Тарталетки

Чимин так громко кричит, что Чонгук просыпается из-за этого звука, растревоженный и медленно идущий по коридору в ту сторону, откуда теперь доносятся всхлипы. — Юнги-я… — протяжно тянет Чимин, и, открыв дверь, Чонгук понимает, в чём дело, склоняя голову на бок и изучая их позу. Хён сидит на полу перед кроватью, поперёк которой лежит Пак, раскинув руки и вцепившись в простынь. Его ноги закинуты на плечи Юнги, что интенсивно трахает пальцами, посасывая головку. Силуэт грудной клетки Чимина отчётливо виден, вздымающийся от частых, быстрых вдохов, и когда он замирает — хён выпускает член изо рта, не давая оргазму случиться. — Эта песня хороша, начинай сначала, — Юнги смеётся и кусает за подрагивающее бедро. — Это наказание? — интересуется макнэ. — О, Боже. Мы сейчас всех перебудим. Чимин стирает дорожки слёз, пролившихся по вискам к ушам, шмыгает носом. Приоткрывает губы, целуя наклонившегося к нему Чонгука — у его губ солёный вкус. Тэхён приподнимает одеяло и втискивается между Намджуном и Джином, локтями завоёвывая себе больше места. — В чём дело? — хрипло спрашивает Сокджин, обнимая. Большой и тёплый, как и Намджун, обвивающий руками сзади. С ними уютно и безопасно. — Там какая-то пыточная, и Хоби-хён ушёл за Гуком. — Пыточная? — Тшшш… Сейчас снова будет. Чимин жалобно вскрикивает сразу после сочного шлепка, эхом разносящегося по общежитию. — Ну, а мы всё сделаем по-другому, да, Тэхён-а? Чонгук немножко ревнует, потому что его не позвали хотя бы посмотреть. Он обиженно сопит, пожирая взглядом распухшие, покрасневшие губы Юнги, натянутые на члене. Чимин может быть тихим, и если он сейчас абсолютно не сдержан, значит, это происходит уже давно, и жалко, что макнэ не застал начала. Хосок обнимает его за талию, потираясь носом о шею, что помогает не расцвести ревности полностью и усиливает напряжение в шортах. — Хоби-хён, я хочу… — Да? Что ты хочешь, малыш? — Заняться сексом раньше, чем они. — Это тоже секс, — возражает Юнги и дует на головку. — Ну конечно, — усмехается Хосок, снимая с себя одежду. — Я не знаю, — вздыхает Тэхён. — Я не знаю, что выбрать. Вы оба трахнете мои бёдра? Или я буду дрочить вам, пока вы дрочите мне? — Тигрёнок, как тебе будет угодно, но, пожалуйста, выбирай слова. — Сокджинни любит, когда всё красиво, — хмыкает Намджун. — Ласкай его, трогай так, как хочешь, чтобы я потрогал тебя. — Я вам что, кукла, на которой надо показывать? — Тебе понравится, Сокджинни. Тэхён нежно целует в щёку, в то время как пальцы Намджуна скользят по его волосам. Юнги лениво водит языком у основания, держа ягодицы на весу и сжимая их, царапая ногтями. Где-то сбоку поторопившийся Чонгук, стоя на четвереньках, вздрагивает, и Хосок массирует ему поясницу. — Я в порядке, Хоби, давай. — Юнги… — тихо зовёт Чимин, протягивая руку. Ещё чуть-чуть, осталось немножечко, с совокупляющейся парой неподалёку в этой же комнате, взирающих на них как на порно в реальном времени, подождать ещё, и… Юнги легонько целует в центр ладони. Намджуну не очень удобно отслеживать каждый жест Тэхёна, и он позволяет себе импровизировать, тем более что игру с зеркальными прикосновениями подхватывает сам Сокджин, и они щипают c Тэ сначала правые соски, потом левые, улыбаются и трутся носами… У Намджуна две чудесные куколки, он прикусывает их поочерёдно за губы и тянет за резинки пижамных штанов. — Ох, Господи, — стонет Хосок, вбиваясь в Чонгука активнее, когда Юнги, наконец, проникает в Чимина. Тот рыдает, крепко обнимая всеми конечностями, и нашёптывает без остановки что-то на ухо… — Люблю. Люблю. Я люблю тебя. Вот оно, то самое. Наконец-то. Юнги не меньше измучен и перевозбуждён, но ему было нужно это. Признание. Потому что Чимин — милый, игривый, флиртующий напропалую, давал познать своё тело, радостно вписавшись в полиаморные отношения и затевая весёлые оргии на семерых, лез в трусы и обещал, что его на всех хватит… Подставлял щёки, задницу, сладким голосом говорил о том, как любит каждого, безраздельно. И не было причин ему не верить, вот только Юнги чувствовал, как сам ломается каждый раз, разбивается и склеивает себя по кусочкам. Видел застывшую тоску в глазах, между ними копилось невысказанное, секс становился пыткой, когда одного или другого забирали из объятий друг друга и пускали по кругу. Добровольная жертва, лежать под кем-то другим, видеть, слышать, и мечтать обладать всего одним — безраздельно. Чимин затихает, покачиваясь в медленном ритме. Они плотно прижаты, и на лице Юнги тоже слёзы.