряя обрывки в камин. — Давай, я хочу до утра с этим закончить. — Он подтянул к себе сочинение по астрономии.        Гермиона смотрела на него со странным выражением.        — Дай-ка сюда. — Вдруг сказала она.        — Что? — Удивился Рон.        — Дай мне. Я их посмотрю и исправлю.        — Серьезно? Гермиона, ты наша спасительница, — сказал Рон. — Что я могу для тебя?..        — Ты можешь сказать: «Мы обещаем, что завтра не будем волынить с домашними заданиями до ночи». — Она протянула обе руки за сочинениями, но вид у нее был веселый.        — Спасибо большое... — Слабым голосом сказал я.        Я призвал из спальни и отдал ей своё сочинение по астрономии, которое сделал вчера, снова опустился в кресло и потер глаза.        Было уже за полночь, гостиная опустела, остались только мы трое и Живоглот. Скрипело перо Гермионы, исправлявшей наши сочинения, шуршали страницы справочников, по которым она проверяла факты. У меня внутри было странное, жутковатое ощущение пустоты, вызванное отнюдь не усталостью, а письмом, в виде черных хлопьев догоравшим в камине.        Я знал, что половина народа в Хогвартсе считает меня странным, если не сумасшедшим; я знал, что «Ежедневный пророк» из месяца в месяц поливал меня грязью, но, прочтя то же самое в письме Перси, прочтя, что Рону советуют порвать со мной или даже доносить на меня профессору Амбридж, я осознал свое положение с пугающей ясностью.        Я три года учился с Перси, жил у него в доме во время летних каникул, делил с ним палатку на чемпионате мира по квиддичу. Перси объяснял мне-первокурснику про разных учителей, помогал нам с Роном с первыми в нашей жизни формулами трансфигурации, поставил мне высший балл за второе испытание на Турнире Трех Волшебников.        Теперь Перси считает меня психически больным и, возможно, буйным.        Волна сочувствия к крёстному захлестнула меня с головой. Среди моих знакомых Сириус, наверное, единственный, кто мог бы действительно понять что творится у меня внутри. Он сам в ещё худшем положении. В волшебном мире чуть ли не все считают Сириуса страшным убийцей, приспешником Волан-де-Морта, и с этим ему пришлось жить с этим тринадцать лет...        Я заморгал. Привиделось мне в огне то, чего там не могло быть. Мелькнуло и исчезло.        Нет... невозможно... наверное померещилось, потому что я думал о Сириусе...        — Перепиши это, — сказала Гермиона Рону, толкнув к нему сочинение и исписанный ею самой листок, — и добавь заключение, которое я написала.        — Гермиона, честно, ты самый прекрасный человек на свете, — пролепетал Рон, — и если я когда-нибудь опять буду с тобой груб...        — Я пойму, что ты снова стал самим собой, — закончила Гермиона. — Гарри, у тебя все нормально, кроме этого вот, в конце... Ты, наверное, не расслышал профессора Синистру. Европа на Землевидной дальней планете J покрыта льдами, а не львами... Что с тобой?        — Всё нормально. — Я подошёл к камину и сел рядом на корточки.        — Гарри, что такое? Почему ты там?        — Да так, я просто... СИРИУС!        Это в огне камина снова оказалась голова Крёстного.