Дети пустого города

       Мы ожидали увидеть Амбридж на первом же уроке, но её не было в Снейповском подземелье на сдвоенном уроке зельеварения, где моя работа о лунном камне была возвращена мне с жирным «О» в правом нижнем углу.        — Я проставил вам такие оценки, какие вы получили бы за свои работы на экзамене СОВ, — с самодовольной усмешкой объяснил Снейп, раздавая работы, — дабы у вас было реальное представление о том, чего вам ожидать на экзамене. — Он круто повернулся и стал лицом к классу. — В целом, уровень работ кошмарный. На экзамене большинство из вас провалились бы. Надеюсь, что вы будете усерднее в работе над следующим заданием: о видах противоядий против животных ядов. Иначе болваны, удостоенные неудовлетворительной оценки, будут оставлены после уроков.        Малфой заржал и театральным шепотом произнес:        — Хах, а кое-кто схлопотал нолик.        Увидев, что Гермиона скосила глаза, силясь увидеть мою отметку, я быстро засунул сочинение в сумку. О своем достижении предпочел умолчать.        Твердо решив, что не дам Снейпу повода прикопаться ко мне на этом уроке, я трижды перечёл каждую строчку указаний на доске, прежде чем приняться за дело, а ещё старался максимально не отвлекаться на посторонние мысли, чтобы не вышло как в прошлый раз. Какого чёрта это тогда было я так и не понял, но меня, если честно, это малость напугало; да я и никогда не любил, когда в мысленных диалогах с самим собой второй голос постепенно перетекал в голос Тома. Мой укрепляющий раствор получился не таким прозрачно-бирюзовым, как у Гермионы, но, по крайней мере, голубым, а не розовым, как у Невилла. В конце урока я понёс колбу к столу Снейпа с чувством облегчения, окрашенным некоторой воинственностью.        — Ну, на этот раз вышло не так плохо, как на прошлой неделе? — Сказала Гермиона, когда мы поднялись по лестнице в вестибюль и пошли обедать. — И с домашним заданием благополучно?        Ни Рон, ни я не ответили, но Гермиона не отставала:        — Я и не ожидала высшей оценки, раз он ставил их, как на СОВ, но проходные на этой стадии тоже неплохо, правда?        Рон промычал что-то в знак согласия, я неопределённо хмыкнул.        — Конечно, до экзаменов многое может измениться, времени еще достаточно, мы подтянемся, но сегодняшние оценки можно рассматривать как исходный рубеж, правда? И двигаться дальше…        Мы пришли к кабинету Бинса. На паре Гермиона молчала, старательно конспектируя лекцию. Но когда мы садились за Гриффиндорский стол опять завела шарманку:        — Если бы мне поставили «П», я была бы в восторге!        — Гермиона! — Взорвался Рон. — Если хочешь узнать, сколько мы получили, так и скажи.        — Да нет… почему? Если не хотите говорить…        — Я получил «С», — сказал Рон, швыряя сумку под сиденье. — довольна?        — Стыдиться нечего. — Вмешался Фред. Вместе с Джорджем и Ли Джорданом он сидел справа от нас. — Ничего плохого в честной крепкой «С».        — Но разве «С», не «слабо»? — Удивилась Гермиона.        — Да, «слабо», — подтвердил Ли Джордан, — но все-таки лучше, чем «о» — «отвратительно».        Я почувствовал, как краснеет лицо, глотнул чая и притворно закашлялся, в надежде чтобы эти факты связали друг с другом, а не с фразой сказанной до этого. Закончив это маленькое представление, я с огорчением обнаружил, что Гермиона так и не слезла с темы оценок за СОВ.        — Значит, высшая «П», «превосходно», — говорила она, — затем идет «У»…        — Нет, «В», — поправил Джордж, прожевав ложку супа, — «выше ожидаемого». Я всегда считал, что нам с Фредом должны ставить «В» по каждому предмету, ведь мы превзошли все ожидания, явившись на экзамен.        Все засмеялись, кроме Гермионы, а она тянула свое:        — Значит, после «В» идет «У» — «удовлетворительно», и это последняя проходная оценка, да?        — Да. — Сказал Фред и, окунув булочку в суп, сунул в рот и проглотил целиком. — Затем «С» — «слабо»… — Рон воздел руки, изображая ликование, — и «О» — «отвратительно».        — И еще «Т». — Напомнил ему Джордж.        — «Т»? — Со страхом переспросила Гермиона. — Что еще за «Т»?        — «Тролль». — Живо откликнулся Джордж.        Я опять засмеялся, хотя не понял, шутка это или нет. Я вообразил, как пытаюсь скрыть от настырной подруги свои «Т» на всех экзаменах, и тут же решил, что отныне надо будет взяться за учёбу серьёзнее.        — А, да, — сказал Фред, — есть ещё одна оценка, которую почти невозможно получить.        — «Б». — Многозначительно сказал Ли.        — «Беспрецедентно». — Сказал Джордж.        — Настолько плохая? — Спросила Гермиона, с новой порцией первозданного ужаса.        — Нет, настолько хорошая. — Сказал Джордж.        — Её могут ставить только те экзаменаторы, кто работает экзаменатором уже более сорока лет. — Сказал Фред        — Ведь у них гарантировано было много всяких прецедентов. — Сказал Джордж. —        Мы с Гермионой и Роном рассмеялись. Это была уже явная шутка, как, скорее всего, и оценка «Тролль»        — Ну вот никакого почтения! — «Обиделся» Фред. — А её, между прочим, сам Дамблдор получал!        Мы снова расхохотались. А семикурсники с «обиженными» мордами сменили тему.        — Ребят, а вас уже был урок с инспекцией? — Спросил Фред.        — Нет, — сказала Гермиона, — а у вас?        — Только что, перед обедом, — сказал Джордж. — Заклинания.        — Ну и как? — Одновременно спросили мы с Роном.        Фред пожал плечами:        — Ничего особенного. Амбридж сидела в углу и что-то записывала в блокноте. Вы же знаете Флитвика — обращался с ней как с гостьей, как будто она ему совсем не мешала. А она говорила мало. Задала Алисии пару вопросов насчет того, как обычно проходят занятия, Алисия сказала: «Очень хорошо». На том и кончилось.        — Не думаю, что у Флитвика будут неприятности, — сказал Джордж.— У него все хорошо сдают экзамен.        — А у вас что после обеда? — Спросил у меня Фред.        — Трелони…        — Вот уж «Т» так «Т»!        — …и сама Амбридж.        — Будь паинькой там и сдерживайся, — сказал Джордж. — Если пропустишь еще одну тренировку, Анджелина сойдет с ума.        — Ладно. А насчёт сведения с ума…        — …сейчас всё будет. — Улыбнулся Джордж.        Я оглянулся на стол Слизеринцев, где пока ни у кого не было никаких симптомов отравления.        — Компоненты с отложенным действием. — Сказал Фред, не обращая внимания на очень неодобряющий взгляд Гермионы. — Они едят уже какое-то время. Скоро подавятся…        И точно, вскоре Влиятельная Статуя, здоровяк Фоули и Теодор Нотт стали одинаково давиться, кашлять и блевать.        Повскакавшие со своих мест обедающие студенты всех факультетов смотрели, как их крючит, но никто не знал что делать. Пенси Паркинсон, сидевшая рядом с Ноттом верещала так, что у меня заложило уши. От троицы все пошарахались прочь, как от заразных, только преподаватели спешили к ним, да какие-то сердобольные Пуффендуйцы подбежали, вытащив их из-за стола и потащив к больничному крылу.        — Что вы натворили! — Ахнула Гермиона, глядя, как Нотта скручивают рвотные судороги. — Вы же так могли их и убить!        — Мы не думали… — Севшим голосом начал Фред.        — Что на них так сильно подействует… — Договорил Джордж.        — Видимо мы выработали иммунитет, против разной дряни, пока глотали её, чтобы понять что как работает…        — Но не до такой же степени! Я же говорила, что… — Начала Гермиона.        — Тише ты! — Я толкнул её в бок, — Следующие уроки в Северной Башне, туда ещё идти и идти, быстрее!        Рон выразительно глянул на близнецов.        — О, да, нам тоже пора, пожалуй… — Сориентировался Джордж.        Мы все похватали сумки, и во всеобщей суматохе покинули большой зал. Никому не хотелось оставаться на разбирательства, тем более, что это уже не было такой уж безобидной шалостью. Всё-таки отравление, к тому же относительно преднамеренное.        Когда я вытаскивал свой дневник сновидений, ощущая этот едкий запах пряных трав, вечно тлеющих в камине кабинета прорицаний, Рон толкнул меня локтем. Оглянувшись, я увидел, что из люка в полу поднимается наш генеральный «инквизитор» собственной персоной. Класс, весело гомонивший до этого, разом заткнулся. Внезапная тишина заставила оглянуться и профессора Трелони, которая раздавала в это время экземпляры «Оракула снов».        — Добрый день, профессор Трелони, — с широкой улыбкой сказала Амбридж.        — Полагаю, вы получили мою записку с датой и временем инспекции?        Трелони кивнула с недовольным видом, повернулась спиной к гостье и продолжала разносить учебники.        По-прежнему улыбаясь, Амбридж взялась за спинку ближайшего кресла, подтащила его вперед и поставила прямо позади кресла Трелони. Уселась, вынула большой блокнот из цветастой сумки и подняла голову, ожидая начала. Профессор Трелони стянула на груди шаль слегка дрожащими руками и сквозь толстые увеличивающие очки оглядела класс.        — Сегодня мы продолжим изучение вещих снов. — Сказала она, стараясь говорить, как всегда, таинственно, хотя голос у нее немного дрожал. — Разбейтесь, пожалуйста, на пары и с помощью «Оракула» попробуйте истолковать последнее ночное видение партнера.        Она хотела было сесть в свое кресло, но, увидев позади него Амбридж, свернула влево, к Парвати и Лаванде, которые уже обсуждали последний сон Парвати. Исподтишка наблюдая за Амбридж, я раскрыл свой «Оракул снов». Она уже писала в блокноте. Через несколько минут она поднялась и стала ходить по пятам за Трелони, прислушиваясь к ее разговорам со студентами и время от времени задавая вопросы. Я поспешно склонился над книгой.        — Быстро придумывай сон. — Сказал я Рону. — Старая жаба вот-вот подойдет.        — Я в прошлый раз придумывал, — запротестовал Рон, — твоя очередь.        — Ой, не знаю… — С отчаянием шепнул я. Он не мог вспомнить ни одного сна за последние ночи, когда от утомления вырубался за секунду и на всё время сна проваливался в спокойную черноту. — Скажем, мне приснилось, что я утопил Снейпа в своём котле. Сойдет…        Рон фыркнул и раскрыл «Оракул».        — Так, надо назвать твой возраст, дату сновидения и число букв в теме… Какая у нас? «Утопил», «котел» или «Снейп»?        — Неважно. Бери любую. — сказал я, с опаской оглянувшись. Трелони расспрашивала Невилла о его дневнике сновидений, Амбридж стояла у нее за плечом и делала пометки в блокноте.        — Так, в какую ночь тебе это снилось? — Спросил Рон, занятый вычислениями.        — Не знаю… в прошлую… да в какую хочешь. — Я фыркнул подобно лошади, пытаясь прогнать из ноздрей разъедающий дым, и прислушался к тому, что говорит Амбридж.        Нас с Роном отделял от профессоров уже всего один стол. Амбридж записала еще что-то в блокноте, а Трелони выглядела совсем расстроенной.        — Так, — сказала Амбридж, — как долго занимаете вы эту должность?        Профессор Трелони нахмурилась и скрестила руки на груди, словно хотела как можно лучше закрыться от позорного допроса. Она помолчала, но, видимо решив, что вопрос не слишком унизителен и на него можно ответить, с большим недовольством сказала:        — Почти пятнадцать лет.        — Изрядный срок, — сказала профессор Амбридж и сделала пометку в блокноте, — и на работу вас взял профессор Дамблдор?        — Да, — последовал лаконичный ответ. Профессор Амбридж записала.        — И вы праправнучка знаменитой ясновидящей Кассандры Трелони?        — Да, — подтвердила Трелони, слегка выпрямившись. Очередная пометка в блокноте.        — Но, по-моему, поправьте меня, если ошибаюсь, после Кассандры вы в семье первая, кто наделен ясновидением?        — Это… м-м… часто передается лишь через три поколения.        Ей что, совсем никогда не приходилось врать по этому поводу? — Подумал я. — Можно было и по-правдоподобнее. Например: «Да, передача подобного дара зачастую занимает несколько поколений.». Вроде тоже самое, но этому уже есть хоть какие-то шансы поверить…        Жабья улыбка на лице Амбридж сделалась еще шире.        — Разумеется, — произнесла она сладким тоном и сделала еще пометку. — Так, может быть, вы и мне что-нибудь предскажете? — И по-прежнему с улыбкой, испытующе уставилась на Трелони.        Та оцепенела, словно не веря своим ушам.        — Не понимаю вас. — Она судорожно стянула шаль на тощей шее.        — Я прошу вас сделать мне предсказание. — Раздельно проговорила Амбридж.        Теперь не только мы с Роном; все украдкой поглядывали на них из-за книг.        — Внутреннее Око не зрит по приказу,. — Оскорбленно сообщила Трелони.        — Понятно. — Проворковала профессор Амбридж и записала что-то в блокноте.        — Я… но… но… подождите! — Профессор Трелони пыталась говорить, как всегда, потусторонним голосом, но эффект таинственности был несколько подпорчен тем, что голос дрожал от гнева. — Кажется, я что-то вижу… что-то, вас касающееся… да, я чувствую что-то… что-то темное… большую угрозу… — Профессор Трелони наставила дрожащий палец на профессора Амбридж, а та, подняв брови, продолжала любезно улыбаться. — Боюсь… боюсь, вам грозит большая опасность! — Драматически возвестила профессор Трелони.        Пауза.              Профессор Амбридж, по-прежнему подняв брови, смотрела на профессора Трелони.        — Ну что ж, — мягко произнесла она после очередной заметки в блокноте, — если это все, что вы можете сообщить…        Она отошла, а профессор Трелони, с вздымающейся грудью, будто приросла к полу. Я перехватил взгляд Рона и понял, что думаем об одном. Мы оба знали, что профессор Трелони просто шарлатанка с редкими случаями правдивых предсказаний, но Амбридж была настолько противна, что мы были всецело на стороне Трелони. Вернее, мы были на её стороне те несколько секунд, пока она не нависла над нами.        — Ну? — С непривычной резкостью сказала она и щелкнула длинными пальцами у меня перед носом. — Дайте-ка посмотреть, как вы начали дневник сновидений.        К тому времени, когда она закончила толковать в полный голос все мои сны (все до единого, даже те, где я ел овсянку, сулили мне горькую и безвременную смерть), от сочувствия к ней у меня не осталось и следа.        На урок Защиты от Тёмных сил нам пришлось идти вместе с Амбридж. Привыкшие болтать о разной чепухе по дороге между кабинетами, Гриффиндорцы, шли тихо. Мы с Роном хотели было слинять из толпы через потайной ход, и прийти другой дорогой, но старая жаба, заметив, как мы потихоньку отделяемся ото всех ехидно спросила уж не хотим ли мы прогулять её урок... в общем, не вышло. Придя к кабинету и подождав ещё нескольких учеников с Нумерологии, она дала всем разложить на партах вещи, но выйти на остаток перемены не позволила, сразу начав урок.        — Волшебные палочки убрать. — С улыбкой распорядилась она. Оптимисты, вынувшие оружие, с сожалением спрятали его обратно в сумки. — На прошлом уроке мы закончили главу первую. Прошу раскрыть книги на странице девятнадцать, приступаем к главе второй: «Общие теории защиты и их происхождение». От разговоров можно воздержаться.        Все с той же широкой самодовольной улыбкой она села за стол. Ученики с громким вздохом разом раскрыли книги. Я лениво подумал, хватит ли глав в книге на все уроки до конца года, и хотел уже открыть страницу с оглавлением, но тут заметил, что Гермиона опять подняла руку. Профессор Амбридж тоже это заметила, но, похоже, у нее была уже выбрана тактика на такой случай. Она не притворилась, будто не видит поднятой руки, а, наоборот, встала, прошла вдоль переднего ряда и, остановившись перед Гермионой, наклонилась к ней, и тихо, чтобы не слышали остальные, спросила:        — Что на этот раз, мисс Грейнджер?        — Я уже прочла вторую главу.        — Тогда переходите к главе третьей.        — Ее я тоже прочла. Я прочла всю книгу.        Профессор Амбридж моргнула, но быстро овладела собой.        — В таком случае вы можете сказать мне, что говорит Слинкхард в главе пятнадцатой о контрзаклятиях.        — Он говорит, что это неправильное наименование. Он говорит, «контрзаклятием» люди называют свои заклятия для того, чтобы это звучало более приемлемо.        Профессор Амбридж подняла брови. Я понял, что это произвело на нее впечатление.        — Но я не согласна. — Продолжала Гермиона.        Брови у Амбридж поползли еще выше, и взгляд стал еще более холодным.        — Не согласны?        — Да. — Гермиона, в отличие от Амбридж, не шепта­ла, а говорила звонким голосом, так что теперь их слушал весь класс. — Мистер Слинкхард не любит заклятий, правда? Но, думаю, они могут быть очень полезны, если ими пользоваться для защиты.        — Вы так думаете? — Профессор Амбридж перестала говорить шепотом и выпрямилась.        — Боюсь, что в этом классе нас интересует мнение мистера Слинкхарда, а не ваше, мисс Грейнджер.        — Но…        — Довольно. — Амбридж отошла и повернулась лицом к классу от её веселости не осталось и следа. — Мисс Грейнджер, я снимаю с Гриффипдора пять очков.        По классу пробежал шумок.        — За что? — Сердито спросил я.        — Только не задирайся. — Шепотом взмолилась Гермиона.        — За неоправданное нарушение хода занятий. — Спокойно произнесла профессор Амбридж. — Я здесь для того, чтобы внедрить одобренную Министерством методику, не поощряющую учеников высказывать свое мнение о предметах, в которых они мало смыслят. Ваши прошлые преподаватели этой дисциплины, по-видимому, давали вам больше воли, но ни один из них — за исключением, возможно, профессора Квиррелла, который хотя бы ограничивался темами, проверенными на протяжении веков, не удовлетворил бы министерскую инспекцию.        — О да-а, Квиррелл был чудесный учитель, — громко и вкрадчиво сказал я, — только с одним маленьким недостатком: у него второе лицо на затылке было.        Оглушительная тишина, стала мне ответом.        — Я думаю, еще одна неделя дополнительных занятий принесет вам пользу, мистер Поттер. — Вкрадчиво проговорила Амбридж.        ***        Порезы на руке, только-только зажившие, наутро снова кровоточили. Отбывая вечером наказание у Амбридж, я не жаловался. Я ещё во время первого раза решил, что не доставлю ей такого удовольствия. Я снова и снова выписывал сопротивляющейся рукой это чёртово: «Я не должен лгать», но не позволял себе даже сбить дыхания, хотя больно было до чёртиков, порезы углублялись, а раздражение распространилось на первые фаланги мизинца и безымянного пальца.        Одним из худшего во второй неделе наказания была, как и предсказывал Джордж, реакция Анджелины. Во вторник, за завтраком, она набросилась на меня с таким криком, что профессор МакГонагалл прибежала к нам от преподавательского стола.        — Мисс Джонсон, как вы смеете поднимать такой шум в Большом зале? Минус пять очков Гриффиндору!        — Профессор, он опять оставлен после уроков!        МакГонагалл повернулась к нему:        — Что еще, Поттер? Наказаны? Кем?        — Профессором Амбридж, — промямлил я, не смея взглянуть в глаза за прямоугольными очками.        — То есть… то есть как?! — Она понизила голос, чтобы не услышали любопытные Когтевранцы позади. — Несмотря на предупреждение в прошлый понедельник, вы опять не сдержались на уроке профессора Амбридж?        — Да. — Сказал я, потупив взгляд.        — Поттер, вы должны держать себя в руках! Вы напрашиваетесь на серьёзные неприятности! Я снимаю еще пять очков с Гриффиндора!        — Но… почему?.. Профессор! — Я был взбешен этой несправедливостью. — Меня уже она наказала, почему ещё вы отнимаете пять очков?        — Потому что наказания на вас, очевидно, совсем не действуют. — Едко ответила МакГонагалл. — Никаких возражений, Поттер! А что до вас, мисс Джонсон, впредь прошу упражнять голос на стадионе, если намерены остаться капитаном команды!        Профессор МакГонагалл зашагала обратно к преподавательскому столу; Анджелина наградила меня полным отвращения взглядом, и удалилась; а я, кипя от гнева, сел на скамью рядом с Роном.        — Оштрафовала Гриффиндор за то, что мне каждый вечер взрезают руку! Это что, честно?        — Нет. — Сочувственно сказал Рон и положил мне в тарелку ломоть бекона. — Да она не в себе.        Гермиона же только листала «Ежедневный пророк».        — По-твоему, МакГонагалл права? — Сердито обратился я к портрету Корнелиуса Фаджа, скрывавшему лицо Гермионы.        — Мне жаль, что она оштрафовала тебя, Гари, но, я бы тоже так сделала, если у этого был хоть какой-то шанс заставить тебя не сцепляться с Амбридж. — Раздался голос Гермионы позади Фаджа, который энергично жестикулировал на первой странице и явно произносил какую-то речь.        На заклинаниях я с ней не разговаривал. Но, когда мы пришли на трансфигурацию, вмиг всё забыл. В углу с блокнотом сидела Амбридж, и при виде нее всякое воспоминание о завтраке выветрилось.        — Отлично, — шепнул Рон, когда мы заняли свои места, — тут уж Амбридж свое получит.        Профессор МакГонагалл вошла в класс твердым шагом и так, как будто не заметила присутствия Амбридж.        — Успокаиваемся. — Сказала она, и все сразу утихли. — Мистер Финниган, будьте добры подойти и раздать классу проверенную домашнюю работу. Мисс Браун, пожалуйста, возьмите этот ящик с мышами… без глупостей, милая, они вас не съедят… и раздайте по одной каждому…        — Кхе, кхе…        Я вспомнил, как тем же дурацким покашливанием профессор Амбридж прервала в первый вечер речь Дамблдора. Профессор МакГонагалл предпочла её не услышать. Симус передал мне сочинение. Не взглянув на одноклассника, я взял свою работу, и с облегчением увидел в углу оценку «У».        — Итак, прошу внимания. Дин Томас, если вы еще раз поступите так с мышью, я оставлю вас после уроков… Большинство из вас добилось исчезновения улиток, и даже те, у кого сохранились заметные остатки раковины, уловили принцип превращения. Сегодня мы будем…        — Кхе, кхе…        — Да? — Профессор МакГонагалл обернулась; брови ее сошлись в прямую жесткую черту.        — Я хотела узнать, профессор, получили ли вы мою записку с датой и часом инспекции вашего…        — Очевидно, получила, в противном случае спросила бы вас, что вы делаете на моем уроке, — сказала профессор МакГонагалл и решительно повернулась спиной к профессору Амбридж.        Обмен злорадными улыбками.        Приятно, когда тварей ставят на место.        — Повторяю: сегодня мы будем упражняться в гораздо более трудном исчезновении — мыши. Заклятие исчезновения…        — Кхе, кхе…        — Интересно, — МакГонагалл, с холодной яростью, повернулась к профессору Амбридж, — как вы собираетесь ознакомиться с моим методом преподавания, если намерены ежеминутно меня прерывать? Видите ли, я обычно не позволяю разговаривать в классе, когда говорю сама.        У профессора Амбридж сделался такой вид, как будто ей залепили пощечину. Она промолчала, но раскрыла блокнот и принялась с остервенением писать. Даже не взглянув в ее сторону, МакГонагалл снова обратилась к классу:        — Как я уже сказала, Заклятие исчезновения тем сложнее, чем сложнее строение животного, которое мы хотим подвергнуть исчезновению. Улитка — беспозвоночное, не представляет трудной задачи. Мышь — млекопитающее, и работать с ней гораздо труднее. Поэтому магическое действие такого рода нельзя осуществить, мечтая об ужине. Итак, заклинание мы знаем, а теперь посмотрим, что у нас получится…        — И как она может отчитывать меня за несдержанность с Амбридж! — С улыбкой шепнул я Рону.        Злость на МакГонагалл прошла. Профессор Амбридж не ходила за профессором МакГонагалл по классу, как за профессором Трелони, — наверное, поняла, что она этого не потерпит. Зато гораздо больше писала, сидя в углу.        А мы принялись за работу с мышами. Заклятье исчезновения было очень сложным в исполнении, но, как ни странно, при постепенной удаче, приносящей удовлетворение. Хотя в целом, для меня почти вся трансфигурация описывалась подобной фразой: жутко сложно, но жутко интересно. Потому я и радовался на первом курсе, когда после вводных занятий; где объясняли типы концентрации на заклинании, принципы составления простейших формул, и учили всё это координировать с движениями волшебных палочек; нам стали давать реальные задания; пусть теперь временами и жалел об этом, сидя до ночи над составлением сложносочинённой формулы на латыни.        — Эванеско маммалия! Эванеско маммалия! — Бормотал класс.        — Эванеско маммалия… — В очередной раз произнёс я.        На начале заклинания из моей руки через палочку, словно сбегала часть моих нервов и, произнося его дальше, я старался направить их, заставить пройтись уничтожающей, сжирающей силой по каждой шерстинке, каждой кровинке, каждому миллиметру кожи и внутренностей, по каждой поверхности изнутри и снаружи животного. Да, звучит это зверски, но мы все знали — подопытные мыши — лишь предмет трансфигурации учителя. Изначально они не были живыми объектами, и в них неоткуда было взяться настоящей, страдающей от боли тела живой душе. Хотя говорят, иногда полученным путём трансфигурации животным подсаживают искру души волшебника, что теоретически может развиться в отдельную, пусть и не совсем полноценную душу; но с этими мышами так никто не делал, и глубоко мы эту тему ещё не изучали.       — Вот для начала. — Сказал Рон, подняв длинный извивающийся мышиный хвост, и бросив его в ящик, подставленный Лавандой.        Ученики потянулись из класса, а я, увидев, что Амбридж подошла к учительскому столу, толкнул Рона, Рон — Гермиону, и мы трое нарочно отстали, чтобы послушать.        — Как долго вы преподаете в Хогвартсе? — Спросила профессор Амбридж.        — В декабре будет тридцать девять лет. — Отрывисто сказала МакГонагалл, защелкнув сумку.        Амбридж записала.        — Очень хорошо, — сказала она, — результаты инспекции вы узнаете через десять дней.        — Жду с нетерпением. — Холодно ответила МакГонагалл и направилась к двери. — Не задерживайтесь, молодые люди, — сказала она, подгоняя нас сзади.        Не выдержав, я чуть улыбнулся ей и мог поклясться, что и в ответ получил улыбку.        Я думал, что теперь увижу Амбридж только после уроков, но ошибся. Когда мы спустились по лужайке к лесу на урок по уходу за магическими существами, их ждала уже не только профессор Граббли-Дерг, но и Амбридж со своим блокнотом.        — Не вы обычно ведете эти занятия? — Услышал я краем уха, когда мы подошли к длинному столу, где несколько пленных лукотрусов, похожих на ожившие прутики, скреблись в поисках мокриц.        — Совершенно верно. — Ответила профессор Граббли-Дерг, сцепив руки за спиной и время от времени поднимаясь на цыпочки. — Я заменяю профессора Хагрида.        Малфой шептался с Крэббом и Гойлом. Вот уж кто точно будет рад накапать на Хагрида посланнице Министерства…        — Хм-м… — Амбридж понизила голос, и мне пришлось напрячь слух, чтобы слышать дальше, — интересно… директор не спешит объяснить мне причину… А вы не могли бы сказать, почему так затянулся отпуск профессора Хагрида?        — Боюсь, не смогу, — живо отозвалась Граббли-Дерг, — знаю об этом не больше вашего. Дамблдор прислал сову: не соглашусь ли я недели две поработать. Я согласилась. Вот и все, что я знаю. Так что… может быть, начнем?        — Да, будьте любезны. — Сказала профессор Амбридж и сделала запись в блокноте.        Здесь она избрала другую тактику — стала ходить между учениками и задавать вопросы о волшебных существах. По большей части отвечали они хорошо, и моё настроение у немного улучшилось — Хагрида не подведут.        — В целом класс подготовлен неплохо. — Не очень-то радостно признала Амбридж, вернувшись к профессору Граббли-Дерг после того, как долго допрашивала Дина Томаса. — А скажите, как временный член коллектива и, можно думать, объективный наблюдатель, как вы находите Хогвартс? Ощущаете ли поддержку со стороны руководства?        — О да, Дамблдор великолепен! — горячо откликнулась Граббли-Дерг. — Мне очень нравится, как поставлено дело в школе. Очень!        Выразив лицом вежливое сомнение, Амбридж поставила закорючку в блокноте и продолжила:        — И что вы намерены пройти в этом году с классом, предполагая, конечно, что профессор Хагрид не вернется?        — А мы займемся существами, которые чаще всего даются на СОВ. Осталось не так много, они уже изучили единорогов и нюхлеров. Я думаю, мы займемся глиноклоками и жмырами, научимся распознавать шишуг и нарлов, словом…        — Словом, вы, очевидно, знаток своего дела. — Сказала Амбридж, ставя очень заметную галочку в блокноте.        Мне очень не понравилось, как она с нажимом произнесла это «вы», и еще меньше понравился вопрос, адресованный Гойлу:        — Я слышала, в классе были травмы.        Гойл глупо ухмыльнулся. С ответом выскочил Малфой:        — У меня. Меня полоснул гиппогриф.        — Гиппогриф? — Повторила профессор Амбридж, деловито записывая.        — Из-за его же глупости: надо было слушаться Хагрида. — Сердито вставил я.        Рон и Гермиона застонали. Амбридж медленно повернулась в мою сторону.        — Дополнительный вечер после уроков. — Нежно сказала она. — Ну что ж, большое спасибо, профессор Граббли-Дерг, думаю, мне все ясно. Вам сообщат результаты инспекции в течение десяти дней.        — Прекрасно. — Сказала Граббли-Дерг, и Амбридж отправилась по лужайке к замку.       ***        Я вышел из кабинета Амбридж около полуночи, свежий кислород наполнил лёгкие свежестью. Кровь из руки текла так, что пропитался шарф, которым я ее обвязал. Я думал, что в гостиной уже никого не будет, но там ждали Рон и Гермиона. Я обрадовался, тем более что Гермиона была настроена не критически, а сочувственно.        — На, — взволнованно сказала она, протянув мне мисочку с жёлтой жидкостью, — здесь разведён только концентрат растопырника, без остальных компонентов, но против подобных магических порезов ничего лишнего лучше не делать        Я опустил окровавленную руку в миску и ощутил чудесное облегчение: боль мягко растворилась в прохладной жидкости. Живоглот с громким мурлыканьем вился вокруг моих ног, а потом вспрыгнул на колени и улегся клубочком.        — Спасибо. — С чувством сказал я, почесывая левой рукой кота между ушей.        — Все-таки ты должен пожаловаться на это. — Тихо сказал Рон.        — Нет. — Отрезал я.        — МакГонагалл взбесилась бы, если б узнала.        — Скорее всего. — Отозвался я со скепсисом. — И сколько, ты думаешь, времени понадобится Амбридж, чтобы издать еще один декрет: кто пожалуется на генерального инспектора, будет немедленно исключён?        Рон открыл было рот, чтобы возразить, но не нашелся и немного погодя закрыл его.        — Страшная женщина. — Сказала Гермиона. — Страшная. Я как раз говорила Рону перед твоим приходом — надо с этим что-то делать.        — Я предложил яд. — Угрюмо сказал Рон.        — Нет, братьев твоих нам хватило! Объяснить, что она никудышный преподаватель, что мы не научимся у неё защите.        — Да что мы можем? — Рон зевнул. — Поздно. Она получила место, и её не уберут. Фадж этого не допустит.        — Знаете… — нерешительно начала Гермиона, — я сегодня подумала… — она взглянула на меня с опаской, — я подумала, что, может быть, пора нам самим… самим этим заняться.        — Чем заняться? — Подозрительно спросил я, продолжая купать руку в настойке растопырника.        — Самим учиться защите от Темных искусств.        — Да брось ты! — взвыл Рон. — Не хватало нам рабо­ты! Ты понимаешь, что мы с Гарри опять отстали с домашними? А ведь только вторая неделя идет.        — Но это поважнее домашних заданий! — Сказала Гермиона.        Мы с Роном вытаращились на неё.        — А я-то думал, важнее ничего на свете нет. — На проверку сказал Рон.        — Глупости. Конечно, есть. — Сказала Гермиона, и я увидел с испугом, что лицо ее вспыхнуло такой же страстью, с какой она говорила об освобождении эльфов. — Гарри правильно сказал на первом уроке у Амбридж: мы должны подготовиться к тому, что нас ждет за стенами школы. Мы должны уметь защитить себя. Если мы ничему не научимся за год…        — Много ли мы можем сами? — Устало возразил Рон. — Ну ладно, пойдем в библиотеку, посмотрим заклятия, попробуем упражняться, и что?..        — Нет, я согласна, мы уже прошли ту стадию, когда можно учиться только по книгам. — Сказала Гермиона. — Нам нужен учитель, настоящий, чтобы показал нам, как пользоваться заклинаниями, дал советы, и поправил, если будем ошибаться…        — Если вы о Люпине… — Начал я.        — Нет, не о Люпине, — сказала Гермиона, — он занят в Ордене, да и часто встречаться с ним мы не сможем, только в Хогсмиде по выходным.        — Тогда кто же? — Спросил я с насмешкой.        Гермиона глубоко вздохнула:        — Разве не ясно? Ты, Гарри.        Наступило молчание. Ночной ветерок шевельнул окна за спиной Рона, пламя в камине качнулось.        — Что — я?        — Ты будешь учить нас защите от Тёмных искусств.        Я уставился на неё. Потом повернулся к Рону, ожидая встретить такой же раздраженный взгляд, какими мы порою обменивались, когда Гермиона начинала рассуждать о громадных проектах вроде защиты прав эльфов. Но, к своему ужасу, в глазах Рона я не нашёл досады. Рон нахмурился и напряженно думал. Потом сказал:        — Это мысль.        — Какая мысль? — Спросил я.        — Чтобы ты нас учил.        — Но… — Я заулыбался, решив, что надо мной подшутили. — Я же не учитель. Я не могу…        — Гарри, в этом году ты лучший по защите от Темных искусств. — Сказала Гермиона.        — Я? — Улыбка на моём лице стала еще шире. — Ты же обошла меня на всех испытаниях.!        — На самом деле нет. — Спокойно возразила Гермиона. — На третьем курсе ты был лучшим. Я мало того, что пришла после тебя, так ещё и серьёзно облажалась с боггартом, ты же не допустил ни единой ошибки. А это были первые настоящие испытания, и первый учитель, который знал предмет. Но я не об уроках говорю! Вспомни что ты сделал!        — А что я сделал? — Не понял я.        — Я не уверен, что хочу такого тупого учителя. — С ехидной улыбкой сказал Рон Гермионе. И, повернувшись к Гарри: — Давай подумаем. — Он изобразил задумавшегося тупицу Гойла. — Ага, в первый год ты спас от Сам-Знаешь-Кого философский камень.        — Просто повезло, — сказал я, — не от умения…        — Во второй год ты убил василиска и уничтожил недо-Реддла.        — Да, но если бы не явился Фоукс…        — В третий год, — Рон повысил голос, — ты отразил сотню дементоров…        — Ты же знаешь, по чистой случайности, если бы не маховик времени…        — В прошлом году, — Рон почти кричал, — ты снова схватился с Сам-Знаешь-Кем.        — Да послушай же. — Я начал сердиться, потому что улыбалась уже и Гермиона. — Вы можете послушать? Все это звучит очень красиво, но мне просто везло — половину времени я сам не понимал, что делаю, ничего не планировал, действовал вслепую и почти всегда мне помогали. — Рон и Гермиона по-прежнему улыбались, и я сер­дился все больше, хотя сам не понимал, что именно вызывает во мне это чувство. — Что вы смеётесь, как будто лучше меня знаете? Я там был или кто? Я знаю, что там было, понятно? И выпутался не потому, что блестяще владею защитой от Темных искусств, а потому… потому, что помощь приходила вовремя, или я правильно угадывал… всё делал наобум, не соображая… КОНЧАЙТЕ РЖАТЬ!        Миска с раствором растопырника упала на пол и разбилась. Я только теперь осознал, что я на ногах, — я даже не заметил, как вскочил.        Живоглот юркнул под диван. Друзья уже не улыбались. Я не знал, как мне максимально доходчиво вдолбить им общую суть, не вдаваясь в подробности. Ведь я правда никого ничему бы не смог научить…        — Вы не знаете что это такое! Вы никогда с ним не сталкивались! Ты не можешь просто выучить пяток заклинаний, да выпустить в него как на уроке! Ты просто вот есть, а между тобой, и моментом, когда тебя уже нет, нет ничего! Ничего кроме смеси твоих мозгов, инстинктов, смелости, и… что там ещё? Никакого озарения и понимания что делать нет, никакая жизнь перед глазами не проносится, ты просто знаешь, что через микросекунду либо смерть, либо эта боль, и ничего из этого знания не следует, кроме того, что ты сделаешь сам! И я не смогу этому научить, просто не выйдет! Такому ни в книгах, ни в классах никогда не учили, не объясняли как с этим быть, а вы тут сидите с таким видом, перед вами умненький мальчик, а тот же Диггори например, или сотни людей, погибшие в прошлую войну просто делали что-то не так! Я просто. Оказался. По началу. Нужен. Живым. А потом мне повезло, ведь я понятия не имел, что палочки близнецы сыграют здесь роль! Я ничем! Не лучше! Других!!!        Н-да. Слава богу, что до последнего ушедшего из гостиной человека на проходах к лестницам спальных и учебных комнат работала заглушающая магия.       Рон опешил:        — Ничего такого мы не говорили. И Диггори никто не винил, ты все неправильно… — Он беспомощно посмотрел на Гермиону тоже изумленную.        — Гарри, — робко сказала она, — неужели ты не понимаешь? Ведь именно поэтому мы и просим тебя… Мы хотим услышать, каково это — очутиться лицом к лицу с Во… Волан-де-Мортом.        Она впервые произнесла имя Волан-де-Морта, и это больше, чем ее слова, охладило меня. Все еще тяжело дыша, я опустился в кресло и только тут почувствовал, что рука опять разболелась. Я очень пожалел, что разбил миску раствором растопырника.        — Подумай об этом. — Тихо сказала Гермиона. — Ладно?        Я не знал, что сказать. Мне было стыдно за свою вспышку и я кивнул.        Интересно, догадывался ли я хоть частью себя, на что вообще подписываюсь?