Дети пустого города

       — Хм. Ну, сносно, мистер Поттер. — Скучным тоном сказала МакГонагалл. — Я бы даже сказала очень неплохо. Только вот знаете, что? На будущее?        — Нет, профессор.        — В следующий раз я такую работу просто не приму. Из принципа.        — Почему? — Изумлённо спросил я.        — Потому что можете лучше. Я от каждого требую того, что в их силах, но отговариваться, притворяясь, что этих сил у вас меньше, чем есть я не позволю. Вам с мистером Уизли итак сходило это с рук чаще, чем следовало бы. Да, мистер Уизли, вас это тоже касается! Вы оба можете работать на "В", если не на "П". Многим я верю, что они просто не увидели недоработанность своих формул. Вам - нет. Чтобы в следующий раз всё было дожато до максимума ваших возможностей.        Рон подавился растерянным возмущением, я открыл было рот, чтобы что-то возразить.        — Я всё сказала. — Отрубила профессор МакГонагалл и отвернулась к Гермионе, давая понять, что разговор окончен.        Этот разговор произошёл в конце сентября.        С этого момента прошло уже полтора месяца. Прошёл Хэллоуин, после праздника которого я ушёл на крышу и довольно долго просидел там с бутылкой Хвойного, пока меня не нашли Рон и Джинни. Хэллоуин я не любил. Сколько себя помню, за всеобщей весёлой суетой и пугающе-смешными костюмами, чувствовал я потерянность и одиночество, смешанное с непонятным ожиданием неприятностей; и этому, в целом, была причина.        Впрочем, это единственный день, на который у меня увяло настроение. А всё остальное время мне казалось, что у меня в груди находится талисман, пламенная тайна, горящая во мне огнём яркого факела, что поможет мне везде и всегда!        Даже учёба улучшилась.        Нет, оценок "О", и даже того самого, мифического, как я думал, "Тролль", стало только больше, эти буквы практически заполонили мои свитки; зато не в пример больше стало и "Превосходно"! Ведь я стал часто делать домашнее задание на отвяжись, чтобы успевать их вообще выполнять между тренировками в АД и в команде по квиддичу, и порой просто плевал на лекции, набрасывая на заколдованной бумаге план тренировок АДа на месяц вперёд; но под накатывающим вдохновением горящего факела, порой лихо овладевал новыми заклинаниями на курсе чар и с налёту брал сложнейшие трансфигурационные формулы для МакГонагалл. Этот же факел помогал мне терпеть ненавидимые мною уроки и учителей, отвлекал от едкого жжения в носу из-за дурманного дыма в классе прорицаний или химозного пара в подвальной лаборатории зелий; и даже позволял вежливо улыбаться, глядя Амбридж прямо в её выпуклые, жутковатые глаза.        Тем более, что на уроках я больше не пытался читать Улберта Слинхарда, и не слушал как эта жаба прохаживается по всему, чем недовольна. Я вспоминал.        Вспоминал, как Невилл разоружил Гермиону; как у Колина Криви, после трёх занятий, получилось овладеть чарами помех; как играючи уже сшибают друг друга с ног, откидывая на три метра младшие - Деннис и Найджел; как Полумна, поначалу постоянно тормозившая, начала впечатлять реакцией; как Джинни додумалась вместо обычного атакующего заклинания, вдарить противнику под ноги взрывными чарами, да настолько сильными, что сама же потом, на пару с Гермионой, несколько минут откачивала беднягу Корнера заклинанием принудительного дыхания, которое они, как выяснилось, знали от миссис Уизли... Как Парвати так блестяще овладела уменьшающими заклинаниями, что в несколько секунд обратила стол, со всеми его вредноскопами, в пыль; насколько быстрее, по сравнению с началом, стали ребята выдёргивать себя из состояния под чарами помех...        Порой я прямо на лекциях читал взятые из Комнаты книги по дуэлям и самозащите. И ловил себя на новых идеях, и постоянно одёргивал себя - не увлекайся слишком сильно.        Ведь действительно, хоть порой и хотелось на стенку полезть от того, как моя "армия" обращается с магией; при этом ещё и стоя стоймя, вместо какой-либо подвижности во время боя; мне всё равно не следовало забывать, что это не боевой отряд или хотя бы дуэльный клуб, а всего лишь кружок защитно-боевых заклинаний, пускай и не очень-то легальный; да и я сам просто пятикурсник, который просто знает эти заклинания. Техника их боя - не моё дело, их расход энергии - не моё дело, их абсолютная неспособность к слаженным действиям, и дуэли "команда на команду" - не моё! Чёртово! Дело!        Меня и сейчас-то чёрт знает почему слушаются.        Тренировались по два-три вечера в неделю. Гермиона, вскоре, придумала довольно оригинальный способ оповещать всех о собраниях. Она смастерила поддельные монеты номиналом в галлеон и принесла их на одно из занятий.        — Видите цифры по ребру монеты? — Сказала она, показывая образец в конце четвертого занятия. Монета блестела золотом при свете факелов. — На настоящих галеонах это серийный номер, указывающий, каким гоблином она отчеканена. На этих, фальшивых, цифры будут меняться — они показывают дату и час следующего собрания. Когда дата меняется, монета делается горячей, так что, если вы носите её в кармане, вы это почувствуете. Все берем по одной; когда Гарри назначает дату, он меняет цифры на своей, и, поскольку я навела на них Протеевы чары, с вашими произойдет то же самое.        Все просто уставились на неё.        — Ну, я подумала, это хороший способ, и Амбридж ничего подозрительного не увидит, если заставит кого-то вывернуть карманы, и...        — Протеевы чары..? — Спросил Терри Бут.        — Ну да, а что?        — Но это же уровень ЖАБА... — Слабым голосом сказал он.        — Ну... — Гермиона старалась держаться скромняшкой, — может быть... ну да... возможно.        — И почему ты не на Когтевране? — Допытывался Бут почти удивлённо, — с твоими-то мозгами..?        — Волшебная шляпа всерьёз предлагала мне Когтевран. — Весело сказала Гермиона, — но всё-таки остановилась на Гриффиндоре. Так мы воспользуемся галлеонами?        Ребята зашумели, что "конечно".        — Знаешь, что напоминает? — Сказал я после собрания с некоторой смешинкой в голосе. — Метки Пожирателей Смерти. Волан-Де-Морт касается одной и жечь начинает у них всех.        — Ну да, этим я и вдохновлялась. — Призналась Гермиона, из-за чего Рон то ли фыркнул, то ли поперхнулся. — Но заметь, я решила вырезать даты на металлических вещах, а не на коже наших участников.        — Да, — признал я, — твой способ гуманнее.        — Зато теперь многим придётся заботиться, чтобы не потратить их невзначай. — Хмыкнул Рон, скорбно разглядывая негодный денежный знак. — В кои-то веки у меня плюсы от того, что мне их не с чем путать.        И этот способ связи пришёлся нам очень кстати, ведь постоянно о чём-то сговаривающиеся, ничем на первый взгляд не связанные, но постоянно одни и те же студенты с разных факультетов не могли не вызвать подозрений. А теперь все галочки конспирации были поставлены.        За конспирацию отвечал я, как и за учебный план и процесс, организацию занятий, подбор материала и дисциплину (если у нас вообще было хотя бы отдалённое подобие этого понятия). Я довольно скоро понял, что даже рассекретив нас, Амбридж всё равно не станет исключать тридцать человек сразу. Скорее всего большинство получит лишь долгие наказания, и последнее предупреждение (это когда ещё хоть один средне-серьёзный проступок, или слишком частые мелкие и ты вылетишь, но если будешь сидеть тихо и примерно, то, возможно, сумеешь доучиться до конца), а будут исключены лишь те, кто возглавлял движение и исполнял в нём самые важные функции. Что ж, вот я и тянул на себе весь отряд, решив, что ни за что не дам никому другому оказаться из-за меня исключённым. Правила конспирации я объявил в начале третьего собрания и пару раз уже устраивал серьёзные разговоры, если ловил кого-то на их нарушениях.        А шутка с адом и преисподней, в общем-то последовав моему предсказанию, вышла из под контроля.        Сперва тенденцию с серьёзным видом обсуждать дела в аду и прощаться до встречи в преисподнии подхватили второкурсники Гриффиндора из-за приятелей Денни и Найджела. Потом, после того, как они сконектились с нашими-же четверокурсниками, услышавшими это то ли от Колина, то ли от Джинни; так мгновенно заговорила вся гостиная. Гриффиндор сконектился с Пуффендуем, где это зарождалось благодаря Джастину, Эрни, Сьюзен, Ханне и тому же Захарии. Вскоре на странные шутки, вслед за местными АД-шниками, решился Когтевран; и, как ни странно, не только всех остальных, но даже Слизеринцев больше забавил, чем настораживал тот факт, что о происхождении выражения никто ничего не знает, и все услышали её от-кого-то-там. Так что даже от них можно было услышать адские фразочки.        Ладно.        Вроде само по себе это нам ничем плохим не светит, а когда я слышал, как до встречи в аду прощаются совершенно не связанные с АДом люди, мне было сложно сдержать странную, но расползающуюся по лицу широкую улыбку.        Лишь одна фраза подходила под мои чувства в эти моменты, два слова: "Шалость удалась!".        Конечно, выматываться мне приходилось конкретно так, ведь приближался первый в сезоне матч Гриффиндор — Слизерин, и Анжелина требовала ежедневных, блин, тренировок.        Когда она это сказала, я надеясь, что она сжалится над собой, мной и другими членами команды, заявил, что без проблем, но занятия АДа я готов сократить только до твёрдых двух раз в неделю (что почти ничего не меняло, ибо третья итак была далеко не всегда). Но капитанша не дрогнула. И она действительно принципиально продолжала гонять нас по полю по полноценных два часа, а я, не менее принципиально, два раза в неделю, почти сразу после тренировки разжёвывал "череп", соскребал себя с дивана и отыгрывался на тренировках в ЗОТИ.        За эту войну, правда, нас обоих жутко возненавидела вся Гриффиндорская команда по квиддичу, но мы не сдали позиций, за что со стороны братьев Уизли и охотниц нам был объявлен бойкот. Рон со мной отказывался разговаривать даже когда мы вместе сидели над домашними заданиями до четырёх утра, но сдался в утро Дня Икс.        — Я наверное спятил, когда напросился в команду... спятил...        Это было первое, что я услышал, когда проснулся. В общем-то это было ожидаемо. Я сам был в сборной с первого курса и замечания на подобии " — Эй, Поттер, Уоррингтон поклялся сшибить тебя с метлы в эту субботу!" меня давно не пугали. Лишь смешили.        " — Уоррингтон, конечно, тот ещё снайпер, " — ответил я тогда, — "если бы он в моего соседа целил, вот тут я бы струхнул!" — Друзья хохотали, а с лица Пенси Паркинсон сползла дурацкая улыбочка, словно её стёрли ластиком.        Рон же ещё не привык к регулярным угрозам и оскорблениям, и когда здоровенные дуболомы с седьмых курсов шептали ему при столкновении в коридоре что-то наподобие "зарезервировал себе койку в больничном крыле?", он не смеялся, а бледнел так, что веснушки казались нарисованными коричневой краской - настолько выделялись на полотняной коже. И когда Драко Малфой в большом зале притворялся, что выронил невидимый квоффл, Рон бурел как свёкла, особенно уши.        Он действительно был очень неуверен в себе и, из-за этого пропустив один мяч, терялся и легче пропускал новые.        С другой же стороны, он брал поразительные мячи, когда был в ударе. Однажды на тренировке он, спрыгнув с метлы, повис на одной руке и отбил квоффл ногой так сильно, что мяч пролетел все поле и угодил в среднее кольцо на противоположной стороне. Вся команда сочла, что рядом с этим бледнеет даже недавний подвиг вратаря ирландской сборной Барри Райана, отразившего бросок Ладислава Замойского, лучшего польского охотника. Даже Фред сказал, что они с Джорджем, пожалуй, еще будут гордиться Роном и серьезно подумывают о том, чтобы признать свое с ним родство, от которого якобы открещивались все эти четыре года.        — Вот увидишь: нет. — Сказал я.        — Я бездарный вратарь, пустое место, дырка...        — Не дури, ты отлично сыграешь, а волнение - это нормально! У меня коленки подкашивались, когда я в первый раз на поле вышел! Я чуть в обморок не упал! Ну-ка, одевайся! Завтракать!       Большой зал быстро наполнялся народом, настрое­ние было приподнятое, голоса звучали громче обычного. Когда мы проходили мимо стола Слизеринцев, там зашумели. Я машинально обернулся и увидел, что, помимо зеленых с серебром шарфов и шляп, у каждого еще серебряный значок, как будто бы в форме короны. Многие из них почему-то замахали Рону и оглушительно заржали. Я попытался разглядеть по дороге, что написано на значках, но не успел, а вглядываться не было времени: надо было поскорее увести Рона.        Гриффиндорский стол встретил нас горячими приветствиями; на всех было красное с золотом, но приветствия не только не ободрили Рона, а, наоборот, как будто лишили последних душевных сил. Он плюхнулся на ближайшую скамью с таким видом, словно это последний завтрак в его жизни. Мне пришлось самому сыпануть в наши тарелки рассыпной сухой завтрак и залить молоком.        — Возьми себя в руки, — сурово сказал я, сунув в омертвевшую руку друга ложку. — Вспомни, как ты отбил на днях! Даже Фред с Джорджем сказали: класс!        Рон повернул ко мне несчастное лицо.        — Это вышло нечаянно, — пробормотал он жалким голосом. — Я не собирался... соскользнул с метлы, вы просто не видели, а когда пытался влезть обратно, случайно пнул мяч.        — Ничего, — сказал я, быстро поборов неприятное чувство, вызванное неожиданной новостью, что, впрочем, могла быть и надумкой спятившего от неверия в себя человека, — еще парочка таких случайностей и игра у нас в кармане.        Напротив сели Гермиона и Джи в красно-золотых шарфах и перчатках, с красно-золотыми розетками. Я неловко улыбнулся и поспешил заняться завтраком. После догадки на первом занятии АДа, я так и не смог смотреть на Джинни прежними глазами.        У меня было некоторое противоречие. Я ведь надеялся, что в школе ни одна живая душа не знает ничего, чего я бы не хотел, а тут на тебе!        Но при этом, в чём я бы никогда себе не признался, мне очень хотелось, чтобы Джинни Уизли оказалась Огонёчком. Чтобы оказалось, что она, Огонёк, жива, её братья в порядке, и она едва ли достаточно чётко помнит Склад, Пустой Город Пристань и всё что с ними связано, чтобы это влияло на её жизнь. Хотя, если это не у-ультра-странное совпадение (каких, как я уже понял на своём опыте, не бывает), то что-то она помнит отлично.        Хотя и притворяясь, что всё в порядке, я постоянно думал об этом и почему-то сам никак не мог просто тоже сказать что-нибудь из прошлого, чтобы просто проверить: поймёт, или нет.        — Как самочувствие? — Спросила она у брата.        Рон смотрел на колечки с молоком в своей тарелке с таким выражением, как будто не прочь был в них утопиться.        — Он волнуется, — сказал я.        — Это хороший знак, — успокоила Гермиона. — Я заметила: лучше всего сдаешь экзамены, когда немного волнуешься.        Это уж твоё личное персональное свойство, - подумал я.        — Привет, — протянул за нашими спинами сонный голос.        Я поднял голову. Это пришла к нам от стола Когтевранцев Полумна Лавгуд. Множество лиц смотрело в её сторону, кое-кто смеялся и показывал пальцами. Она соорудила шляпу в виде львиной головы в натуральную величину и только каким-то чудом ухитрялась удерживать ее на своей.        — Я болею за Гриффиндор, — сообщила Полумна, показав на шляпу, что было уже излишне. — Посмотрите, что мы умеем... Она постучала по шляпе волшебной палочкой; шляпа разинула пасть и издала весьма правдоподобный рев, заставивший всех поблизости вздрогнуть. — Неплохо, а? — Радостно сказала Полумна. — Я хотела, чтобы она еще жевала змею, представляющую Слизерин, но времени не хватило. В общем, желаю удачи, Рон.        Она побрела прочь. Не успели мы оправиться от шока, вызванного ее шляпой, как подбежала Анджелина Джонсон в сопровождении Кэти и Алисии.        — Когда закончите, — сказала Анджелина, — идем прямо на поле, выясняем погодные условия — и в раздевалку.        — Скоро будем, — сказал я. — Рону надо позавтракать.        Однако через десять минут стало ясно, что Рон больше ничего съесть не сможет, и я счёл за лучшее сразу вести его в раздевалку. Когда мы встали из-за стола, Гермиона тоже поднялась и за руку отвела меня в сторону.        — Постарайся, чтобы Рон не увидел слизеринских значков, — шепнула она.        Я хотел было что-то спросить, но Рон уже шел к нам, потерянный и безутешный.        — Удачи, Рон, — сказала Гермиона и, встав на цыпочки, поцеловала его в щеку. — И тебе, Гарри.        Рон немного приободрился, пока мы шли по Большому залу. Озадаченно, словно не понимая, что произошло, он дотронулся до того места, куда его поцеловала Гермиона. Вид у него был отсутствующий, он почти ничего не замечал. А я, проходя мимо стола слизеринцев, с любопытством глянул на их значки и на этот раз сумел прочесть вырезанные на них слова:        «Уизли — наш король».        Чувствуя, что ничего хорошего это не сулит, я поспешил вывести Рона в вестибюль, а оттуда по каменным ступеням на морозный луг. Замерзшая, припорошённая снегом трава похрустывала под ногами, пока мы спускались к стадиону. Царило безветрие, небо затянуто жемчужно-серой мутью, видимость хорошая, и солнце не будет слепить глаза. Я объяснял это Рону по дороге, но навряд ли он меня слышал. Анджелина уже переоделась и, когда мы вошли, давала последние указания команде. Мы сменили форму (Рон несколько минут пытался надеть свою задом наперед, пока над ним не сжалилась Алисия) и сели, чтобы выслушать установку на игру.        — Только что выяснила окончательный состав Слизерина, — сказала Анджелина, заглядывая в пергамент. — Прежние загонщики Деррик и Боул выбыли, Монтегю взял на их место обычных горилл, а не тех, кто умеет летать. Их зовут Крэбб и Гойл, я о них мало знаю.        — Мы знаем, — хором откликнулись я и Рон.        — Вид у них такой, что вряд ли отличат один конец метлы от другого, — сказала Анджелина, убирая пергамент в карман. — Впрочем, всегда удивлялась, как это Деррик и Боул не заблудятся на поле без дорожных указателей.        — Крэбб и Гойл из той же породы, — заверил я её.        Слышно было шарканье и топот сотен ног, поднимавшихся по лестницам трибун. Доносилось пение, но я не мог и не пытался разобрать слов. Я тоже волновался, но видел, что это волнение — пустяк по сравнению с паникой Рона, который держался за живот, с серым лицом и сжатыми губами.        Ударил колокол, веля командам выстроиться для выхода.        — Пора, — вполголоса сказала Анджелина, — идем... Ни пуха ни пера.        — К чёрту. — Так же вполголоса отозвалась команда.        И под второй удар колокола, мы вышли на стадион.        — Охотники, выйдите из строя, пожмите руки. — Раздался усиленный голос судьи.        Я видел, что девушкам больно сдавили пальцы, однако никто из них не моргнул и глазом, пока комментирующий Ли Джордан перечислял по фамилиям, кто с кем здоровается.        — Загонщики, выйдите из строя, и пожмите руки.        Идиоты Кребб с Гойлом попытались проделать с близнецами тоже самое. Ушли морщась и растирая ладони, под довольные ухмылки Фреда и Джорджа. Это было веселее, чем обычное крепкое рукопожатие загонщиков; нет, в чём-то Уоррингтон не прогадал, взяв в команду самых-самых тупиц.        — Вратари, выйдите из строя, и пожмите друг другу руки.        Попытка поиграть в "раздавилки" с Роном тоже не увенчалась успехом - услышав, как на весь стадион прозвучало имя "застенчивого, но талантливого новичка команды Гриффиндора", он сам впился в руку вратаря Блетчли, словно в палку протянутую утопающему, так сильно, что тот выпучил глаза, а Рон с рассеянным "угумс, спасибо", поплёлся обратно в строй.        — Ловцы, выйдите из строя и пожмите руки.        Я коротко и неприветливо пожал руку Малфою, мы оба прицельно смотрели друг другу в глаза.        — Седлайте метлы...        Свисток судьи. Мячи выпущены, и четырнадцать игроков взвились в воздух. Краем глаза я приметил, как Рон устремился к своим кольцам. Сам я поднялся выше, увильнул от бладжера и полетел вдоль боковой линии поля, высматривая, не блеснет ли где золотом снитч. В точности то же проделывал Малфой на другой стороне поля.        — С мячом Джонсон, Джонсон овладела квоффлом. Какой игрок эта девушка, я годами это твержу, а она не хочет со мной встречаться...        — ДЖОРДАН! — Крикнула профессор МакГонагалл.        — Биографический факт, профессор, для оживления репортажа... Она уходит от Уоррингтона, обводит Монтегю, она... ох... её настигает бладжер от Крэбба, Монтегю перехватывает квоффл, Монтегю устремляется к кольцам соперников... Отличный бладжер Джорджа Уизли, точно в голову Монтегю, Монтегю выпускает квоффл, мяч у Кэти Белл... Гриффиндорка продвигается с мячом, пас назад Алисии Спиннет...        Комментарий Ли Джордана разносился над стадионом, и я, выглядывая золото снитча, напряженно прислушивался к нему — насколько позволял свист ветра в ушах, общий гам, улюлюканье, крики и пение.        — Спиннет обходит Уоррингтона, уклоняется от бладжера - еще бы чуть-чуть, Спиннет... Зрители в восторге, вы только послушайте, они... поют?        Он прервался, чтобы послушать. Песня зазвучала громко и отчетливо над зелено-серебряной секцией Слизеринских болельщиков:        Рональд Уизли — наш король,        Рональд Уизли — наш герой,        Перед кольцами дырой        Так всегда и стой!        Квоффл Рон поймать не может,        Победить он нам поможет,        На помойке он родился,        Слизерину пригодился.        — ...Алисия возвращает квоффл Анджелине! — Закричал Ли. Я круто повернул, в ярости от услышанного. Я понимал, что Ли пытается заглушить слова песни: — Анджелина... перед ней один только голкипер... БРОСОК... а-а-а!        Вратарь Слизерина взял мяч; он бросил его Уоррингтону, и тот помчался зигзагом между Алисией и Кэти. Пение становилось все громче по мере того, как он приближался к Рону.        ...Рональд Уизли — наш король,        Рональд Уизли — наш герой,        Перед кольцами дырой        Так всегда и стой!..        Я не мог сосредоточиться на снитче как обычно, ведь раньше я просто отключался от всех остальных игроков на поле и от болельщиков заодно, а теперь не мог, друг на поле стал ненужным в данной ситуации дефибриллятором. На меня смотрели, и смотрели тысячи глаз. И я чувствовал на себе касание каждого отдельного взгляда, причём вдвойне: и за себя, и за Рона. И из-за этого поиски снитча были окрашены паникой и желанием поскорее закончить игру и смыться с поля, что никогда не помогло бы мне это сделать, ведь я должен был отключиться, должен был... и не мог. Перестав высматривать снитч, я развернул «Молнию», чтобы посмотреть на Рона — одинокая фигура парила перед тремя кольцами, и пушечным снарядом мчался к ним массивный Уоррингтон.        — С квоффлом Уоррингтон, Уоррингтон приближается к кольцам, он уже недосягаем для бладжеров, перед ним только вратарь...        — ...Перед кольцами дырой. Так всегда и стой!        — ...это первое испытание для нового голкипера Гриффиндора, брата загонщиков Фреда и Джорджа Уизли, талантливого новичка команды... Держись, Рон!        Восторженный рев на трибуне Слизерина: Рон спикировал, попытавшись схватить рукой квоффл, но квоффл пролетел между его рукой и боком прямо в среднее кольцо.        — Слизерин выходит вперед! — Раздался голос Ли среди воплей и свиста болельщиков. — Десять - ноль, ведет Слизерин... Не унывай, Уизли!        Слизеринцы запели еще громче.        НА ПОМОЙКЕ ОН РОДИЛСЯ,        СЛИЗЕРИНУ ПРИГОДИЛСЯ...        — Мяч у Гриффиндора, и Кэти Белл стремительно продвигается вперед, — мужественно выкрикивал Ли, хотя голос его тонул в оглушительном пении...        ...КВОФФЛ РОН ПОЙМАТЬ НЕ МОЖЕТ,        ПОБЕДИТЬ ОН НАМ ПОМОЖЕТ.        — ГАРРИ, ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ? — Крикнула Анджелина, пролетая мимо, чтобы поддержать атаку Кэти Белл. — ДВИГАЙСЯ!        До меня только сейчас дошло, что растерянный от количества давящих взглядов, я уже на минуту завис в воздухе в оцепенении. В ужасе, я ринулся вниз и закружил над полем, пытаясь не чувствовать скользящие по спине исследовательские лучики, не слышать хора Слизеринских трибун. Не чувствовать и не слышать... Не чувствовать... Не слышать...        ...РОНАЛЬД УИЗЛИ - НАШ КОРОЛЬ,        РОНАЛЬД УИЗЛИ - НАШ ГЕРОЙ...        Снитча нигде не было видно; Малфой тоже кружил над полем. Мы пролетели навстречу, друг над другом, и я услышал, что он, как и болельщики громко орёт:        ...НА ПОМОЙКЕ ОН РОДИЛСЯ...        — И снова Уоррингтон, — орал Ли, — пасует Пьюси, Пьюси обходит Спиннет... Давай, Анджелина, ты можешь его перехватить... не удалось... отличный бладжер Фреда Уизли... нет, Джорджа, какая разница - одного из них, и Уоррингтон роняет квоффл, его подхватывает Кэти Белл... эх, тоже упускает... с квоффлом Монтегю, капитан Слизерина. Монтегю несет квоффл, летит к кольцам... Блокируй его, Гриффиндор, ну же!        Я пронесся за кольцами Слизерина, не позволив себе оглянуться на Рона. Облетая кольца, я услышал, что Блетчли тоже надрывает глотку вместе с болельщиками...        ...ПЕРЕД КОЛЬЦАМИ ДЫРОЙ...        — И Пьюси снова уходит от Анджелины и устремляется к кольцам... Внимание, Рон!        Мне не пришлось оглядываться, хоть я и с трудом подавил это желание, и так все ясно: тяжкий стон на трибуне Гриффиндора, аплодисменты и крики Слизеринцев. Я посмотрел вниз:        Пэнси Паркинсон с лицом мопса стояла перед трибунами и дирижировала хором болельщиков, оравшим:        ...НА ПОМОЙКЕ ОН РОДИЛСЯ,        СЛИЗЕРИНУ ПРИГОДИЛСЯ.        Двадцать - ноль. Не страшно, можно отыграть или поймать снитч. Несколько голов, и мы будем впереди, как обычно, - успокаивал я себя, ныряя и маневрируя между игроками в погоне за блеснувшим предметом, который оказался браслетом от часов на руке Монтегю (вот кто их на игру надевает, им своего Малфоя не жалко?!).        Но Рон пропустил еще два гола. На меня перешло ещё больше взглядов, видимо студентам, болевшим за нас становилось невмоготу смотреть на отчаявшихся охотниц, и вратаря у которого дрожали руки, и те переходили на загонщиков или ловца.        — Кэти Белл из Гриффиндора финтом оставляет позади Пьюси, уходит под Монтегю, отличный вираж, Кэти! Обводит Уоррингтона, она мчится к кольцам, вперед, Анджелина... ГОЛ! Сорок - десять в пользу Слизерина, мяч у Пьюси...        Среди Гриффиндорских криков я расслышал рык нелепого льва Полумны и слегка воспрял духом: всего тридцать очков отрыв, пустяки, спокойно можно нагнать. Я увильнул от бладжера, пущенного Крэббом, и возобновил охоту за снитчем, поглядывая на Малфоя, вдруг тот заметит первым. Но Малфой, как и я, всё летал вокруг поля, тщетно высматривая золотой мячик.        — ...Пьюси отдает Уоррингтону, Уоррингтон - Монтегю, Монтегю возвращает его Пьюси... Джонсон перехватывает квоффл, пас на Белл, прекрасно... но нет, её настиг бладжер Гойла, и вновь мяч у Пьюси...        ...НА ПОМОЙКЕ ОН РОДИЛСЯ,        СЛИЗЕРИНУ ПРИГОДИЛСЯ.        РОНАЛЬД УИЗЛИ - НАШ КОРОЛЬ...        Где, где, где, где, где?        И нет, нельзя сейчас переключать глаза, это только на крайний случай, не для игры же...        На меня перешло ещё несколько пар глаз, где-то внутри меня возникли противной слабостью и разладом в концентрации первые симптомы перенапряжения наружного слоя, метлу предупреждающе повело влево...        Это и есть крайний случай, ведь дело не в игре, это надо заканчивать, ты знаешь, чем кончается потеря сознания в воздухе, пусть и причина тогда была другая..!        Я сделал это.        Перефокусировка взгляда была похожа на то, когда ты максимально расслабляешь зрение, или сводишь оба глаза к носу. Чувство похоже, да и то, как меняется перед глазами картинка.        Только вот сейчас всё не раздвоилось и не расплылось, вместо этого угол зрения как бы расширился, мне не надо было так крутить головой, я видел немножко даже то, что было по её бокам; краски, особенно красный и рыжий, притухли, но солнечные блики стали только ярче; движения слегка смазались, но стали резче, дёрганнее; я плавно повёл головой, вглядываясь в каждый уголок поля, и, хотя бликов стало намного больше, и они сбивали с толку, взгляд споткнулся о тот, что был мне нужен.        Я мгновенно убрал зрение в нормальное состояние и следя за снитчем глазами, дав Малфою фору в пятнадцать секунд (казалось бы, не до благородства сейчас, но я всё равно заставил себя висеть в воздухе лишнее время, чтобы было хоть чуточку честнее) помчался к мячику-орешку. А где-то на расстоянии метров десяти от меня, вслед за мной рванул Малфой. В ушах засвистело, мгновенно заглушив пение (а вернее ор) Слизеринских болельщиков; взглядов стало ещё больше, но, слава богу, скорость помогала мне их не чувствовать, свистящий вокруг меня, уплотнившийся воздух практически заменил мне истощившийся щит, а сознание, наконец-то, сконцентрировалось на снитче.        Снитч обогнул подножие одного шеста и полетел к противоположным трибунам; эта перемена курса была на руку Малфою — теперь он находился ближе. Я развернул метлу, и вскоре нагнал его; вот, мы уже шли голова в голову. Метрах в полутора от земли я оторвал правую руку от метловища и потянулся за снитчем, справа к мячу тянется рука Малфоя, растопыренными пальцами загребает воздух... Две отчаянные секунды с замиранием сердца и свистом ветра в ушах — и все кончено. Мои пальцы схватили маленький, рвущийся на волю снитч, ногти Малфоя запоздало скребанули меня по руке, я направил метлу вверх, сжимая в руке непокорный мячик, и болельщики Гриффиндора разразились ликующими криками.        Скоро можно будет убежать в тихий безлюдный уголок какого-нибудь коридора и отсидеться там, пока расходится по гостиным основная толпа. Игра спасена, неважно, сколько голов пропустил Рон, завтра никто этого не вспомнит, главное — Гриффиндор победил...        БАХ.        Удар бладжера пришёлся точно в крестец, сбив меня с метлы. К счастью, высота была всего в пару метров - я словил снитч у самой земли, однако меня грохнуло на промёрзлую, твёрдую землю спиной. Перед этим я успел услышать пронзительный свисток судьи, возмущенные крики и свист с трибун, потом глухой удар своего тела о землю и панический голос Анджелины:        — Ты цел?        - Твою-ж... чёёёрт!!! Цел, конечно, только вот чувствую себя неважно. - С сарказмом подумал я, борясь с безотчётной, застилающей глаза паникой, что всегда накрывала меня при потере кислорода и с хрипом втягивая в лёгкие выбитый воздух. - Господи, да меня когда-нибудь перестанет преследовать это состояние?        Едва мне удалось вновь задышать я протянул ей руку, и она помогла мне подняться. Крестец, куда пришёлся удар бладжером, адски болел, но идти с синяком на таком месте к мадам Помфри я не собирался. Поноет пару дней и пройдёт. Я хотел поскорее отвязаться от игроков и болельщиков и свалить.        Мадам Трюк реяла над одним из Слизеринских игроков, но отсюда, сквозь треснувшие очки, не было видно над кем.        — Это бандит Крэбб, — гневно сказала Анджелина, — он запустил в тебя бладжером, когда ты уже поймал снитч. Но мы выиграли, Гарри, выиграли!        За своей спиной я услышал звук приземления и гневное сопение. Я обернулся, всё ещё сжимая в руке снитч. Рядом приземлился Драко Малфой. Белый от ярости (впрочем, он всегда бледный, просто сейчас он был бледный от ярости), с деланной улыбкой на лице.        — Спас Уизли от позора? — Сказал он. — Хуже вратаря я не видел... но он же на помойке родился. Тебе понравились мои стишки, Поттер?        Я не ответил. Я повернулся к своим игрокам, что приземлялись один за другим с ликующими криками и молотили кулаками по воздуху, все, кроме Рона, который слез с метлы возле шестов и в одиночестве поплелся к раздевалке.        — А по моему отличные стишки! — Продолжил он, — но вы главное не обижайтесь, мы же "любя"...        — Не выпрыгивай из штанов, хорёк, после марафона, — устало бросил я и снова повернулся к охотницам.        — Мы хотели сочинить еще пару строк! — Крикнул Малфой, глядя, как меня обнимают Алисия и Кэти. — Но рифм не нашли к «толстой» и «уродине», хотели и про маму его спеть...        — Спой про «зелен виноград», — с отвращением бросила ему Анджелина.        — ... и к «бездарному тупице» - это про его отца...        Фред и Джордж, пожимая мне руки, услышали эти слова и напряглись. Они повернулись к Малфою. Да и у меня внутри взбешённым зверем заворочалась злоба, как только я услышал такое о людях, что одно время были мне чуть ли не приёмными родителями.        — Бросьте! — Воскликнула Анджелина и схватила Фреда за руку. — Брось, пусть орет. Он просто злится, что проиграл, ничтожество...        — Но ты ведь любишь эту семейку, а, Поттер? — С издёвкой продолжал Малфой. — Каникулы у них проводишь? Как только вонь эту выносишь, не пойму. Хотя, пожив у магглов несколько лет, небось и помойке рад?        Моя верхняя губа дёрнулась вверх, на миг оголив десну и зубы, но несмотря это, и на боль в районе поясницы, я вцепился в кинувшегося на него Джорджа, уперевшись ногами в землю и зная, что если его разозлят по настоящему, то я этого здоровяка не удержу. Анджелина, Алисия и Кэти втроем стискивали Фреда, тоже рвавшегося к Малфою, а тот смеялся нам в лицо. Я искал глазами мадам Трюк, но она все еще выговаривала Крэббу за нечестную атаку бладжером. На нас смотрели, взгляды, от которых не было защиты, прожигали тело, резали, как удар шнура или ремня, из-за чего я с ещё большим трудом сдерживал подступивший к горлу гнев. Никто не смеет говорить так про этих людей...        Но тут Малфой снова заговорил, и голос прозвучал как будто из под воды, или из-за плёнки, состоящей из тоненького звона. Я наполовину услышал его слова, а на половину почувствовал, угадал...        — А может, ты просто помнишь какая вонь стояла в доме твоей матери? В свинарнике у Уизли ищешь замену родному запаху?        Я даже не заметил, как отпустил Джорджа.        Секунду спустя, мы уже оба мчались к Малфою. Из моей головы вышибло тот факт, что это происходит на глазах у всех преподавателей школы; было только одно желание: сделать ему как можно больнее. Палочку я оставил в раздевалке, Джордж был ближе и добрался до него первым, вдарив по лицу, но его тут же схватили Слизеринцы-старшекурсники, стоящие на подхвате; так что пришлось драться вручную и одному. Не страшно: Малфой ненамного крупнее. Саданув локтем в лицо Уорингтону, попытавшемуся меня перехватить, я той же рукой, с получившегося замаха, изо всей силы всадил врагу в живот.        — Гарри! ГАРРИ, ДЖОРДЖ, СТОЙТЕ!        Крики девчонок, пронзительный свист судьи, рёв трибун, возня и топот Слизеринцев, что всё ещё толпой держали Джорджа (меня даже никто не пытался оттащить); все эти звуки, все чувства, вроде боли в спине и устремлённых на меня глаз; попытки Малфоя отбиться; всё это смешались в сплошную, отошедшую на второй план муть. А чётко, поверх всего этого, было лишь одно:        Разорвать, уничтожить, вбить в землю...        — Импедимента!        Заклятье отшвырнуло меня от Малфоя, второй раз за день ударив спиной о землю. Я попытался встать, но смог только тогда, когда с меня сняли чары помех.        — Что вы творите? В жизни не видела такого отвратительного поведения!        Я огляделся.        Плёнка из звона в ушах лопнула, как проткнутый воздушный шарик.        Малфой корчился на земле, он хныкал, всхлипывал и куксился как маленькая девочка, ощупывая челюсть. Из его стремительно опухающего носа, разбитой брови и губы шла кровь, под глазом намечался фингал, на подбородке была ссадина. Учитывая, что пока я молотил и молотил его, я не особо вглядывался в результаты своего труда, я испытал теперь мстительное удовлетворение. У отпущенного Слизеринцами Джорджа кровоточила губа, но судя по тому, как тяжело они дышали, пациент из загонщика оказался "буйный". Фред был в порядке, но тоже тяжело дышал от бешенства, девчонки на всякий случай всё ещё висели на нём.        — Быстро в замок, в кабинет декана, оба! Ну!        Мы с Джорджем, с гневным сопением двинулись к замку. Уже в вестибюле школы я ощутил у себя в пальцах какое-то копошение. Мячик-орешек с брызгами крови на крылышках всё ещё трепыхался у меня в кулаке. Я рассеянно перевёл взгляд за сбитые о рожу Малфоя костяшки.        — Почему ты почти всегда так странно сжимаешь кулак? — Вдруг спросил Джордж.        — А?        — Ты почти никогда не прячешь большой палец под остальными и не обхватываешь им остальные пальцы. Ты его скручиваешь и упираешься остальными скрученными пальцами в него. Прямо копыто выходит.        — Разве это сейчас важно? — С раздражением спросил я.        — Нет, просто я ищу тему, чтобы отвлечься и это попалось мне на глаза. — Ответил Джордж.        МакГонагалл нагнала нас у входа в кабинет. На ней был красно-золотой шарф, который она сорвала с себя дрожащими от ярости пальцами.        — Заходите. — Она кивнула на дверь в кабинет, предварительно распахнув её с помощью магии.        Мы вошли. Она зашла вслед на нами и швырнула шарф на стол.        — Это что-то новенькое. Вдвоём на одного! И не говорите сейчас, что одного из вас удержали, вы накидывались вдвоём! Гриффиндорцы! Объяснитесь!        — ... —        — ... — ... — Малфой спровоцировал нас. — Наконец выдавил я.        — Спровоцировал? — Выкрикнула она и так хватила кулаком по столу, что клетчатая жестянка подскочила на нём и высыпала имбирных тритонов на пол. — Он только что потерпел поражение! Конечно, он хотел вас спровоцировать! Но что такое он мог сказать, чтобы вы вдвоем...        — Он оскорбил моих родителей, — прорычал Джордж. — И... мать Гарри.        — И вместо того чтобы предоставить мадам Трюк разбираться с этим, вы решили потешить публику магловским мордобоем? Да вы представляете себе, что вы...        Сзади!        — Кхе-кхе.        Меня передёрнуло словно током, и мы с Джорджем разом обернулись. В дверях стояла Долорес Амбридж, закутанная в зеленую твидовую мантию, которая довершала ее сходство с гигантской жабой. На лице у неё была гнусная улыбка, не сулившая ничего, кроме беды.        — Не могу ли я вам помочь, профессор МакГонагалл? — Спросила она самым ядовитым и ласковым тоном.        Лицо МакГонагалл налилось кровью.        — Помочь? — Сдавленным голосом повторила она. — Что значит «помочь»?        Все с той же мерзкой улыбкой Амбридж вошла в кабинет.        — Я думала, вы с благодарностью примете помощь еще одного представителя руководства.        — Вы неправильно думали. — МакГонагалл повернулась к ней спиной. — А вы двое слушайте внимательно. Мне безразлично, как вас провоцировал Малфой, пусть даже оскорбил каждого члена ваших семей; ваше поведение отвратительно, я на неделю оставляю вас после уроков! И не смотрите на меня так, Поттер, вы это заслужили! И если вы когда-нибудь ещё раз...        — Кхе-кхе.        Профессор МакГонагалл закрыла глаза, словно моля небо о терпении, и повернулась к Амбридж.        — Да?        — Я думаю, они заслуживают более сурового наказания, — сказала та, и улыбка ее стала еще шире.        МакГонагалл раскрыла глаза.        — К сожалению, — сказала она, пытаясь ответить ей такой же улыбкой, которая получилась похожей скорее на судорогу, — здесь существенно, что думаю я, коль они на моем факультете, Долорес.        — Вынуждена вас огорчить, Минерва, — просюсюкала Амбридж, — сейчас вы убедитесь, что существенно здесь моё мнение. Где же он? Корнелиус только что прислал... — С фальшивым смешком она порылась в сумке. — Министр прислал... ах, вот...        Она вытащила пергамент, развернула, неизвестно зачем откашлялась и начала читать:        — Кхе-кхе. «Декрет об образовании номер двадцать пять...»        — Неужели еще один! — С досадой воскликнула МакГонагалл.        — Да-да, — с улыбкой подтвердила Амбридж. — И в сущности, Минерва, именно вы убедили меня, что мы нуждаемся в дополнении... Помните, как вы настояли на своем, когда я не хотела утвердить состав гриффиндорской команды? Вы апеллировали к Дамблдору, и он дал разрешение команде играть. Я не могла с этим примириться. Тотчас связалась с министром, и он согласился со мной, что генеральный инспектор уполномочена лишать любого ученика привилегий, иначе она, то есть я, будет иметь меньше власти, чем рядовой преподаватель! Теперь вы видите, Минерва, насколько права я была, отказываясь утвердить состав Гриффиндорской команды? Чудовищные характеры... Впрочем, читаю дополнение... кхе-кхе... "Отныне генеральному инспектору принадлежит решающее слово в определении наказаний, санкций, а также лишении привилегий, данных ученикам Хогвартса, и право изменять таковые наказания, санкции и ограничения привилегий, определенные преподавателями». Подписано: Корнелиус Фадж, министр магии, кавалер ордена Мерлина первой степени и т. д. и т. д."        Она свернула пергамент и, не переставая улыбаться, спрятала в сумку.        — Итак... я полагаю, нам придется навсегда запретить этим двоим играть в квиддич, — объявила она, глядя поочередно на меня и на Джорджа. — А так же изъять подростковые права на полёт на метле...