Убегаевка строгого режима

Назойливый луч солнца упорно пробивался между рассохшихся досок сеновала. Мирон сморщил нос, промычал невнятные ругательства и поглубже закопался лицом в Славкину шею, надвинув одеяло чуть ли не на макушку. Но тёплое тело под ним медленно зашевелилось. — Мироша, — прошептал ему на ухо Славка, — слезь с меня, я тебе не ортопедический матрас, я ссать хочу. — Не-е, — сонно протянул Мирон и от души зевнул. — Давай-давай, оккупант, убирай свои кости, а то у меня всё затекло, — не повёлся на его ленивый отказ Славка. — Ебать, ты тяжёлый. — Он с трудом перекатил Мирона на сено и, скривившись, принялся разминать шею. Мирону не хотелось просыпаться. Так кайфово было лежать на крупном, тёплом Славке, чувствовать, как его руки обнимают и поглаживают, словно успокаивая, когда Мирон во сне вздрагивал. Никогда он так сладко не спал. — Слав, — пробормотал он, не открывая глаз, — рано ещё, наш петух только один раз горланил, да и остальная живность помалкивает, давай пару часиков поспим? Их неугомонное хозяйство за прошедшие месяцы чётко приучилось: орать из хлева раньше восьми утра дело безнадёжное, только глотку надрывать зря. Петух, правда, упрямо кукарекал на заре и в семь ноль-ноль, точно минута в минуту, будто будильник заныкал на насесте и часы сверял. Остальные молчали, зато потом голосили кто во что горазд, не оставляя Мирону и Рудбою шанса понежиться в постели. Так что вставать было однозначно рано. — Мирош, — усмехнулся Славка, — это вы лоботрясы, а мне на работу собираться пора, без пяти семь, ща твой Петька просигналит. Мирон наконец сел, но тут же ойкнул и завалился на спину. — Су-ука ты, Славка, — прошипел он, поднимаясь снова, но уже осторожно. — Я теперь ни ходить, ни сидеть нормально не могу. «Всё норм будет, Мироша, не очкуй», — передразнил он Славкино ночное заявление. — Давай я поглажу бобку, подую и поцелую, — ухмыльнулся тот. — Всё сразу как рукой снимет. — Ща уебу, — пообещал Мирон. Тихо рассмеявшись, Славка завалился рядом, забывая про естественные потребности и работу. Притянул сердитого Мирона к себе и, чмокнув в губы, заботливо спросил: — Чё, сильно болит? Давай я после работы в аптеку забегу, мазь какую куплю или обезбол? — Какую мазь, дебик? Что ты скажешь аптекарше? Не отпуская его, Славка погладил его по ягодицам и прижал к себе сильнее. — Придумаю что-нибудь. Нам твою попку беречь надо, она у тебя замечательная. По мне так самая лучшая. — Обломайся, — фыркнул Мирон, — в следующий раз твоей заднице придётся поработать, моя не казённая. — Не вопрос, — без базара согласился Славка, помогая Мирону подняться. — Кстати, — добавил он, — на днях у Ваньки днюха, приходите. И да — с вас подарок. — О’кей, — улыбнулся Мирон, — забились, подарок организуем. В этот момент на всю улицу разнеслось петушиное «кукареку». Мирон только головой покачал, глядя на Славкины часы. Педантичный у них петух, ничего не скажешь, а главное, точный, как куранты. — Всё, вали досыпать, я на работу, — скатывая одеяло, велел Славка. Мирон на цыпочках проскользнул в дом, морщась от скрипа половиц, но Рудбой спал крепко, чуть слышно похрапывая во сне. Быстро расправив кровать, Мирон разбудил возмущённо запищавшего Фильку, перетащил к себе под одеяло и закрыл глаза. Он не хотел сейчас анализировать то, что произошло ночью. — Позже, всё позже, — пробормотал себе под нос и сразу уснул под уютное тарахтение котёнка. * * * Утром Ваня встал разбитым. Вчерашняя сцена маячила перед глазами, и от этого хотелось повеситься. Славкина кровать пустовала. Уверенный, что тот ушёл на работу, Ваня проковылял на кухню, не потрудившись одеться, и замер на пороге, обозревая Славкину до неприличия счастливую морду. — Что такой довольный? — кисло поинтересовался Ваня, бухнулся на табуретку, отрешённо уставился в окно. — И почему не на работе? — Вообще-то полдень, я уже домой пришёл, просто кое-кто дрыхнет как сурок, — с укором протянул тот. Ухмыльнулся, явно собираясь ещё что-то сказать, но внезапно прищурился, оценивая Ванин понурый вид. — У тебя кто-то умер? — спросил негромко. Вроде в шутку, но внимательные глаза буквально ощупывали взглядом. Ваня вздохнул. Зная Славкину доёбистость, он был уверен, что тот не отвяжется, но говорить о вчерашнем и вообще обо всём пиздеце, который в его душе наслоился, перемешался и слипся, как ком грязи, не хотелось. — Вань? — позвал Славка серьёзно. — Что? Тот помассировал виски. — Ничего, — ответил как можно спокойнее, поднял взгляд, улыбнулся слабо. — Славян, я тебе позже расскажу, — пообещал, не пытаясь увиливать. — Сейчас очень тошно, неохота ворошить. В целом всё норм, чисто мои личные загоны, не парься. Славка посмотрел с недоверием, но уже не так тревожно. — Точно расскажешь? — уточнил въедливо, дождался кивка и пожал плечами. — Ладно, договорились. Чаю будешь? — Угу. Некоторое время они пили чай в тишине. Славка снова погрузился в свою мечтательность, то и дело расплываясь в настолько идиотской улыбке, что Ваня даже отвлёкся от вселенских страданий. Только открыл рот, чтобы вытрясти все подробности, но Славка опередил. — Слушай, Ванечка... — начал он, наливая третий стакан и бултыхая в нём изрядно замусоленный кусочек лимона. Ваня нахмурился: «Ванечкой» Славка его называл только когда затеивал всякую хрень и лез подхалимничать. — Ну? — подстегнул он, устав ждать, пока друг отвиснет в очередной раз. Тот моргнул, покосился исподлобья, хмыкнул смущённо. — У тебя скоро днюха. — И что? — Ваня помнил, конечно, о знаменательной дате, но ему было фиолетово. — Как — что? — удивился тот. — Надо отметить. Решить, что приготовить, чем угощать, и вообще... — Знаешь, Слав, — перебил его Ваня, с отвращением посмотрел на остывший чай и отставил стакан, — чёт... неохота. Я не буду отмечать. В конце концов, не юбилей. Славка помолчал, озадаченно потирая подбородок. — Вань, ты меня пугаешь, — признался честно. — Чё ещё за дела? Ты мне с мая все мозги прогрыз, что тебе тут скучно, развлечений нет, отпраздновать хотел; у тёть Светы в сельпо водочкой запасся, мясо на шашлык в морозилке припрятал, а теперь вдруг — не хочу? Говори, что случилось! Быстро! — Ничего, правда, — отбрыкнулся тот, с досадой осознавая, что сам себя загнал в угол. Если бы у него в мозгах не растекался жидкий кисель, он бы сообразил поумнее соскочить, а так — только Славку завёл, и теперь тот не отвяжется, пока всё не выяснит. — Ты мне не сказал, чего у тебя самого рожа от умиления чуть не трескается, — попытался он перевести тему, но Славка не повёлся. — Сначала ты, — припечатал мрачно. — Колись, Ваня, живо. Всё равно не отстану. Буду допытывать, пока ты... — С Катькой поругались, — брякнул Ваня первое, что пришло на ум, лишь бы прекратить допрос. — Точнее, нет. То есть... — Поругались? — повторил Славка. — Ну и что, помиритесь. Как раз на днюхе вот можно так аккуратненько... — Не вздумай! — выпалил Ваня, боясь, что другана заклинит и он разовьёт бурную деятельность по их с Катькой «примирению». Тот уставился с недоумением. Поморщившись, Ваня решил выдать частичную правду. Безотказный способ — на стопроцентном вранье часто можно погореть, зато за полуправдами легко скрывать всё, что угодно. — Мы не совсем поругались, — осторожно начал Ваня. — То есть, мы не ругались. — Тогда что? — Я вчера, когда общался с ней, кое-что понял. — Ваня вздохнул, потупился, чтобы Славка не смог увидеть его бесстыжие лживые глаза, а то раскусит, как пить дать. — Меня больше не прёт. Скучно, пресно, даже секс не возбуждает. А как ей сказать — не знаю, так-то хорошая девчонка. Просто не моя. — Пф, и это всё? — с облегчением ответил тот. Утешающе похлопал его по плечу. — Не парься, бро, всё пройдёт, скоро и думать про это забудешь. Только ты, конечно, с ней поговори, нехорошо кидать втихую. — Когда мы разбежались в первый раз, она меня так и кинула, — фыркнул Ваня. От сердца отлегло: кажется, его отвлекающий манёвр сработал. Даже врать не пришлось, всего лишь капельку не договорить. Огромную такую, жирную каплю. — Девочки, — философски отметил тем временем Славка, будто это всё объясняло. — Они если и психанут слегка, им дозволительно. А нам — нет. Так что не затягивай, возьми яйца в кулак и проясни ситуацию сразу. Иначе будет хуже: девчонки ведь не только истерить умеют — они могут так отомстить, что хуй узлом от ужаса завяжется. — Ладно, — буркнул Ваня. — После днюхи поговорю, а то настроение совсем в минус скатится. Но её звать я не хочу. Поможешь отмазаться? — Помогу, — не колеблясь ни секунды, согласился тот. Ваня благодарно улыбнулся: хороший у него друг, за любой кипеж с ним впишется. Проверено. В голову снова полезли грустные мысли, но он отмахнулся от них. — И Рудбоя... в смысле, мажоров тоже не позовём, ладно? Хочу расслабиться в нормальной мужской компании. Может, баньку замастырим? — Он ухмыльнулся, чувствуя, как настроение выравнивается. — Накроем стол во дворе, пивко-шашлычки и типа сауна. Только девочек из агентства не хватает, чтобы всё по красоте, как у людей. — Ага, все нормальные люди именно так дни рождения и празднуют, — съязвил Славка, и Ваня расхохотался. — Что тебе не нравится? — деланно возмутился он. — Норм! А лучше стриптизёршу из торта! — Ну всё, понеслось, — закатил тот глаза и ухмыльнулся. — Нет уж, Ванечка. У нас здесь днюха, а не корпоратив для блатных. Посидим душевно, никаких шлюх и стриптизёрш. Мажоров, кстати, я уже позвал, так что они будут. — Ч-что?! — Ваня замер, поперхнувшись смехом. — В смысле? То есть, на хрена ты их позвал? — Соседи всё-таки, неудобно, — развёл руками тот, явно не испытывая за самоуправство никакого стыда. — Вроде классные ребята, почему не позвать? У нас вчера разговор зашёл случайно — ну, я и пригласил обоих. Откуда ж мне было знать, что не надо? Кстати, почему не надо? — уточнил он и снова подозрительно прищурился. Ваня еле сдержался, чтобы не заорать на него, незаметно сжал кулаки, подышал на счёт. Как Славке объяснить — почему? Получится, все его хитросплетённые паутины отговорок пропадут зря, Славка опять докопается и в этот раз точно выцыганит правду. Не то чтобы Ваня хотел скрывать это от своего друга, нет. Но именно сейчас сил на такой разговор у него не имелось. И он смирился с обстоятельствами. В конце концов, он с Рудбоем будет сидеть не тет-а-тет, целая комната гостей наберётся, как-нибудь продержится один вечер. Хороший вариант: тупо не замечать его, игнорировать, и всё. — Хрен с ними. — Ваня махнул рукой. — Пусть будут. — Вот и отлично, — подмигнул ему Слава. — С меня подарочек. — Забились, дядь. — Ваня постарался улыбнуться как можно естественнее. * * * Мирон несколько дней ломал голову над подарком для Вани. С деньгами как всегда был напряг, но что-то срочно нужно было придумать. К тому же Рудбой заявил, что не согласен дарить какой-нибудь чисто символический презент, и Мирон вообще запарился. Спас положение Славка. Они привычно ночевали на сеновале, Славка в последние дни даже одеяло оттуда не забирал. — Хули его всё время туда-сюда волочить? — фыркнул он. — Вечером всё равно сюда придём. Мирон сначала выпендривался. — А не слишком у тебя раздулось ЧСВ? — умышленно грубил он, сам уже не понимая, из вредности или по привычке. — Меня лично вообще не прикалывает каждую ночь на эту верхотуру лазать, у меня кровать в хате неплохая. Но Славка оказался не таким, как все бывшие Мирона, он не сердился, не обижался, словно понимал все зашкварные мысли Мирона, его метание от принятия отношений до полного отрицания. — Ладно тебе, — улыбался он и притягивал Мирона к себе. — Не заводи старую пластинку, ты её уже до дыр затёр. Забей. Отключи своего контрол-фрика. Мирон не подавал вида, что согласен с ним, но на время прятал свою стервозность и с удовольствием кувыркался со Славкой по ночам. Когда Мирон рассказал ему о проблеме, тот привычно фыркнул и выдал: — Хуй с ним, с Рудбоем, там сам чёрт рогатую башку сломает, разбираясь в их с Ванькой общении. Если тому принципиально подарить «подарок со смыслом», пусть сам придумывает, а мы пойдём другим путём. — Он хитро улыбнулся и подмигнул. — Завтра автолавка приедет, сегодня с утра объявление повесили в магазе. Мы Ване практичный подарок сделаем. Купим большую упаковку китайских носков, там штук пятьдесят, наверное, ему на несколько месяцев хватит. Тем более носки — это вечная проблема, то с дыркой на пятке, то вообще пару не найдёшь. Так что дёшево и сердито. — Ну-у, — протянул Мирон и поскрёб затылок, — я не ебу, дарят в принципе кому-то носки или нет? — Да, норм, — успокоил его Славка. — Ванька мне в прошлом году приличную упаковку трусов подогнал на днюху. Из красной атласной ленточки розочку запиздюрил, пришпандорил её сверху на подарок и вручил. — Хорошая идея, — заржал Мирон, — надо тоже ленточку купить. — Ага, — усмехнувшись, кивнул Славка. — Голубую, блядь. — Почему голубую? — не понял Мирон. — В связи с текущей ситуацией, — прыснул тот. — Давай не будем лезть в то, что нас с тобой не касается, — предусмотрительно предложил Мирон. — Мы не в курсах, что у них там происходит. — Ой, никуда я не лезу, — отмахнулся Славка, — мне вообще по хрен. Ванька мой лучший друг, почти брательник, он останется им, даже если станет голубым, розовым, зелёным или жёлтым! Даже если украдёт, убьёт и родину предаст, моё отношение к нему не изменится. Но если твой татуированный лосяш его обидит, я ему костыли вырву и в его мажорную жопу с большим удовольствием засуну. Так ему и передай! — Эй, оратор, ты закончил лозунги задвигать? — Мирон дернул его на себя. — Мы ебаться сюда пришли или митинговать? — Ебаться, но... Не дав ему договорить, Мирон повалил его на сено и ловко стянул с него спортивки. — Захлопнись и подставляй жопу, — скомандовал он, нависая над Славкой. * * * Около семи вечера Мирон с Рудбоем вошли в калитку соседей. Ваня и Славка встречали их на крыльце. — С днюшенькой тебя, Иван! — провозгласил Мирон и вручил Ване увесистую упаковку, криво перевязанную зелёной лентой (в автолавке других не нашлось). — Как говорится: чтобы елось и пилось, чтоб хотелось и моглось! — Поздравляем, — тихо добавил Рудбой. — Мужики, спасибо, — улыбнулся Ваня, принимая подарок, и весело засмеялся, понимая, что стал обладателем полсотни чёрных хлопчатобумажных носков. — Бля, самый нужный подарок. В этот момент к дому подкатил грязно-белый «каблук», и Славка резво рванул к нему. — Куда он? — спросил Мирон, но Ваня только плечами пожал. Пару минут Славка тусовался возле машины. Достал зажигалку из штанов и что-то поджигал или давал водиле прикуривать, из-за широкой спины парни не видели. Потом торжественно развернулся, и Мирон непроизвольно разулыбался: Славка нес в руках большой, красиво украшенный торт с одной-единственной свечкой в середине. — Я знаю, как ты тортики любишь, — обратился он к имениннику, протягивая ему шедевр кулинарного искусства. — Не мог допустить, чтобы мой лучший корефан остался в днюху без десерта. Смотри, какую красотень поварихи в столовке заебашили! Ваня просто сиял, глядя на Славкин сюрприз. Если честно, Мирон никогда его таким не видел. Ухмылка с подъёбкой или издевательский ржач — это Ванино, но вот так счастливо и довольно улыбаться — что-то новое. — Будь, бро! И задувай свечку! — потребовал Славка. — Слав, ты лучший, — пробормотал по-прежнему цветущий Ваня и с силой дунул. — Отлично! — опять подал голос Славка. — Торжественную часть по случаю очередного дня рождения Ивана Светло считаю закрытой! Прошу к столу, гости дорогие! Жрать подано! Парни дружно заржали и отправились на террасу, где стоял накрытый стол. Сервировка не отличалась элегантностью или шикарными блюдами. Жареная курица и пюре, малосольные огурчики, несколько салатов, копчёная рыба, но у Мирона сразу слюни потекли, так его впечатлило обилие закусок. Давно он такого не видел. — Это что, вы сами сварганили? — округлил глаза Рудбой, садясь за стол. — Ни хуя себе, вы рукопиздяшные. — Да, — похвастался Славка, — мы с Ванькой такие, всё, что надо, умеем. — И что не надо, — со смехом закатил глаза Мирон. — Ага, — не стал спорить Славка, — и так тоже могём. — Где обещанный шашлык? — вспомнил вдруг Рудбой. — Позже будет, не ссы, — заверил его Ваня. — Ща дрова прогорят — и заправим жариться первую партию, у нас уже шампура приготовлены. Водка, которую разливал Ваня, оказалась не настолько плоха, как сначала опасался Мирон. Он вообще был уверен, что опять придётся пить самогон, но, слава богу, водочка пошла довольно мягко, и второй тост за именинника не заставил себя ждать. Опустошив первую бутылку и плотно закусив, парни спустились во двор покурить. Лениво затягиваясь дымом, они обсуждали различные темы, иногда спорили, но не срались, только весело ржали. Выдохнув, Мирон опустился на лавку и довольно привалился к Славкиному боку. — Ты чего? — спросил тот, не глядя на него. — По-моему, я пережрал, — отдуваясь, обронил Мирон. — Разве можно столько есть? — Отъедайся про запас, — хохотнул Славка. — Днюха-то не каждый день, завтра опять на подножный корм перейдёте. А нас ещё шашлык ждёт. Тихо переговариваясь, Рудбой и Ваня шаманили у мангала. — Эй, — пихнул Славку Мирон, — мы нормально питаемся, не гони. И вообще... Он не успел договорить: к калитке подошли два мужика. Невооружённым глазом было видно, что они братья, один явно постарше, ближе к сорока, второму едва ли исполнилось тридцать. — Здорово, мужики! — поприветствовали они. — И вам не хворать, — отозвался Ваня. — Парни, тут такое дело, — помялся старший и вытащил из-за спины бутылку отличного вискаря. У Мирона даже внутри что-то замерло, он так соскучился по хорошей алкахе. — Мы вас поблагодарить зашли. Вы на пожаре отличились, кабанчика батиного спасли, да и так вечно старикам нашим помогаете. Короче, вот, — он протянул бутылку, — от души спасибо. — О-о! — обрадованно заорал подвыпивший Славка. — Шикарный подгончик! — Ну, вы даёте, — ухмыльнулся Рудбой. — Подумаешь, поросёнка вытащили. — Присоединяйтесь к нам, — предложил Ваня. — У меня сегодня днюха, так что прошу к столу. Как раз шашлычок подоспел. Мирон догадался, что это братья Смирновы, Славка когда-то упоминал, что они живут в городе, к родителям нечасто приезжают. Те оказались компанейскими мужиками, и принесённый ими вискарь под душевные разговоры ушёл влёт. Ваня сбегал в хату и включил музон. Когда Рудбой услышал знакомые биты, качнул головой: — Прикинь, и эти тоже рэпчину слушают. Мирон пожал плечами. Почему бы и нет? Пацаны, конечно, в захолустье живут, но ведь и не на необитаемом острове. — Вы чего, хлев восстанавливать пригнали? — спросил Славка, снова разливая водку. Захмелевшие братья синхронно кивнули. — Ага. Спецом отгулы взяли на неделю, — пояснил младший. — Батя с маманей запилили в доску, каждый день звонят: когда приедете. — Да, старики — они такие, — согласился Ваня, — советская закалка, нужно сразу всё исправить. — И не говори, — покачал головой старший Смирнов. — Херня, — хлопнул его по плечу Славка. — Брус и доски им вчера привезли, фермер распорядился выделить бесплатно, как погорельцам, за счёт своего хозяйства. Он у нас мужик понимающий, всегда помогает деревенским, если надо. — Местные тоже строить помогут, — вставил Ваня. — Мы со Славяном придём. — И мы, — переглянувшись, в один голос выдали Мирон и Рудбой. — Спасибо, парни, от помощи не откажемся, — поблагодарил младший Смирнов. — Не за что, — фыркнул Славка. — Свои же люди, чего сантименты разводить. Мирон оглядел подвыпившую компашку и, несмотря на лёгкий шум в голове, вдруг осознал, что нигде, ни в Питере, ни в загране, никогда не встречал такой взаимовыручки. Разные люди, совсем не родственники, запросто пришли на помощь старикам Смирновым, а сейчас, хотя у самих по хозяйству дел хватало, готовы были помогать ремонтировать сгоревший сарай. Причём в обычной жизни они могли и ругаться, и скандалить, но пришла беда — и все разногласия сразу забылись. Однажды, за несколько недель до пожара, Мирон стал свидетелем, как этот самый Кирилл Лукич Смирнов цапался с Яшкой-трактористом, потому что тот заглох на своём тракторе как раз напротив его дома и, ремонтируя свою колымагу, врубил на всю округу магнитофон, прикреплённый к панели изолентой. Они собачились, пока Яшка не уехал, но на пожаре тот первый полез спасать Смирновскую скотину, даже не вспомнив, что дед тогда обозвал его пьянчугой и тунеядцем. И вообще, насколько в городе все абсолютно равнодушны друг другу, настолько здесь серьёзные проблемы решают сообща. Вряд ли родной отец Мирона стал бы помогать, тем более безвозмездно, кому-то из своих сотрудников, а фермер просто отправил машину со стройматериалами Смирновым, ни одним словом не заикнувшись о стоимости такой помощи. И это по здешним меркам вполне нормально. Мирон спустился с террасы и, прикурив, присел на лавочку в тени яблони. Чем больше проходило времени, тем меньше его тянуло обратно в Питер. Он не перестал ценить все возможности и перспективы того, когда ты при бабле, но начал понимать, что не одними деньгами счастлив человек. Что приятнее и проще бухать с толпой в баре, чем доить козу или убирать навоз, однако, когда придёт время уезжать, он будет скучать по строптивой засранке, которая лучше любого человека чувствовала его настроение. — Ты чего? — Славка незаметно подсел рядом так, чтобы с террасы не было видно, приобнял рукой. — Притих тут один. Почувствовав его тепло, Мирон улыбнулся. — Всё хорошо, только что-то отвык я столько бухать. Славка хмыкнул и погладил его по спине. — Надеюсь, мы и сегодня на сеновале ночуем? Мирон фыркнул. — А что, у нас есть ещё варианты? В твоей хате Ванька дрыхнет, и в моей тоже, блядь, Ванька. Не в баню же идти. — И тут до него дошло, что Славка спрашивал совсем про другое. За последнее время он так привык засыпать, уткнувшись носом в Славкину шею, всю ночь обнимать его или, наоборот, чувствовать чужие руки на себе, а просыпаясь, лениво целоваться не открывая глаз, пока не заголосит петух, что вопрос: спят они вместе или нет, для него уже не стоял. — Слав, — он легонько пихнул того в бочину, — ты чего каждый раз спрашиваешь? — Да хрен тебя проссышь, — вздохнул тот. — Может, сегодня ты хочешь, а завтра раз — и уже нет. Я вообще не представляю, что там думается в твоей лысой черепушке. — Правильно в ней всё думается, — тихо хохотнул Мирон и добавил: — Я тоже одеяло принесу, одного нам мало. Прошлую ночь я с тебя его стянул, и ты утром замёрз. — Ни хуя, — принялся отнекиваться Славка. — С чего ты взял? — С того, — не уступал Мирон. — Всё равно ведь принесу, какого хера споришь? — На здоровье, — засмеялся Славка. — Неси, я только за. Рудбой с младшим Смирновым дожаривали последнее мясо. О чём-то болтали, как добрые знакомые, пока Рудбой махал картонкой над шашлыками. Ваня и старший из братьев ржали на террасе, подъедая праздничные закуски. — Идём за стол. — Славка легонько подтолкнул Мирона в спину. — Ваньку в подпитии вечно на хавчик пробивает, метёт всё, что не приколочено, так что мы рискуем остаться без закусона. В этот момент у дома затормозил чёрный джип. Насколько знал Мирон, такая крутая машина была только у фермера Алексея. Через минуту хозяин тачилы зашёл в калитку. — Слав, я к тебе, — протянул он руку для приветствия. — Здорово, мужики! — Присоединяйся, — предложил Славка, поздоровавшись. — Ванька у нас сегодня на год старше стал, вот, отмечаем. Фермер оказался простым и своим в доску, правда, водку только пригубил за Ванино здоровье, сославшись на то, что он за рулём. Под шашлычок они обсуждали проблемы фермерского хозяйства и новые запчасти для сушилки, недавний пожар и приближающуюся уборочную. Мирон и сам не заметил, как их с Рудбоем втянули в разговор. И хотя они мало понимали в сельхозработах, насущные темы поддерживали и лишними себя не чувствовали. — Здорово всем! — на террасе возник Яшка-тракторист. Он уже был явно подшофе, но на ногах пока стоял прочно. — А я иду мимо, смотрю, культурно и весело отдыхают односельчане, дай, думаю, загляну. — Яша, ты как раз вовремя! — обрадовался ему как лучшему другу Ваня и протянул наполненную стопку. Неожиданно вышло, что их небольшая компания быстро и уверенно обрастала народом. Мирон понимал, что в Питере никто бы не пригласил за свой столик в баре левого чувака, а здесь все знали друг друга и само понятие «левый» значения не имело. Рады были каждому зашедшему на огонёк. В калитку внезапно залетел конюх Петрович, за ним с деланной ленцой вошёл молодой парень, похоже, его сын. Пытаясь отдышаться и приглаживая куцую шевелюру, Петрович выпалил: — Яша, кобыла тебя задери! — Он устало опустился на пустующую табуретку. — Мы с Володькой всю деревню обегали, тебя обыскались! — Петрович, — пробасил тот, — не суетись, давай по порядку. Чего у тебя случилось? Володька сразу отвернулся, всем видом показывая, что он не при делах. — Чё! — взвился тот и пихнул своё чадо ногой. — «Урал» мой в Сосновском болоте злыдень утопил, одна коляска торчит! — Ничего се! — присвистнул Славка. — Яш, помочь бы надо, — предложил фермер. — На кой ты в болото попёрся? — спросил старший Смирнов. — Я не хотел, — проблеял Володька, покрываясь красными пятнами и явно чувствуя себя неловко. — Не хотел он, — передразнил сына Петрович и снова пнул его. — Черепушка только девками занята да музыкой дурацкой, где одна похабщина и мат. Чистый срам! — Ладно тебе, Петрович, на пацана гнать, — вступился за опального Володьку Славка. — Ты в своё время тоже за девчонками бегал и музыку непонятную твоим родителям слушал. — И бегал, и слушал, — проворчал тот, — а ещё башкой думал, а не причиндалами между ног. Вся компания весело заржала, только Володька опустил голову ниже и сгорбился. — Угомонись ты, — отсмеявшись, Яшка приобнял Петровича за плечи, — чё разбушлатился? Ща я агрегат заведу, вытащим твой драндулет. — Сам ты драндулет, — буркнул Петрович. — Мой мотоцикл не один десяток годков пробегает, если к нему сыночка любимого подпускать не буду. А твоему агрегату ещё пяток лет — и каюк. — Да ни хуя! Да мой... — Обиженный Яшка от возмущения аж грудь колесом выгнул, готовый отстаивать честь своего железного коня, но фермер его перебил: — Яш, время скоро полночь, и так темно, завтра всем всё докажешь, а сейчас помоги людям. — Пойдём, неблагодарный, — сразу унялся тракторист. — То помоги, Яша, то каюк. — Петрович! — предложил Ваня, наливая ему стопку. — Давай на посошок, чтобы операция по спасению личного транспорта удачно прошла! Тот с сомнением посмотрел на наполненную стопку, потом вздохнул и, махнув рукой, залпом выпил содержимое. Славка подсунул ему малосольный огурчик, и Петрович, утерев губы рукавом пиджака, с удовольствием захрустел. Вся честная компания вышла их провожать за ворота, и ещё минут пять слушали, как переругиваются удаляющиеся вниз по улице Яшка и Петрович. Володька молча тащился следом. — Всё, мужики, и мне пора, — спохватился фермер. — Слав, значит, договорились? Завтра поставим новый движок и опробуем. — Да, — согласился тот, — без проблем, сделаем. Фермер уехал. Младший Смирнов протянул, глядя ему вслед: — Крутая машина-а. — Ага, — кивнул его брат. — Кто на что учился, тот на том и летает. — И сразу засобирался домой: — Парни, мы тоже пойдём, поздно уже, батя с маманей поди нас потеряли. Мы ведь на пару минут ушли, а просидели у вас весь вечер. — Спасибо за угощение, — подхватил младший. — Приятно было познакомиться, — добавил, обращаясь к Мирону с Рудбоем. — Надо мангал потушить и всё убрать, — пробормотал Рудбой, когда они остались вчетвером. — Забейте, — отмахнулся Ваня, — мы сами как-нибудь. — Иван, не выёбывайся, — поучительно изрёк Славка. — Нельзя отказываться от помощи, если её предлагают добровольно. — Вот именно, — подтвердил Мирон. Праздник закончился, он ощущал себя немного пьяным и уставшим. А ещё очень хотелось забуриться со Славкой на сеновал, привычно почувствовать его запах и наконец отрубиться после длинного дня. * * * Когда гости разошлись, парни вчетвером наскоро прибрали мангал, еду и снова сели попить чаю с остатками торта. Славка с Мироном внезапно увлеклись каким-то литературным спором и выпали из реальности. Рудбой медленно поднялся из-за стола. — Вань, можно тебя на минуту? — позвал негромко и привычно схватился за цепочку, начиная крутить её в пальцах. Тот сфокусировал на нём мутный взгляд. Весь вечер он не обращал на Рудбоя особого внимания, лишь самый минимум радушного хозяина перед гостями, не более. Не смотрел в его сторону, обращался только по необходимости, и Рудбой буквально кожей чувствовал исходящее от него напряжение. За порог не выгнал, и на том спасибо. Он старался тоже не отсвечивать, чтобы не портить имениннику праздник, но и уйти просто так не мог. — Ненадолго, — повторил он тихо и посмотрел в глаза. Помявшись, Ваня всё-таки кивнул. Встал, шатаясь. — Что-то случилось? — уточнил озабоченно. — Не, — мотнул подбородком Рудбой. — Мне надо тебе кое-что сказать. — Ну, идём, чё, — покладисто согласился тот и первым поковылял к крыльцу. Кое-как спустился и зачем-то потащился за угол дома, зашкерился в густой кустарник, достал сигареты, привалившись плечом к стене. Рудбой еле отыскал его в темноте, продрался сквозь колючие ветки, тихо матерясь. Встал рядом, чиркнул зажигалкой, вглядываясь в лицо напротив. Ваня не торопил его. Молча дымил, уставившись в землю, погрузившись в свои размышления. — Ну? — спросил наконец, докурив до фильтра. — Чё хотел-то, дядь? — Подарок подарить. — В смысле? — Ваня удивлённо выгнул брови. — Вы же с мужиками мне носков коробку подогнали. — Нет, — покачал головой Рудбой, невольно улыбаясь. — Подогнали Мирон со Славкой, а я... Вот. С этими словами он решительно снял с себя кулон и повесил Ване на шею. Смутился под ошарашенным взглядом. — Это... кхм. Это мой талисман. Ты не смотри, что он недорогой. Мне его дед подарил, давно, ещё в детстве, говорил, что он приносит счастье. Дед был геологом, нашёл его прямо в день, когда я родился, и привёз в подарок. Упоминал, как удачно сложилось, типа оникс как раз для сентябрьских, но я читал: тебе тоже подходит. Специально гуглил. Еле заметно поморщившись, Рудбой заставил себя заткнуться. На кой он вываливает это Ване, ему в хуй не упёрлось такие откровения слушать. Или нет? Собравшись с духом, он поднял взгляд. Оторопелый Ваня таращился на него так, будто к нему прилетели «Люди в чёрном», с Морфеусом из «Матрицы» в придачу, и сообщили, что он избранный и теперь обязан спасти мир. — Почему — был? — нарушив затянувшуюся паузу, спросил он хрипло. — Дед, в смысле. Он что... — Умер, — ровно подтвердил Рудбой. — Инфаркт. Я ещё малой был, но хорошо его помню. — А... — Ваня запнулся, потёр виски и медленно покачал головой, взялся за цепочку. — Я не могу его принять, — выдавил глухо. — Это слишком личное. — Возьми, — попросил Рудбой, перехватил его руку, заставляя сжать в кулак. Развязно ухмыльнулся, чтобы сбить градус неловкости. — Я у тебя на застолье жрал-пил, башку ломал, что подарить. Ну и вот. Бери, не парься, дед бы не обиделся. Это правда прикольная вещь. На память. — Ладно, — слегка заторможенно согласился тот и спрятал цепочку под футболку. — Спасибо. Облегчение, что подарок приняли, что Ваня стоит сейчас перед ним, такой непривычно смущённый и красивый, не отталкивает, не насмехается, мирно разговаривает, накрыло мягким одеялом. Напряжение последних суток отпустило, и в голову внезапно ударило всё выпитое. Рудбой икнул, с ужасом осознавая, что его опять несёт, против воли, от пережитого стресса и эмоций. Он оскалил зубы в широкой улыбке и подмигнул: — Вот так-то лучше, кис! В смысле, Ванечка. Извини. Пососаться точно не хочешь? * * * Ваня пребывал в шоке. Весь вечер он вертелся, как уж на сковородке, усиленно изображая из себя счастливого виновника торжества. Когда пришли Мирон с Рудбоем, он инстинктивно чуть не шарахнулся обратно в дом, но взял себя в руки, улыбнулся подружелюбнее. Какого хрена, сегодня его день, значит, надо расслабиться. Не съедят же его, в самом деле. К слову, Рудбой вёл себя скромно, тихонько сидел и почти не подавал голос. Потом и мужики подошли, стало веселее. К моменту, когда Рудбой зазвал его на разговор, Ваня изрядно нагрузился, поэтому решил, что ничего не случится. Да и любопытно стало, что ещё отмочит этот контуженный. Однако то, что произошло, поразило настолько, что из Вани весь хмель выветрился. Он и раньше замечал эту цепуру у Рудбоя. Даже мелькала мыслишка, мол, чего это мажор носит неброское украшение, а не типовую голду толщиной с палец, но он быстро отмахнулся от этого, не придал значения. И теперь стоял столбом, почти ощущая, как на шею давит подаренный медальон. Не знал, что сказать. Сотни догадок завихрились в голове, создавая дикую мешанину. Казалось, он упускает нечто важное, почти эпическое, но мысли путались. Следовало подумать об этом позже, как проспится. Вдобавок Рудбой вёл себя странно: исчезли свойственные ему нагловатые манеры, он вообще словно боялся лишний раз чихнуть в его сторону. Ваня заподозрил, что тот заболел, но в этот момент всё вернулось на круги своя: мажорный придурок, будто переключившись с одной программы на другую, выдал фирменную ухмылку и понёс привычную чушь. На вопросе про «пососаться» Ваня натужно хмыкнул в ответ, решив перевести всё в шутку. Не хотелось портить вечер руганью. — Дядь, — он завёл глаза, — у тебя хуй чешется, почесать не об кого? Отвали, сто раз говорил, что я тебе не дам. Ну, не трахнешь ты меня никогда, смирись и... — А ты меня? — брякнул вдруг Рудбой. Ваня выпал в осадок, глупо хлопая ресницами. — Я тебя? — переспросил тупо. — Не хочешь? — грустно сказал тот, тряхнул головой и растянул губы в кривой усмешке. — Да я пошутил, чего рот разинул. Кому ты сдался. — Хрена себе заява, — присвистнул Ваня. — Ты головкой не ударился? Рудбой дёрнулся, и лицо его перекосило в гримасе. — Пошёл на хуй! — неожиданно заорал он. — Чё докопался! Ты ведь понимаешь всё, сука! Я перед тобой и так уже как дебил, как клоун новогодний! Он зыркнул на оторопевшего Ваню и осёкся, сдуваясь так же стремительно, как взорвался. Сгорбил плечи. — Вот блядь, — буркнул еле слышно, глянул с тоской. — Прости, Вань. Нравишься ты мне. Всерьёз. Я тебя хочу. — Дядь, ты достал, — вздохнул Ваня безнадёжно. — Сколько можно? Я сразу предупреждал, что натурал. Ты меня решил измором взять? Или просто рофлишь, чтобы жизнь мёдом не казалась? — Откуда ты знаешь это слово — рофлить? — удивился Рудбой, и Ваня завёл глаза. — Мы в деревне живём, а не в каменном веке, — туманно пояснил он, ловко вытащил сигарету из пальцев Рудбоя и глубоко затянулся. — Но ты от ответа не увиливай. Давай, блядь, разберёмся раз и навсегда, ты меня реально заебал. — Пиздишь, Ванечка, не ебал я тебя, — насупился Рудбой, губы его поджались, уголки скорбно потащило вниз, как при упоминании чего-то крайне неприятного и болезненного. — И не выебешь, — сказал тот. — Даже если на секунду представить — просто представить! — что меня бы попёрло на эксперименты, я бы тебе не дал. Не потому, что вредный, чисто технически не представляю процесс. И представлять не хочу. — Но... — Почему я? — обречённо перебил Ваня. — Вот на хуя тебе именно я? Зачем? Тебе тёлок мало или парней? Ты же столичный, там до хера тех, кто не против. А со мной... Как ты себе это представляешь? Чисто платонически гулять под луной за ручку? Или ты готов сам подставиться? В жопу дать, хуй пососать? Готов? — В принципе, да, готов, — ответил тот спокойно, но сразу потупился, потом вообще отвернулся. От неожиданности Ваня подавился дымом. — Что, серьёзно?! — Хочешь проверить? — Рудбой вскинул взгляд, смотря с вызовом. Криво ухмыльнулся и махнул рукой. — Ладно, я понял. Извини, что вёл себя как осёл, я сам не думал, что так... а, по хую. Я это, пойду, наверное. Вдруг Мирон меня потерял или... может, пора спать. Он развернулся с отсутствующим видом и тяжело полез через кусты. Ваня тоже отклеился от стены, встал ровно. Отряхнул машинально штаны, вытирая вспотевшие ладони. — Стой, — вырвалось у него. Рудбой тут же послушно остановился, обернулся, смотря выжидающе. Ваня напряжённо пялился в ответ. Он не знал, зачем окликнул его. Замер под настороженным взглядом, как кролик перед удавом, и понятия не имел, что сказать. Давно мелькавшая на задворках сознания крамольная мысль именно сейчас оформилась, стукнулась безумной идеей, заставляя пульс бешено частить. Раньше Ваня беспощадно гнал эту хуйню прочь, но теперь, при виде сгорбленной фигуры, уходящей прочь, под ложечкой засосало. И будто бес за язык дёрнул. Склонив голову набок, Рудбой терпеливо ждал. Видимо, сообразил — одно неудачное слово, и призрачный шанс будет похерен. В широко распахнутых глазах разгоралась странная, неизбывная надежда. Шее стало горячо, Ваня сглотнул, прочищая горло — по сути, просто чтобы выиграть время. Щёки вспыхнули огнём. — Я, — начал Ваня, но голос предательски охрип, — я... хрен знает, зачем тебя позвал. — Он отвернулся. — Сорри, дядь. Ты это, иди, правда. Но Рудбой уже что-то заподозрил, осознал инстинктивно, как назгул, блядь. Аккуратно шагнул назад, не вставая вплотную к Ване, давая пространство. — Скажи, что хотел, — попросил негромко, но твёрдо. — Пожалуйста, Ваня. Мне это важно. Тот молчал, как партизан, слушая, как гулко бьётся сердце. — Вань? — опять позвал Рудбой — и опять бесполезно, у Вани будто язык к нёбу присох, он никак не мог решиться, хотя прекрасно понимал, что проиграл. Сдался, пусть и с боем. Рудбой своего добился, разбудил-таки в Ване что-то такое. Любопытство, интерес, неясное запретное чувство будоражили нервы, расползались по телу мелкой дрожью, пальцы покалывало. Ваня сглотнул, смотря прямо перед собой. — Я подумал... — начал хрипло, прикурил очередную спасительную сигарету, пуская вверх кольца дыма. Если они продолжат столько смолить, через пару лет лёгкие с ними попрощаются, и они с Рудбоем, возможно, умрут мучительной смертью. Тогда какого хрена трястись от страха и сомнений? Жизнь одна. Хотя один фиг как-то всё очень сложно. — Что... ну... — Всё-таки хочешь попробовать? — тихо спросил Рудбой, догадавшись наконец прийти на помощь и озвучить сам. Ваня посмотрел благодарно. — Хуй знает, — отозвался растерянно. — Сам не верю, что это говорю, но... Блядь, да не знаю я! Вот ты пидрила, дядь, что ты со мной сделал! Вдруг я теперь тоже пидор! Что за пиздец! — Во-первых, не пидор, а гей, — невозмутимо поправил Рудбой. — Во-вторых, не гей, а скорее всего би. В-третьих... — Он помолчал, незаметно подбираясь ближе, пристроил руки Ване на плечи, гладя большими пальцами воротник его рубашки. — В-третьих, ни геями, ни би, ни даже пидорами не становятся по щелчку или от пары поцелуев. Мы рождаемся со своей ориентацией. Просто кто-то раньше осознаёт, кто-то позже, а кто-то так ссыт признать, что всю жизнь врёт себе и окружающим. Мне жаль их. А тебе? — Психолог недоделанный, — пробурчал Ваня, но беззлобно, ему действительно полегчало. — Ладно. В смысле, давай попробуем. То есть... я не могу пока тебе в жопу дать, если ты об этом, так что... — При чём тут жопа, — перебил тот со смешком. В глаза при этом не смотрел, стеснялся, может, или думал о чём-то своём. Склонился ниже, судорожно выдохнув Ване почти в висок. — Я ведь говорил, что готов сам. Не врал, если что. Только надо осторожнее, кхм, я снизу никогда не был. Ваня вытаращил глаза. — Вообще ни разу?! — От изумления у него рот приоткрылся, но тело обдало приятной волной жара, аж между рёбер закололо, пальцы на ногах поджались. — Тогда какого хрена? — Потому что хочу, — повторил Рудбой. — Тебя. Всё равно — как, но будет не айс, если мне очко порвут. — Ты ебанутый, Вань, — нервно хмыкнул Ваня, от потрясения назвав Рудбоя по имени. Происходящее не укладывалось у него в голове, ну никак. Он мало понимал в однополых отношениях, знал, конечно, что предпочтения бывают разные, кайф все ловят кому как нравится, только в отношении Рудбоя это выглядело дико. То, что он с мужиками путается — его дело, однако если в зад никому до сих пор не дал, значит, не приемлет снизу. Иначе хоть разок бы да попробовал. Тогда что? — Охуеть, — пробормотал Ваня под нос, вскинул голову, наконец-то смотря в лицо, а не под ноги. — Я тебе такого обещать не могу, — признался честно, — но... короче, я подумаю. Когда-нибудь. — Расслабься, — отмахнулся тот. — Захочешь — о’кей, нет — значит, нет. Лучше иди сюда. — Он притянул его за плечи к себе, замычал удовлетворённо, вжимаясь с таким вожделением, что Ваню заново пробрал озноб. Рудбой наклонил голову, останавливаясь в нескольких миллиметрах. — Можно? — уточнил негромко. Ваня кивнул, не в силах говорить, и тот коснулся его губ своими, провёл легонько языком по верхней, пососал нижнюю, проверяя границы дозволенного. Не встретив сопротивления, рвано выдохнул и впился по-настоящему. Ваня никогда не думал, что всего один поцелуй способен доводить его до такого. Дыхание перехватило почти сразу, в голове от недостатка кислорода помутилось, но почему-то было не плохо, а очень горячо. Совсем не так, как с Катькой, вообще не как с девчонками. Перед внутренним взором вспыхивали искры и взрывались салюты, Ваня машинально толкнулся пахом, прижимаясь членом к чужому бедру, застонал, осознавая, что у него крепко стоит. — Охуеть, охуеть, — шептал он бессвязно и тёрся о чужое тело, шарил руками, жадно подставляясь под ответные ласки. Член напрягся ещё больше. Не соображая, что делает, Ваня нырнул рукой себе в штаны, обхватил ствол ладонью, сжал со стоном, начиная водить кулаком, но было тесно и неудобно, это сбивало с настроя. — Сними их, — шепнул в ухо Рудбой, чувствительно прикусил мочку. — Дай, я... — и одним рывком легко стащил с Вани и треники, и трусы до колен, накрыл его член большой ладонью, сосредоточенно сопя, обжигая горячим дыханием. — Вот так... Ваня выпрямился, вцепившись скрюченными пальцами ему в бока, стиснул зубы, но длинный низкий стон сдержать не удалось. Он прислонился мокрым лбом к плечу перед собой, жмурясь, часто и глубоко дыша, ритмично вздрагивая всем телом, пока кончал в чужой кулак. Душное марево перед глазами рассеялось. Ваня с трудом разлепил склеившиеся ресницы, сощурился, впервые вживую наблюдая, как дрочит перед ним другой мужик. Как крупная головка то исчезает в чужом кулаке, то появляется, как татуированные пальцы то ласково, то с нажимом гладят по ней, размазывая выступившую мутную каплю, то стискивают твёрдый ствол, перехватывая поудобнее. Ваня поднял глаза, натыкаясь на пристальный взгляд. Рудбой, красный, взъерошенный, не отрываясь смотрел только на него, возбуждённо покусывал губы. — Хочешь? — прошептал сипло и скосил глаза вниз. Ваня не затупил. Поздно пить боржоми, когда почки отвалились; хули сейчас ломаться. К тому же его охватило иррациональное дикое желание прикоснуться к чужому члену, потрогать, узнать, какой он на ощупь, как свой или совсем другой. И понаблюдать за реакцией Рудбоя. Тот оказался отзывчивым, так сладко стонал, закатывая глаза, что это возбуждало даже теперь, хотя Ваня кончил пять минут назад. — Дай свой хер сюда, — чуть грубовато велел Ваня и, отстранив его руку, сам взялся за дело. Это оказалось несложно. Не так, как сам себе, неудобнее, пока не приноровишься, зато тихие непрерывные стоны Рудбоя всё перекрывали. Тот дёрнулся, подаваясь корпусом к нему, впился в рот поцелуем, сильно, до боли, тут же выгнулся, вздрогнул и кончил, забрызгивая Ване ладонь. — Б-бля... — выдохнул с таким удовлетворением, что Ваня невольно улыбнулся, эгоистично ловя себя на самодовольной мысли, что именно он причина всего этого, эмоций Рудбоя и его удовольствия. Что именно по нему так прётся огромный мужик, стонет и всхлипывает, даже готов зад подставить. Может, не такая уж плохая мысль? Надо серьёзно над этим подумать. Позже, когда вздрюченный адреналином организм придёт в норму.