Перезагрузка

Как ни странно, ее разбитое состояние идет ей на пользу: Кити выходит практически такой, какой она и должна была быть, и Женя думает, что, наверное, она внутренне ликует, но только думает, потому что чувствовать ликование она все еще не может. - Что-то случилось, да? – в перерыве спрашивает у нее Саша, помогая открыть бутылку с водой, - я, конечно, не бог весть какой знаток всей этой женской психологии, но у тебя оно прям написано на лбу. Если не хочешь, можешь не говорить, конечно, но если хочешь – я всегда тут. Женя думает, что Саша чуткий, и это просто удивительно, она не знает настолько чуткий и при этом мягких мужчин, Саша, должно быть, самый уютный человек на свете, самый понимающий и сочувствующий. Лесе действительно повезло. Так Женя учится различать грани чуткости и понимания, грани комфорта, потому что Настя сказала, что ей тоже повезло, и это так, но… Это совсем разное везение. Женя не хочет озвучивать эти мысли даже мысленно, потому что ее пугает то, что они означают, но тем не менее, она не может отрицать: к ней проявляют чуткость и понимание, ее, фактически, видят насквозь, и ей безумно, невероятно, ненормально легко и комфортно во всем этом, когда она отпускает поводья, и откидывается назад. Ей нравится плыть по этому течению, потому что она знает, что оно не навредит ей, оно обойдется с ней бережно, «так всегда обходятся с девочками мужчины, это природа» Ей нравится плыть по этому течению, и это пугает ее, потому что она не может понять, помогает ли ей это обрести себя, или она окончательно себя теряет, растворяясь в чужом шуме, в чужом сиянии, которое порой затмевает ее собственное так естественно, как день сменяет ночь. Саша не такой, и Лесе повезло иначе. Саша греет, не затмевая, он словно огромный плюшевый медведь, в которого можно зарыться, вернувшись домой усталой и разбитой; он не лезет внутрь, не вскрывает нарывы, он просто гладит по плечу. Женя не знает, что из этого безопаснее в перспективе, но сейчас она ловит себя на мысли, что все в этой жизни было бы проще, если бы она смогла встретить своего Сашу, и влюбиться в него, как было бы хорошо, будь она другой, будь все вокруг – другим, и люди, и обстоятельства. Женя думает, что она на самом деле слишком свыклась с необходимостью все время держать оборону, и теперь любая перспектива расслабиться кажется ей концом света. - Не то чтобы случилось, - говорит она, натягивая дежурную улыбку, - просто сейчас столько событий, и я, на самом деле, не успеваю за ними. Мне кажется у меня в жизни никогда не происходило столько всего, даже ну, знаешь… Во время соревнований. Тогда все было просто и понятно, был четкий план действий, а сейчас я сама не знаю, куда и зачем иду, и это напрягает… Мне не нравится это. Не знать. Я хочу, я должна знать. Неопределенность напрягает. - С одной стороны да, - тут же соглашается Саша, и Женя думает, что это очень приятно – когда с тобой соглашаются, - с другой… Это столько перспектив, Жень! Особенно у тебя. Особенно сейчас. Вся жизнь впереди, столько дорог, ну ты чего? Смотри на это под другим углом, как на новый этап. - Ты вроде говоришь то, что я и сама знаю, но все равно, становится легче, - смеется Женя, и она почти не врет, потому что на какое-то мгновение ей действительно становится легче. Саша улыбается ей, и аккуратно, очень тепло обнимает за плечи, не позволяя себе ничего лишнего, эти объятия подбадривают, заряжают, и Женя позволяет себе расслабиться, ровно на минуту, а когда они возвращаются к тренировке, на нее вдруг накатывает какое-то странное ощущение чужого присутствия, чужих глаз. Женя окидывает взглядом каток, но не видит никого нового, и ненадолго успокаивается, но ощущения возвращаются, стоит ей выйти со льда. До прогона номера у нее остается еще около сорока минут, и она планирует отдышаться, привести мысли в порядок и разработать план действий, когда в поле ее зрения попадает знакомая светлая макушка, и еще одна, смутно-знакомая, тоже светлая. Девушка из персонала выглядит интересной, она кажется чуть старше его, и может, даже старше самой Жени, но это явно не мешает ей стоять слишком близко, слишком вальяжно опираться о стену, слишком широко улыбаться, слишком масляно смотреть. Женя не слышит разговора, потому что стоит далеко, но Женя чувствует вайб, и этот вайб заставляет ее напрячься. Женя знает, что должна сделать вид, будто ее здесь нет, и пройти мимо, и Женя почти собирается с силами, чтобы сделать это, но что-то внутри нее мешает, и она делает ровно противоположное. - Привет! – громко и чересчур радостно здоровается она, - а когда ты приехал? Чего не зашел поздороваться? В ожидании ответа Женя замирает, потому что что-то внутри нее подсказывает: она уже знает ответ, и сейчас ей не понравится то, что она услышит, но то, что она слышит, нравится ей еще меньше, чем то, что она могла предположить. - Марина, – коротко мазнув по ней взглядом, обращается он к девушке, - я тогда тебе напишу, и мы порешаем что, как и когда. Будет охуенно! Марина быстро кивает, и ее улыбка становится настолько сладкой, что Женя начинает всерьез опасаться, как бы сахарный диабет не развился у нее прямо здесь и сейчас; коротко касается ладонью его груди, в знак прощания, и убегает куда-то, махнув напоследок светлым хвостом. Женя делает глубокий вдох, и медленный, медленный выдох, Женя сгребает себя в кулак, Женя держится молодцом, и Женя ничего не спрашивает, как не спросила бы на ее месте любая уважающая себя, уверенная в себе сильная девушка. Потому что они друг другу никто. Это не ее дело. Ей все равно. - Привет, - наконец одаривают ее вниманием, - с час назад. Около того. Но вы были заняты, я решил вас не отвлекать. Извини, мне надо идти. - Куда? – против воли вспыхивает Женя, - у нас тренировка, вообще-то. И вчера тебе не помешало то, что мы были заняты… - Это что, - кисло говорит он, - допрос? У нас тренировка через полчаса. Пока я свободен. Ты тоже. Сердце внутри сжимается от обиды, и Женя быстро моргает, приходя в себя, готовясь выдать настоящую тираду, но он разворачивается и уходит, а она не может выдавить ни слова ему вслед. Это выглядит как сюр, это очередное выступление, и Жене делается по-настоящему, физически плохо, она внезапно снова ощущает себя очередным земным воплощением несчастной Карениной, и от этого становится только хуже; Женя словно застывает изнутри, всю ее сковывает льдом. - Ты чего? – спрашивает ее подоспевший Саша, - чего тут стоишь, такая… Жень? Жень, что случилось? Это не смешно. Женя медленно, через силу разгоняя туман перед глазами, качает головой, и растягивает губы в улыбке. - Задумалась, - говорит она, - я… Да. Даня приехал, и не зашел. Странно. - Зашел, - пожимает плечами Саша, - вообще зашел, и сразу вышел. Я видел, но не стал тебе говорить, думал, он забыл чего, да и какая разница, все равно бы вы пересеклись… Погоди, он тебе что-то сказал? Жень? - Ничего, - нервно хмыкает Женя, - ничего нового. На самом деле все в порядке, я пойду, хорошо? - Хорошо, - соглашается Саша, и Женя снова думает, что Лесе удивительно повезло. Или не повезло совсем. *** Женя думает, что ей кажется, что она сама себя накручивает, выдумывает, но когда он в очередной раз разворачивает ее резким рывком, как тряпичную куклу, со всей силы вдавливая пальцы ей под ребра, она не может сдержать стона. - Больно! – срывается она, - ты опять? Что такое? Ты делаешь мне больно, аккуратнее, пожалуйста! Он поджимает губы, но ничего не отвечает, и Женя снова пытается успокоить себя мыслью о том, что не может знать всего, у него вполне могут быть какие-то свои неприятности, поэтому и настроение… …настроение у него прекрасное, когда он говорит с Авербухом, он активно жестикулирует, Макс хохочет, пытаясь дать ему подзатыльник, а Женя смотрит на все это словно из-за стекла, и не может понять, что произошло. - Ты можешь поговорить со мной, - просит она, и повинуясь какому-то внутреннему порыву берет его за руку, переплетая пальцы, - что случилось? На что ты злишься? - А почему, - пристально глядя на нее, говорит он, - тебя это вообще беспокоит? У тебя в жизни от этого что-то поменялось? Подруги, друзья… - Саша сказал, - перебивает Женя, и от волнения крепче сжимает его ладонь, - что ты зашел и вышел. Почему я как дура стою тут и распинаюсь перед тобой? Почему ты прямо не можешь сказать? - Я сказал, - бросает он, и резко расплывается в кривой улыбке, - еще вчера сказал тебе, что мне не нравится, и на что я злюсь. Можешь пообжиматься с ним еще, если тебя это успокоит, и… - Ты больной, - решительно говорит Женя, - ты точно больной! Ты будешь ревновать к Саше? Серьезно? К Саше, который женат? К Саше, чья жена ждет ребенка? К Саше, которому в голову не придет, что на меня можно смотреть как на девушку? Он хмыкает – как-то очень ядовито, и этот звук разом обесценивает всю ее тираду. - Саша, - ехидно говорит он, наклоняясь ближе к ней, и заглядывая в лицо, - не перестал быть мужиком, если ты не заметила, дааа. Чего ему не придет в голову? Ты бредишь? - Это ты, - тяжело сглатывая, говорит Женя, - это ты бредишь. А с Авербухом я могу общаться? Или он тоже смотрит на меня, истекая слюной? Как ни странно, за 21 год жизни никто особенно не воспылал желанием. И если честно, я сама не совсем понимаю, почему ты… - Потому что ты очень хорошо прятала это, - говорит он, и от его взгляда глаза в глаза Жене снова становится жарко, - я нашел. Я люблю искать. И теперь это видят все. Ты знаешь, как выглядишь? Ты читала комменты под последним номером? - Нет. - Почитай. Узнаешь много нового. Он может быть сто раз женат, похуй. Он держит тебя за задницу. У человека, который держит тебя за задницу, не может не встать. - Он относится ко мне как… - Я тоже, - снова криво усмехается он, - в интервью говорю, что как к подруге. Что еще? Ты будешь верить всему, что говорят? Возможно, он не планирует ничего такого. Но я… - Но ты больной, - снова повторяет Женя, и закрывает глаза, чтобы не смотреть на него, потому что это невыносимо, - на голову. - Ну да, - хмыкает он где-то в районе ее уха, - это я тоже сказал. - Кто такая Марина? – на волне адреналина, выпаливает Женя, - еще одна блондинка? Тебе такие нравятся, да? - Какие? - Такие, - упорно повторяет Женя, - девочки. Не как я. - А ты? – говорит он, - Какая ты? - Не знаю, - не открывая глаз, мотает головой Женя, - я смотрю на себя будто глазами двоих. Твоими глазами. И своими глазами. И я вижу разное. Как будто я – это два непохожих человека. Так кто такая Марина? - Никто, - смеются ей в ухо, - просто еще одна… Эта фраза режет слух, и Женя моментально вспоминает Диану, ее оленьи глаза, и горькое: «Мы встречались у него в комнате», от этой фразы в горле собирается ком. - Давай, - говорит она, - давай еще пару прогонов. И по домам. У нас завтра премьера, а мне еще нужно подумать над Кити, она у меня какая-то не такая, и они мне не скажут, никто не скажет, так и будут смотреть в глаза и врать… - По домам, - уточняет он, и Женя, наконец, открывает глаза, чтобы встретиться с ним взглядом, - ты что-то решила? - Что? – вспыхивает Женя, - что? Нет! Просто это слишком, этого слишком много, пойми меня, пожалуйста, я уже схожу с ума, со мной никогда не было такого, у меня реакции… - Реакции, - сухо повторяет он, и вдруг, крепче перехватывая ее руку, ладонью прижимает к своему паху, - вот это – реакция. - Пусти, - моментально покрываясь алыми пятнами, выпаливает Женя, - нас увидят, пусти, мы не одни, я не хочу… С последним она лукавит, потому что проклятое тело поддается подначке моментально, и от этого снова становится жутко; Женя чувствует, как сердце учащает ритм, как пересыхает во рту, как сбивается дыхание, как спазмом скручивает промежность, Женя по инерции сжимает пальцы, и видя, как меняется его взгляд, заполошно облизывает губы. - Что, - не отрывая от нее волчьего, совершенно дикого взгляда, зло бросает он, - реакция? Ты очень быстрая, Женечка. И у тебя все написано на лбу. Женя кивает, хлопает глазами, и наверное, она уже готова на все прямо здесь и сейчас, но он резко отталкивает ее ладонь, и четко проговаривает: - Вот теперь, я думаю, можно сворачиваться. По домам. Завтра сложный день… - Что, - начинает Женя, и тут же осекается, понимая, как легко ее развели, как просто, как дважды два, - ты… - Я, - улыбается он, - ты кого-то еще видишь? Нет? Тогда я пойду переодеваться. Тебе надо отдыхать и вживаться в роль, забыла?