Большая дымящаяся куча драбблов — Genshin Impact

      Ближе к концу лета — началу осени листва в столице приобретает не красный, а удивительный пурпурный оттенок, плавным градиентом переходящий в серый. Тома прожил на острове Наруками треть жизни и нередко, по долгу службы, наведывался в Иназуму, но так и не привык к тому, что зимы и лета тут как будто нет совсем, весна и осень сменяют друг друга по кругу, образуя сырое, меланхоличное, но живописное, такое целостное время года.       — Вас давно не было, Тома, — отмечает Кодзуэ.       Тома отряхивает зонт от тонны дождя и улыбается дежурно-вежливой улыбкой. Не так давно они виделись каждый день несколько раз в день, и теперь она больше с ним не здоровается — все добрые дни, добрые утра и добрые ночи давным-давно слились для них в одно время дня.       Сколько времени прошло?       — С того момента, как стало возможно выходить на улицу, на меня вдруг свалились тысячи дел. Ха-ха.       — Понимаю, — опустив глаза, говорит Кодзуэ. — Может быть, хотите переждать дождь у нас?       — Он скоро закончится, — быстро отвечает Тома.       Может, даже чересчур быстро.       Кодзуэ, такая же дежурно-вежливая, как он сам, вежливо не заостряет на этом внимания. Говорит иначе:       — Сегодня у нас в гостях госпожа Камисато. Возможно, вы хотите с ней поздороваться, прежде чем идти дальше по своим… делам.       — Поздороваюсь, — миролюбиво соглашается Тома.       Аяка, в конце концов, не виновата, что её верный слуга нынче терпеть не может чайные дома — и кто знает, насколько долго это ещё будет с ним твориться. Во время охоты на Глаза бога он провёл в чайном доме почти два месяца. Наверняка провёл бы ещё, если бы Эфир не вмешался.       Аяка знает это. Она часто приходила — два, три раза в неделю; большего от неё он ждать не смел. Часы, проведённые с ней, тогда становились минутами, хотя просто так, в заключении, часы растягивались на годы.       Аяка знает много о том, что тогда происходило у него в душе. Поэтому, увидев Тому здесь, смотрит на него круглыми глазами поверх старой книги, будто призрак матери своей увидела.       Тома, заразившись удивлением, кланяется ей, ровно как положено по этикету. Аяка немного горько смеётся:       — С прошлого раза тут появилось два новых сорта чая. Я заказала один и тут ещё осталось, но, кажется, ливень ещё долго будет.       — Закажем второй, — легко пожимает плечами Тома. — И десерты. Есть немного хочется.       Кроткое, испуганное выражение появляется на лице госпожи Камисато снова.       Наконец она берёт себя в руки.       — Я думала, что ты не придёшь уже никогда.       Тома ещё раз пожимает плечами.       Его рука по привычке соскальзывает под столешницу. Он проводит пальцем по обратной стороне. Пыль с его последнего визита уже успела накопиться, но не очень много.       — Ты неисправим, — Аяка прячет лицо за веером, но он слышит по голосу, как она улыбается.       На улице неторопливо темнеет. Плотный осенний дождь замерзает и становится мокрым снегом. Редкий гость в царстве неизменности.