Убегаевка строгого режима

Славка не торопясь возвращался с работы. Последние после Ванькиной днюхи недели выдались на редкость спокойными. Мажоры многому научились и практически не косячили. Славка не раз замечал то Рудбоя, то Мирона, разговаривающих и смеющихся в компании местных мужиков, да и деревенские тётки на них больше не косились с подозрением, а уж вдовые или разведёнки тем более. Славка понимал, что в сексуальном плане парни тех не интересовали, но как помощники по хозяйству — очень даже. Рудбой насобачился косить, младший из братьев Смирновых однажды показал ему, как орудовать литовкой, и тому, что удивительно, сильно зашло. Теперь даже фермер не раз нанимал его покосить траву то на территории детского сада, то у конторы. Да и у частных домов Рудбой нередко работал. Ванька посмеивался и фыркал: — Блядь, раньше этот придурок косы ни разу в руках не держал, сейчас прямо первый косарь на деревне. Мирон частенько таскал воду соседским одиноким старикам, а когда шёл в магазин, по пути брал заказы и у них. Так что мажоры, скорее всего даже не подозревая об этом, выбрали правильную тактику проживания в Убегаевке. Вдовы в обмен на услуги не раз вызывались постирать им грязное бельё и в хате прибрать, бабульки снабжали харчами: пирожков напекут, разносолами угостят или самолепленными пельмешками. Парни сильно изменились, утратили высокомерие, чаще вели себя по-простому, от души благодарили за еду, по-свойски общались с народом, на который ещё недавно смотрели с презрением. Вместе со всей деревней отстраивали новую конюшню Смирновым. В плотницких делах, как и в строительных, ни хера не понимали, но поднести, подать, подержать или гвоздь забить — молодцы, не ленились. У Славки в груди потеплело, когда он смотрел, как Мирон, засунув пару гвоздей в рот, чтобы не занимать руки, спокойно, обстоятельно, будто всю жизнь только этим и занимался, приколачивал доски на сеновале. Уверенный, сильный и чертовски красивый. Славка пялился на него и глаз оторвать не мог, прямо как последняя сельская соплюха. Местные бабы, пока мужики строили, развели на поляне перед домом Смирновых костёр и готовили для работников еду. Дед Лукич даже хотел своего спасённого кабанчика ради такого случая на суп пустить, но те же бабы возмутились. — Кирилл Лукич, — заявила бойкая Галина, супруга Петровича, — не гневи господа, парнишки молоденькие жизнями рисковали, спасали твоего боровка! Пусть уж растёт, нам фермер и без того телятинки из столовой по дешёвке выделил, парная ещё, мягонькая. Когда всё закончили, тут же, на поляне, дружно ели и пили за новую постройку, чтобы долго стояла. Мирон сидел рядом со Славкой, временами касаясь его плечом, уплетал горячий суп, выпил пару стопок кристально чистого самогона и заметил, что никогда ещё не ощущал такого единения с кем-то. И его, и Рудбоя мужики хвалили и больше не считали чужаками. Мажоры менялись на глазах у Славки и Вани, те растеряли избалованность, изнеженность и потребительское отношение к жизни. Они заработали мозоли на когда-то холёных руках, научились ценить свой и чужой труд. Даже будто повзрослели, возмужали, светили загорелыми рожами и весело смеялись, когда деревенские их беззлобно подкалывали. Расстраивало только одно: Славка всё чаще начал задумываться о том, что большая часть лета позади, скоро осень, и время, когда Мирон с Рудбоем свалят из Убегаевки, уже не за горами. Они с Ванькой по-прежнему не знали причины ссылки, парни никогда не заикались, а они не спрашивали. Но и дураку понятно, что с окончанием лета те уедут в Питер. Славка даже представить не мог, что ему тогда делать. Мирон незаметно влез в душу, просочился под кожу, словно стал единым с ним целым. Сравнивая со своими прошлыми единственными недоотношениями, Славка видел, как сильно те отличались от того, что происходило сейчас между ним и Мироном. Ни один из них не паразитировал на другом. Они не обсуждали, не клялись в вечной любви, не давали обещаний быть всегда вместе. Оба считали эту шелуху бессмысленной и тупой. — Не слова, а поступки могут точно отображать чувства, — как-то заявил Мирон. Прозвучало до хера пафосно, как и многие другие его высказывания, но в этом случае Славка с ним полностью согласился. Однажды в коровнике сгорел движок. Славке и фермеру Алексею пришлось мотаться сначала в райцентр за новым, потом устанавливать и налаживать его. В вечернюю дойку невозможно было доить автоматическим путём, пришлось дояркам вручную по старинке обработать больше полусотни коров. На помощь им пришли и бывшие на пенсии доярки, и просто жительницы окрестных деревень. Бабы, умницы, справились, а Славка, грязный, усталый и голодный, вернулся домой только в начале второго ночи. Раздевшись до трусов, он ополоснулся тёплой водой из ведра, весь день стоявшего на солнцепёке, переоделся и решил проверить сеновал, хотя и не надеялся, что Мирон его там ждёт. Они уже давно не скрывались от друзей. Те знали, где и с кем их бро проводят ночи напролёт, но не лезли с подъёбками и смехуёчками, просто делали вид, что не в курсах. Так что ближе к одиннадцати часам вечера Мирон и Славка отправлялись на сеновал. Сейчас же стояла глубокая ночь, и вряд ли Мирон был там. Но взобравшись наверх, Славка облегчённо выдохнул и улыбнулся: Мирон в одних трусах спал, раскинувшись на одеяле, а в стороне сиротливо притулился чёрный термос и что-то, завёрнутое в газету. Спящий Мирон, тарелка остывших пельменей, хлеб, пара булочек с корицей, явно испечённых тёть Верой, и крепкий горячий чай с лимоном подняли его упадническое настроение. Он смёл всё до крошки, убрал за собой и блаженно завалился под бок к Мирону. Не удержавшись, чмокнул его в висок и закрыл глаза. Мирон сразу завошкался, устраиваясь поудобнее, и пробормотал: — Слав, всё норм? — Всё ок, — заверил его Славка. — Спи, поздно уже. Он накинул на них второе одеяло, покрепче прижал Мирона к себе и потёрся носом о его затылок. Они тогда впервые просто спали вместе, однако эти минуты Славка никогда бы не променял ни на что другое. Так же он понимал, что между Ванями что-то происходит. И Мирон это замечал. Те временами выглядели странными, мало общались один на один, немного могли побазарить, если собирались вчетвером, и только. Ванька иногда сидел, пырился в одну точку, полностью выпав из реала, а Рудбой, как рассказывал Мирон, ходил с такой рожей, словно ни больше ни меньше глобальные проблемы человечества решал в голове. И они к ним тоже не лезли с расспросами: пусть сначала уж разберутся во всём, а там, возможно, сами поведают. — Слав, Славка! — окликнул его Петрович, вытаскивая из задумчивости. — Ты не знаешь, аванец(1) привезли? — Нет, — покачал головой Славка. — Лёха сказал, завтра точно будет. — Вот же зараза, — понурился Петрович. — Я надеялся, что сегодня дадут. Славка только улыбнулся. Петрович всегда так, перед авансом или получкой клянчил медяки по деревне. Галина большую часть кровно заработанных им денег прямо у кассы забирала, всё равно муженёк пробухает, а у них трое детей, младшие ещё школу не закончили. Вот и приходилось Петровичу крутиться для личных нужд, где подхалтурит, где насшибает бабла, так и жил. — Сколько не хватает? — спросил Славка и полез в карман джинсов. — Шестнадцать рублёв, — с надеждой в голосе выдал тот. — На, — Славка всунул ему в руку горсть монет. — Но если бухой опять на Галину станешь с кулаками кидаться, сам твой анфас разукрашу и денег больше не дам. Усёк? — Я ни-ни, завязал с этим, — зачастил довольный Петрович. — Галка у меня баба бедовая, таких ещё поискать. В последний раз так мне по хребтине саданула кочергой, думал, точно дух испущу. Три дня разогнуться не мог, так что решил больше не связываться с супружницей, сам целее буду. — Вот это правильно... — начал Славка и замер: мимо по грунтовке медленно проехали две иномарки старого образца. В окне последней Славка увидел знакомую рожу, но никак не мог припомнить, откуда он знает этого чувака. Озарение пришло неожиданно, и Славка сплюнул, выругавшись сквозь зубы: — Ебучий рот, а этим что у нас понадобилось? — Слав, — подёргал его за рукав Петрович, — никак знакомцы твои? — Шакал им знакомец, — процедил Славка. — На дне города в райцентре к Мирону приебались, а теперь ещё и сюда припёрлись. Он прибавил шагу и заметил: — Ты иди, Петрович, мне до хаты надо. Петрович отстал. Уходя, Славка слышал за спиной его бормотание: — Надо что-то делать. Делать надо что-то. * * * Рудбой только закончил кормить кур, когда услышал за воротами шум и громкие возгласы. Уловил среди всего этого резкий голос Мирона. Слова считывались плохо, но знакомая агрессивная интонация прослеживалась чётко: так Мирон всегда разговаривал перед тем, как ввязаться в очередной замес. Но как, с кем? Вроде здесь они со всеми дружили, конфликтов ни с кем не заимели. С кем бро успел бы так мощно посраться? Торопливо захлопнув дверь карды(2), Рудбой поспешил к воротам, выскочил на улицу и встал, как вкопанный, наблюдая открывшуюся картину. Напряжённый Мирон застыл у калитки, скрестив руки на груди и глядя на нескольких парней в спортивных костюмах. Прямо по курсу, отрезая пути к дороге, воткнулись передами чуть не в забор две иномарки, древние, как говно мамонта — на таких ещё в девяностые всякая шелупонь рассекала, и уже тогда они считались старьём. Рудбой подобные раритеты вообще впервые вживую видел, их что, из музея угнали? Или типа раз иномарка, значит, круто, по хрен, какая именно? На местных, может, дешёвая показуха и действовала, но вообще натуральный испанский стыд. Хозяева данных артефактов выглядели не менее колоритно. Рудбой внимательно огляделся, быстро оценивая обстановку. Семеро «гостей» классической гоповатой наружности, мятые китайские «адидасы», кепки, пальцы и шеи увешаны сомнительными ювелирными изделиями из цыганского золота — на подобные дешманские подделки у Рудбоя глаз был намётан. И явились эти красавцы явно по их душу. Никого из них он раньше не видел. Может, ошибка? Он подошёл к Мирону и встал рядом. — Что за сбор? — поинтересовался с невозмутимым видом. — Вы кто, пацаны? Те переглянулись. Один стоял чуть впереди — высокий, с Рудбоя, но тощий дрищ, спортивки на нём висели, как на швабре, — повернул голову и перекинул подкуренную сигу с одного угла рта в другой. — Опа, ещё один! Ты чё, предъявить мне хочешь? Сам не представился, уже наезжает, ты обзовись для начала. — Это ты к нам пришёл, а не мы к тебе, ты и обзовись, — не остался в долгу Рудбой. — Для начала. — Слышь, ты чё такой дерзкий? — с претензией прогундосил из толпы ещё один представитель маргинальных субкультур — коренастый крепыш с широкими плечами. Цыкнул, сплёвывая сквозь щель в зубах. — Чё, западло с нормальными пацанами побазарить? — Кто вы? — нейтрально повторил Рудбой, благоразумно не позволяя втягивать себя в тупые разговоры с гопотой. Не играть по их правилам. — Слыхали, братва? Кто мы! — протянул дрищ сиплым голосом и ощерился. Подпевалы послушно загоготали, как по команде. Посерьёзнев, дрищ махнул рукой — ржач сразу оборвался, — уставился недобро. — Мы кто? Это вы — кто, понторезы городские! Наехали по беспределу и съебались! Он перевёл взгляд на Мирона, набычился. — Хули пялишься, гондон? Каратист хуев, думал, мы тебя не срисуем? — Мирон, ты их знаешь? — тихо спросил Рудбой. Тот криво усмехнулся, не поворачиваясь, продолжая держать врагов в поле зрения. — Те самые недоноски с дискотеки, — пояснил, не трудясь понижать голос. — Которых мы со Славкой отхуярили, помнишь? — А-а, — понятливо протянул Рудбой, сохраняя присутствие духа. Внутренне он напрягся: если сейчас будет драка, они с Мироном вдвоём против семерых могут не выстоять, никакая рукопашка не поможет, нападут толпой и отметелят. Разумеется, бежать тоже не вариант, да и некуда, но следить нужно в оба. — Ну, и что им надо? — спросил, обращаясь только к Мирону. Тот дёрнул плечом. — Хрен знает, за добавкой пришли, наверное. Гопникам такое демонстративное пренебрежение явно не понравилось. На лице главного на секунду промелькнуло растерянное выражение, но сразу сменилось на привычное злобно-ехидное. Нападать он не спешил — возможно, не решался, памятуя предыдущий раз. Или вёл ему одному понятную игру. Склонил голову набок, прищурился. — Слышь ты, ты ваще неправ, ты осознай это! — в тоне начали проскальзывать агрессивно-истеричные нотки. — Ты чё тут лечишь мне? — Лечат в больнице, — ровно заявил Мирон. Рудбой буквально кожей почуял: тот окончательно понял, что вырулить не получится, смирился с предстоящим мордобоем и перестал осторожничать, тупо провоцируя придурков. Вот всегда он такой. — Смотри, как бы вам туда не отправиться. Я тебе один раз нос разбил, в этот без зубов оставлю. Дрищ весь перекосился, скроив страшную рожу, глаза налились кровью. — Пацанчик, ты в натуре попутал за всю хуйню! — заблажил он, теряя самообладание. — Чё ты беса гонишь, фраер, не по понятиям! — Мы не зеки, нам срать на понятия, — вмешался Рудбой, напружинился, автоматически перетекая в боевую стойку. — Если... — договорить он не успел, сзади хлопнула дверь, и Рудбой, обернувшись, увидел приближающегося к ним Ваню. * * * Мирон спокойно курил у калитки. Перекинулся парой слов с проходящим мимо Лукичём и уже собрался вернуться в дом, когда заметил чужие машины. В деревне ни у кого таких не было. Спустя десять минут, он ругал себя за любопытство: можно было уйти в хату, и тогда нового пиздеца не случилось бы, но он остался. Тачки медленно проезжали мимо, но вдруг тормознули, и Мирон увидел старых знакомых. «Да ладно, — мысленно простонал он, — эти дегенераты что, преследуют меня?» Хотя всё выходило наоборот, они ведь почти проехали мимо, а он тут еблом светил, вот и остановились. Когда подошёл Рудбой, те наезжали словесно, но драться пока не решались, непонятно чего выжидая. Только дрищ опять понтовался, строя из себя крутого лидера. — Вот и встретились, козлина, — криво усмехнулся он, выбираясь из своей колымаги, — пора должок вернуть. Рудбой немного отвлёк их на себя, оттягивая начало заварушки, но Мирон не сомневался: махача не избежать. — Пацаны, вы памперсами запаслись? — подлил масла в огонь Ваня, появление которого Мирон пропустил. — Жалко будет такие клёвые штанишки испачкать. Умел он без мата и угроз вывести самого терпеливого человека, а гости святыми совсем не были. Дрищ аж в лице переменился, пошёл пятнами и начал хватать ртом воздух, не зная, что ответить. Мандраж у Мирона неожиданно прошёл. Не то чтобы он очень нервничал, просто обычно перед хорошим мордобитием всё внутри звенело натянутой пружиной, но сейчас успокоился, понял, что не считает придурков серьёзными соперниками. К тому же они с Рудбоем не одни, есть Ваня, есть Славка, парни точно не оставят их. В подтверждение его мыслей в конце улицы показался Славка. Он быстро бежал, скорее всего эти мимо него проехали, когда он возвращался с работы. Мирон ведь поэтому и курил у калитки, что его ждал. Тот задерживался: чем ближе осень, тем больше у Славки было работы, и они в последнее время редко трахались, даже виделись нечасто, хотя и каждую ночь спали вместе. Тем временем бугай со сломанным когда-то Мироном носом, видимо устав от перебранки, заорал: — Пиздец вам! — и ринулся почему-то на Рудбоя, хотя тот ничего плохого ему вообще не сделал и на дискотеке в драке участия не принимал. Его крик стал сигналом для остальных. Один яро кинулся на Мирона, но вдруг запнулся, не добежав до него буквально пару шагов, и неуклюже отскочил назад, с громким матом хватаясь за колено. — Чё такой шустрый? Остынь, чувак! — гаркнул Ваня, зарядив ему кроссом по ноге и предусмотрительно отбежав в сторону. Мирон с удовольствием въебал ещё одному, незнакомому: тот мотнул головой, отшатнулся и, зарычав, двинул снова. Рудбой махался с бугаём, матерился сквозь зубы, но не отступал. В этот момент во всю мешанину с размахом влетел Славка. Пизданул сверху по кумполу первому попавшемуся и, не удержавшись, вписался в спину бугая. Не мешкая, тот маханул наугад кулачищем: Славку с расквашенным носом как ветром сдуло. Правда, бугай при этом открылся Рудбою, и тот без раздумий врезал ему в морду. Бугай знакомо взвыл, как тогда, в парке, хватаясь за разбитый еблет. — Сука-а! — ревел он на всю улицу почище носорога. — Снова нос сломали! Урою всех, нахуй! — Мы просто поправили! — огрызнулся Рудбой, потирая руку. Увидел, как упавшего на землю Ваню какой-то гондон пинает ногами, и рванул на помощь. Мирону не удавалось следить за всем происходящим, приходилось уворачиваться от летевших со всех сторон кулаков и самому отвечать, группироваться, следить за силой удара. Ещё он надеялся, что Рудбой тоже себя контролирует. Лишь один человек не участвовал в потасовке: дрищ бегал вокруг дерущихся, подначивал своих, материл парней, но сам долги отдавать, походу, не собирался. Мирон решил это исправить, но Славка его опередил: зажимая одной рукой опухший нос, он схватил утырка за шкварник, заехал ему коленом в живот, встряхнул и оскалился: — Кто это у нас такой дохленький? — Он подтянул его до уровня своего лица и ударил лбом в переносицу. Дрищ взвизгнул, заскулил, хватаясь за пострадавшее место. Сквозь пальцы проступила кровь. Славка оттолкнул его от себя и снова развернулся к дерущимся. — А ну, завязывайте! — разнёсся на всю улицу знакомый голос. Никто не отреагировал. — Харэ, я сказал! Неожиданно раздался выстрел. Мирон даже вздрогнул, настолько громко он прозвучал. Обернулся и увидел фермера Алексея с двустволкой в руках. Участники драки замерли, как по команде, постепенно отходя от азарта битвы. Только бугай ещё пробовал рыпаться на Рудбоя, но его одёрнул один из своих. Все заозирались по сторонам, медленно осознавая, что вокруг них плотным кольцом стоят местные жители. Причём не только мужики, хмуро закатывающие рукава, но и женщины. Самое смешное, что некоторые из них держали в руках вилы и даже топоры. — Мы не виноваты! — заблажил дрищеватый: появление деревенских он заметил первым, поскольку в общей кутерьме не участвовал, и сейчас, сидя на жопе, пытался отползти, но не знал куда. — Мы не хотели! Они сами начали! — Езжайте своей дорогой, — рыкнул Алексей, — иначе пеняйте на себя! Чужаки, косясь на деревенских, рванули к своим тачкам, по пути прихватив своего вожака, народ расступился, давая им дорогу. Бугай открыл рот, пытаясь что-то сказать, прежде чем залезть в салон, но его перебил звонкий девчачий голос: — Вали отсюда, жилтрест! — Вали, вали, поросятина! — в тон ей крикнул кто-то ещё. — Знай, как на наших наезжать! — добавил третий. Теперь обидными и бранными словами дебилов провожала вся деревня, люди смеялись, улюлюкали им вслед и свистели. А мальчишки под шумок, пока те ещё не сели в машины, привязали к обеим тачкам пустые банки, и сейчас районные герои отчаливали из Убегаевки с особым шиком под звон жестянок. — Спасибо, — поблагодарил Мирон, пожимая Алексею руку, — очень помогли. — Мне-то за что? — фыркнул тот. — Это Петрович всех собрал. Прибежал в сельсовет и заорал на всю округу, что на вас бандюки напали. Здесь с девяностых научились всяких отморозков отваживать, я ещё пацанёнком тогда был. Всегда все друг за друга вставали и в обиду своих не давали. А вы — наши, и этим всё сказано. У Мирона внезапно заныло под грудиной, даже глаза защипало. Никогда он не чувствовал себя так, как в этом месте — дома. Странно, но факт. Они с Рудбоем переглянулись, и в глазах друга он прочитал растерянность и понимание: бро думал то же самое. Смеясь и перешучиваясь, народ потихоньку разошёлся. Мирон знал, что разговоры долго не утихнут и подъёбывать их будут ещё не один раз, но не зло, чисто по-деревенски, с юмором. — Так, супергерои, пойдём боевые раны залечивать, — поморщился Ваня и осторожно вытер согнутым пальцем кровь в уголке губ. — Бля-а, я, по-моему, плечо выбил, — пожаловался Рудбой. — Вправим, — пообещал Славка, шмыгая носом. — Сука, — вздохнул Мирон, трогая лицо, — у меня опять бланш, ну что, ебаный в рот, за хуйня? И так зрение херовое. — Не переживай. — Славка приобнял его за плечи и тихо добавил: — Все твои бобки поцелую, чтобы быстрее зажили. — Обещаешь? — улыбнулся Мирон, видя, насколько Славке самому досталось. — Стопудов, — кивнул тот и заржал. * * * Весь вечер прошёл в обсуждениях недавнего инцидента. Заявившись вчетвером в дом Палны, парни не сговариваясь принялись опустошать холодильник — от пережитого стресса всем резко захотелось есть. После все столь же дружно вывалились во двор успокаивать нервы никотином. Вокруг почти совсем стемнело — день в августе существенно убыл. — Ванечка, идём в сарай? — услышал Ваня шёпот в самое ухо и вздрогнул. Покосился на Славку с Мироном, со смехом обсуждающих по десятому кругу явление гопников народу. Обернулся на застывшего прямо за своей спиной Рудбоя. — На кой? — не понял он. Тот сжал его плечи, шумно выдыхая. — Надо. — В смысле... — начал Ваня и запнулся, когда до него дошло. — Дядь, ты совсем? — едко осведомился он. — Мы чё, подростки — приспичило, бежим по углам зажиматься? — И ухмыльнулся, поддразнивая. На самом деле он не был против, ему самому пекло сбросить пар после всех треволнений. Рудбой гулко сглотнул, стискивая пальцы крепче. — Ну Ванечка... — Рудбой, заткнись, я тебя троллю, — прервал его Ваня, решив не издеваться. — Просто почему в сарае? — А где? — недоуменно поинтересовался тот. — Например, в доме? — в тон ему предположил Ваня. — У вас или у нас. — Не вариант, — невозмутимо возразил Рудбой и потянул его за руку, видимо, не в силах больше терпеть и решив препираться на ходу. Голос его охрип, глаза хищно заблестели. — Вдруг Славка с Мироном... — Они щас по-любому на сеновал съебут. — Всё равно, — упрямо гнул тот. — Мало ли. Идём, чего встал! Он рывком развернул его на себя и впился в губы жадным поцелуем. Ваня ответил, но сразу отстранился. — Ты дебил? Вдруг увидит кто-нибудь! Я каминг-аут устраивать не планировал. — Темно, — успокоил его Рудбой, тяжело дыша. — Нету никого, все давно по кроваткам лежат. Бля, как я тебя хочу, Вань!.. Перебежками, по-шпионски, то и дело останавливаясь, целуясь и лапая друг друга — реально как школьники! — они перелезли через забор и ввалились в упомянутый сарай. Ваня вздрогнул, мигом вспоминая ту сакральную ночь, ливень и первый с Рудбоем поцелуй, когда он отдавал ему здесь карточный долг. Слишком сильно погрузиться в рефлексии ему не позволили: возбуждённый до края, Рудбой прижал его к стене, навалился сверху, толкаясь пахом. — Ваня-Ваня-Ваня... Вань. Ну, Вань! Ванечка... — С-стой, — резко выдохнул Ваня, упёр кулак в его грудь, не давая приблизиться. — Я не готов, так что... Рудбой сразу остановился, замер, тяжело дыша ему в висок. — Можно хотя бы пальцами? — попросил после секундной заминки. — Я не буду ничего такого... Если не понравится, сразу вытащу. Тебе будет хорошо. Пожалуйста... Ваня не отвечал, судорожно вцепляясь в Рудбоевские бока до синяков. Приняв его молчание за согласие, тот медленно скользнул ладонями вниз, осторожно пристроил их Ване на ягодицы, погладил легонько. Снова застыл, ожидая реакции, но Ваню словно парализовало, сердце прыгало в горле, как бешеное, перед глазами кружили белые мушки. Не встретив сопротивления, Рудбой осмелел и просунул руку Ване под резинку треников, нырнул в трусы, длинно, со стоном выдохнул, крупно вздрагивая, будто это ему сейчас в жопу лезли, а не наоборот. — Чё, прям насухую пихнёшь? — с трудом выдавил из себя Ваня. Тот вздрогнул, отшатнулся — на пару миллиметров, будто боялся, что если отпустит сейчас Ваню, тот сразу передумает и сбежит. Впрочем, Ваня боялся того же, потому что ни в чём уверен не был. Его захлестнули незнакомые ощущения и эмоции. Было и страшно, и любопытно, а главное, он вроде как снял с себя ответственность: это Рудбой к нему полез, не он сам попросил. Можно было притвориться, что он ни при чём, просто обстоятельства. Эксперимент, крышу снесло, такие дела. «Оправдание — говно», — признался он себе мысленно, махнул на всё рукой и постарался забить. Может, ему не понравится, и он с чистой совестью забудет неудачный опыт. Лучше попробовать и пожалеть, чем так и не решиться, а потом изводиться всякими «а вдруг». Кто не рискует — тот не пьёт. Рудбой между тем приспустил ему штаны вместе с бельём, подхватил под лопатки, притесняя к себе так близко, что Ваня ощущал ритм его сердца — неровный и частый. — Расслабься, — шепнул Рудбой еле слышно, и Ваня чуть не прописал ему в жбан. Сколько раз он сам девочкам это говорил, но со стороны, оказывается, жутко стрёмно звучит. — Заткнись, — буркнул он. — Будешь пиздеть, я тебе в глотку член засуну. — Не против, — глухо отозвался тот. Время замедлилось, растянулось, как карамель. Ваня громко дышал через рот, втягивая душный, липкий воздух. Пространство вокруг плыло, он качался в нём, ничего не воспринимая, кроме горячих больших ладоней на своём теле, уверенных губ и языка на шее. Не заметил, как Рудбой переместился ему за спину, пристраивая руки на задницу. — Ну давай, Ванечка, — влился в ухо густой-густой шёпот. Юркие мокрые пальцы проникли внутрь, резко нажали куда-то. — Давай, ты можешь. Вскинув голову, Ваня захрипел что-то невнятное, колени подломились, локти тоже, он готов был упасть, но уверенная ладонь подхватила под живот. Пальцы нырнули в него ещё глубже — их стало вроде бы больше. — А!.. — Ваня чуть не грохнулся по-настоящему, почти повис в чужой хватке, всхлипнул, жмурясь до боли в веках и облизывая губы. Задницу невыносимо распирало, болезненно, неустойчиво, странно, но он почему-то так и не попросил остановиться. Не смог, каждую секунду ловя сумасшедшие эмоции, и сам с себя охуевал. Рыпнулся от очередного движения — и там, внизу, что-то начало ритмично сокращаться, посылая по телу острый кайф. — О-оу... — надрывно застонал он. Перед глазами всё рябило и тряслось. Невольно зажавшись, Ваня вытянулся в струнку, стиснул зубы, выплёскиваясь в чужой кулак. Какое-то время он стоял в шоке, загнанно дыша и пытаясь осознать реальность. Пропустил момент, как из него исчезли пальцы, как на задницу снова натянули трусы, штаны — и даже заботливо оправили футболку. Очнулся от встревоженного голоса: — Вань, Вань, ты чего? — Рудбой легонько теребил его за плечо и заглядывал в лицо. — Я не перегнул? Тебе было хорошо? Тот отмахнулся, как от надоедливой мухи, не удержал блаженную улыбку. — Угм, — уверил охрипшим голосом и прочистил горло, вытянул из кармана сигарету, щёлкнул зажигалкой, продолжая лыбиться. — Это тебя так вштырило, что ли? — Рудбой тоже прикурил, хмыкнул довольно. — Говорил же, тебе понравится. Я знаю толк. — Знаток хýев, — беззлобно хмыкнул Ваня. Осознал каламбур и заржал. — То есть, хуёв. Хотя нет, ты ведь у нас пока только по жопам знаток. Профи, — признал справедливо. — Стоп, а ты? — спохватился, осознавая оплошность, и нахмурился: он никогда не был постельным эгоистом, скорее наоборот, но сейчас его так размазало, что об удовольствии партнёра он даже не вспомнил. — Давай я тебе тоже подрочу? — Не надо, — отказался тот. — В смысле, я уже сам... Короче, в другой раз. — Ага, разбежался, — усмехнулся Ваня. — В другой раз мы кое-чем другим займёмся. — Чем? — опешил тот, явно не врубившись, и Ваня смерил его взглядом. — По жопам ты спец, а хуя не пробовал. Вот, с хуями тебя и начнём знакомить в самое ближайшее время. Точнее, с одним хуем, — он красноречиво выгнул брови и скосил глаза вниз, намекая. Рудбой тоже засмеялся, затушил дотлевшую до фильтра сигарету, прикурил новую. — В ближайшее время — это когда? — уточнил безмятежно. — Это вот прям как только — так сразу, — неопределённо пообещал Ваня и задумался. Мысли закружили бешеным хороводом. — Нам надо аптеку. То есть, нет, вдвоём нельзя, палевно. Значит, надо тебе. Вернее, мне. Хотя, стоп, наверное, нет. Или... — Не кипишуй, Ванечка, — пресёк его поток сознания Рудбой, подмигнул заговорщически. — Не надо нам никуда, у меня всё есть. Ваня отвлёкся от размышлений, посмотрел с интересом. Хотел подколоть по привычке, но неожиданно улыбнулся: — Есть — и отлично, дядь. Значит... — Значит, будешь звать меня Ваней, — перебил его тот. — Я не трахаюсь с теми, кто не в состоянии выучить моё имя. — Он впился требовательным взглядом, выставив подбородок. Ваня ухмыльнулся: — А сам-то! Хотя ладно, не вопрос — только если я больше не услышу в свой адрес всяких кис, солнц и прочей хуерги, — выдвинул встречное условие. — Вот, блядь, ты нежный одуванчик. Я думал, весь такой мощный мужик, татухи, кольца в ушах, суровый, погоняло соответствующее, а оно вон как, оказывается. Рудбой набычился. — Не буду, обещаю. — Ваня прекратил кривляться. — Если прям так бесит. Почему сразу не сказал? — Это бы что-то изменило? — чересчур натурально удивился тот. — Ты же вредный упёртый осёл, мне бы назло начал ещё больше издеваться. — Скорее всего, — усмехнулся Ваня, самокритично признавая справедливость заявления. — Но ты меня этими «кисами» больше достал. О’кей, договорились. Как получилось, что чужой, по сути, человек, сосед, за такой короткий срок умудрился настолько хорошо его изучить? Не так уж плотно они и общались. Следил он за ним? Впрочем, наплевать, Ваня не собирался сейчас забивать себе этим голову. У него имелись гораздо более приятные темы для размышлений. Воспоминания о недавно произошедшем, о чужих длинных пальцах внутри, обо всех острых ощущениях снова ударили в голову, до жути хотелось попробовать тоже. Только теперь по-взрослому. * * * В большом блюде, в ведре и просто на столешнице горой были навалены помидоры, последние огурцы, кабачки, баклажаны. Мирон почёсывал затылок, пытаясь решить, куда их девать. Местные кумушки делали заготовки на зиму, исправно пересчитывая закатанные банки, но им с Рудбоем такое количество урожая вообще было ни к чему. В этот момент в дверь постучали. — Заходите, — отозвался Мирон. На пороге появилась продавщица из сельпо Светлана Михайловна. — Доброго денёчка, — разулыбалась она. — Мироша, мне бы Ивана повидать. Эта смешливая добрая женщина нравилась ему. — А его нет, — развёл он руками. — Алексей ещё вчера попросил его у коровника траву выкосить, он сегодня рано ушёл, до сих пор не вернулся. — Вот незадача, — расстроилась та. — Я тоже собиралась его нанять, отблагодарила бы достойно. Весь двор зарос, как в джунглях живём, а мужик мой месяц назад руку сломал, скот пьяный: в огород полез, огурчиков ему захотелось, вот и завалился в борозде, алкашина. — Светлана Михайловна, Иван придёт, я ему вашу просьбу передам, думаю, он не откажет, — пообещал Мирон. — Вот спасибо тебе, дорогой! — воскликнула та. — Я тогда пойду, а ты не забудь, передай. — Обязательно, — кивнул Мирон. Она собралась уходить, но вдруг повернулась и оглядела забитый овощами стол. — Ты никак на зиму собрался заготовки делать? — осведомилась она. — Нет, — отмахнулся Мирон. — Собрать-то собрали, куда девать, не знаем. Закатывать не умеем, да, если честно, то и учиться не очень хотим. — Оно понятно, — согласилась гостья и вернулась обратно в хату, — на хрена вам эти заморочки. Давайте я вам всё сделаю? И огурчики-помидорчики замариную, и салатиков на зиму настругаю. Уверена, Пална вернётся, не расстроится, а я таким макаром с вами за косьбу расплачусь. Чего добру зазря пропадать. На том и сговорились. Мирон стаскал весь урожай ей в машину, стоящую под их окнами; вытащил банки, сложенные в большом мешке в подполе, и тоже погрузил. Светлана Михайловна пообещала через несколько дней всё вернуть в виде солений и отбыла к себе. Разобравшись с проблемой, Мирон облегчённо выдохнул и вышел покурить. К нему примчался Филька, который носился по двору за мухами и шмелями. Котёнок давно резво гонял по улице и даже задирал соседских кошаков. Но, что удивительно, Муська или Гришка всё время пасли своего детёныша. Конечно, не ходили за ним по пятам, но в отдалении то один, то другая приглядывали. Однажды Мирон увидел в окно, как Гришка коршуном налетел на дворнягу, привязавшуюся к Фильке. Тот тоже молодец, может, и струхнул, но шерсть ощетинил, спину выгнул и зашипел на собаку. Та скакала вокруг него, заливисто гавкала, пока не подоспел Гришка. Он разбираться не стал: подлетел и псинке лапой по морде саданул. Та, заскулив, смылась. Пока Мирон выбежал спасать подопечного, Гришка уже деловито вылизывал своего отпрыска, а тот тарахтел от удовольствия. Филя обнюхал его тапки, вскарабкался по штанине и забрался к нему на колени. Мирон со смехом принялся вычищать его шёрстку от привязавшегося репья. — Филимон, ты уже почти взрослый кот, — выговаривал он мелкому, — какого хрена вечно в этих колючках носишься! И вдруг поймал себя на том, что интонация его голоса один в один напоминает ему собственного отца, когда тот доставал Мирона своим воспитанием. — Фу, бля-а! — дёрнулся он. — Ходи, Филька, как хочешь и никого не слушай! Ваня, как и обещал, рыжиков пристроил, а с Филей они теперь нянчились все вместе. То Славка его с берёзы снимал — забрался тот на неё лихо, обратно никак; то Рудбой принёс из поросячьего загона всего в навозе — кот пробрался за ним, когда он собирался чистить у Бэрни, потом в окошко и сиганул, напуганный боровом, — и прямо в кучу дерьма угодил. Когда Мирон закурил, котёнок чихнул и сбежал, он не выносил запаха табака. Мирон развалился на брёвнах и улыбнулся. Им, конечно, рано или поздно придётся вернуться в Питер, но эти Убегаевские каникулы он запомнит навсегда. Ему никогда не было так хорошо, как в этом месте. Вот чтобы совсем, по полной, чтобы ничего больше не хотелось. Вся суета общества, в котором он вращался раньше, с поддельными ценностями, вещизмом, желанием выглядеть круче и понтовее других, сейчас перестала иметь значение. Он научился понимать, что для счастья не так много и надо: крыша над головой, незамысловатый завтрак, игривый котёнок, вечно мешающийся под ногами, надёжный друг и Славка, тихо сопящий рядом. И всё это — самое ценное богатство, которое Мирон готов защищать, оберегать из последних сил и абсолютно не согласен поменять на другое. Нехорошее предчувствие кольнуло в груди, уже не в первый раз, но он снова отмахнулся. У них всё заебон, а то, что лето заканчивалось и август перемахнул за половину, роли не играло. — О чём мечтаешь? — Рядом приземлился Славка, по привычке чмокнул Мирона в висок и, нахально вытащив из его пальцев сигу, затянулся. — Лето почти прошло, — вздохнул Мирон, забирая сигарету обратно. — Грустно. — Следующее будет, — хмыкнул Славка. — Хотя это было лучшим. — Точно, — сразу согласился Мирон. — Слав, ты же понимаешь, что нам с Рудбоем придётся уехать. Славка кивнул, прищурился, глядя на далёкое солнце. — Не дурак, конечно, понимаю, — подтвердил он. — Ты только раньше времени не парься, вы ведь пока тут. Мирон хотел бы с ним согласиться, но у него плохо получалось. Деревня на десяток улиц, этот старый домишко, Мэри и Бэрни, даже злоебучий петух — всё стало родным, нужным и, к его ужасу, необходимым. Перекинуться парой слов с Яшкой-трактористом, поржать над непутёвым Петровичем, каждый вечер забираться на сеновал и точно знать, что там его ждёт Славка — горячий, порывистый и одновременно ласковый, смешной. Как теперь не потерять всё это, Мирон не знал. — Слав, — в голове вдруг появилась идея, — давай в поход сходим? Помнишь, как в ночном — лес, речка, палатка. Рудбоя с Ваней позовём. — Можно вообще-то, — подумав, кивнул тот. — Так сказать, закроем летний сезон. Думаю, парни не откажутся. Мирон потёрся лбом о его плечо. — Место только нужно найти, чтобы на самом деле классное было. — Этого добра хоть отбавляй, — хохотнул Славка. — С той стороны, куда мы в ночное ходили, в основном покосы, но если деревню обойти, лес шикарный к самой речке подходит, как раз на излучине. Вот туда и двинем. — Хорошо, — согласился Мирон. — Только у нас палатки нет, тоже шалаш строить будем? — Не проблема, — отмахнулся Славка, прикуривая. — Поспрашиваю на работе, кто-то, помню, говорил про палатку. ______________________ (1) Аванец (диалект.) — аванс. (2) Карда (диалект.) — ограда, загон для скота или птицы.