Can't learn to tell the truth until you learn to lie

22 мая 3019 года Третьей эпохи. Минас Тирит Митрандир выслушал Фродо с великим вниманием, согласившись с хоббитом в том, что эльф Ламтур и Маглор — это одно и то же лицо. Это открытие внесло беспорядок в стройный ход размышлений о причинах неприязни нолдо к потомкам Исилдура. — Если наш противник так долго был среди людей, не могло ли это стать поводом для ненависти? — Теоден задумчиво посмотрел на мага. — За столько лет многое могло случиться… К тому же эльфы известны своей гордостью. — Могло быть и так. Правду мы узнаем разве что от него самого. Но это не отменяет того, что Маглор собирает вокруг себя армию, и удар его нацелен и на Гондор, и на Рохан. За нападениями дунландцев стоял именно он. Арагорн курил с задумчивым видом, предпочитая просто слушать. Открытие Фродо смутило его, и теперь Следопыту требовалось все обдумать. Будучи мальчишкой, он часто слышал в доме Элронда сказания и баллады о древних днях. Глорфиндел с легкой грустью вспоминал холодные рассветы Линдона, изредка пел о Гондолине, рассыпавшем солнечные блики в рассветных лучах. Эрестор, рожденный уже в Средиземье, предпочитал сказания о древней славе нолдор, в которых они сражались против Моргота. Все, что он знал об эльфах-изгнанниках, сейчас никоим образом не помогало разобраться в мотивах и намерениях Маглора. Эльф преследовал определенную цель, но взаимосвязи с Клятвой или же проклятием Валар в его действиях не прослеживалось. От размышлений Арагорна отвлекло появление Майрона. Он вошел в комнату, пропустив вперед себя Эовин. На руках майа держал большого серого кота. Вероятнее всего, это был тот самый кот, которого частенько подкармливал Фарамир, остальные хвостатые в этих местах не позволяли к себе прикасаться. «Прошу прощения, мы не помешаем», лениво проговорил майа, передавая котяру Эовин. Девушка присела на любезно пододвинутый к ней стул, Майрон привычно облокотился на стену. — У тебя есть какие-то соображения? — недружелюбно поинтересовался у него Митрандир, после того, как Фродо кратко повторил свой рассказ. — Позволю предположить, что есть, — Майрон коротко улыбнулся, напомнив кота. Арагорн бы не удивился, что легенды о Тевильдо, короле всех кошек, пошли именно от Владыки Мордора. — Все дело в Клятве. — И каким же образом обещание вернуть Сильмарили связано с его нынешними делами и службой королям Арнора? — Боромир опередил Митрандира, который, похоже, намеревался задать тот же вопрос. — Посудите сами: в Средиземье оказались семь видящих камней, созданных Феанором. Камень Элостириона, насколько мне известно, связан лишь с Тол Эрессеа, после падения Арнора он оказался, скорее всего, в Серебристых Гаванях. Такое сокровище может представлять ценность разве что Корабелу. Камень Осгилиата, самый главный из семи, утопили в Андуине во время Распри Родичей, когда король-узурпатор и его сыновья удирали в Умбар. Камни Амон-Сула и Аннуминаса утопил Арведуи, пытаясь спастись от армии Ангмара. Тот, что хранился в Минас Итиле, сейчас у меня. Палантир Минас Анора должен быть в городе, Денетор изредка им пользовался. Остается седьмой — тот, что был в Ортханке у Сарумана. Итого, из семи осталось лишь четыре камня. Главный утерян, а ведь только он мог связываться со всеми камнями. — Погодите! — Боромир удивленно посмотрел на Митрандира, догадавшись, к чему клонит Майрон. — Он хочет собрать оставшиеся видящие камни, чтобы с их помощью добраться до Сильмарилей? Верно? — Если он не повредился рассудком, то иного логичного объяснения я не вижу. По большей части палантиры достаточно большие, чтобы легко и незаметно унести камень, к тому же их нужно правильно установить. В Арноре были камни Аннуминаса и Амон-Сула, поэтому он и торчал столько лет при королях. — Распря Родичей началась в 1432 году, Амон-Сул пал в 1409, — заметил молчавший до этого Фарамир. — Он служил королям Артедайна, когда был утерян палантир Осгилиата. А когда в заливе Форохел пал Арведуи, он поспешил в Белфалас, потому что назгулы готовили нападение на Минас Итиль. Фродо потерял нить рассуждений еще в самом начале. Хоббиты мало знали о событиях древних дней, а уж видящие камни и вовсе были для него почти что легендой. Бильбо упоминал однажды палантиры, но это было очень давно. С другой стороны, ему нравилось чувствовать себя причастным к решению этой загадки. Похоже, даже Гендальф не догадывался, что Майрон знает так много о Камнях и истории Арнора и Гондора. Когда дошли до обсуждения нападений Маглора на Ортханк, Арагорн сообщил, что забрал с собой камень, хранившийся у Сарумана. Бывший глава Белого Совета об этом не знал. ∞ 22 мая 3019 года Третьей эпохи. Лориэн Маглор вернулся на свой талан, обдумывая произошедшее за два дня, проведенные в Лориэне. В Золотом лесу происходило странное — будто бы само время замерло здесь, и дни сменялись ночами лишь по привычке, чтобы эльфы могли полюбоваться восходом и закатом. От гордой и насмешливой Артанис — девочки с золотыми косами, не осталось и следа, а холодная и величественная Владычица Галадриэль немного пугала. Маглор был очарован лесным колдовством и, одновременно, чувствовал себя запертым в клетке, из которой не выбраться в одиночку. Все тропинки здесь подчинялись воле Владычицы, и пожелай он уйти без позволения, — ни одна, даже самая узенькая дорожка, не вывела бы его на опушку. Эллерондо прошлым вечером отбыл куда-то в компании своей дочери, даже не посчитав нужным попрощаться. Маглор бы соврал, скажи он, что Арвен его не очаровала. В ней не было холодной отстраненности Галадриэли и надменного превосходства Келеборна, хотя в ее жилах текла кровь их дочери. День близился к закату. Золотая листва сияла в солнечных лучах мягким светом. Птичьи трели сливались с веселыми напевами молодых эльфов, а воздух наполнился нездешним пряным ароматом. Он уже слышал его раньше — и не мог вспомнить, где. Спустившись с талана, он поспешил к обители Владык. Маглор мечтал покинуть лес, пока его чары полностью не одурманили разум. Но стражи, стоявшие у подножия огромного мэллорна, лишь указали ему на узкую тропинку, терявшуюся в густой заросли орешника. Галадриэль стояла на каменном помосте, вглядываясь в ровную гладь холодной воды в большой чаше. Она медленно, словно бы неохотно, повернулась к Маглору, едва склонив голову в приветствии. — Ты пришел поговорить, — ей не требовалось задавать вопросы, так как все ответы она знала заранее. — Да, — Маглор ответил неожиданно хриплым голосом. — Я достаточно погостил в твоем лесу, а теперь мне пора. — Твоя дорога привела тебя сюда неспроста. Но время покинуть Лориэн для тебя еще не настало. — Я не нуждаюсь в твоем позволении, дорогая Артанис, — нечаянная робость в один миг сменилась гневом. — Ты в моей стране, и лишь Владыки Лориэна будут решать, когда ты сможешь уйти. Ты останешься здесь до тех пор, пока мы не позволим тебе покинуть Золотой Лес. Маглор смотрел на прекрасную Владычицу, облаченную в белоснежные одежды, и в его памяти воскресали давно забытые образы. Вот уже шепот деревьев сменился шелестом волн, зеленый травяной ковер стал белым песком, а за отмелью показались высокие белые шпили Альквалондэ. Маглор замер, не веря своим глазам — в тени скал сидел Инголдо, его золотые волосы рассыпаны по плечам, рубаха распростерта на камнях рядом с ним. На кипенно-белой ткани горкой лежали раковины с жемчугом, а сам Инголдо задорно смеялся, искоса поглядывая на остроносую морскую майэ из свиты Ульмо. Вот кузен и его веселая собеседница заметили Макалаурэ и позвали его к себе, приглашая спеть им и сыграть на лютне. Майэ вынырнула из воды и раскинулась на песке, состроив забавную мордочку. «Сыграй, и я принесу тебе черного жемчуга!»… «Спой, и я одарю тебя самоцветами, которых ты никогда не видел!»