31.12.2016
Вармхус
От неожиданности Эдла чуть не уронила бокал. Думала, будет вторая зима без этого. Впрочем, разве он сказал бы как-то по-другому? – С Новым годом, хитрый лис, – усмешка ненадолго опередила звон стекла. Вообще Эдле ужасно повезло. Иногда под ударением – не то слово, но в детстве всё было верно. Три праздника почти подряд. Десять лет назад все отмечала дома. Семь лет назад – только один. Тогда же и прозвучало впервые: – С Новым годом, Кнопка, – сквозь хохот и шипение: полрубашки – в пенящемся вине. – С Новым годом, Бельчонок, – Эдла тоже не удержалась: вернулась в гостиную – в одной руке его футболка, пальцами другой показывала на больные уже щёки. Шесть лет назад ездили в Вармхус. В доме, пока все приятели собрались внизу, отец и Хедвиг тоже разбрелись по друзьям, он сел на лестницу за ней – шепнул на ухо ровно то же, поглядывая: не вышел ли кто? Они решили скрывать до последнего: пусть поломают головы. Пять лет назад от Нового года, кроме названия, были разве что игристое вино, пицца и чай с сиропом: Эдла что-то подхватила между праздниками. Ярне включил только лампу на тумбочке, и всю ночь на январь они лежали в обнимку в полутёмной комнате. Он стирал испарину с её лба; хотел признаться, что передумал, но жар часто идёт рука об руку с туманом в голове, так что она не услышала бы или не поняла бы – а потом оно как-то забылось. Всплыло сильно позже. Четыре года назад он притащил в квартиру ящичек сидра: так и не научился нацеливать пробку куда надо и махнул на неё рукой. Играли с выпивкой, включив какой-то фильм, до безобразия смешной – но та не замутнила рассудка, не вытеснила договорённостей, позволила ограничиться поцелуями со вкусом перебродившего яблочного сока. Три года назад – передумал передумывать. Все остальные мысли были совсем не о том. Строили башенки, угадывали слова: с Магне и Марет, братьями Брадт и ещё парой друзей детства не соскучишься. Два года назад – впервые праздновали порознь. Ярне куда-то уехал, не предупредив. Эдла поняла: ждать в квартире – лишить себя радости. Позвонила Ялмару и ломанулась в Вармхус, беспокоясь: не посчитают ли самозванкой? Ошиблась, к своему и общему счастью. После речи королевы тянула шипучку из бокала и улыбалась. Сестра одноклассницы разрисовала ей руки узорами, какие носят девушки где-то за сотни рек. Ялмар, выпив, решив, что пора, выдал тайну: устал хранить целых триста шестьдесят пять дней. Эдла не обиделась. После Крещения стала спать вдвое меньше: приходя с работы, заставив полстола в стидлехавнской квартире банками и чашками, дописывала кандидатскую. Одна. В Вармхусе отвлекали две заботы и маленькое хвостатое любопытство. Год назад Эдла отгоняла Эллисиф Брадт от духовки – мамин сладкий пирог, который в декабре ели трижды, совсем не кошачье лакомство – и щëлкала фотоаппаратом, чтобы собрать достаточно снимков в подарок родителям на годовщину знакомства. Мечтала же не столько о кольце на пальце, сколько о том, чтобы встретить такого, как папа. Теперь Ялмар пригласил её в гости, чтобы не кисла где бы то ни было. Дверь открыла женщина, правильная и добрая – Эдла не видела её раньше. Ялмар, тот самый третий пасторский сын, искавший – и находивший – лазейки во всех правилах, на прощании с другом кое-что понял. Не всю жизнь – два раза в неделю на день-два, и чтобы больше никто не знал. Женщину эту позвал к себе в дом хозяйкой. До равноденствия разрешат все дела – и позже отец их распишет. У женщины два величественных имени, необычных для этих краëв – но так сразу и не скажешь, что Беатрикс Элисабет – кто угодно, только не она. – С Новым годом, Кнопка! – Ялмар ворвался в разговор, держа в руках бокал и закуску и сияя улыбкой, будто к ушам привязанной. С Новым годом, хитрый лис. Пусть этот будет лучше старого.