Перезагрузка

Исследовательский интерес просыпается в Жене постепенно, а наружу выбирается еще медленнее, однако он, все же, выбирается, по мере того как в ней угасают остатки стеснения. Когда они возвращаются в отель, мысль уже сидит у нее в голове, и она не ждет слишком долго, чтобы ее озвучить, потому что иначе это состояние можно спугнуть. - Ты спрашивал меня про моего бывшего и нашу интимную жизнь, - с места в карьер начинает она, с видом абсолютной уверенности садясь на кровать напротив него, - а я не спрашивала про твою бывшую. Ну и… Это все… - Что, - исподлобья глядя на нее, говорит он, - все? - Я видела какие-то куски, - говорит пиво в Жене, - с какого-то шоу, где вы в машине, и… У нее там спрашивают всякое, а она не отвечает, а я… Я с тех пор думаю, и вот. Я не сказала бы тебе, если бы мы в этом плане не обсуждали меня, а раз мы обсуждали меня, то можем и тебя обсудить, и… - Что-то конкретное, да? – говорит он, и все-таки ухмыляется, - то, что услышала там? - Да, - уверенно кивает Женя, - то, что услышала. И мне интересно, я… - Ты? - Я лучше? – выпаливает Женя, на несколько мгновений забывая моргать, и в упор глядя на него, - кто вообще лучше, я или она? Она соврала бы, если бы сказала что эта мысль не мучила ее все это время, не проедала ей мозг изо дня в день, соврала бы, что не сравнивала себя с другим человеком, с человеком, которого даже не знает лично, а она не хочет врать, тем более, она не хочет, чтобы врали ей, и поэтому… - Вы разные, - зависая на секунду, говорит он, - прям, знаешь… Очень. Там было какое-то воспитание, типа, это нельзя, то нельзя, не как вот у тебя, потому что у тебя, ну, просто не было, а именно идея. Как должно быть, а как нет. Просто когда к человеку есть чувства, на это подзабиваешь, и тебя как будто бы устраивает то что у него свои взгляды, и желания другие, это как… притирка? - Компромисс, - подсказывает Женя, и он кивает. - Да, оно. Поэтому были вещи, которые она вроде как готова была делать, но именно готова. Потому что так надо. То есть вроде как бы и нельзя, но при этом надо. - Я поняла, - быстро говорит Женя, опуская лицо, и чувствует, как кровь приливает к лицу, этот разговор почему-то кажется ей одним из самых интимных, что происходили между ними, несмотря даже на то, что чаще они говорили о куда более прямых и откровенных вещах, - у меня был какой-то похожий страх, но немного по-другому, я как раз не считала, что должна, я как раз считала, что не должна, что это как-то неправильно, такое хотеть, но я… все равно хотела. А ты думал как-то по-другому, да? Ты поэтому тогда мне сказал, что если я делаю… не помню, как ты точно сказал, но суть та же… Если я делаю одолжение, то я должна засунуть его себе в… - Ага, - просто говорит он, - поэтому. - Я бы не смогла, наверное, - внимательно рассматривая свои ногти, говорит Женя, - сделать что-то, чего не хочу. По принуждению, или так, да, из одолжения. Но вот поэтому я и думала, что я какая-то ненормальная, и это… Про шлюху тоже, потому что мне это лезет в голову, а другие от таких разговоров плачут, и я, наверное, как-то… Как будто я долго игнорировала какую-то важную часть себя, она жила у меня глубоко внутри, а я не позволяла ей вырваться наружу из-за своих предрассудков, и пыталась оттолкнуть тебя, когда она начала все-таки вырываться… - Посмотри на меня. - Нет. - Посмотри. - Нет, - говорит Женя, и коротко хмыкает, - я сегодня выпила не так много. А сказала уже слишком. У тебя компромат на меня на девять жизней. - Какой ужас, - хмыкает он, - что, придется встречаться еще в восьми? И напоминать тебе, что у меня компромат. Отдам только за глубокий минет… - Да ты… - вскидывается Женя, и все-таки смотрит на него, - ты опять все сводишь к этому! - Потому что ты сама говоришь об этом. Опять. И это круто. Женя качает головой, и пытается растянуть губы в улыбке, но не может; ее внезапно перетряхивает от нового прилива возбуждения, и она неосознанно ерзает, чтобы скрыть дискомфорт: признавать, что эти разговоры, что его слова ее завели, она все еще не готова. - Что, - словно подтверждая ее правоту, выдает он, - потекла? Иди сюда, давай… Женя внезапно злится, и эта злость становится катализатором, она выпускает наружу бесов, которые все это время смущенно сидели внутри, опасаясь выбраться наружу, опасаясь показаться нелепыми и неприкаянными, но теперь терять им нечего, как и Жене. Поэтому Женя говорит: - Нет. Ты иди сюда. Говорить, конечно, проще чем делать, а бравады в этом больше, чем реальной решимости, и Женя в какой-то момент очень благодарна ему за то, что ее порыв не высмеивают вместе с ее малоопытностью, потому что местами это действительно крайне неловко – стаскивать одежду с другого человека, это наталкивает ее на мысли как много во всех их отношениях он делал сам, фактически на автомате, не задумываясь, как много мелочей она сбросила со своих плеч, чтобы вздохнуть, наконец, спокойно, и даже не заметила этого, потому что это произошло так естественно, так легко… - Аккуратно, - ржет он, путаясь головой в вороте худи, - задушишь меня нахер, роковая женщина… - Не задушу, - бубнит Женя, отбрасывая ненужную вещь в сторону, - я… вообще… знаю, что делаю… - Да, - соглашается он, - да знаешь, знаешь. Давай я сам, ты затянешь узел, и я буду жить в этих штанах всю эту жизнь… Раздеваться самой внезапно тоже оказывается непривычным, особенно при ярком электрическом свете, и Женя сначала ловит кринж, а потом ловит кайф, потому что знает, что ее рассматривают, видит, как именно ее рассматривают, и это придает уверенности в своих силах. - Ложись, - уверенно говорит Женя, и это, конечно, снова звучит блядски смешно, потому что это выходит слишком серьезно, как будто она настолько не уверена, что не может это отключить, и сама признает, - хорошо, это не сексуально, да? Я не сексуальна, я… - Ага, - усмехается он, и перехватывая ее руку, жестко прижимает ладонь куда нужно, - вообще нет, прям совсем… Женя вспыхивает сильнее прежнего, и хочет подумать, хочет проанализировать, хочет вызвать своего внутреннего мудака, но не может, поэтому вслух произносит чудовищное: - На мосту стояли трое: он, она и у него? - Бляяяяя, - прыскает он, и все-таки сам заваливает ее на себя, - это что, юмор из одноклассников для мамаш? Какая вы серьезная, Евгения! - Я серьезная? – искренне обижается Женя, - я серьезная? Да я, я, я сейчас… На самом деле, она толком и не знает, что она будет делать, ей как-то обухом по голове прилетает мысль, что на самом деле она никогда не делала вообще ничего, кроме пары попыток, все всегда делали за нее, для нее, и это круто, и это закономерная позиция, но она хочет – искренне хочет – проявить себя, показать, что она тоже кое-что может, - Ты чего, - верно истолковывая ее заминку, говорит он, - испугалась? Посмотри на меня. - Не испугалась, - дергается Женя, поднимая взгляд, - я просто думаю… - Ну вот, а нахуй? Не надо ничего думать, просто делай что хочешь, как хочешь… Давай, вперед, - криво усмехается он, жестом указывая куда-то вниз, - все твое. И Женя делает, что хочет. На самом деле, Женя хочет очень и очень много, она действительно понимает это только в процессе, первым делом привычно прижимаясь губами к шее слева, пальцами крепче обычного впиваясь ему в плечи, словно стараясь удержать на месте, и неожиданно для себя вслух урчит, прогибаясь в спине, словно кошка, призывно выставляя задницу; она не хочет признаваться себе в том, что знает о наличии сзади зеркала, и знает, насколько хорошо он сейчас видит все, она не хочет, но признается, и ее моментально обдает жаром, и это еще одна охуенная деталь в список охуенных деталей во время секса. На какую-то долю секунды в ее голове снова проносится мысль о том, что это как-то слишком, что это неприлично, но она не хочет ее думать, она хочет думать другую, жуткую и нехарактерную для прежней версии ее. - Я тоже хочу сожрать тебя, - отираясь ноющими сосками о его торс, шепчет Женя, - я так хочу, что у меня в голове постоянно всякая херня, я иногда спать не могу, у меня точно поехала крыша, это какой-то пиздец… Говорить ей непросто – поначалу, но вскоре Жене действительно начинает казаться, что так намного проще, что выплескивая свои мысли она отвлекается от своих действий, прекращает зацикливаться на мнимой неправильности происходящего, и полностью расслабляется, наконец. В какой-то момент Женя чувствует его руку у себя в волосах, чувствует легкое давление, и нелегкий уже прилив странной гордости, она, кажется, начинает понимать, что расшевелила его, что делает все верно, Женя запальчиво оглаживает ладонями чужой живот, цепляя кожу ногтями, и снова почти мурчит, ощущая, как под пальцами проступает рельеф, Женя жмурится, и трется носом, прослеживает путь своих ладоней языком, и слышит то, чего все это время на подсознательном уровне и добивалась – тяжелый хриплый стон. Женя снова вспыхивает, но на этот раз не от стыда, ее с ног до головы прошивает ощущение собственной значимости, здесь и сейчас оно откровенно напоминает простое вожделение, а может, это оно и есть – ей уже не так важно, она просто хочет закрепить результат и усилить его, как истинная перфекционистка, поэтому она повторяет маневр: целует, лижет, прихватывает кожу зубами, отчаянно игнорируя давление руки в волосах, направляющее ее ниже, она так увлекается этим, что собственное возбуждение временно отходит на второй план, она будто всем телом впитывает чужое, и самодовольно хмыкает, когда он нервно дергается под ней, и хват в волосах становится крепче, настойчивее, сквозь шум крови в ушах Женя слышит отборный мат и новый, еще более долгий стон, уколом отдающийся у нее между ног, щекочущий, раздражающий, похожий на пытку. - Давай уже, - рявкает он, - ты издеваешься? - Тебе же нравится, что я издеваюсь, - тон в тон выдает Женя, моментально зеркаля его собственные разговоры, - тебя это… - Я сейчас, - больно дергая ее за волосы, говорит он, и Женя почему-то плохо узнает его голос, - я… Договорить он не успевает, потому что Женя не хочет портить момент, и идет ва-банк, снова, как в первый раз, на вдохе насаживаясь на член ртом, а затем – горлом, расслабляясь настолько, насколько возможно, до моментально выступивших на глазах слез, Женя даже сглатывает, как читала на форуме, и чувствует, как рука в ее волосах тоже медленно расслабляется, выдавая с головой все реакции владельца. В первые несколько раз она срывается на это бездумно, однако теперь все иначе, теперь, наверное, Женя впервые не испытывает стыда за свои действия, его нет совсем, ни капли, и от этого сносит крышу. Теперь Женя действительно делает все, что хотела, она по-настоящему сосет – эта мысль тоже делает ее гордой, она буквально готова взорваться от этого, но она не взрывается, она просто помогает себе рукой, широко и жадно вылизывает ствол, прикрывая глаза, чтобы не видеть, как на нее смотрят, потому что она слишком хочет видеть, потому что она все равно будто видит, даже сквозь опущенные веки, Женя пачкает его слюной, и тут же трется щекой, создавая ужасный беспорядок, Женя концентрируется только на этом, и в момент, когда он отводит, наконец, взгляд, откидывая голову на подушки, лупит по постели кулаком, снова срываясь с мата на стон и обратно, Женя чувствует себя всесильной. Это даже не мысль, это именно ощущение, пронизывающее ее от корней волос и до кончиков пальцев ног, и Женя глотает, не раздумывая, пару секунд перед этим перекатывая на языке горьковатый терпкий вкус, демонстративно – то ли для него, то ли для себя – облизывая губы, ее ведет так, будто она снова выпила, она пытается восстановить дыхание, и тянется к нему, она чувствует тяжелые ладони на своей спине, и ей кажется, это апофеоз всего на свете, их голые мокрые сплетенные тела в каком-то отеле у черта на куличках, и это опять какая-то слишком поэтичная херня для человека, который только что делал то, что делала она, для человека, который все еще чувствует во рту вкус спермы… Женя думает эту мысль снова и снова и довольно улыбается, Женя успевает еще подумать о том, что никогда, наверное, до этого момента, он не думал о том, что она может быть такой, что она может… Женя погружается в свои мысли настолько, что пропускает момент, когда он восстанавливает дыхание, открывает глаза, и переворачивает ее, прижимая сверху, Женя визжит, именно визжит, потому что это полная неожиданность, потому что она рассчитывала вывести его из равновесия и найти в этом повод для гордости, но… - Сейчас, - говорит он прямо ей в губы, и Женя замирает, сильнее упираясь пятками в постель, чтобы хоть как-то заземлиться, - я буду издеваться. - Ты же… - запоздало догоняя, лепечет Женя, натыкаясь на жуткую, нахальную усмешку. - Что я же? – говорит он буквально по слогам, каждое слово выдыхая ей в губы, - кончил тебе в рот? А ты все проглотила, как хорошая… - Перестань… - Девочка, - договаривает он, больно сжимая грудь, и чуть касаясь губами ее губ, спускается ниже, - сейчас поиздеваюсь, и кончу в тебя. А ты будешь терпеть, потому что ты это любишь, потому что это твое место, блять, да, малышка? Все возвращается на круги своя, и Женя, трясясь от возбуждения, быстро кивает, говорит ему что-то, но что – забывает спустя секунду, теперь уже сама откидываясь на подушки и разводя ноги, она жмурится до желтых пятен, чувствуя на себе, в себе, в самом нежном месте своего тела жадный умелый язык, и всхлипывает, она кусает себя за запястье, потому что это слишком сильно, от этого судорогой сводит бедра и жаром простреливает стопы, она пытается закрыться, уйти от настойчивых прикосновений, до нее вдруг остро и четко доходит, насколько мокрой она ему досталась, и от этого грудь стягивает новым обручем из стыда и кайфа, и Женя не сдерживается, Женя практически орет, почти как он несколькими минутами ранее, охаживая ладонями многострадальную постель, Жене кажется, что если он сейчас не оставит ее в покое, она просто умрет прямо здесь, но это, наверное, было бы слишком легко, вселенная не приготовила для нее такого исхода. - Пожалуйста, - ноет она, - хватит, пожалуйста, я не могу больше, я… - Терпи, - чуть отрываясь, бросает он, и Женю снова окатывает обидным, каким-то нездоровым удовольствием, ниже пояса она вся превращается в оголенный нерв, и хуже всего – он прекрасно это понимает, а еще он настолько искренне увлечен, что это даже пугает, Жене кажется, она никогда не привыкнет к этому, к осознанию того, что она может вызывать такое влечение, что это может быть не сухой комплимент, воспевание надуманных достоинств, а такое желание – какое-то нездоровое, сродни животному… Женя до боли прикусывает руку, и мотает головой, когда он явно намеренно прикусывает, и тут же горячо давит языком, зализывая чувствительную кожу, Женя чувствует, как отчаянно, почти больно сокращаются ее мышцы, когда ее все-таки накрывает оргазм, и Женя не знает, молиться ей о прекращении всего этого, или о продолжении, но он, очевидно, решает за нее, подбираясь выше. - Я устала, - проверяя почву, шепчет Женя, испытывая странные смешанные чувства из-за того что в ее ответе одновременно перемешивается и правда, и ложь, - у меня там все горит, ну Дань, ну я не смогу больше… - Давай еще раз, - шепчут ей на ухо, и воспаленное сознание Жени рождает странный образ черта на плече, - давай, малыш, ты же помнишь, только сначала тяжело, потом растрахаешься, будет в сто раз круче, ну, давай, я так хочу, ты же тоже хочешь, ты… - Пожалуйста, - против собственной воли выдыхает Женя, и тут же распахивает глаза, в ужасе понимая, что сказала, что он снова ухмыляется, потому что снова добился своего, что если бы она знала, что все будет так, она бы… - Все что хочешь, - наглым котом щурится он, сладко втискиваясь в податливое, только и ждущее тело, и Женя понимает, что хуже того, что она проиграла, только то, что она, кажется, рада этому.