Убегаевка строгого режима

— Ну, раз вы наши гости, пиздохайте мыться первыми, — с наглой рожей заявил Ваня. Мирон с Рудбоем переглянулись и фыркнули. — Не уверен, что гостей заставляют, словно негров, колоть дрова или воду в баню таскать, — оскалился Рудбой и перевёл взгляд на свои ладони. Пара волдырей на них успела вздуться. Мирон полностью согласился с другом: его мозоли тоже изрядно ныли. Оказалось, в баню нужно много воды, и мало того что они оба устали гонять на колодец, теперь ещё и руки болели. — Ой, всё, — отмахнулся от них Ваня. — От дров вы искусно отморозились, так что валите, баня стынет. Все претензии позже, в письменном виде, мы со Славкой, так и быть, рассмотрим вашу жалобу. Понимая, что бодаться с этим прохвостом — только время терять, парни двинули в баню. Впервые с момента приезда в деревню у них появилась возможность вымыться по-настоящему. Рудбой, почёсываясь, сразу подставил тазик под кран, наливая воды, ему явно не терпелось оказаться чистым. Мирон же, немного плеснув горячей воды на каменку, завалился на верхний полок, вытянулся там во всю длину и закинул руки за голову. Так кайфово было чувствовать, как расслабляются натруженные мышцы, как по коже стекает пот, а голову кружит берёзовый запах. Через какое-то время деревянная дверь скрипнула, в моечную заглянул Слава: — Мужики, вы как, норм? Со всем разобрались? А то вдруг вы и русских бань никогда не видели? — Иди на хуй, — беззлобно буркнул Рудбой, намыливая голову. — Видели, — заверил его Мирон и, ни капли не смущаясь, спустился вниз, — не волнуйся. Тот немного заторможено кивнул и закрыл дверь. Из бани они выползали с трудом. Ноги стали ватными и совсем не слушались. Зато ощущения были такими, словно смыли с себя вековую грязь. Хозяева, оставив их на террасе пить квас, сами в свою очередь свалили мыться. — А они вроде ничего так, норм пацаны, — хмыкнул Рудбой, вытирая пенные усы, — с прибабахами, конечно, но в целом потянет. — Нормальные, — задумчиво кивнул Мирон. — Только вот сколько нам тут ещё куковать, хуй его знает. Однако разговаривать даже на самую насущную тему совсем не хотелось. У Мирона было ощущение, словно его из собственного тела вытащили, прополоскали и снова всунули, и он теперь ни рукой, ни ногой, ни языком пошевелить не может. Так и сидел, наслаждаясь отличной погодой, своим чистым телом и тишиной. Закончив с помывкой, на улицу вышел полуголый Слава. Он даже спортивки не удосужился на себя надеть, замотал на поясе полотенце, так и заявился. Удовлетворённо выдохнул, налил из банки кваса в кружку, выпил и довольно развалился на стуле, выставив на всеобщее обозрение ноги. — Отличная банька, — улыбнулся он. — На днях ещё липы принесу, научим с Ванькой вас париться по-русски, а то вы же, наверное, только по финским или турецким баням шастаете и не знаете, что такое настоящий парок. — И в финской, и в турецкой есть своя прелесть. — отозвался Мирон. — Если честно, не представляю, какое удовольствие хлестать себя ветками. — Я и говорю, — хмыкнул Слава, — темнота вы городская. Ничё сами делать не хотите, даже попариться для здоровья — и то неохота. — Ой, бля, труженик нашёлся, — фыркнул Рудбой. — Ну, поболее вашего работа... — Видимо, что-то вспомнив, Славка осёкся и выматерился. — Сука, склерозник, — пробубнил под нос. — Слушай, Рудбой, будь другом, отнеси Ваньке мыло. Мы хотели его забрать, когда мыться пошли, да забыли, я обещал ему принести и опять не вспомнил. Ванька меня точно материт, вы же почти всё извели, хотя там и так всего ничего оставалось. Пожав плечами, Рудбой прихватил кусок мыла и исчез. Слава пару раз попытался втянуть Мирона в разговор, но он упорно отмалчивался. У него не было желания вступать в дискуссию: неожиданно для себя он залип на его округлые коленки и сейчас пялился, стараясь делать это хотя бы не так явно. Сам не представлял, с какого хуя зырит, но оторваться не получалось. Он всегда ценил стройные женские ножки и хотя не вымахал ростом, как Рудбой или тот же Слава, женщин предпочитал высоких и длинноногих. Мужчин он в таком ключе не рассматривал, красота в этом случае большой роли не играла, главное, чтобы не совсем уж страшный был и сговорчивый, всё остальное фиолетово. Да и не сказать чтобы у Мирона с мужиками сильно большой опыт имелся. Так, по пьяни в Лондоне бесоёбили с Рудбоем, а вообще он всё же девчонок предпочитал, тем более в Питере. Однако Славины, блядь, ходули что-то всколыхнули внутри и заставили громко сглотнуть, когда тот уселся рядом. Он по-мужицки их расставил, полотенце натянулось, а тот и думать забыл, что почти голый. Странно всё выходило. Сколько раз Мирон отдыхал с друзьями в сауне или купался в бассейне. Если в компании присутствовали тёлочки, он получал удовольствие от соблазнительных женских тел — либо в купальниках, либо вовсе обнажённых, — но залипнуть, как последний кретин, на мужских коленях — это что-то новенькое, такого с ним ещё не случалось. Он беспрестанно глазел и понимал, что практически капает слюной на немного загорелые ноги Славы. Тряхнул головой, пытаясь сосредоточиться на чём-то другом, но это оказалось непросто, блядские коленки тянули его к себе, словно магнитом. В этот момент очень кстати вернулся Рудбой. Мирон с трудом оторвался от созерцания чужих конечностей и перевёл взгляд на него. Он слишком хорошо знал своего друга, чтобы не обратить внимание на его растерянную, даже беспомощно-удивлённую физиономию. Мирон вопросительно приподнял бровь, покосился на Славу и тихо спросил: — What’s the matter? You look like get a hard on(1). Рудбой запнулся, чуть не упав, поджал губы. — Scheisse(2), — пробормотал, вскидывая мутные глаза. — Not a fucking stitch on him! And he’s got a really cute butt! The best piece of arse in the whole city, fuck...(3) — Dafaq(4), — предупреждающе шепнул Мирон, ловя Славин недоуменный взгляд. — Какой «сити», Вано, забыл, где мы? Вздрогнув, Рудбой выпал из своего транса, кисло улыбнулся. — Угу. Просто Ваня этот... — Обматерил, — ухмыльнулся Слава, не задавая вопроса, скорее констатируя факт, и закинул ногу на ногу. — Ванька — он такой, он может. Мирон больше не слушал, о чём базарят парни. Прикрыв глаза, думал о том, что в этой дурацкой деревне у них с Рудбоем удивительным образом менялся весь их внутренний мир. Уехав учиться в Лондон, они вообще не ощущали перемен, словно по-прежнему жили в родном городе. Вроде и страна другая и менталитет, даже язык чужой, но атмосфера казалась привычной. А здесь давно укоренившиеся и принятые ими привычки и установки летели к чертям собачьим. Они словно на другую планету попали, незнакомую, чужую, которая хоть и не прогоняла их прочь, но и близко не подпускала. Будто играла с ними, насмехалась — вы сначала попробуйте, помучайтесь, а я подумаю, принять вас или нет. Вот и сейчас, вместо того чтобы наслаждаться отдыхом, Мирон палил мужские ноги, а Рудбой, который в нормальной жизни первый похуист, всё ещё выглядел до странности задумчивым. Разговор за столом не клеился, и, чтобы нарушить гнетущую тишину, Мирон спросил: — Чего твой бро там так долго торчит, сто раз уже помыться можно? — Ванька парится, — пожал плечами Славка. — Не, я тоже люблю помахать веничком, только против него всё равно слабак. Он не меньше четырёх заходов в парную делает, прежде чем мыться идёт. Жар такой стоит, что веник голыми руками не возьмёшь, обожжёшься, а ему хоть бы хны. Напарится, потом ведро ледяной воды из колодца на себя выльет, посидит малость и снова в парилку. Будто чувствуя, что говорят про него, появился Ваня — тоже в одном полотенце, видимо, у них так было принято. Выпил налитого Славой кваса и сразу свалил в хату. Рудбой почему-то облегчённо выдохнул и засобирался домой. Мирон даже спорить не стал. Ебучие Славины коленки сделали своё грязное дело, член у Мирона начал потихоньку привставать, и если срочно не предпринять меры, то зашквариться можно было по полной. Поэтому они поблагодарили хозяев и по-быстрому слиняли к себе. * * * — Короче, Мэри, что это было, я не ебу, — вздохнул Мирон, уже привычно доя козу. Управляться со скотиной оказалось намного труднее морально, чем физически. Посовещавшись, они решили, что если не могут изменить положение вещей, то, по крайней мере, в их силах адаптировать ситуацию в подходящее для себя русло, и они, недолго думая, переименовали жутких подопечных на английский манер. Кого круче доить — невзрачную Машку или благородную Мэри? Да и говно убирать эмоционально проще получалось не за Борькой, а за Бэрни, как окрестил порося Рудбой. Удивительно, но их отпустило. Они перестали загоняться, а отвратительная на первый взгляд работа на психику больше не давила. — Вообще пиздец полный, — продолжал жаловаться Мирон, — коленки как коленки, у меня такие же, а я... И вообще достала меня уже ваша колхозная жизнь, сил нет. Коза будто поняла его и раздражённо переступила с копыта на копыто. — Ой, да ладно, ты-то хоть гонор не показывай. — Он погладил её по тёплому боку. — Понимать, блядь, должна, что если ты сейчас молоко разольёшь, мы с Рудбоем голодными останемся. Бабло опять скончалось, а с курицами этими связываться неохота, мне бы ещё прошлый раз забыть. Благо соседка сегодня хлеб пекла и нам пару булок подогнала, святая тётка. Мирон поймал себя на том, что делает всё на автомате. Обыденно стало и доить, и болтать с козой. А главное, выговориться он, как ни странно, мог только Мэри. Какой идиот решил, что козы тупые? Сам он дебил конченый. Или, может, им такая смышлёная попалась, кто знает? Однако поплакаться и поныть получалось лишь ей. Рудбой сам в этом дерьме целый день вращался, ему тоже впору своей жилеткой обзавестись. Мирон не раз замечал, как тот загонялся, особенно в последнее время, поэтому не хотел на него ещё и свои проблемы выплёскивать. Рудбой ведь такой, молчит, молчит, потом как взорвётся, ни к чему его зря накручивать, у обоих нервы крепче останутся. Поэтому и про баню, и про коленки Мирон поведал козе. Высказался, и даже легче стало. Запара со Славой его сильно бесила. Наверное, до такой степени недотрах, что уже на ноги деревенского лошка залипать начал, другого объяснения не находилось. Он не знал, как с этим обстояло у Рудбоя, наверняка тот тоже мучился от спермотоксикоза, ведь у обоих никого не было с тех пор, как из Питера уехали. Сам Мирон, если поначалу так уставал, что думать мог только о сне, сейчас начал замечать нехватку секса. Но уж точно не с этим верзилой Славой. Во-первых, тот совсем не в его вкусе, такой хрен подставится, скорее уж сам нагнёт. А во-вторых, они же деревенские, вряд ли о какой-то другой ориентации вообще думали. По старинке с девчонками местными зажигали, да и всё. Хотя за прошедший месяц он у соседей таковых не замечал. Ваня как-то болтал у колодца с симпотной блондиночкой с сиськами не меньше четвёртого размера, она ему даже глазки строила, и он вроде тоже не против был. Но девочка сразу попрощалась и убежала, когда Мирон подошёл, и больше на глаза ему ни разу не попадалась. Возможно, Ваня по ночам к ней шастает, а может, и у Славы тайная чика имелась, только Мирону от этого не легче. Он процедил молоко и позвал Рудбоя поесть. — Чё делать будем? — спросил он у друга. — С одного молока и хлеба мы скоро ласты склеим. — Мы же в погребе мешок картошки нашли и какие-то соления в банках, — пожал плечами тот, — на огороде всякая бодяга растёт, Ваня обещал показать, что уже можно хавать, неплохо бы и салатик замутить. На крайняк ещё одну куру замочим. — Вряд ли Слава согласится снова нам помогать, а самим такое себе, — отмахнулся Мирон. — Картошку мы только сварить сможем, да и то кое-как, а салатики я вообще в салатнике представляю, откуда они берутся и как их делают, понятия не имею. — Ты и доить не умел, а я навоз чистить, научились же. Соседку попросим, покажет, она тётка зачётная, никогда не отказывает. Или ещё как вариант — соседей. Вера Васильевна действительно помогла. Парни узнали, что у них на огороде растут редиска, щавель, лук, петрушка, укроп и вообще много чего полезного. Да и огурцы начали созревать. Обстоятельно разъяснив, как и что делать, она отправила Рудбоя за яйцами в сарай, а сама лихо настругала салат, наставляя Мирона: — Ты гляди, гляди и запоминай. Ничего сложного в этом нет. Несколько дней они обходились практически вегетарианским меню, и всё же наступил тот день, когда оба поняли, что придётся рубить очередную птицу: двум взрослым мужикам невозможно прожить на одном подножном корме, молодой и здоровый организм требовал мяса. — Хули тянуть кота за главное, — выдавил Мирон и, взяв топор, решительно направился в сторону курятника. Злость на отца всколыхнулась с новой силой, и он, сплюнув, пробормотал: — Не дождётесь, мы справимся. Клушки деловито ковырялись в земле, петух сидел на заборе и бдил. — Токо рыпнись! — погрозил ему топором Мирон. — Уебу, как нехуй делать! Не давая себе времени передумать, он изловил первую попавшуюся курицу, перехватил её за лапы и, брякнув о пенёк, одним ударом отсёк ей голову. Весь запал и злость вдруг улетучились, руки затряслись, к горлу подкатил ком. Уронив топор, Мирон оттолкнул от себя куриные лапы, отступил назад. В этот момент произошло то, что он до конца своих дней не забудет. Убиенная им несушка вдруг сорвалась с пенька и что было мочи рванула прочь. — Ванька! — не своим голосом заорал Мирон. Курица без башки носилась по двору и останавливаться явно не собиралась. Она взбаламутила своих товарок, и теперь перед глазами Мирона разразилась птичья вакханалия: куры метались от бегающей покойницы, кудахтали и хлопали крыльями, петух горланил, как ненормальный, воздух наполнился пылью и перьями. Выскочивший на его крик Рудбой замер на крыльце, вытаращив глаза. — Господи, блядь! — простонал он. — Ты что, «Всадника без головы» решил переснять? — Сам охуеваю, — развёл руками Мирон, с трудом сдерживая подступающую тошноту. Сглотнул пару раз и чихнул. — Я ей башку того, а эта дура как начала гонять по двору без неё. Из-за забора раздался заливистый хохот. — Бля, ну вы тупни! — ржал Слава, вытирая слёзы. — Пиздец какие тупни! Я же вам показывал, курице голову под крыло нужно засунуть и покачать её. Она от этого словно пьяная становится, вот тогда и руби. Обезглавленная птица к этому времени, видимо, набегалась и, словно запнувшись, свалилась на бок, затихая. — И чё стоите? — фыркнул Славка. — Всё, цыганочка с выходом закончилась. Забирайте, ошпаривайте и потрошите, хули замерли! Ошарашенный Рудбой метнулся в дом, скорее всего, ставить греться воду. Мирон приблизился и осторожно толкнул курицу носком кроссовка. — Ебануться, — прошептал он, — адский фильм ужасов. Я же ночью спать не смогу. — Может, колыбельную спеть и рядом посидеть, чтобы тебе страшно не было? — усмехаясь, вдруг предложил Слава. И хотя сказано это было в шутливой форме, Мирона словно кипятком обдало. Он дёрнулся, схватил курицу и, пробормотав: — Нет уж, спасибо, как-нибудь сам, — свалил в дом. * * * Самое неприятное в Славкиной работе было то, что приходилось вставать утром ни свет ни заря в семь утра. Вообще-то для деревни это поздно, та же тёть Вера в начале шестого уже доила свою коровку и спроваживала на пастбище. Но у них с Ванькой, кроме дворового пса Шарика и ободранного кошака Гришки, живности не водилось, поэтому они могли позволить себе поспать пару лишних часов. Сейчас Славка, позёвывая, тащился на элеватор. Прошлогодний хлеб оттуда весь вывезли, новый урожай пока не созрел, его засыплют только в сентябре, поэтому в данный момент там велись ремонтные работы. С тех пор как в деревню наконец пришёл мало-мальский прогресс, элеватор стал полностью автоматизированным. Фермер, который давал работу большинству жителей трёх окрестных деревень, построил не очень большой, но достаточно современный элеватор. Славкина работа заключалась в том, чтобы объект работал бесперебойно и на полную мощность. Ещё он нёс ответственность за доильные аппараты и сепараторы, ремонтировал станки на пилораме и нагревательные бойлеры в детском саду. У него имелся целый штат из трёх человек слесарей-ремонтников, но приборы с числовым программным управлением налаживал только сам. Так уж вышло, что он неплохо в этом шарил, да и работа его вполне устраивала. Фермер платил хорошо, а времени на личные нужды хоть отбавляй. Иногда, конечно, случался форс-мажор, но нечасто. За своей епархией Славка внимательно следил и каждое утро исправно ходил на работу. Грел душу тот факт, что к обеду он уже освободится, и до завтрашнего дня об этом можно будет забыть. Нынешнее утро ничем не отличалось от многих предыдущих, только вот какие-то зашкварные мысли в голову лезли. Вернее, вспоминать о городских дебиках, свалившихся на них, как снег летом, стало привычным. Этот гастролирующий цирк иногда доводил их с Ванькой до колик в животе, так они ржали над мажорами. Хотя, надо признать, в последнее время те всё реже выкидывали различные фортели. Зато если уж косячили, то по полной. Как-то раз Мирон потерял козу: слабо закреплённая верёвка отвязалась, и эта шлендра ушла за деревню, а тот весь вечер бегал, искал её с непередаваемым ужасом на грязном лице. А Рудбой попёрся босиком поливать огород и наступил на колючку, замахал руками, облился водой, ебанул себя лейкой и матюкался минут пятнадцать, прыгая до крыльца на одной ноге. Зарубленную Славкой курицу они практически сожгли, целиком плюхнув её на большую сковороду. Однако не зря говорят, всё, что ни делается — к лучшему. Свою распрекрасную Мэри Мирон теперь сам водил за деревню. Крепко привязывал длинную верёвку к берёзе и оставлял: коза на глазах начала набирать вес, а то вечно на скелета походила. Рудбой между тем смекнул, что поливать первым делом лучше дальние грядки, чтобы потом не ходить по мокрому, и что без обуви в огород нельзя. Вместе с тем парни притормозили с экспериментами по уничтожению съестных припасов. Теперь они сначала консультировались у тёть Веры или у них с Ванькой, лишь потом начинали готовить, хотя выходило у них по-прежнему хуёво. А что на днях в буквальном смысле произошло, кино и немцы! Заметив, что грядку с морковью затянуло осотом, Славка с Ванькой как обычно разыграли на спичках, чья очередь с ним бороться. Счастливый бро ушёл по делам, а Славка поплёлся на огород. Прополов почти половину, он увидел, как из дома вышел Мирон с таким ебальником, словно их хату осаждает племя монголо-татар, ринулся к курятнику. Славка махнул ему рукой, приветствуя, но тот даже не заметил, занятый очень важными мыслями. Дальше ожидаемо случился аттракцион невиданной тупости. Безголовая кура гоняла по двору, как электровеник, охуевший Мирон пялился на неё, испуганно сглатывал и глупо хлопал зенками, не пытаясь исправить ситуацию. Рудбой, выскочивший на крик своего корефана, таращился на беглянку, как на ожившее привидение, брякнув собственной челюстью о пол. Эти двое вообще, что ли, зоологию в школе не изучали? Не знали, что у кур в спинном мозге существуют двигательные центры, которые и управляют телом, если головной мозг отсутствует? Вроде образованные, а так лоханулись. Пересрались до потери сознания и впали в ступор. Пришлось Славке вмешаться в очередной раз, иначе те реально могли навредить себе или, не дай бог, окружающему их хозяйству. Пална по головке за такое точно не погладит. Чуть позже, решив на всякий случай проверить, как они собираются распорядиться тушкой, Славка внаглую, без приглашения, отправился к соседям. Оказалось, как раз вовремя зарулил. Объяснил, что курицу незачем готовить сразу всю, взял управление в свои руки, разделал её, откладывая, что можно в будущем пожарить, а что сейчас пустить на бульон и сварить суп. Готовить щи-борщи парни, разумеется, не умели, и Славка, оставив кусок мяса для варки, остальное убрал в холодильник. — Чё добро сразу переводить, — заявил он, — это испоганите, тогда и оставшееся достанете. Мирон зло стрельнул в него своими глазищами и буркнул: — Сумничал, да? Только и можешь пиздеть, нет чтобы нормально помочь. Славка от такой несправедливости аж руками всплеснул. — А ты часом не охуел, чувак? Я, Ванька и тёть Вера только и делаем, что с вами носимся, у нас что, своих дел нет? — Эй, эй, — вмешался Рудбой, примирительно обнимая обоих за плечи, — Славян, мы пиздец как всем вам признательны, без вас бы давно загнулись. Мирон всё выкупает, просто из-за забега этой сучки до сих пор на стрессняке. Ты давай, бро, говори, как приготовить. Я суп терпеть никогда не мог, но ща тарелки три бы наебнул, так пожрать охота чего-то, кроме огурцов и травы. Мирон недовольно поджал губы, скинул с плеча чужую ладонь, но промолчал, уступив место у стола Славке. Тот внезапно почувствовал себя сволочью. А если бы их с Ванькой в подобную ситуацию засунули? Ничего не знать, понятия не иметь, как всё работает и делается, как бы они себя повели? Тоже кончеными дебилами бы выглядели, так что нехер выпендриваться и гонор показывать, решили помогать, нужно делать это без подъёбок, иначе суки они с Ванькой, а не помощники. — Ладно, — проворчал он примирительно, — перегнул, беру свои слова обратно. Чистить, резать и тереть на тёрке он заставил парней, им полезно, пусть практикуются, а сам взял на себя самое ответственное — руководить. По ходу показал, как сварить рисовую кашу на молоке с маслицем, а потом сдобрить её клубникой с огорода, объяснил, что в салат, кроме овощей и зелени, можно добавлять варёные яйца, получится вкуснее и сытнее. Куриный супец с лапшой удался на славу. Мирон и Рудбой уплетали так, что за ушами трещало, и их с Ванькой на обед вежливо пригласили. Они в ответ припёрли к общему столу буханку ещё тёплого, свежего хлеба из пекарни. Всё это было весело, но в какой-то момент Славка начал замечать за собой, что подозрительно часто пялится на Мирона. Всё началось с бани. Славка, считая себя гостеприимным и внимательным хозяином, немного переживал, как бы гости по незнанию не разъебашили им баньку, и завалился к ним, пока они мылись. Слава богу, все оказались в целости и сохранности, но в этот момент Мирон спустился с полка и, потягиваясь, поставил тазик под кран с водой. Славке хватило пары минут, чтобы оценить в меру накачанную фигуру, небольшую упругую задницу и множество татух, украшающих смуглое тело. Он вылетел из мойки, как пробка из бутылки, но оформившийся стояк себе обеспечил. С тех пор словно следил за Мироном, когда тот появлялся в поле его зрения. Уже позже обратил внимание и на приличные бицепсы, и живот в кубиках — явно без качалки не обошлось. И на волосатые руки-ноги, совсем не изящные, но, несмотря на средний рост Мирона, довольно сильные. Тот частенько гонял по двору без футболки и в подвёрнутых до колен спортивках: по приезде и он, и Рудбой запороли немало приличных шмоток, пока учились управляться по хозяйству и ухаживать за огородом, потом просекли и стали оставлять на себе только штаны, да и то такие, которые больше ни на что, кроме чистки навоза, не годились. Постепенно Славка оценил и голубые, чуть навыкате глаза и пухлые губы, которые тот частенько поджимал или покусывал. Он не понимал, чем приезжий мажор его зацепил, так-то и посмотреть не на что, мужик как мужик, борзый только слишком и высокомерный. За словом в карман точно не лез, таких хуев во все разъемы мог натолкать, Славка пискнуть не успевал. И хотя Рудбой — тот ещё здоровый лосяра, всё же лидер у них, как ни крути, именно Мирон. Невооружённым глазом видно было, что эти двое давние друзья, настоящие, вот прямо как они с Ванькой. Заботились, помогали, понимали друг друга без слов, практически не срались между собой, так, иногда в сердцах могли рявкнуть, но лишь оттого, что подзаебались парни от сельской жизни. Одним словом, Питерский мажорчик стал ему очень интересен, даже больше чем интересен. Накануне ночью ему приснилось, как Мирон, запрокинув голову, скакал на Славкиных бёдрах, принимая в себя его член, скупо постанывал, сжимая коленями его бока. Чувствуя подступающий оргазм, Славка проснулся, тяжело дыша и захлёбываясь воздухом. Так что опять заполучил стояк и непонятную тоску. Как же временами хотелось смять чужие губы своими, узнать, точно ли они такие классные, как кажутся. Дёрнуть за руку на себя, прижать крепко, потереться о чужое тело, почувствовать давно манящий вкус и запах. Что девчонки в сексуальном плане его абсолютно не интересуют, Славка понял ещё школьником, когда жил с родителями в Хабаровске. Вернее, попробовал с подругой старшей сестры, кончил, но чего-то не хватило. За пару лет спал ещё с несколькими, он уже тогда вымахал под два метра и выглядел старше своих лет. Считал, что у всех так, пока случайно не наткнулся на просторах интернета на гей-порно и не залип. Обыкновенная дрочка под хриплые стоны мужиков доставила намного больше удовольствия, чем реальные тёлочки. Славка даже прихуел от такого вывода, но в силу возраста не особо парился. Скрывал ото всех, только в восемнадцать признался Ваньке, да и то случайно вышло. Тот повёл себя как настоящий бро, поебланил малость, поприкалывал беззлобно и принял его таким. Позднее у Славки, конечно, бывали мужики, с одним он вроде серьёзно встречался почти полгода, но не срослось. Последние месяцы и вовсе голяк, только собственная рука и выручала, а тут вдруг раз — и такой соблазнительный Мирончик появился. Вот и снесло у бедного Славки кукуху напрочь. Решил выебнуться перед Мироном, выперся из бани в одном полотенчике, ногу на ногу закидывал, словно блядища последняя, а тому хоть бы хуй. Вроде и пялился на Славкины коленочки, но вида не подавал и на явные заигрывания не вёлся. Выёбистый зазнайка. Шнобель задрал кверху и игнорил Славку только в путь. Славка вздохнул и прибавил шага. «Да и пофиг, что игнорил, — подумал он, — я упрямый, я добьюсь, тем более выхода всё равно нет». Торкнуло его на этот раз капитально, вряд ли получится соскочить. * * * Рудбой с силой воткнул вилы в компостную кучу и вытер вспотевший лоб. Он ненавидел этот день. И все предыдущие дни — ровно с той злополучной драки около клуба, когда они с Мироном случайно покалечили какого-то важного гондона и угодили в результате сюда. Мрачные мысли о том, как он проёбывает свою молодую жизнь в вонючей глуши, по уши в навозе, привычно полезли в мозг, отравляя сознание. Скажи ему кто раньше, что в России до сих пор существуют места, где в доме не проведён газ, нет даже унитаза, про интернет и говорить нечего! — он бы не поверил. Да хотя бы водопровода, потому что таскать воду из колодца — полная дичь. Спасибо, свет есть, а то жили бы как в Средневековье — с керосинками и свечами, заебись вообще. Со стороны отца и Яна Валерьевича было просто жестоко запихнуть их в эту дыру без малейших благ цивилизации. Подспудная обида на отца снова уколола внутри, и Рудбой поморщился, ясно осознавая, что причиной его раздражения является вовсе не родитель и его деспотизм. По крайней мере, не сейчас. Всё дело было в блядском соседе, Ване. После вчерашней бани тот уже сутки не выходил из головы. Наверное, это тупо сказывался недостаток секса в организме. Живут здесь с Мироном как в монастыре, у него уже месяц ни-ни, обалдеть! Он ведь нормальный здоровый мужик, не привык столько времени обходиться без разрядки. В такие моменты на периферии сознания всегда начинала зудеть одна и та же мыслишка — трахнуть хоть кого-то, душу отвести. Он никогда не делал различий в поле партнёров, с одинаковым удовольствием ебал всё, что шевелится, и никто от него не уходил недовольным. В смысле сексом, поскольку недовольные всегда имелись по другому поводу: едва кончив, Рудбой терял ко всем интерес и с лёгкостью выкидывал из своей жизни, абсолютно не заботясь о чувствах. Которых не было. Здесь поначалу тоже грозил тухляк. Местный контингент в основном являл собой бабулек и дедулек, максимум — замученные, потасканные тётки средних лет с пергидрольным начёсом и вечно пьяные мужики. Ни на тех, ни на других у Рудбоя не встало бы даже под транками, а молодёжи в деревне не водилось, кроме нескольких подростков, приехавших на каникулы к бабушкам. Пару девчонок он как-то видел издалека — те разгуливали под ручку со своими бойфрендами. Для секса вполне годились, но портить отношения с местными, наверное, не гуд, ведь неизвестно, сколько им с Мироном ещё здесь кантоваться. А вдруг вообще жениться заставят, раз совратил? Мало ли какие в деревнях понятия. Хотя девчонки целками вовсе не выглядели, у обеих юбки по пизду, а из полупрозрачных топов вываливались шикарные титьки, Анна Семенович бы обзавидовалась, да и Рудбой слюной изошёл. Пацаны показались тоже ничего — широкоплечие, высокие, как на подбор. Рожи, правда, страшные, к таким альфачам яйца подкатишь — без них и останешься. В смысле, нет, не всё было так безнадёжно. В умении затащить в постель кого угодно Рудбой не имел равных. Это как спорт, и он виртуозно мог обработать мозги в нужном направлении любому, хоть натуралу, хоть гомофобу (и делал это не раз), но что потом? Здесь не мегаполис, хрен куда скроешься. Поэтому с сексом был полный облом. Рудбой злился и грустил, прикидывая, сколько ему ещё терпеть вынужденный целибат. Не с Мироном же трахаться, это вообще фу, он его бро с детства, почти инцест получится. Соседи тоже не сразу вызвали интерес — первые дни Рудбой пребывал в шоке буквально от всего, и единственной заветной всепоглощающей мечтой являлось любой ценой съебать отсюда обратно в Питер, к привычным дорогим шмоткам и беспечной жизни. Когда всё немного устаканилось, стало легче. Сначала он взбесился за издевательство с копанием картошки — они ведь с Мироном повелись, как лохи, но потом оказалось, что их соседи не такие уж и уроды. Борова помогли на место загнать, дров накололи. Именно тогда Рудбой впервые заметил Ваню по-настоящему — когда наблюдал за гибкой фигурой, ловко орудующей топором. Точнее, не он сам заметил, а его член, так захотелось нагнуть и вставить, аж зубы свело. Славу, в принципе, тоже можно было оприходовать, Рудбой любил здоровых лосей, иметь их в зад, слушая сладкие стоны и осознавая, что вот это огромное мощное тело подчинено тебе полностью, с удовольствием принимает твой хуй в себя, но в данном случае он сразу понял, что нет, не торкает. С виду тот добродушный и спокойный, этакий деревенский увалень, но слишком уж непрошибаемый. Рудбой привык к выёбистым, все его подружки, как под копирку, были вредными сучками, все мальчики — стервозными гадёнышами, пёрло его от таких, самый кайф напялить, так что Слава — на крайний случай. Ваня подходил под параметры больше: шустрый, язвительный и острый на язык, его как раз хотелось обработать, заставить послушно раздвинуть ноги, открыть в нём новые грани. Тело класс, да и на морду вроде ничего, симпатичный — ну, по деревенским меркам. Сначала Рудбой отринул дурацкую идею: ну какой ещё секс с урюпинским колхозником, не настолько же он опущ. Сельской романтики захотелось? Он всегда осознавал свою привлекательность. Высокий, красавчик, а главное — при деньгах. Ему в любом клубе, баре, на вписке, просто на улице стоило только пальцем поманить кого угодно — и готово. Особенно, когда куролесили в Европе, там взгляды на всё гораздо шире. А здесь что? Он вздохнул с ностальгией, вспоминая лучшие годы жизни, и снова с ненавистью уставился на вилы в руках. Если кто-то из приятелей узнает, чем они тут с Мироном занимаются, ор будет выше гор, их больше никогда не примут, ни на одной тусовке появиться не смогут. Статус превыше всего. Ещё и баня эта ублюдочная! Весь день ему вспоминался вчерашний вечер, вставая перед внутренним взором такими развратными картинками, что Рудбой то и дело сглатывал тягучую слюну, чувствуя себя похотливым дебилом. Прихватив тогда с собой кусок врученного ему мыла, он бодро потопал обратно к небольшому строению в глубине двора. По-хозяйски распахнул дверь и замер на пороге, как вкопанный. Постучаться ему в голову не пришло, и теперь он завис, глядя, как прямо по курсу голый Ваня стоит раком, склонившись над поддувалом, и, тихо матерясь, ворошит кочергой горящие дрова. — Ебать, — выдавил от неожиданности Рудбой, продолжая пялиться на круглые ягодицы. Они были немного разведены от наклона, и между ними, там, внутри, даже немного виднелось розоватое отверстие. Нестерпимое желание подойти, раздвинуть чужие булки и всунуть член в девственную дырку опять поднялось внутри жгучей волной. Рудбой покачнулся, хватаясь за косяк. От его голоса Ваня резко выпрямился и развернулся, вытаращил тёмные глазищи. Поколебался и медленно прикрыл ладонью пах. Только зря — Рудбой и там успел всё разглядеть. — No shi-it(5), — выдохнул, мысленно восхитившись. Собственный член поднялся в пару толчков, натянул лёгкие шорты так, что хоть самому рукой прикрывайся, и Рудбой едва не застонал, прикусив губу. — Ч-чего? — Ваня заикнулся от неожиданности, но моментально пришёл в себя. Демонстративно скрестил руки на груди и недобро прищурился. — Какого хера пялишься? — поинтересовался прохладно. — Проблемы? — Да... нет, — неопределённо выдал Рудбой и еле подавил желание отвесить себе леща. Идиот так идиот, что он несёт, блядь?! Он поморгал, пытаясь развеять наваждение, отвёл наконец глаза. — Живот болит, — сказал первое, что пришло в голову, и протянул руку. — Я это... вот, мыло, Слава передал. Ваня молчал, не двигаясь и продолжая сверлить проникновенным взглядом, и Рудбой, всучив ему в руки брусок, развернулся и выскочил на улицу, костеря себя на чём свет стоит. Вот это засветился! Впрочем, в глаз ему не прилетело, значит, возможно, не так всё и плохо? Или Ваня просто окаменел от шока, поэтому не врезал? Или... нет? Может, есть шанс взломать эту нетронутую крепость? Двигаясь, как в тумане, он вернулся за стол, где оставил Мирона со Славкой, но там царила тягостная атмосфера, и он не стал задерживаться. Потупил, втыкая взглядом в одну точку, а как только «объект» выполз из бани, не выдержал и навострил лыжи домой. Мирон тоже засобирался, но Рудбой не расстроился, решив, что в частном доме найти уголок, где можно побыть одному, ерундовое дело. Заодно и подрочит, а то от возбуждения сперма из ушей уже плескала. Он замотал головой, жмурясь до белых пятен перед глазами. Ну и вот. Подрочить он подрочил, однако образ худого, жилистого обнажённого тела так и преследовал с тех пор. Причём Ваню он больше не видел. Обычно тот с самого утра мог доебаться, крикнуть что-то через забор, а сейчас время к вечеру, но ни его, ни Славы они с Мироном во дворе так и не засекли. Может, Ваня всё понял и решил держаться от него подальше? И другану своему насвистел про извращенца-соседа. Это только в столице — и то лишь в последнее время — народ более-менее начал хоть что-то узнавать о толерантности, а в провинции за такое могли убить. Что, если... — У тебя рожа, будто ты посрать хочешь, а не получается, — раздался вдруг над ухом знакомый голос, и Рудбой дёрнулся, как припадочный, едва не взвизгнув совершенно не по-мужски. Вцепился в вилы, чудом не упав в злосчастную кучу с говном. Обернулся, подозрительно глядя на объект своих переживаний. — Бля! — возмутился, испытывая противоречивые чувства: с одной стороны, он чуть не заработал из-за придурка инфаркт, с другой — хорошо, что тот подошёл. Значит, не злится за вчерашнюю выходку? Или решил сделать вид, что ничего не было? Ваня оглядел его встрёпанный вид. — Напугал? — проявил догадливость. — Ну, извиняй, я не нарочно. — Нет, нарочно, — проворчал Рудбой. — Хули ты вечно подкрадываешься, как вор. Вздрогнув, тот натянуто улыбнулся. — Вы куда вчера пропали? — спросил как ни в чём не бывало. — Я домой зашёл одеться, выхожу — вас и след простыл. — Да мы как-то... — замялся Рудбой. — Нам домой надо было. Дела, знаешь. Ваня понимающе покивал головой. — Деловые, мама не горюй, — хохотнул беззлобно. — Ладно, слуш, я не за этим. Мы спросить хотели. — Он оглянулся, словно в поисках поддержки, качнул головой и опять уставился на Рудбоя. — Короче, в эту субботу праздник намечается, день города. Концерт, культурная программа, танцы-шманцы, дискотека. Мы со Славкой собираемся сгонять. Тяпнем по маленькой, отдохнём, развеемся. Хотите с нами? — Где? — не понял Рудбой. — Здесь? — Не, в райцентре, — пояснил тот. — Это в двенадцати километрах отсюда. Там местный ДК, около него обычно вся тусня. Ну как, поедете? — А на чём? — заинтересовался Рудбой. — Как на чём, на велике, — растолковал Ваня, оценил его растерянную физиономию и закатился смехом. — Повёлся! Бля, братан, ты меня угробишь когда-нибудь. На тачке, конечно. У нас в гараже стоит, правда, её чуток подшаманить надо, но ничего, до выходных успеем. Едем? — Едем, — неожиданно для себя ответил Рудбой, хотя его в жизни никогда не завлекали сельские дискотеки. Что вообще за слово — «дис-ко-те-ка»? Как из нулевых годов выпрыгнуло. Но беспросветная деревенская житуха с её огородами-сараями-дровами так замучила его, что расслабиться захотелось до одури. И, он знал, Мирон тоже согласится. Да, не крутой клубешник в Амстердаме, но на безбабье и рыбу раком, как говорится. Даже интересно, что это такое и как оно бывает. Типа приключение, будет что вспомнить. Главное, друзьям потом не рассказывать. __________________ (1) Ты чего? У тебя стояк, что ли? (англ.) (2) Дерьмо (нем.) (3) Он, блядь, там голый совсем! И у него очень классная задница! Самая лучшая жопа во всём городе, бля... (англ.) (4) Какого хрена! (англ., сленг.) (5) Ни хрена себе! (англ.)