Can't learn to tell the truth until you learn to lie

2 июля 3019 года Третьей эпохи. Врата Рохана Мерри и Пиппин с тоской оглядывались на пройденный не так давно мост у Бродов Изена. Даже знакомый с детства полноводный Брендивайн не был таким могучим и шумным. Страна коневодов осталась позади, а перед отрядом расстилалась пыльная дорога, которой, казалось, не будет конца. Пиппин тяжело вздохнул и покосился на Фродо и Сэма: им не довелось ранее побывать в Рохане, и теперь друзья выглядели излишне задумчивыми. Быть может, так на них повлиял вид бескрайних полей, а быть может, — дорога, ведущая к дому. Даже для бесшабашного заводилы, Перегрина Тука, их приключение становилось слишком утомительным, а что говорить о старине Сэме? Благодаря Майрону, хоббитам не пришлось трястись в седле довеском к всаднику: майа приказал доставить в Минас-Тирит из Мордора каких-то горных пони, как их прозвал Мерри, и теперь и полурослики, и Гимли пользовались относительной свободой передвижения. Лохматый и миролюбивый Молот, доставшийся Пиппину, воспылал особенной любовью к статной вороной трехлетке Кхамула, так что четверка хоббитов окружила назгула своеобразным почетным караулом. К их удивлению, последний оказался интересным рассказчиком, развлекавшим полуросликов легендами и сказаниями своей страны. Духи камней и деревьев, о которых поведал им Кхамул, изредка помогали людям (и как тут не вспомнить о хозяине Бомбадиле?!), но чаще заводили в глушь заплутавших путников и губили целые народы. Народы востока долгое время не знали вина, и каждый праздник подносили своим духам заколотых молодых барашков и бочонки с пивом. Похоже, что духи Востока были реальными. Они изредка снисходили до общения с избранными — шаманами, иногда могли и «выпить» его досуха. На удивленные взгляды хоббитов назгул добавил, что досуха — это до последней капли крови, когда на теле ни одной даже самой маленькой ранки, а крови в этом теле ни капли. И только Майрону удалось совладать с духами, лишь поэтому народы Востока признали его своим повелителем. — Элронд из Имладриса в чем-то прав: искать Маглора можно от границ Гондора в Белых Горах до Самых Ангмарских Гор, от Туманных Гор до самых Гаваней. Если ты хочешь не дать ему дойти до царства Корабела, то бессмысленно тащиться по тракту отрядом в полторы сотни. Хочешь ты, или нет, но без моей помощи тебе не обойтись. — И как же ты собираешься его искать, как ты сам выразился, «от Туманных Гор до самых Гаваней»? — Митрандир ворчал скорее по привычке. Поля Рохана действовали на него умиротворяюще, а рассказ Кхамула заинтересовал и увлек. — Духи камней и деревьев найдут его для нас. Эльфы тоже умеют с ними разговаривать, но не каждый дух ответит эльфу. Некоторые слишком одичали, а мне с такими дело иметь не впервой. — Предположим, они его найдут. Но нам все равно надо спешить к Гаваням. У Кирдана не только палантир, но и корабли. На самом деле, эльфов там не так уж и много, да и, сам понимаешь, корабельных дел мастера могут оказаться не готовы ко встрече с армией людей, идущих убивать. Боромир смотрел вдаль, туда, где серая лента тракта сливалась с небом. Эльфы там, или орки, ничего хорошего Гондору ни от тех, ни от других ожидать не стоило. Где-то там, далеко на северо-западе, лежали земли Арнора. Потерянные нуменорцами в кровопролитных сражениях, дикие и заброшенные, когда-нибудь они должны вновь наполниться жизнью. Странно было смотреть на холодного и отстраненного Элдариона, нуменорца по крови и духу, ставшего погибелью для целого народа Арнора. — О чем думаешь? Ты когда-нибудь бывал в тех краях? — Руменна не обращала внимания на недовольные взгляды гондорского воина. — Нет, не приходилось. Мы сражались на восточной границе. — Расскажи о Белом Городе. О своем городе он мог говорить часами. Гордые шпили башен, сияющие белокаменные стены и широкие улицы — Минас-Тирит очаровывал, пленил, заколдовывал. Если бы Боромиру не случилось оказаться в эльфийском Имладрисе, Белый Город так и остался бы единственным местом во всем Средиземье, в которое воин был влюблен. Девица перестала бесить еще во время перехода через горы. Она не жаловалась на дорожные тяготы, помогала хоббитам, выступала посредником между мордорскими подручными Майрона и дружинниками из Дол Амрота. Имея за спиной такую незыблемую и непробиваемую стену, как Властелин Мордора и трое назгулов, Руменна не спешила натравливать их на рискнувших отпустить не самые приятные шуточки в ее адрес. — Расскажи о себе. Мне приходилось бывать в Этринге, город я знаю неплохо. Так что давай о тебе. — А что я? Отец в дружине был у лорда, пока его младший брат трактир держал. Я тогда маленькая была, когда отец умер. Мы тогда в Калембеле жили. А потом мама в Этринг вернулась, дядя от горячки помер, и трактир на нас с ней остался. Мне лет десять было. Потом у матери новый муж появился, у них сын родился. Я работала в трактире, и на кухне, и в зале… Какая теперь разница?! Отчим сразу сказал, что все потом брату моему отойдет. А меня замуж выдать хотели, чтобы под ногами лишний раз не путалась. — Почему выдать? Ты могла бы отказаться, если бы не хотела. — Отказаться? Ты шутишь? Хочешь сказать, в столице кто-то мог бы преспокойно взять в жены девку из трактира?! Отчим несколько раз норовил меня подложить под кого побогаче, чуть ли не силком в комнату один раз оттащить хотел. Не вышло, но слухи обо мне ходили разные. Было бы так все легко и просто, стала бы я с первым встречным уходить? — А почему ты согласилась с Майроном пойти? — Он даже не попытался залезть ко мне под юбку. После смерти отца во мне человека никто толком не видел. Для матери — лишний рот кормить, для отчима — бесполезный груз. А тут непростой гость из столичных, а говорил нормально. А потом, когда я с вами пойти решила, спокойно к Элдариону отправил за лошадью и вещами, не высчитывая долги. Впервые за долгое время Боромир, сын Денетора, вспомнил, что у него есть совесть. До этого у него были долг, доблесть, воинская честь. А вот угрызения совести оставались где-то в прошлом, там, где они с Фарамиром учителям мышей в карманы подкладывали или заливали чернилами свои же неудачные письменные работы. Но после общения с Руменной совесть решила о себе напомнить. Когда-то давно отец хотел поступить с ним так же, женив на чьей-то высокородной дочери. Боромир, которому отец позволял практически все и которого готовил к тому, чтобы стать его преемником, оказался совершенно не готов к тому, что Денетор будет против его брака с дочерью вассала Имрахиля. Казалось бы, какая разница, из какого рода будет его жена, ведь за три тысячи лет от нуменорской крови почти ничего не осталось? Но нет, Денетор не мог позволить своему идеальному сыну сорваться с поводка и самому решать свою судьбу. — В твоем сердце тоска, — Владычица Лориэна подошла совершенно неслышно. — Я допустил большую ошибку в прошлом. — Пока ты жив, все можно исправить. Пока мы не покинули эти берега, все в наших руках. — А вы? Галадриэли из Золотого Леса есть, о чем жалеть? — Не пытайся играть на моем поле, воин. Я родилась в Благословенном Краю, когда Великие Древа еще не погасли. Я последовала за Первым Домом нолдор, прошла через льды Хэлкараксэ, видела могущество и закат Белерианда. Мне есть, о чем жалеть, — и о содеянном, и о том, что не свершилось. Но я не жалею. Ответственность за сделанный когда-то выбор лежит на мне. — Простите, я не хотел вас обидеть. — Я знаю. Поэтому и говорю тебе сейчас: оставь прошлое прошлому, а сам живи дальше. Не для того, чтобы исправить, но для того, чтобы быть счастливым. Жизнь людей слишком быстротечна для сожалений. ∞ 3259 год Второй Эпохи. Нуменор После блаженного Тар-Палантира Ар-Фаразон производил куда более внушительное впечатление. Горделивый и властный, он требовал от подданных короны беспрекословного повиновения. Если бы не влияние близкого родича, Амандиля, новый король с удовольствием утопил бы Нуменор в крови, но лорд Андуниэ пока справлялся с излишней кровожадностью старого друга. — Элдарион, что ты скажешь по этому поводу? В Роменне неспокойно. Да и в Андуниэ, признаться, тоже. Фаразон пока что прислушивается ко мне, но с каждым разом его все сложнее удерживать от опрометчивых шагов. — Амандиль, что ты хочешь от меня услышать? В Умбаре тихо лишь моими стараниями, люди материка нас ненавидят, но нападать в открытую не рискуют, они умеют учиться на своих ошибках. Мордор уже давно продвинул свое влияние на юг, все по-старому. — Что ты думаешь об этих Людях Короля? — Жалкие ублюдки, получившие крохи власти. Поверь, ничего нового. — В целом, я с тобой согласен. Но то, что они творят… — А что творят? Грабят мелких торговцев под благовидным предлогом, девчонок цеплять пытаются. Что нового они делают, чтобы меня это удивило? — Ар-Фаразон начал охоту на Верных. — Не новость. Кстати, а как там наша дорогая королева Тар-Мириэль? Ах да, Ар-Зимрафель, конечно же! — А наша королева пока что тихо страдает, пока Ар-Фаразон всем руководит. Амандиль нравился Элдариону своей прямотой. В отличие от придворных лизоблюдов, он мог позволить себе говорить правду, язвить и дерзить даже самому королю, не опасаясь вспышки высочайшего гнева. Годы, проведенные в Умбаре, научили Элдариона ценить в людях честность и преданность своим убеждениям. Амандиль был именно таким — честным и принципиальным. А еще он был Верным. Где-то в далеких отголосках сознания еще сохранились воспоминания о детских годах в Роменне, о давних эльфийских легендах и сказаниях о Великом Кормчем. О Сауроне на острове ходило много баек, о нем рассказывали страшные истории. Сауроном пугали детей. Конечно же, Ар-Фаразон не мог пройти мимо того, кто одним своим существованием подвергал сомнению его собственное, Ар-Фаразона, величие. Король приказал строить флот и идти в поход против сил Мордора. Элдарион чувствовал, что привычное спокойное существование подходит к концу.