Час первый. Тол-Сирион

Лето приближалось к середине: в поступи дней за обыденными заботами время летело быстрее пущенной стрелы. Приходили и уходили верховые и пешие отряды, двигавшиеся с Севера и обратно. Отметились поимённо и ушли лазутчики, коим надлежало проникнуть к эльфийским рубежам и вернуться назад не позднее первых зимних заморозков. Вернулся и отряд во главе Тхурингветиль, чтобы, почти не задерживаясь, отправиться на Север. О том, где она бывала и что делала, Тхурингветиль говорила мало. И, зная о её преданности Властелину, Майрон даже не пытался расспрашивать. В тот раз они попрощались скупо, на ходу. Она уехала за Сирион, а он занялся повседневными делами. Тхурингветиль снова появилась на исходе последнего месяца лета в одну из ненастных хмурых ночей. Передав коня денщику, она с ходу приказала слуге доложить о себе, и не снимая мокрого плаща и капюшона, прошла в гостиный зал, где её и нашёл Майрон. – Я доставила тебе письма и новые указы с Севера, – произнесла она, когда он окликнул её; при звуке его шагов, она не повернулась, всё ещё грея руки над камином, и только неясно кивнула в сторону стола с бумагами. Голос её звучал глухо, с непривычной пустотой, без прежней игры чувств, без озорного мурлыканья или бурлящего огня страсти. Майрон коротко посмотрел на стол и двинулся к Тхурингветиль, но она повела себя как никогда странно: отвернулась и глубже спрятала лицо в капюшон. – Проклятые эльфы! Но он и без того ощутил неладное – в самой её сути майэ, и прятать фана даже не было нужды. Правая сторона лица Тхурингветиль была обезображена четырьмя порезами, пусть тонкими, немного подлеченными, но безобразными на вид, отчего-то до сих пор не закрывшимися, кое-где сочащимися сукровицей. Удар, каким бы он ни был, пришёлся наискось через висок, чудом не задев глаза, и дальше через щёку и скулу к губе – глубокий след не от железа, от когтей. Заметив безотрывный взгляд Майрона, женщина снова отвернулась и попыталась прикрыть лицо под тканью головной накидки. – Это ведь не эльдар сделали… Кто? Она вздрогнула от рычащей ярости, звучавшей в его голосе, но лишь мотнула головой. – Я… не могу… И он сдержал себя в руках, хотя и не без усилия. Не стал настаивать. Не к месту и не к времени. Вместо этого взял Тхурингветиль за руку. – Пойдём. Ночь медленно двигалась к концу, ветер унёс дождевые тучи, в небе над Сирионом рассеялись, а затем и поблекли утренние звёзды. Неторопливой вязью слов Майрон заканчивал сплетать ткань заклинательной песни, впервые за многие десятилетия воскрешая в памяти это тайное учение Эсте. Тхурингветиль, неподвижно застывшая на кровати под его руками, молчала, отвернув лицо в сторону окна. Она так и не произнесла ни слова даже тогда, когда затихла в воздухе последняя строка, когда горячие пальцы коснулись её щеки. Только крупно вздрогнула всем телом. – Шрамы ещё останутся, – ровно проговорил Майрон. Тонкие белые линии сомкнулись точно и ровно, можно было благодарить за это высокое искусство Валиэ-Целительницы и наметанный глаз и руку ювелира, ученика Ауле. Майрон всё рассматривал их, гадая, сможет ли ещё что-то улучшить. Линии не тревожили гладкости лица, не портили совершенную красоту майэ, но они были. Возможно позже они растворятся, сгинут бесследно в белизне её кожи. Или нет. Его собственные шрамы, рассеянные по всему телу, так и не исчезли даже спустя сотни лет. Он иногда думал, что теперь сможет избавиться от них только разрушив и заново воссоздав своё тело. Тхурингветиль это тоже могла бы. Но без поддержки Валар на создание нового фана ушло бы слишком много времени и сил. Согласится ли Моргот помочь своей приспешнице? Майрон сомневался. Похоже, это должно остаться её личным наказанием. Или вечным напоминанием, как посмотреть. Тхурингветиль огладила пальцами свою правую щёку, будто пытаясь отыскать наощупь невидимые шрамы, поймала руку Майрона за запястье, и он поморщился, ощутив лишний раз тяжёлое прикосновение браслета – как напоминание. Она коснулась губами его ладони. – Ты исполнен столькими талантами… – произнесла она. Он почти ожидал, что за этими словами последует иное лестное продолжение, но на сей раз ошибся. Тхурингветиль промолчала, только крепко прижала его ладонь к своей щеке и вновь вперила немигающий взгляд влажных глаз в предрассветный сумрак за окном. – Кто это сделал? – Я… провинилась, – едкая усмешка вдруг исказила губы Тхурингветиль. Это было ново. Она повернулась на спину и взглянула ему в глаза. – Я не сумела сделать… то что мне было велено. Нужно ли рассказывать? Ты и сам знаешь, как это бывает. – Но это был не Моргот. Нанесённые Валой раны он не залечил бы так просто. Точно не за одну ночь. – Нет. Но один из его слуг. И по его приказу. Зачем тебе имя? Или ты вдруг решил отомстить за меня? Отсюда? Голос её дрогнул высокой насмешливой и одновременно горькой нотой. Майрон нахмурился, потянул руку из её ладоней. Женщина снова отвернулась. С Тхурингветиль всегда было непросто. Он никогда не мог предсказывать, чего от неё ждать. Она умела обольщать сладко и желанно, но умела и наносить коварные удары. Исподтишка. И чем же это было именно сейчас: неподдельной обидой поруганной женщины или ловкой и безжалостной ловушкой? Моргот прекрасно умел расставлять эдакие ловушки. Но умела и она. Оттого он промолчал, смиряя в груди первый резкий ответ, протянул руку, с нежностью коснулся гривы перепутанных волос. – Я хочу узнать имя. Пусть и не сейчас. На будущее. Протяжный вздох вырвался из груди женщины. – На будущее. О, да, ты умеешь выжидать. Ну, жди же. В ближайшие сотни лет ты даже не покинешь этих мест. – Он так сказал? – рыкнул Майрон, и рука его застыла на половине движения. – О, ты и сам это знаешь. Он не выпустит тебя отсюда, пока не будет убеждён в твоей полной преданности. Ты слишком силён и опасен для него, – она промолчала и добавила едва слышно: – И ты не защитишь меня. Видимо, это должно было воззвать к его уязвлённой мужественности. Должно было. Но после этих последних слов укол оказался куда слабее, чем она рассчитывала. – И потому ты прибыла ко мне сегодня? Тайком в ночи? Тхурингветиль вдруг ядовито рассмеялась. – Ну а куда же? Кто ещё примет меня и пожалеет перед долгой тяжёлой дорогой за Ущелье в проклятые эльфийские земли? Майрон молча отстранился. Откинулся на спинку стула, опёрся локтем о подлокотник. На сей раз тишина длилась очень долго; звёзды уже растворились в светлой утренней дымке росяного утра, когда Тхурингветиль вновь заговорила. – Прости меня. Просто… Я расстроена. Я зла. Всё идёт совсем не так, как было задумано. Очевидно так и есть. Не произнося ни слова, Майрон наклонил голову, медленно потёр пальцем висок. Женщина повернулась и легла на спину. – Весь конец весны и начало лета я по долгу странствовала по отвоёванным у проклятых нолдор землям. Нашим землям! Они разорены. Уничтожены. Спросишь, что я там видела? Сожжённые дома, деревни, бездомных, беженцев, умирающих от голода. И они не принимали нашу помощь! Всё было не так задумано. «А интересно, как же?» Майрон подавил на губах непрошенную и неуместную усмешку. – А чего желал Властелин, начиная эту жестокую войну? – Полного уничтожения нолдор! – жёстко сказала женщина. – Они не должны были приходить на эту землю с самого начала и не должны были оставаться здесь жить! Мы были раньше! Мы были здесь до них! Они захватчики! Победа должна была стать быстрой и окончательной! От ярости у неё перехватило дыхание, и он сумел спокойно заметить: – Но она таковой не стала. Эльдар и Люди цепляются за каждую пядь земли. А разве в Ангбанде ожидали чего-то другого? Детей Эру атакуют отряды орков, варгов и драконов, а в ответ они отбиваются зубами и ногтями. Всё предельно просто. – Эльдар забились в норы! – Тхурингветиль сверкнула глазами. – Они не отбиваются! Они трусливо правят оттуда, исподтишка подзуживая людей на сопротивление! Когда последний раз кто-то из них решался на подвиг после Финголфина? Нет же! Сами они уже давно не покидают своих крепостей и скрытых укровищ и воюют чужими руками! – Видимо, их действительно осталось очень мало, – рассудил Майрон. – Пусть даже останется горстка! Пусть один! Покуда они есть, они не оставят людей без своих сказок. Они будут бросать их в бой снова и снова за Камни и за пустые надежды мести! – А если наконец сгинут? Что тогда? – Тогда это будет наша победа! Мир! Нолдор – изгнанники. Проклятые. Валар не вступятся за них! А синдар всё равно. Пусть себе живут в своих ограниченных лесах. Но когда не станет феанорингов, арфингов и других, мы сможем показать людям, на чьей стороне сила! Мы сможем заключить со всеми их племенами взаимно выгодный мир! Властелин стал бы для них единственным владыкой! Зачем тогда нужны новые войны? Он бросил на неё такой выразительный взгляд, что Тхурингветиль не удержалась. Скинув с плеч плащ, она резко села на кровати. – Ты не был там! Ты не видел того, что видела я. Что творится сейчас в этом безумном противостоянии эльфов против Стихий! Разорённые сёла! Мёртвые земли! Сгоревшие леса! Гибель сотен живых существ! Мы бы могли это остановить, если бы уничтожили саму причину войны. С тяжёлым сердцем он не мог не признавать, что отчасти она права. Но это не меняло того, что сказанное ею служило всё той же неизменной цели – вынудить его выбрать единственную сторону. Видимо, кое-кто решил поменять тактику, когда понял, что ошибся с прежней. – И как же это сделать? – Сокрушить их крепости! Все! От Синих Гор до Барад Эйтель! Найти спрятанные города и сжечь их тоже! Раз и навсегда! – А что потом? Убедить Людей и орков Ангбанда мирно сосуществовать вместе? Тхурингветиль вскинулась и поднялась с кровати, медленно прошлась по комнате. Майрон наблюдал за ней, не вставая с места. – Орков Он создавал в древние времена, как слуг, послушных Ему, а не Валар… Слуг более сильных, более выносливых... – «И зависимых от него…» – супротив эльдар, в которых была ясно видна вложенная и сковавшая их воля Эру. Но вот в Арду пришли Люди. Те, кто обладают собственной волей и умом. Пусть они ещё молоды и не сведущи, но мы сами можем обучить их! И разве сам ты не для этого пришёл в Арду, отвергнув Связь Ауле? Обучать их, помогать им! Повести их за собой! Говоря это, она не произнесла ни слова неправды, не совершила ни одного ложного поворота мысли. Красоту её речи нельзя было не оценить по достоинству. – А что же орки? – Их время подойдёт к концу, – Тхурингветиль качнула головой, перехватив его взгляд. – Они уже обречены. Неужели ты сам думаешь иначе? Ведь это именно ты воспитываешь остриё любой атаки Властелина! Каждый чёрный меч его орд, обращённый против Людей, вложен оркам именно твоими руками! Ну а теперь подумай и реши, сможешь ли ты во всём своём могуществе раз и навсегда окончить эту войну, обрушить стены проклятых древних крепостей… Только если однажды окончательно сделаешь свой выбор и перестанешь бегать от боёв? Её глаза так сверкали, щёки разрумянились от злых и горячих слов, что в иной раз он мог бы ею залюбоваться. И да, она опять говорила только правду – и в сердце своём он это понимал. Он и сам чувствовал, что ему достало бы сил. Вот только какую цену он заплатил бы за одну минуту торжества победы. Или за минуту слабости? Увы, тёмная майэ не ощущала его сейчас так, как он слышал её саму – это затаённое торжество, эту её хитрую надежду… Она верила, что сказанные слова достигли цели. Иначе не подошла бы, не коснулась бы ласково кончиками пальцев и не проговорила с проникновенностью в голосе: – Обещаешь, что ты хотя бы подумаешь об этом? Он легко накрыл её нежную ладонь своею, кивнул и произнёс: – Да, обещаю. Я подумаю. Тхурингветиль осталась на неделю. Видимо, новая дорога и задание на сей раз могли немного подождать. Что примечательно, больше к тому разговору Тхури не возвращалась. Первые дни она проводила в неспешных прогулках по галереям и крепостным стенам. Не единожды Майрон замечал её стоявшей и глядевшей вдаль на неумолкающий шумный бег Сириона; тонкие пальцы Тхури при этом непрестанно поглаживали щёку, будто отыскивая или боясь что-то отыскать. Даже бессмертные майар нуждаются в восстановлении и исцелении. Однажды в прогулке по берегу острова, когда Майрон присоединился к своей гостье, Тхурингветиль как бы между делом заметила: – А здесь хорошо. Возможно, я тебя даже понимаю. Может, и я смогла бы здесь остаться. С тех пор как Тол-Сирион из владычества эльфов перешёл под власть Тени Ангбанда, его природа заметно поблекла и потухла. Майрон отмечал это в ранней сухости и дряблости листвы, в серой пелене туч, почти всегда застилавшей ясное небо, в сильных зимних бурях. Даже камень эльфийской крепости будто померк и высох изнутри, стал угрюм и мрачен. Но Тхурингветиль долго наблюдала за неизменным стремлением реки, несущей с потоком первые рыжие листья осени, долго блуждала по каменистым берегам, взбиралась на скалы и чем-то любовалась. Иными красками живого мира, что казались ей куда ярче после темноты и холода Ангбанда? Не удержавшись, он как-то спросил её во время такой прогулки: – Что побудило тебя пойти когда-то за Мелькором? Тхурингветиль неожиданно улыбнулась. – То же, что и всех нас. Свобода. Майрон вопросительно изогнул бровь. – Свобода быть собой, – пояснила она. – Тогда только он мог мне её подарить. Да и сейчас тоже… А разве тебя самого повлекло из Амана не то же стремление? – Ради желания поступить по-своему я навлёк на себя гнев Ауле. Лишился Связи. Только вот свободы я не ощутил. Она пожала плечами, наклонилась, сорвала уже увядший, невесть каким чудом уцелевший среди камней цветок и повертела его в пальцах. – Ты ещё не понимаешь... Это почти одно и то же. – С кем из Валар ты должна была быть по замыслу Эру? – этот вопрос Майрон прежде никогда не задавал ей, и не удивился бы, если бы получил в ответ молчание. Но Тхурингветиль ответила: – С Созидательницей Жизни. Я и была среди майар Йаванны на заре весны Арды. Потом ушла, когда поняла, что наши с ней замысли и дороги разные. Как и многие другие майар. Мне кажется, от Йаванны ушло куда больше майар, чем от других Валар. – Почему же? – Потому что многие из нас желали сами создавать или менять живые существа по своему вкусу. Идти по собственному пути. По Замыслу даже сейчас творение Йаванны ещё не окончено. В отличие от той же водной стихии, земной тверди или огня, в живой мир постоянно вносятся дополнения. Именно следуя своим путём, а не согласно предрешённому кем-то Замыслу, мы надеялись обрести больше своей силы, больше таланта… «И больше власти. Не над косной материей, над самой жизнью». У тропинки, ведущей к боковым воротам, Тхурингветиль слегка замешкалась, остановилась, глядя вниз, на каменистый берег неподалёку от моста. Там, под тенью мостовой опоры в одной из немногих спокойных заводей Сириона стирали бельё несколько служанок. Рядом на камнях стояли тазы с уже постиранной одеждой. Тхурингветиль снова повертела в пальцах цветок и наконец отбросила его в сторону. – А при своей крепости ты держишь много женщин. – Да, – он не смог понять, что её так удивило. – Я предпочитаю вкусную еду, красивую одежду, чистые комнаты и свежую постель. Если я воспитываю Властелину орков, это не значит, что я должен выглядеть и жить, как орк. – Нет, разумеется, – Тхурингветиль улыбнулась краешком губ и кивнула головой в сторону реки. – И все они рабыни? – Да. В большинстве это женщины из привезённых пленных, хотя есть и несколько жён моих военачальников. В основном они-то и присматривают за остальными и за порядком. – А холодными ночами греют тебе постель? – с острой усмешкой вопросила Тхури, закинула за шею руки и встряхнула длинными, тяжёлыми волосами, лёгшими ей на плечи, будто шёлковый плащ. – Нет. – А почему же? Разве среди них нет симпатичных? Хоть немного? Хоть чуть-чуть? – в её голосе звучала если не насмешка, то что-то к этому близкое. – Пусть они только атани, но одинокие ночи так длинны и неуютны. Я бы ничуть не ревновала. Добавив это, она развернулась и стала подниматься вверх по склону к крепости. И в тот же вечер появилась на пороге его спальни. Рывком стянула через голову платье, швырнула на пол, представая во всей своей прекрасной наготе. В эту ночь её ласки были удивительно страстными, а поцелуи, которыми она покрывала его грудь и шею, сладостно-острыми, будто укусы. – Завтра я уезжаю, – проговорила она, когда они лежали в объятиях друг друга, пресыщенные ласками – голова Тхурингветиль пристроена на его плече, а длинные локоны смоляно-чёрных и тёмных волос перемешались на смятых простынях. Кончиками пальцев она легко водила по его груди. – Как жаль, но время меня торопит. Благодарю тебя за эту передышку, сердце моё. – А когда назад? – Через месяц, может быть и два, – она вздохнула. – Или даже дольше. Я бы хотела остаться с тобой навсегда. Здесь или где-нибудь ещё. Куда бы мы могли сбежать только вдвоём. Сбежать и затеряться от всего… Майрон только поцеловал её в лоб. – В следующий раз ты можешь остаться здесь подольше. – В следующий раз, когда я здесь появлюсь, уже наступят холода. И ты будешь по горло занят, отправляя обученных тобой воинов на Север. Тебе будет не до меня. – Ну а потом? – Потом… – Тхурингветиль отвлечённо вычерчивала на его груди какие-то узоры. – Не знаю. Думаю, меня ждёт восток. – Имеешь в виду Химлад? Или Химринг? – Нет, гораздо дальше. Но не сейчас, возможно, позже… – Тхури вздохнула. – Тогда меня ждёт очень долгая дорога. За Синие Горы, и за другие и дальше, гораздо дальше… – Зачем? – он очень постарался, чтобы его голос звучал расслабленно, выражая лишь ленивый интерес. – Там, где-то далеко на востоке, лежит их древняя легендарная земля. Их покинутая колыбель: всех, и теллери, и синдар, и эльдар. Говорят, там ещё остались и их древние вожди. – Их древние вожди здесь или же за Морем. Или в Чертогах Мёртвых. Кстати, как раз у Мандоса – их больше всего. – Видимо, не все. – Ну и зачем они тогда сдались? Разве в Белерианде мало своих квенди? Тхурингветиль лениво потянулась всем телом. – Но не таких. Это праотцы и праматери нынешних королей синдар и нолдор. Их великая тайна. – И потому Север хочет их заполучить? – Ты обнаруживаешь интерес, сердце моё? – Тхури извернулась, заглядывая ему в глаза. – Да, мне любопытно, – ровно ответил он. – Как долго продлится твой поход в те дальние края и как долго я тебя тогда не увижу… Она улыбнулась и потянулась выше. – Это ещё не скоро… Тхури коснулась его губ своими, сначала нежным поцелуем, лёгким, будто прикосновение цветка, потом куда более страстным и колким. Он ощутил на своих губах знакомый вкус мёда и металла. Тхури вдруг отстранилась, заглянула в его глаза. – Дашь мне с собой в дорогу одну из твоих служанок? – спросила она, облизывая губы. – М-м-м. Но зачем тебе? – Женщине одной сложно в дороге. И нет, только не предлагай мне взять с собой твоих орков. А ведь это было бы куда разумнее. Если принять во внимание опасность мест, куда она направлялась. – Я полагал, ты собралась в разведку. – Да. Именно. И путешествующая в одиночку женщина может вызвать большее подозрение. А вот две женщины, спасающиеся от войны, – госпожа в чёрном платье – будто бы вдова, и её верная служанка, разделившая с ней горе и тяготы пути, везде будут приняты куда более радушно. «Разумно. Но и не совсем». – Верная служанка? Это запуганная-то рабыня Саурона с Волчьего острова? – Не беспокойся, сердце моё. Я сумею её приручить. – Тебе проще нанять себе не столь запуганную прислугу в любой разорённой деревне. Есть среди них и те, кто охотно служат Северу. Они к тому же неплохо знают местность и обычаи. Она удивлённо подалась вперёд, видимо не ожидая услышать отказа своей просьбе. – Но почему нет? – Это мои слуги и служанки, Тхури. Я их приручил. Жёны моих сотников – гарантия их преданности. Другие рабыни – уже обещанный дар некоторым моим верным слугам. – Оркам?! – воскликнула она. – Ты готов отдать женщину своим оркам, но не мне? Майрон поморщился. – Моим слугам. Как дар за верность. Не хмурь брови, Тхури. Тебе проще будет найти себе спутницу в людских деревнях, чем мне – подходящую служанку среди прогоняемого на Север сброда. Я не желаю есть подгорелый хлеб и пить кислое вино, носить одежду, сшитую не по размеру. Я отобрал себе служанок и сейчас доволен ими. – А ты изменился, – проговорила Тхурингветиль, словно сама не веря. – Пусть Он правит в Ангбанде, но здесь я – властелин. Они долго смотрели друг на друга пристально, безотрывно. Тхури отвела первая глаза, с неожиданной нежностью потёрлась щекой о его плечо. – Прости меня. Хорошо. Не будем же из-за этого ссориться, – она замолчала и снова прильнула к его груди. Он не сумел полностью прочитать её чувств – лишь несколько... сомнение. И озадаченность. Видимо, он задремал, продолжая обнимать разнежившуюся женщину, и вздрогнул сквозь сон, разом просыпаясь. В постели он был один. За окном стояли сумерки, но он чуял, как по ту сторону стен медленно подкрадывается утро – запоздалый туманный рассвет. Тхурингветиль рядом не было, однако комнату она покинула совсем недавно, быть может незадолго перед его пробуждением. Простыни ещё хранили на себе сладкий запах её волос. Майрон сел на кровати и прислушался, мысленно потянулся к крепости. Сонная жизнь внутри лишь только оживала, заполняла несуетливым движением лестницы и коридоры. Но на дозорах уже бодро перекликались сторожа, со двора доносились далёкие голоса сменяющих друг друга командиров. Он поднялся с кровати, обнажённый прошёл к окну, вдохнул воздух, пахнущий речной сыростью и кострами. Что-то вынудило его обернуться, настороженно наклонить голову. Нет, не показалось. До острого слуха донёсся тонкий, исполненный страданья стон или плач. «Тхурингветиль поранилась?» Он бросился прочь из своих покоев в соседние, где и была поселена и проживала все эти дни тёмная майэ. Перед распахнутой настежь дверью он замешкался лишь на секунду – по полу было рассыпано чистое, сложенное стопками постельное бельё. У стены валялась раздавленная сильным ударом соломенная корзина. Первое, на что упал его взгляд, едва он ворвался в комнату – чёрный плащ Тхури, накрывший своими длинными полами ковёр на полу… будто распростёртые крылья огромной птицы… или летучей мыши. Капюшон Тхурингветиль был откинут, длинные густые волосы свободно спадали с плеч, закрывая её голову, стелясь по полу. Она стояла на коленях, низко склонившись над кем-то, чьё тело крепко прижимала к полу обеими руками. Снова раздался полный муки стон. В одно мгновение Майрон оказался рядом и, схватив Тхурингветиль за талию, силой оторвал её от жертвы. Майэ зло вскрикнула, забилась, резко запрокинула голову назад, её пальцы с острыми когтями царапнули Майрона по руке. С заляпанного кровью ковра, рыдая от боли и ужаса, метнулась молодая служанка в разорванном окровавленном платье. Майрон заметил струйки алой крови, стекавшие из свежих ран на её плечах. Успел заметить и другие раны – уже почти зажившие отметины от укусов на шее и на маленьких грудях. Служанка отползла к стене и скорчилась там; жалким и отчаянным жестом скомкала разодранный в клочья лиф платья, прикрываясь руками. Её загнанный взгляд невидяще полоснул по комнате, и вдруг она внезапно сорвалась с места, мышью проскользнула в распахнутую дверь и бросилась бежать. По каменным плитам коридора зазвучал топот бегущих босых ног, а на косяке у двери остался размазанный алый след от маленькой руки. – Да как ты смеешь! – Тхурингветиль рванулась из его крепкой хватки с невиданной силой, неожиданной даже для майэ, но он её удержал, схватил за ворот платья и без малейшей жалости отшвырнул к стене. Прежде, чем Тхурингветиль успела вывернуться, её удержала за горло крепкая рука. Она отчаянно забилась, вцепилась пальцами в запястье той безжалостной руки, но вместо мягкой кожи её когти заскребли по равнодушному золоту браслета. В сером сумраке туманного рассвета острыми и хищными виделись преобразившиеся черты её лица: совершенно чёрные, без белков, глаза, бледная кожа без единой кровинки, лишь багровеют на ней ставшие видимыми четыре тонких полосы, пересекающие висок, скулу и щёку справа. С губ женщины по подбородку и по шее на грудь стекали уже подсыхающие тёмные подтёки крови. Майрон отвернулся, но взгляд тотчас упал на запачканный кровью пол. Как это знакомо! Сколько безвестных пленников в тюрьмах Ангбанда закрыли так глаза, чтобы больше не проснуться на изгвазданных тряпках, служивших им скудной постелью. – Моя прекрасная Тхурингветиль… – заговорил он голосом, в котором сейчас слышался грозный рокот подземных недр. Она впилась в него гневным взглядом, кривя губы в презрительной усмешке, но проиграла в этом поединке. Каков бы ответ себе она не разглядела в его пылающих огнём глазах, это заставило её вздрогнуть в страхе. Глаза женщины расширились, в них взметнулась паника, лицо разом утратило свои хищные черты. – Пусти, – выдавила она, слабея в его хватке и безнадёжно скребя ногтями. – Майрон! Пусти! Неужто ж ты пожалел эту девчонку? Он разжал и медленно опустил руку: страшный, голый, с разметавшимися по плечам длинными волосами и горящим, будто угли, взглядом. Тхурингветиль отшатнулась. Она сумела устоять, прижавшись спиной к стене и тяжело дыша. – Я пожалел своё гостеприимство. Которое, вы, вижу, недорого оцениваете. Даже моя женщина… Майэ вдруг рассмеялась хриплым неприятным смехом. – Твоя? – Ну, видимо, больше нет, – находиться здесь он не желал ни минутой дольше. Майрон ногой откинул с пути сломанную корзину и вышел прочь, бросив: – У тебя только час на сборы, Тхури. А потом ты отправишься по этим своим делам. Он возвратился в свои покинутые, остывшие покои, собрал в хвост волосы, рывком надел нижнюю рубашку, тунику, потянулся за штанами. Майрон заканчивал натягивать сапоги, когда в дверях возникла Тхури. За короткое время она успела почти полностью привести себя в порядок – гладко причёсанные волосы убраны назад, лицо и шея совершенно чисты, а длинный чёрный плащ надёжно прячет под собой запятнанный корсаж и скомканное платье. – Ты знал, какова я есть! – Ну, разумеется, знал, – Майрон подошёл к окну, отодвинул занавеску, подал знак дежурному во дворе. – И ты принимал меня такой все эти годы! – О да, как и в те тёмные года безумия, когда ты спускалась за своей добычей в мою подземную темницу, – он обернулся к ней. – Я это тоже помню. Но времена изменились. Тебе недоставало моей силы и покровительства? Поэтому ты решила бросить мне вызов? Тхурингветиль нахмурилась в гневе. – И что же дальше? Ты так и прогонишь меня из-за пустяка? – Ты отправляешься по своим делам, или я не прав? – он улыбнулся одними краешками губ. – Потом вернёшься в Северную Крепость со своим докладом. По истечении его Моргот, видимо, найдёт мне новую посланницу. – Майрон! По коридору послышались торопливые шаги, в дверях возник стражник в полном облачении. – Мой господин? – Да, я тебя звал, – кивнул Майрон. – Срочно соберите отряд из урух-хай и будьте готовы выступать немедля. Леди Тхурингветиль спешно покидает нас через час. Вашей задачей будет проводить её до границ Ущелья Сириона. Убедитесь, что она безопасно и без проволочек покинет наши пределы. Тхурингветиль разгневанно стиснула зубы, но промолчала. Резко развернувшись, она выбежала из комнаты так стремительно, что сотник едва успел убраться прочь с её пути. В ближайшем коридоре Майрон остановил первую же спешащую по делам служанку и приказал разыскать в крепости раненую рабыню и поручить её лекарю. Женщина лишь коротко кивнула и убежала так поспешно, будто за ней по пятам гнался разъярённый волколак. Тхурингветиль покинула Минас Тирит и Тол-Сирион спустя ровно час. Прощания не было. С дозорной галереи Майрон проводил взглядом отъезжающий с моста отряд. Посвежевший ветер с севера трепал капюшон и плащ ехавшей во главе отряда не согбенной гордой фигуры. Возможно, в следующую их встречу опять прольётся кровь. У одного из них. Или у обоих. В любом случае, Тхурингветиль затаила в сердце смертную обиду. И прежде скрытый враг станет теперь врагом явным. Хотя и действовать будет исподволь. А, может быть, она вернётся со слезами и сладкими речами. И кто знает, как всё ещё сложится: возможно, он и будет вынужден её простить. В этот день вместо рутинных дел он заперся в главной кузнице крепости. Так за любимым занятием, мысли текли ровней и становились ясными. Ему было о чём поразмыслить на досуге. Хотя бы о вновь вернувшемся неприятном ощущении, с недавних пор поселившемся где-то внутри, у сердца. О смутном предчувствии, что без возможности иного выбора он уже неотвратимо свернул на предначертанный прямой путь, который вьётся дальше без развилок и приведёт его к неизбежному концу.